Такси! Такси!

ПРИЗВАНИЕ

Среди бела дня у шофера волоколамской конторы Заготзерно Николая Александровича Пщелко угнали грузовик. Беда была не только в том, что кузов был полон тяжелых мешков, - в кабине оставалась крохотная девчушка: восьмилетняя дочь шофера Люся.

Шофер хватился сразу: увидел хвост своей машины где-то на шоссе. Как назло, поблизости не оказалось ни автомобиля, ни мотоцикла, чтобы броситься в погоню. Издали, однако, можно было увидеть, что грузовик остановился.

Что задумали угонщики? Скинуть мешки? Или случилась авария? Наконец, подоспела милицейская машина. Она быстро взяла шофера, прихватила молодого грузчика, который рвался сразиться с похитителями, и ринулась в погоню. Когда грузовик остановился, из милицейской машины выскочили сразу из четырех дверей. Преследователи бесстрашно подбежали к грузовику с обеих сторон, разом вскочили на обе подножки. И увидели… маленькую перепуганную девочку.

- Куда они делись? - спросили ее.

Девочка молчала. Один отец заметил, как она покраснела, и понял, что напрасно переполошил все вокруг, вызвал патрульную машину.

Водитель московского такси Л. Н. Александрова.

- Мешки целы? - спросили милиционеры.

Неприятностей у шофера не было: милиционеры громко расхохотались, узнав, что машину угнала девочка - Люся. Она сделала то, что делал папа, когда садился за руль, и машина понеслась.

Спустя тридцать лет «проказница» удивляется и не понимает, как ей удалось остановить грузовик. Выключила зажигание? Или, может быть, заехала в кювет? - теперь Людмила Николаевна Александрова не помнит.

Отец негодовал, обещал выпороть дома ремнем, а грузчик радовался:

- Да за что, Николай? Она у тебя шофером будет! Ай да Люся, ай да молодец!

Люся действительно стала шофером, хотя в ранней юности жизнь сложилась так, что она ушла из мира автомобилей, казалось, окончательно.

Отец со времени угона стал осмотрительней. По-прежнему часто брал дочь в рейс, но ключ не оставлял. Люся всеми правдами и неправдами добивалась того, чтобы отец посадил ее рядом с собой. То говорила, что боится оставаться дома, поскольку у нее серьезно осложнились отношения с соседскими мальчишками-хулиганами, то ей непременно надо быть у бабушки, и если ее не повезут на грузовике, она уедет сама автобусом.

В дороге отец забывал о цели поездки непрошеного пассажира, становился добрым: он понимал привязанность девочки к машине и только вздыхал, а иногда говорил вслух:

- Мне бы хоть одного сына… А у него было две дочери.

Тогда не всякая машина имела гараж. Машина, на которой работал отец, чаще всего ночевала под окном их дома, ее тут же и ремонтировали. У отца был прекрасный помощник для роли «подай-принеси». Люся вскоре уже знала детали по названиям и охотно подавала их отцу, заползшему под машину или копающемуся в моторе. И еще она научилась прекрасно ухаживать за машиной. Приносила таз с теплой водой и умывала ее, чистила.

Людмила Николаевна очень женственна, она стройна, у нее высокий голос, любит наряды. Да кто это говорит, что шоферское дело - дело только мужчин?

Чем больше помогала Люся отцу, тем больше у нее было шансов прокатиться с ним. Когда девочка училась в шестом классе, она робко попросила:

Кутузовский проспект. Триумфальная арка.

- Пап, научи меня ездить!

Она не рассчитывала на успех своей просьбы и была очень удивлена, когда отец согласился. Сначала Люся «сдала экзамен» на правила. Бойко ответила на все вопросы о знаках, сказала, что нужно сделать, если машина вливается из узкой боковой улочки на магистраль… Все это она узнала, будучи пассажиром. Кое-что она узнала и о вождении - что повернуть, включить, нажать, чтобы машина поехала или остановилась.

Однажды вечером они приехали на прямую асфальтовую дорогу, соединявшую два шоссе. Здесь редко ходили машины. Остановились. Поменялись местами. Отец посоветовал Люсе сесть на краешек - иначе она не достала бы до педали. Грузовые машины не приспособлены для того, чтобы водили их дети. Надо было что-нибудь положить на сиденье, чтобы доступнее оказался руль.

Первые уроки были не очень успешными, но последующие оказались удачнее: к тому времени отец пересел на старенький трофейный «Ситроен». Они его вдвоем отремонтировали, выходили, а потом Люся катала в нем отца. Ей казалось, что отец просто наслаждается ездой, сидит, отдыхая, и думает о чем-то постороннем, но когда возникало затруднение, он тут же приходил на помощь, и они ехали веселые, довольные друг другом.

