Такси! Такси!

КОМАНДАРМ ТАКСИ

Николая Ивановича Ипатова можно считать потомственным таксистом, хотя дед нынешнего директора второго таксомоторного парка, крестьянствуя возле Вереи, каждую зиму приезжал в Москву и занимался извозом. Хозяин давал лошадь, экипаж, сено, а также место для ночлега извозчику и лошади. Многодетный извозчик - семья пятнадцать душ - ночевал на постоялом дворе и питался то всухомятку, то по дешевке в трактире, экономя каждую' копейку, а весной все беспокоился, глядя на солнце: пора домой или можно еще денек подождать - жалко было пропустить дневной заработок (три рубля хозяину - остальные твои) и нельзя было возвращаться к земле неделей позже. С 1914 года старший Ипатов стал брать с собой в Москву сына Ивана. Ему уже шел одиннадцатый год, ростом он был высок, умел править лошадьми - чем не извозчик? Отец с сыном стали жить вместе в Дорогомиловском подворье, с утра разъезжались незаказанными вольными дорогами и встречались к ночи. Юному извозчику попалась смышленая лошадь. Видно, она всегда ночевала в Дорогомилове и чутьем угадывала, когда можно возвращаться домой. Отвезя последнего пассажира, мальчик засыпал на козлах и просыпался в руках отца: лошадь доставляла на место спящего извозчика без всяких приключений.

Рассказы отца любил слушать его сын Николай. Все хорошо запомнилось, и когда Николай, уже будучи таксистом, возвращался домой, измученный бесконечными городскими дорогами, поворотами, тряской, он завидовал отцу: вот бы заснуть и - оказаться дома.

Но это будет не скоро! Отец стал извозчиком в 1914 году, а сын у него родился в 1930. За шестнадцать лет произошли огромные изменения. За это время бывший извозчик Иван Ипатов, получив в 1928 году шоферские права, был направлен водителем во второй таксомоторный парк, который находился тогда в Гороховском переулке. А через тридцать пять лет директором именно этого парка станет сын Ипатова - Николай…

Мальчишкой Николай больше всего любил автомашины. Отец иногда брал его на работу с собой. Повозит часок-другой, и если случится, что пассажира можно провезти мимо Усачевки, ссадит сына, отдаст матери. Мальчонка много места в машине не занимал, пассажиры не протестовали.

Теперь Николай Иванович утверждает, что именно в ту пору он полюбил пассажиров - приветливых, всегда рассказывающих что-то интересное.

Отец работал на разных машинах, и сын, подрастая, знал толк в каждой - одна была крепкой, но только с виду, другая - капризна, у третьей хитрый норов, любит уход. В 1938 году отец пересел на маршрутное такси. Сначала было два маршрута: «А» - по Бульварному кольцу, от Кропоткинской до Астахова моста, и «Б» - по Садовому кольцу. В машину садилось шесть человек, отец продавал билеты. Стоили они по-разному - в зависимости от расстояния. Часто в машине находился и седьмой, бесплатный пассажир. Контролеры знали Николая и не сердились, что он катается без дела. А потом отец перестал брать сына с собой - перешел на новую, пригородную линию Москва - Ногинск.

Николай год не видел отца - после того, как началась война. Тот приехал в военной форме - в Москве формировалась его часть. Им обоим повезло: формирование затянулось, и Николай, которому уже было двенадцать, попробовал сесть за руль. Тогда было не страшно учиться водить машину в самой Москве. Никогда еще улицы ее не были так пустынны, как в тот военный год, когда все машины ушли на фронт, да и жителей оставалось не так-то много. Милиционеров-регулировщиков не видно, опасен лишь военный патруль, да и тот, наверное, понял бы чувства прибывшего с фронта отца и сынишки, который дождался его. Ведь неизвестно, как у них там сложится в дальнейшем: войне тогда не видно было конца.

Директор второго таксомоторного парка Н. И. Ипатов.

Так или иначе, Николай в двенадцать лет научился водить машину. Когда отец снова отправился на фронт, Николай записался в школу юных автомобилистов.

В 1944 году Москва наполнилась трофейными, оставленными немцами при отступлении автомашинами.

Те, что были целы, повернули в другую сторону, их заставили служить наступающим советским войскам. Но было много искалеченных машин. Из нескольких битых, израненных автомобилей удавалось составить один вполне пригодный. Правда, не хватало краски, и на улицах появились пестрые автомобили, похожие на лоскутное деревенское одеяло,- - каждая деталь носила память о той автомашине, которой она служила прежде. Это обстоятельство не смущало юных автолюбителей. Скорее даже наоборот, мальчишеские сердца переполняла радость, что фашистские машины остались здесь, а их бывшие владельцы все дальше откатывались на запад.