И все-таки до профессии водителя было далеко. После школы Люся пошла на завод, стала клепальщицей. Но вышла замуж за шофера - все-таки больше всего ее манил автомобильный мир и все, что было к нему причастно.

Как-то мужу дали поручение съездить в Смоленск. А у Людмилы Николаевны как раз подоспел отпуск. Она отказалась от путевки в дом отдыха - лучше прокатиться! И она прокатилась на… грузовике ЗИЛ-130 с прицепом.

Ехали прекрасным и спокойным Минским шоссе. Дорога была пустой и безопасной. Муж, конечно, рисковал водительскими правами, но он все-таки то и дело уступал место за рулем жене. Она вела машину полпути туда и полпути обратно, вернулась в Москву радостной, возбужденной.

Никогда еще ей так ясно не представлялась ошибка, которую она совершила: конечно, нет ничего на свете лучше, чем профессия шофера. Радость движения, мелькание дороги, осторожность и смелость -. нет никакого сомнения, эта профессия для нее.

На заводе, где работала Людмила Николаевна, еще до ее отпуска вывесили объявление: вечерняя школа шоферов принимает учащихся. Вернувшись в Москву, Людмила пришла на завод.

- Уже из отпуска? - удивились подруги. Поди, объясни им, что пришла с заявлением, чтобы не опоздать на курсы. Она вовремя пришла. Половина отпуска ушла на занятия - днем читала книги, конспекты и считала, что это отдых, а вечером шла на курсы.

Все давалось ей очень легко. Мужчины морщили лбы, разбирая схемы, запоминая названия, а Людмила Николаевна быстро обнаруживала, что все это она знает, все ей понятно по отдельности и теперь выстраивается в четкую ясную цепь. А потом была практика.

Инструктор был удивлен:

- У вас, наверное, любительские права? Людмила Николаевна смеялась и, не отвлекаясь от руля, не поворачивая голову к собеседнику, качала ею:

- Нет!

Она очень хорошо сдала экзамены. Водила, как заправский шофер - спокойно и держала руки с той профессиональной ленцой и уверенностью, как это делают только бывалые шоферы. И сидела свободно, без напряжения. Команды выполняла без суеты, с достоинством и, конечно, превосходно ответила на все теоретические вопросы, которые обязан знать водитель.

Получив права, рассчиталась на заводе и пришла на Тушинскую автобазу.

Общительная и живая Людмила Николаевна, оставив на заводе подруг, скучала по ним и пользовалась каждым случаем подъедет к родному заводу, когда там кончалась смена. В машину набивались обрадованные женщины - она их везла к продовольственному магазину, они наполняли тяжелые сумки и легко, быстро прикатывали домой.

- Люсь, а не жалеешь, что ушла с завода? Прибавили зарплату, построили новый детский сад.

Людмила Николаевна не отвечала на вопрос подруг - зачем обижать или спорить, но выглядела счастливой и была действительно счастлива.

Ей очень нравились разговоры в кабине машины. Она была ее хозяйкой, радовалась, когда подруги изумлялись, как быстро они сегодня благодаря машине управились. Они встречались в домашней обстановке. Однажды засиделись и возвращались домой поздно на такси.

Людмила Николаевна ехала в такси, которым управляла женщина. Это был поразительный водитель. Она не гнала, не лукавила со светофором, делая вид, что не заметила, как погас зеленый свет. Всю длинную дорогу прошла ровно, красиво, и перед самым домом Людмила Николаевна со своей профессиональной наблюдательностью увидела старую зеленую «Волгу», которая на всех перекрестках вышмыгивала первой.

Зеленая «Волга» ничего не выгадала - ехали сейчас колесо в колесо со спокойным водителем-женщиной, которая, казалось, вовсе не спешила.

- Давно работаете? - спросила Людмила Николаевна, окинув взглядом водителя. За рулем была немолодая женщина, она сидела по-хозяйски, деловито. Людмила Николаевна, осмотревшись, поняла, почему ей так хорошо - в машине было отменно чисто, как в доме, где всегда порядок и где нет надобности в генеральной уборке, похожей на аврал. Только женщина может поддерживать такую светлую чистоту.

- Работаете без сменщика?

- А вы тоже водитель? - сообразила женщина за рулем, потому что вряд ли такой вопрос задаст человек другой профессии.

Они подъезжали к дому, и надо было разговаривать экономно:

- Интересно?

- Очень! Переходите к нам.

- А знаете, я давно мечтаю. Вот мы и приехали. Спасибо.

Пока рассчитывались, хозяйка машины повторила:

- Переходите, не пожалеете.