Мальчишки изучали мотор. Точнее сказать, моторы, они были самых разнообразных конструкций. Потом начались поездки. К концу 1944 года состоялся даже автопробег Москва - Коломна. Двигалась колонна «лоскутных» трофейных машин, которые вели мальчишки.

После войны отец снова стал таксистом. В 1947 году он удостоился высокой шоферской чести - доверили водить новый автомобиль ЗИС-110.

По нынешним временам, то было странное такси. Диспетчеры парка сидели в вестибюле гостиницы «Москва» и выписывали квитанции пассажирам, а водителям - наряд. Такса была такая: сто рублей в час. Охотников ездить в дорогом такси было мало. И шоферам неинтересно: отвезя пассажиров, они возвращались в гостиницу, не имея права взять кого-нибудь по пути. Да и почти не было на обедневшей после войны улице людей, которые бы останавливали свободное такси. Шоферы подолгу сидели в шоферской, играли в шашки, домино, ожидая клиента. Тогда стали думать об удешевлении проезда. Вспоминая о довоенном маршрутном такси, сначала создали маршрут во Внуково - начался рост гражданской авиации и все больше людей пользуются самолетом.

Маршрут начинался на площади Свердлова, кассир продавал билеты, каждый 25 рублей, и когда машина наполнялась, приказывал ехать. Потом от Курского вокзала пошли маршрутные такси в Тулу и Владимир, от Казанского - в Рязань: пассажир пересаживался с поезда в такси. Это было удобно и не очень дорого. Билет на такси до Рязани стоил 62 рубля 50 копеек. Каждый день - десять рейсов. Дорога занимала летом два часа тридцать минут, зимой - на двадцать минут больше. Ходили ЗИС-110 по расписанию, последний рейс заканчивался глубокой ночью. Шоферы ночевали в гостинице (им были там оставлены места) и утром возвращались в Москву.

Все это касалось отца, все детали таксистских будней знал сын. И помнит их до сих пор, как этапы своей собственной биографии.

Николай в 1947 году поступил в автомобильно-транспортный техникум и в 1951 году окончил его. Он мог бы стать начальником колонны, но Николай все-таки сел за руль.

Теперь трудно понять, почему так случилось: то ли не было иного выхода, то ли Николай понимал, что, прежде чем возглавить водителей, надо самому хорошенько поработать за рулем.

Как бы там ни было, такой шаг в жизни пошел на пользу. Через год Николай шофером же пришел в первый таксомоторный парк, в котором после войны работал отец. Ему дали огромный, по тем временам комфортабельный, заметный автомобиль ЗИС-110. Было тогда Николаю двадцать два года, но он, худощавый, выглядел моложе своих лет. Часто случалось, что к свободному такси подходил пассажир и спрашивал:

- Мальчик! А где шофер?

- Я шофер, - обиженно и гордо отвечал Николай.

Нередко пассажиры задумывались: уж очень несолидно выглядел водитель - с таким и в аварию попадешь. Некоторые, самые осторожные, отходили. Смелые и тароватые садились: четыре рубля - километр, 75 рублей - час простоя.

Семь лет водил Николай Иванович такси ЗИС-110, хотя собирался поработать шофером всего год-два. Работа увлекла живостью, беспрерывным знакомством с людьми. Спрос на такси рос, пришел новый пассажир - круг людей, нанимавших машину, увеличился, и сидение за рулем оказалось окном в мир, открывавшим все новые картины.

Как и все таксисты-ветераны Николай Иванович может рассказывать о происшествиях, случавшихся с ним, без конца. Кому-нибудь может показаться, что они однообразны: забытые вещи, роды, начавшиеся на заднем сиденье такси, влюбленные, ссоры. Все эти события не похожи одно на другое и потому особенные и интересные.

…На заднем сиденье нашлась дамская сумочка. Николай Иванович обнаружил ее минут десять спустя - возил офицера с женой. Они ехали с Белорусского вокзала на Зубовскую площадь. Николай Иванович был тогда чем-то озабочен, не прислушивался к разговору, механически помог пассажирам взять багаж и поехал домой обедать: Усачевка поблизости и как раз обеденное время.

У дома, закрывая машину, он и заметил дамскую сумочку. Забыв про обед, взволнованный, он кинулся назад, проехал Зубовскую по периметру - медленно, у края тротуара. Он не встретил своих пассажиров. Проехал ближе к станции метро, остановился там, размышляя, что делать. Вдруг он увидел офицера. Тот стоял возле милиционера, бледный, и что-то объяснял. Тогда еще разрешались гудки, и Николай Иванович нажал клаксон. Офицер не обернулся. Оставив машину открытой, Николай Иванович пошел к своему пассажиру. Офицер стал еще бледнее, когда увидал сумочку жены. И жена, оказывается, была здесь. Офицер, не взглянув на шофера, достал сумочку и спешно стал вынимать содержимое. Она оказалась емкой: деньги, деньги - видно, собранные то ли на покупку дома, то ли для приобретения автомобиля, потом документы. Офицер вынимал и отдавал жене - деньги, украшения, паспорт, наконец, наградные удостоверения. Сумка опустела, и он, облегченно вздохнув, стал спешно все в беспорядке укладывать назад. Офицер так обрадовался возвращению сумочки и чего-то очень важного, что лежало там, на дне, что, не сказав ни слова, почти побежал с сумочкой, а жена едва поспевала за ним.

Милиционер и Николай Иванович с удивлением смотрели им вслед. Что же такое он искал и нашел? Пропажи чего он так боялся? Наверняка не денег - он небрежно передавал их жене, не боясь, что это происходит на улице. И не украшений. Офицер перевел дух, когда обнаружил какую-то сложенную бумажку, развернул, бережно сложил, положил к себе в карман.

Так что же это было? Это будет загадкой всегда. Но почему-то не забывается давнишний эпизод, который оставил след на всю жизнь. Как бы сложилась судьба пассажира, если бы Николай Иванович, не сразу обнаружив сумочку, не столкнулся бы с офицером снова? Теперь, будучи директором огромного таксомоторного парка, он строго наставляет новичков: не забудьте проверить машину, когда пассажир выходит - чтобы не случилось из-за этого несчастья.

Как и другие таксисты, Николай Иванович возил людей и хороших, и недобрых. Больше помнятся добрые. Обиды забываются. Запомнилась одна поездка с человеком явно хорошим - в этом нет сомнения, хотя судьба сложилась так, что Николай Иванович до сих пор убежден, что тот неведомый пассажир помнит его и время от времени страдает, хотя урон от этой встречи понес шофер. И немалый урон.

Пассажир этот был северянин. Находился он в Москве впервые, проездом, давно не был в отпуске и закупал гостинцы для родных и друзей. Покупал широко, не скупясь: костюмы, пальто, обувь, наручные часы, золотые колечки, женские платья. Объездили несколько магазинов, накупили целый ворох, - пришлось даже приобрести пару чемоданов, чтобы все это уложить, а потом отвезли их на вокзал - сдать в камеру хранения. И у вокзала вспомнил: детских игрушек не купил. И тельняшку. Тогда очень модны были у ребят тельняшки. Решили заехать в Центральный военный универмаг на улице Калинина (тогда еще не было проспекта).

Пассажир вошел в магазин, а Николай Иванович стал ждать его на соседней тихой улице Семашко. Ждал часа полтора… Все не верил, что пассажир потерялся. Через полтора часа, когда на счетчике было около ста рублей, Николай Иванович зажег зеленый огонек и пригласил нового пассажира.

Развилка на Ленинградском проспекте.

Он до сих пор убежден, что северянин просто заблудился, не знал, где его ждет такси. Возможно, заглянул на улицу Грановского - с другой стороны магазина, или вышел двором - тогда в Военторге было два выхода. Не мог оказаться мошенником этот человек - добрая улыбка, честные глаза, и до сих пор, наверное, где-то мается.

Николай Иванович теперь часто осаживает таксиста, который готов во всем обвинить пассажира: не торопись судить, не торопись…

Это было, кажется, в 1958 году. Николай Иванович был уже женат, стал отцом и вместе с женой Ниной Михайловной пошел учиться в автодорожный институт. Уговорила жена, хотя он и думать не хотел, чтобы бросить работу таксиста. «Останешься таксистом, - уверяла Нина Михайловна, - директором парка станешь». И оба смеялись - так невероятно было это тогда!

Учились вечерами. Почему-то представились как брат и сестра. Только при выдаче диплома в институте обратили внимание, что у брата и сестры разное отчество. И ни за кем они не ухаживают, держатся вместе. Ездил Николай Иванович тогда таксистом на «Победе» - два рубля километр и тридцать рублей час простоя.