Как жаль все-таки, что Людмила Николаевна не запомнила номера машины! Вот бы встретить ту женщину, которая решила ее судьбу - решила всем своим видом, осанкой, сообразительностью. Людмила Николаевна точно знала, чего она хочет: возить людей, видеть их, помогать им, выглядеть вот такой деловитой хозяйкой такси и работать на ухоженной машине. Она решила пойти работать в таксомоторный парк.

С тех пор прошло восемь лет, и она пи разу не пожалела о принятом решении. Людмила Николаевна Александрова нашла свое счастье в работе, которую любит, которая каждый день дает ощущение полноценного существования.

Сколько тысяч километров пройдено! Помнится ей, как просто и уверенно села в машину с зеленым огоньком, еще не представляя себе, что за трудности поджидают ее впереди.

- Зря ты, Людмила, идешь в таксисты, - говорили знакомые шоферы. - Нет ничего труднее, чем работать с людьми. Будет болеть не спина, а голова…

Метромост.

Нет, голова не болела. Людмила Николаевна ничуть не устала в первую смену. Впрочем, на это она и рассчитывала. Одного не предусмотрела: оказывается, она совершенно не знала Москвы, хотя столько моталась по московским улицам! Первый же пассажир, он встретил ее у самых ворот, озадачил:

- Улица Савельева.

- А где это? - честно спросила она.

- Вы, таксист, не знаете? - удивился он, но так спешил, что не стал доискиваться до причин.

- Я первый день в такси. Но только не пугайтесь, за рулем давно.

- Ну уж, такая молодая и - «давно».

К счастью, в первый день в ее такси садились главным образом москвичи, которые знали, какими улицами их везти. А когда оказывались гости и называли незнакомое место, она честно признавалась:

- Представляю себе, где это, но боюсь, буду ехать окольными путями и вы заплатите лишнее. Я сегодня первый день в такси.

Люди не обижались! В тот первый день Людмила Николаевна поняла, что пассажиры могут оценить искренность, с ними не опасно быть искренней. Это даже сулит истинную награду: в конце концов, с их помощью Александрова быстро запомнила самые короткие дороги - изучила Москву до каждой улицы и знает ее теперь так основательно, как может знать ее только таксист.

Удивительно было другое: в первый же день Людмила Николаевна «привезла план»! В диспетчерской поразились. Там были одни женщины, они порадовались за новенькую: с мужчинами в первый день такое бывает редко. Дескать, женщины проворнее, и все идет у них правильнее.

Все восемь лет работы в такси Александрова слышит разговоры, в которых сравнивают работу женщин и мужчин, - особенно часто в рейсе. Почему-то всегда удивляются, что женщины-шоферы работают или не хуже мужчин, или даже лучше. Пора бы и перестать! В конце концов, именно в таксомоторном хозяйстве женщине трудиться особенно просто. Поставишь вечером машину в бокс, а наутро берешь ее снова исправной: без тебя, по одним лишь твоим указаниям, ей вернут силу, исправят малейшие недостатки.

И все-таки случается, что женщине-шоферу прощают то, что никогда бы не простили мужчине. В тот первый памятный день Людмила Николаевна, разворачиваясь у Сретенских ворот, вдруг ни с того ни с сего поехала против движения. Постовой милиционер даже не свистнул, так был удивлен происшедшим; он смотрел широко раскрытыми глазами на машину - нарушительницу правил, которая шла прямо к возмездию. Когда Александрова сообразила, что ошиблась, сбавила ход, но все-таки не стала убегать от наказания, медленно приближалась к милиционеру. Он иронически подбодрил ее:

- Давай, дорогая, давай! Рубль мне везешь? То есть, штраф…

И все-таки милиционер не оштрафовал. Был великодушен, простил. Даже не спросил: где, дескать, ваши права. Понял, что ошибся человек.

И еще - много спустя - был случай, когда она явно нарушила правила движения: в поздний вечерний час на пустом Комсомольском проспекте долго горело зеленое окошко светофора. Зеленый огонек был виден издалека, он все не кончался, и перед самой линией перехода вдруг исчез. Людмила Николаевна почему-то не сразу отреагировала на это, затормозила с опозданием - после перекрестка. Остановилась, вынула из сумочки три рубля и протянула подоспевшему к этому времени милиционеру.

- Три рубля? - посмотрел он на бумажку.

Наверное, он был тронут готовностью шофера к наказанию: виновница не спорила, не взывала к снисхождению.

- Знаешь что, вернись обратно и еще два раза проскочи на красный. Чтобы было ровно на три рубля. Нет у меня сдачи.

Милиционер был пожилой, лицо доброе. Пожилые инспектора вообще снисходительнее. Правда, по большей части говорят шоферу «ты», но не от высокомерия - отечески, и тогда это не обидно.

И все-таки по большей части регулировщики относятся к шоферам-женщинам сурово и требовательно, как к мужчинам. Иногда даже проявляют излишнюю придирчивость. Тогда Людмила Николаевна не молчит, не выслушивает покорно несправедливые поучения, как делают другие, готовые любой ценой, даже унижением, расположить к себе человека в форме. Она спорит, если чувствует свою правоту, смотрит прямо, зная, что нечего бояться: вела себя дисциплинированно, машина в полном порядке - иначе не села бы в нее, а спиртного не потребляет, слава богу, вообще не понимает вкуса в нем.

Первый месяц работы на такси казался сплошным нескончаемым праздником. «Никак не могла наработаться», - вспоминает она. Людмила Николаевна еще не могла привыкнуть к бесконечным переменам, которые происходили в ее автомобиле. Вот только что ехала в приподнятом настроении приодетая семья: родители и двое детей. Ехали, наверное, в гости. Дети жадно приникли к стеклам. Видно, нечасто ездят на машине и родители - вели себя степенно, просили разрешения открыть окно и тихо вели разговор, из которого она пыталась создать представление об их жизни, догадаться, куда едут они, ради чего.

Потом на то же место сел пожилой узбек. Он попросил:

- Покажи, дочка, Кремль.

И человек в тюбетейке приникал к окошку, оживленно оглядывался, если не успевал что-то рассмотреть.

Потом рядом с нею оказывался какой-либо неунывающий молодой москвич. Он знал все проезды, был разговорчив, в две минуты рассказывал всю свою жизнь и убегал, приветливо махнув с тротуара рукой и оставив в машине ощущение удачи и спешки.

Полная впечатлений, наблюдательная от природы, догадливая, Людмила постоянно рассказывала дома о событиях дня, о людях, которых видела и слушала.

Но были и огорчения. Случалось, что ее останавливали приветливо, входили, здороваясь, и вообще вели себя уважительно, но когда она говорила, что едет в парк («Видите, время вышло») и могла подвезти только попутчика, человек на глазах менялся, говорил что-то оскорбительное, со всей силой хлопал дверцей.

Вначале ей хотелось выбраться и поговорить по справедливости: в самом деле, что предосудительного в том, что она возвращается после работы в парк, едет даже с опозданием - стоит ли за это бранить ее и хлопать дверцей? Несколько раз она пробовала это делать, но разговора не получалось. Люди были озабочены, метались по мостовой: «Такси! Такси!» Им было не до бесед, и они раздражались еще больше.

Со временем Людмила Николаевна поняла поначалу неподдававшуюся разумению мысль: «Клиент всегда прав». В самом деле, какое дело человеку до того, что ты окончил работу, - он спешит, а ты напрасно манишь зеленым огоньком. Пусть никакого особенного дела у него нет, просто устал и хочет домой. Ну и что из того, что и тебе хочется скорее домой и поедешь не на машине, а простым автобусом? Раз ты обслуживаешь людей, будь терпеливее, старайся понять человека.

Удивительно, но работа в такси, которая углубила ее представление о жизни, сделала Людмилу Николаевну ровнее, мудрее. Она перестала вступать в перебранку с обидчиком, сдерживалась, старалась молча заглянуть в его глаза и, когда это удавалось, уезжала с уверенностью, что она сумела что-то человеку внушить.

Женщину, мать, ее огорчает несправедливость будущих пассажиров на стоянке, которые, ожидая такси, делают вид, что не замечают стоящих позади них детей с родителями. Она, подъезжая к стоянке, первым делом смотрит, не видно ли ребятишек. И, останавливаясь, объявляет:

- Машина детская. Вожу только пассажиров с детьми.

Люди понимают, что это шутка, и, усовестившись, безропотно отходят назад, пропускают детей. Даже отворяют им дверцу.

Детей Людмила Николаевна любит возить больше всего. Как-то ехал малыш, он сидел впереди, один, рядом с шофером, как полноправный пассажир, но почему-то не смотрел в окно.

- А где руль?

Людмила Николаевна, улыбаясь, показала. Мальчик сосредоточенно продолжал глядеть. Однако не на руль, а на нее.

- Хочешь потрогать руль?

Мальчик не ответил и все смотрел. Во взгляде его было недоумение, он поискал что-то позади, но не отца и мать - он не остановил на них своего строгого взгляда. И, наконец, спросил:

- А где шофер?

- Я шофер, - ответила Людмила Николаевна. Мальчик не поверил:

- А почему машина едет?

- Ах, вот ты о чем!

Мальчик тоже думал, что шофер - профессия исключительно мужская!

Людмила Николаевна не может спокойно видеть на ночных стоянках пассажиров с детьми. Конечно, она берет тогда только их, по сдержаться и промолчать не может. Загулялись родители, засиделись в гостях допоздна - видите ли, весело им было, а про ребят забыли. Теперь вот торопятся, норовят растолкать других - дескать, мы с детьми, по почему раньше о них не думали?