На четвертом курсе Николая Ивановича неожиданно вызвали в Управление.

- Скоро вы будете инженером, - оказывается, о нем знали все. - Учитесь и работаете хорошо. Как вы посмотрите на то, чтобы стать начальником колонны?

Тогда создавался девятый парк. Ипатову давали пятую колонну. С радостью согласился, а потом все-таки посоветовался с отцом. Тот по-прежнему работал таксистом.

- Иди, Николай. Чего тут сомневаться? Я извозчиком был - шофером стал. Ты таксист, техник, скоро инженер - иди в начальники, если простую работу уже прошел. Хорошо работать с начальником, который шофером за баранкой сидел, - все понимает.

Легко сказать: «Поручаем вам создать колонну. Даем сто тридцать машин». А вот как взять эти машины, что стоят на баржах в Химках, если ты во всей колонне один? Выручили приятели-таксисты.

В свободный день двадцать друзей-шоферов пришли на помощь товарищу, который становился начальником. Поехали автобусом в Химки, сели там в только что прибывшие «Волги» без номеров и, никем не провожаемые, никем не встречаемые, покатили через всю Москву к Автозаводской… под мост. Под Автозаводским мостом собирался новый, девятый таксомоторный парк.

Была в этом парке пятая колонна. В ней - сто тридцать новых машин, начальник… и ни одного подчиненного. Потом появились шоферы, ремонтники, мойщики, диспетчеры. Колонна стала вскоре одной из лучших.

Недавний таксист показал себя умелым руководителем. Он нашел общий язык с подчиненными, знал таксистское дело до мельчайших деталей, был суров и справедлив, не придирался попусту и не позволял водить себя за нос, если какой-либо провинившийся водитель, оправдываясь, нес небылицы.

Годом спустя Николай Иванович получил предложение лестное и волнующее: стать заместителем директора второго таксомоторного парка. Это был, конечно, совсем не тот второй парк, в котором много лет назад работал его отец. Но в первый же день работы пожилой водитель, окинув взглядом молодого начальника, спросил:

- Иван Васильевич Ипатов не родственник тебе?

- Отец, - ответил Николай Иванович.

- Ах, вот оно что, - обрадовался пожилой водитель, - тогда, брат, я и тебя знавал.

Оказывается, во втором парке остались старые шоферы, которые, как и отец, начинали карьеру в Гороховском переулке. И хотя их было немного, они были горячими поборниками трудовых традиций, сложившихся в коллективе. Парк принял нового заместителя директора легко, без подозрений и выжиданий - как своего человека. Это было важно, потому что в ту пору для второго парка, как никогда, были нужны солидарность и взаимная выручка.

Все 530 машин жили под открытым небом. Еще только задумано было строительство экспериментального гаража - стоянки в пять этажей. Таких в Москве еще не было, и находилось немало скептиков, которые предвещали, что никакого проку от такого гаража не будет - дескать, возникнут заторы, пробки придется разбирать чуть ли не подъемным краном.

Тем не менее строительство шло. Вколачивали в землю сваи, ставили колонны. Ведь стройка шла на месте знаменитого Сукина болота.

Болото постепенно закрывали тяжелыми дорожными плитами. Их настлали аккуратно, рядком, и благоустроенная часть парка сразу раздалась. Появилось место еще для двух колонн. Они оказались в отдалении от основной части парка, отрезанные перешейком, вокруг которого стояло болото. И новую, почти островную стоянку назвали почему-то «Кубой». Летом с «Кубой» сноситься было не так трудно. Вокруг дороги, которая вела к ней, квакали лягушки. Зимой было значительно труднее. На «Кубе» не было горячей воды для заправки автомобилей, и приходилось постоянно подвозить ее цистерной. Горячей воды требовалось много - две колонны по 112 машин.

Утром, идя на работу, Николай Иванович сначала заглядывал туда: все ли в порядке? Порядок был не всегда. Случалось, цистерна переворачивалась на колдобинах, и шоферы, готовые к поездке, не могли отправиться в рейс, нервничали, ругали всех подряд.