В таких случаях Людмила Николаевна при всей своей снисходительности все-таки высказывается. Этак намеком, издалека:

- Где же ты, мальчик, был? У тети? В гостях? Чего же ты так долго сидел там? Тебе уже давно, наверное, пора спать. Ах, как ты о себе не заботишься! Тебе только бы гулять.

Говорит она громко, и родители все понимают, начинают оправдываться, смущенно улыбаясь. Конечно, всех не перевоспитаешь - для этого в газетах надо писать, по телевидению показывать, но все-таки сот-ню-другую родителей пристыдила. Не может быть, чтобы разговор остался совсем бесполезным.

Разговоры в машине не умолкают. По большей части пассажиры затевают. Какие только секреты не раскрывают.

Села грустная женщина, сухо сказала: «Киевский». Ясно - вокзал. В зеркало, один только миг, поглядела на нее Людмила Николаевна, сразу все увидела: только что плакала - напудрилась, нарумянилась, чтобы не было заметно, да разве скроешь?

Наверное, женщина уловила взгляд, не выдержала, расплакалась, не жалея пудры и краски. Беда у нее. Свалилась нежданно-негаданно. Пятнадцать лет живут с мужем, двое детей подрастают. Никогда не подозревала супруга ни в чем. На одиннадцать лет старше - ему пятьдесят. Думала, уж ей-то беспокоиться не надо. А вот сейчас по почте письмо пришло из Днепропетровска. От совершенно незнакомого человека. Не анонимное - с обратным адресом. Муж женщины, которая связалась с ее мужем! Как снег на голову. Приглашает в Днепропетровск. Ее муж и жена этого человека отдыхают где-то вместе поблизости. Приглашает незнакомый человек приехать, накрыть их и все уладить… Вот едет сейчас за билетом, да толком не знает, на какой вокзал. Муж вечно ездит в командировку оттуда, да никогда не провожала. И не любил он, когда провожают, да и детей вечером нельзя бросать.

Людмила Николаевна была так удивлена готовностью к унижению, что остановила автомобиль:

- И вы поедете?

- А почему бы и нет? Может, у них еще недалеко зашло…

Наверное, ей не стоило вмешиваться, но она же не приставала с расспросами, не она же начала разговор.

- Я бы никогда этого не сделала! Как бы ни была несчастлива, виду не показала бы. Приехал бы, положила на коробочку с электробритвой письмо и - ни слова! Бреются теперь каждый день, письмо это сразу найдет. Пусть сам изворачивается. А если полюбил - так и вовсе ничем не поможешь.

Они все-таки поехали к Киевскому вокзалу. Долго ехали молча. Людмила Николаевна подвезла к кассам, остановилась. Женщина немного посидела, подумала, потом решительно заявила:

- Назад поедем. На Мироновскую улицу. Действительно, не надо устраивать скандала. И лучше всего показать твердость.

То, что женщины очень доверчивы с шофером-женщиной, это все-таки понятно, но почему так часто обращаются к ней за советом пассажиры-мужчины?

Ехал степенный, хорошо одетый человек со строгим лицом, большой портфель положил на колени, смотрел вперед, не мигая, и это означало, что он ничего не видит. Вдруг сказал:

- Десять лет жили. Ни разу не обидел. К своей собственной дочери относился бы хуже. И вот на тебе, здрасьте: «дядя». Всегда папой называла, а сегодня - «дядя». Три раза подряд сказала. Чтобы не подумал, что ошиблась.

Людмила Николаевна не знала, что сказать. Наверное, он все знает не меньше, чем она. Должно быть, ученый. Но перед такими обстоятельствами все одинаковы, равны… Ответила осторожно, боясь вмешаться в чужую жизнь, напортить:

- Детишки - сложный народ. Может быть, обойдется?

Пассажиры откровенничают, когда едут одни. Шоферу лучше, интереснее, когда машина полна. Продолжается начатый на тротуаре разговор, никому нет дела до шофера: сиди, веди машину да слушай. Иногда это очень интересно! Но иной раз - если едут одни мужчины - наоборот, еще труднее. Бестактно начинают говорить о ней, как будто в едущей машине нет шофера, как думал тот мальчик.

- Как ты думаешь, замужем ли наш шофер? - спросил как-то бородатый щеголь, обернувшись к своим попутчикам, сидевшим позади, словно она не слышала над своим ухом вопроса.

- А ты посмотри, на каком пальце кольцо, - раздалось из-за спины

- Я что-то кольца не вижу. Но такая яркая женщина не может быть одинокой.

Людмила Николаевна и глазом не повела, словно бы речь шла не о ней. Конечно, можно было на повороте хорошенько тряхнуть, но мстить?… Пассажиры продолжали задевать ее все настойчивее:

- Именно яркие, красивые женщины остаются одинокими. Они так требовательны!

- Товарищ водитель, а как думаете вы?

На это пришлось ответить. Она сделала это не сразу. Сказала ровно и медленно:

- Извините меня, пожалуйста, но у меня плохой слух.

Разговор прекратился. А при расчете обидчики дали три копейки лишнего, выскочили, не обращая внимания на ее протянутую руку, державшую сдачу. Тогда она тоже вышла из машины. И, хотя пассажиры находились уже среди компании, которая их поджидала, она приблизилась и громко сказала:

- У вас, наверное, тоже не все хорошо со слухом. Я говорю: вы оставили мне три копейки. Вот они.

Конечно, было глупо, но зачем люди так бесцеремонно задевают других! А главное, эти дорожные ухажеры так примитивны. Говорят одинаковые пошлости. Как часто, прочитав табличку с ее фамилией, именем, отчеством, приставали и наигранным, фальшивым голосом спрашивали:

- А почему нет номера домашнего телефона? Или еще бесцеремоннее:

- А почему не написано, замужем ли?

По большей части она никак не реагирует. Тогда ей задают второй вопрос:

- А почему вы не отвечаете?

- Извините, но я не разговариваю, потому что хочу вас довезти получше.

А между тем Людмила Николаевна любит поговорить с пассажиром - если отношения искренние и нет в них намека на флирт. Сама не затевает беседы, но живо и с достоинством включается в разговор, который с чистым сердцем затевает пассажир.

Иногда где-нибудь возле аэровокзала, на Ленинградском проспекте, или в центре города сядет человек и скажет:

- В Москве проездом. Час лишний у меня. Не больше. Покажите мне Москву!

И Людмила Николаевна сама выбирает маршрут, везет по любимым своим местам.

А случаются с приезжими хлопоты. Однажды вечером, когда пора было возвращаться в парк, сели к ней пожилые люди с чемоданами и попросили отвезти в Сокольники. Дорога от Ярославского вокзала недлинная - успеет свозить и вовремя вернуться. Да не тут-то было! Дом в Сокольниках не нашли. Пустая площадка вместо двухэтажного деревянного дома, в котором жили родственники пассажиров. В таком случае делается все очень просто: надо подъехать к киоску Мосгорсправки, а если поздно- - на Пушечную улицу, где помещается Центральное адресное бюро, и узнать, куда переехали люди из снесенного дома. На беду, старый дом сломали несколькими днями раньше, всех переселили в новые дома, но - куда, в какие? Даже Мосгорсправке не было об этом известно: пока люди обоснуются на новом месте, пропишутся там…

- Ну, что ж, - сказали пассажиры. - Плохо, но выход есть. Поедем к Иванниковым. Когда-то друзьями были - не прогонят.

А Иванниковы уехали отдыхать! Всей семьей. Об этом рассказали соседи.

- Ну, что ж, - не унывали пассажиры. - Здесь живет Марии Тимофеевны дочка. Прежней нашей соседки. И адрес имеется. Гостинцы от матери везем.

Поехали к дочке Марии Тимофеевны, а та в больнице - только накануне попала туда на срочную операцию.

Часа три ушло на разъезды, на расспросы. Гости приуныли: уже давно на улицах зажглись фонари.

- Может, в гостинице найдется место? Попробовали в одной. Там сказали: и не ищите!

Большое совещание открывается, мест нигде нет. Тогда веселым голосом сказала Людмила Николаевна:

- Ну, что ж, тогда поедем ко мне.

Сказала весело, а сама всю дорогу прикидывала, куда положить незнакомых людей. Привезла, отдала дочери распоряжение и, на ночь глядя, вернулась, наконец, в парк. Там рассердились:

- Почему так поздно?

Дело в том, что руководители парка, заботясь о шоферах, об их безопасности, не разрешают переработки. Устанут водители - недалеко и до аварии. Людмила Николаевна объяснила, ее простили. Потом она долго добиралась ночными автобусами домой. Пришла, когда и дочь, и нежданные гости давно уже спали. А утром поднялась первой: гости же - надо что-нибудь приготовить.

Многие пассажиры располагают к себе в первую же минуту. Так было с этой парой, так было со старым летчиком, который сел к ней в машину вечером 1 мая 1970 года.

Летчик был в форме, высокий, совершенно седой. Пригнувшись, втиснулся в машину и сказал нерешительно, точно извиняясь:

- Дорога дальняя. Несколько дорог. Не прогоните?

И улыбнулся. Он тут же начал откровенничать. Только что ушел на пенсию. Родился и начинал летную жизнь в Москве. Миллионы километров налетал. В последнее время живет в Омске, в Москву наведывался часто, да все никак не мог прокатиться по дорогим местам - все некогда и некогда. Теперь будет посвободнее. Вот вчера в министерстве побывал. Накануне праздника никуда не торопился. Даже неловко как-то, у занятых людей время отнял. Они ему много времени уделили. Знаете, по какому поводу? Награду получал! И вот решил, прежде чем возвращаться в Омск, побывать в Москве там, где он раньше жил, учился, свадьбу справлял…

Вместе с летчиком они объехали полгорода. Пассажир рассказывал о своей юности, о матери, которая заплакала, когда услыхала о том, что он поступил в авиационную школу. «Такая опасная профессия», - приговаривала мать… А вот он дожил до пенсии. На фронте летал, потом служил в гражданской авиации, излетал всю страну вдоль и поперек, а умрет, наверное, от инфаркта, в постели.

- Да ну что вы! - перебила его Людмила Николаевна, словно хотела уверить, что тот никогда не умрет.

Пассажир сам назначал остановки, задумчиво ходил вокруг домов, и Людмила Николаевна не хотела мешать его воспоминаниям, старалась быть незаметной, однако в любой момент готовой к его откровениям.

Они побывали в Замоскворечье, у станции метро «Сокол», поехали в Серебряный бор.

Хорошевское шоссе было пустынным и прекрасно освещенным: горели огни праздничной иллюминации. И вдруг настроение романтических воспоминаний в один миг исчезло. Произошло нечто такое, что увидишь нечасто, но если увидишь - никогда не забудешь. На их глазах освещенная праздничными огнями машина, бешено мчавшаяся навстречу, внезапно пересекла их дорогу, поехала по запрещенной, левой стороне и с размаху наскочила на столб… Все утихло.

Александрова и ее пассажир, оставив машину, побежали к месту аварии.

…И сейчас ей трудно говорить о том, что она там увидела. Лучше не вспоминать подробности. Из разбитой до основания машины с трудом удалось извлечь четверых тяжелораненых и одну убитую. Пахло водкой и кровью, ими были залиты покалеченный магнитофон и гитара.

Вышедший на пенсию летчик проявил небывалое самообладание. Он действовал сам и одновременно кратко и решительно повелевал другими - через несколько минут образовалась толпа. Благодаря его расторопности удалось открыть заклинившиеся двери, он принялся оказывать помощь пострадавшим, находившимся без сознания. Одну подъехавшую машину послал вызывать скорую медицинскую помощь, другую - за милицией. Когда подъехала машина с крестом, Двое раненых пришли в себя, в том числе водитель. Это он был виновником всего происшествия: сел пьяным за руль.

Несколько машин скорой помощи увезли пострадавших, разошлась толпа, такси снова двинулось к Серебряному бору. Ехали молча, потрясенные, обескураженные. Летчик попросил:

- Поедем назад. Все пропало…

Они поехали к гостинице «Ленинградская», в которой остановился бывший москвич. Поворачивая на Беговой, он глянул налево, туда, где начиналась улица Марины Расковой, и вздохнул. Людмила Николаевна помнила из его рассказов: здесь он провел детство, здесь мама испугалась того, что он хочет стать летчиком.

- Миллионы километров налетал, вот на пенсию вышел, а эти молодые люди… Шофер, говорят, тоже не выживет. Совсем молодой парень.

…Шофер, однако, выжил. Болел целый год. И после этого состоялся суд: шофер был повинен в гибели одного человека, в тяжелом ранении трех других собутыльников, не говоря уже о том, что он уничтожил машину.

Людмила Николаевна и летчик выступали свидетелями. Она долго думала, как ей держаться, о чем говорить. Конечно, было жаль молодого водителя, которому после года лечения угрожала тюрьма, но будет ли честным выгораживать его, защищать пьянство? Если преступнику удастся вывернуться, то не повредит ли это другим, которые, возможно, будут рассчитывать на прощение? Как часто в аварии бывает повинен подвыпивший водитель!

Людмила Николаевна выступила первой. После нее показания давал старый летчик. Он говорил с той же правдивостью, и она порадовалась, что не покривила душой, поняла, что поступила правильно..

А потом в парке она рассказывала о процессе. Говорила о нем,в очереди за получкой, в диспетчерской - пусть процесс послужит наукой другим.

Людмила Николаевна - бригадир женской бригады водителей. Женщин двадцать, и у них меньше всего чрезвычайных происшествий. Может быть, это оттого, что меньше покрывают за день километров?

Как бы не так! Наоборот, больше всех. Она и ее подруги в летние дни сдают в кассу иногда по пятьдесят рублей. У двадцати шоферов-женщин самые чистые, самые исправные в парке машины. Они самые непримиримые враги пьянства.

Однажды из-за пьянства незнакомого водителя пострадала их подруга Мария Филипповна Пономарева - Бабушка. Она отнюдь не старушка. Ей сорок два. Но она действительно бабушка, у нее четыре внука! Внуки иногда встречают ее у парка: «Бабушка, покатай!» Знают, когда ей возвращаться, и ждут у станции метро «Речной вокзал» - этого места не миновать, откуда бы ни ехать.

Но однажды они простояли напрасно. Шли пешком к метро шоферы, поставившие на место машины, увидели ребятишек и сказали как можно спокойнее:

- Не ждите. Бабушка заболела.

Она четыре месяца пролежала в 5-й Градской больнице - с пробитой головой, с сотрясением мозга. Вся больница удивлялась: сколько такси приезжает к Пономаревой! Бывало, выстраивалась целая стоянка - едут мимо порожняком, с зеленым глазком, и непременно на минуточку заглянут, веселые, уверенные, жизнерадостные. Думали: сколько родни у больной Пономаревой! Видно, состоятельные люди - только на такси приезжают и никак не иначе! Потом только узнали, что и сама Пономарева - таксист, и гости ее - таксисты. А когда она возвращалась домой, целый кортеж отъезжал от больницы - многие постарались завернуть сюда к часу дня, когда она выписывалась. И внуков прихватили - всех четверых. Это была королевская процессия!

Теперь Мария Филипповна снова здорова, снова весело «мотается» по московским улицам, высматривает пассажира, быстро и аккуратно подвозит его. Как и ее подруги: Варвара Цаплина, фронтовичка, лихой шофер, Мария Соболевская - тоже фронтовичка, разведчица, Евдокия Соловьева и другие. Конечно, ничего не стоит сказать: хороший шофер - поди измерь его работу. Измерить можно - не только километрами смены, выручкой, холостым пробегом. Есть более наглядный показатель.

Каждый год, накануне 8 Марта, московские женщины-шоферы соревнуютсй в скоростном маневрировании. Раньше эти состязания назывались иначе: фигурное вождение автомобиля. Участники соревнования выделывают на автомобилях сложнейшие фигуры, которые по плечу только отменным мастерам: объехать небольшой круг, въехать, не задев стенок, в узкий, чуть шире машины, коридор, объехать змейкой столбы, пропустить мимо колес высокие пеньки… Нужна не только сноровка, отличное владение машиной, но и точный глазомер, аккуратность, выдержка. Вдобавок все фигуры надо исполнить в возможно короткое время.

В 1974 году бригада Александровой заняла командное первое место, а сама Людмила Николаевна стала победителем в личном зачете.

Это было накануне Международного женского дня. А в самый праздник Людмила Николаевна выехала в рейс: ничего не поделаешь - такая у нее работа. И как на беду, сначала не могла вовремя вернуться в парк оттого, что по дороге встретился инвалид, поднимавший вместо руки костыль, - пришлось поехать в обратную сторону почти от самого парка. Потом вдруг застряла машина - выскочила ось. Пришлось вызывать машину технической помощи.

Вернулась домой в половине двенадцатого ночи. Ее ждали - и муж, и дочь, и еще подарки. Как всегда, она рассказала, что произошло у нее интересного за день.

У нее всегда много интересного. На этот раз возила молодого японца с матерью. Они остановили ее утром на улице Герцена, и Людмила Николаевна сразу сообразила, что это японцы. Она подкатила точно к ним, потянулась, отворила дверь и сказала по-японски:

- Дозо.

Это означает: «Пожалуйста», «Милости просим».

Японцы так удивились, что сначала онемели. Вернее, он, молодой японец. Потом выяснилось, что он студент, знает уже и русский язык, а мать к нему приехала в гости из самого Токио.

Когда они сели, Людмила Николаевна сказала:

- Охайе газемас.

Это означает: «Доброе утро». Японка осмелела и о чем-то спросила. Людмила Николаевна, конечно, не поняла, объяснила, что японский язык она знает мало, всего несколько слов: «Большое спасибо», «У меня есть дочь», еще может попрощаться, пригласить в гости. Всему этому ее научили в Токио.

- В Токио? - удивился молодой японец, и Людмила Николаевна уточнила: научили токийские таксисты. Их представители сначала побывали в Москве, в пятнадцатом парке, а потом она в составе делегации московских таксистов ездила в Японию. Один раз даже водила такси марки «Тоёта». Правда, белых перчаток, которые носят японские таксисты, ей не дали, но прокатиться позволили, и токийские таксисты очень похвалили ее за то, как она вела машину.

Так она водит и «Волгу» по Москве. Даже лучше. Потому что в Москве она хозяйка. «Волга» хорошо слушается ее, а она любит Москву, машины, пассажиров. Теперь до конца своей трудовой жизни она будет только шофером - только таксистом, потому что понимает, что нашла в этой работе свое призвание.