Вторая забота - стройка. Казалось, что и сваи медленно идут, и здание едва растет. Временами Николай Иванович вспоминал свободную шоферскую жизнь. Мимо него, сигналя, то и дело выкатывались на московский простор автомобили - все пока с горящим зеленым глазом, и Николай Иванович завидовал шоферам. А Ипатову надо было по телефону спорить с директорами заводов, которые медлили с поставками панелей и плит. Тогда железобетон для промышленного строительства применялся мало, но все же его требовалось гораздо больше, чем заводы могли дать. Приходилось и умолять, и настаивать, и объясняться: поймите, машины стоят без крыши, позарез необходимы плиты перекрытия - иначе нельзя начинать следующий этаж.

Здание выросло все-таки довольно быстро. В первых числах января 1965 года на Южнопортовой улице по пятиэтажному странному дому для автомобилей ходила комиссия и придирчиво оценивала работу строителей. Недочетов оказалось много. Конечно, следовало бы строителей заставить немедленно устранить все недоделки, но директор, а им уже полгода был Н. И. Ипатов, решил: ждать нельзя! Машинам нужен дом, больше ночевать под открытым небом такси не могут.

Седьмого января в присутствии всех свободных от смены таксистов Николай Иванович торжественно перерезал символическую алую ленточку. Не было никаких речей. Махнул ножницами и сказал:

- Ребята! Въезжайте.

И по витым пандусам поползли вверх машины, освещая себе дорогу зеленым светом. С этого дня второй парк стал расти еще стремительнее.

Впрочем, то были годы небывалого роста всего таксомоторного хозяйства. Теперь даже странно, что в ту пору Москва обходилась примерно четырьмя тысячами такси. Теперь в одном втором парке более восьмисот машин! Одних шоферов 1500. Лихой народ!

Вероятно, ни в каком другом коллективе руководителю не бывает так трудно, как в таксомоторном парке. По очень существенной причине: такси нуждается в особых людях. Приходит туда всякий народ - остается же самый сильный, самый крепкий. Сколько было превосходных водителей - первого класса, знающих до тонкостей Москву, мотор и повадки автомобиля, а напряженной таксистской жизни не выдержавших? Здесь мало профессионального мастерства и выносливости, необходим еще человеческий талант общения.

Чтобы быть просто шофером, особого дара не нужно. Легко научиться ездить на велосипеде, управлять автомобилем. Но чтобы стать подлинным, полноценным таксистом, нужны способности водить машину и общаться с людьми. Вдобавок надо быть выносливым - легко ли каждый день делать по триста - четыреста километров по улице, полной неожиданностей?

Николай Иванович, сам таксист, с первого взгляда каким-то шестым чувством угадывает, годится ли предлагающий свои услуги шофер для машины в шашечку. Он просит отдел кадров присылать кандидатов к нему. Конечно, не всегда это удается: дел много, да и совещаний достаточно.

…Вот пришел к нему бывший шофер. Тридцать лет, десять лет водительского стажа.

- Значит, хотите работать у нас? - спокойно спрашивает Николай Иванович.

И по ответу, и по выражению глаз определяет директор: подойдет ли, останется или через месяц-два уйдет.

- Видите ли, поблизости живу. Да и заработок у вас побольше…

Те, кто отвечает так, настоящими таксистами не станут. Правда, случается, что человек не может сказать, нет у него слов. Но такого видно - у того не хватает слов.

И хотя парку позарез нужны шоферы, Николай Иванович честно говорит:

- Все-таки вы хорошенько подумайте. Работа у нас трудная, пассажир - человек нелегкий, и, однако, мы считаем, что пассажир всегда прав. Даже самый капризный.

Бывает, что человек задумается и честно признается:

- Знаете ли, я и сам сомневаюсь, справлюсь ли.

Но большинство не испытывают сомнений, директор берет таких себе на заметку, постоянно следит за тем, как они работают, каково у них настроение.

Николай Иванович любит прийти в парк пораньше, хотя живет далеко, на Красной Пресне, чтобы утром, этак ненароком, сбоку, поглядеть на выражение лица новичка: с охотой ли садится в кабину или еще до этого стало ему скучно. Хорошо, когда шофер выезжает на улицу радостный, уверенный в себе! С таким происшествия бывают реже.

Иногда утром у кабинета директора, который сначала обходит парк, а потом поднимается к себе, сидит кто-нибудь из недавних знакомых. Заходит, садится, не смотрит в глаза, и Николай Иванович знает, что он сейчас скажет:

- А вы были правы… Все хорошо: и живу неподалеку, и начальник колонны, механик - люди неплохие, а работа не по мне. Устаю. Даже не только от езды. От новых людей устаю.

Так говорят хорошие, искренние люди. Они не выискивают причин, чтобы оправдать свое решение. С такими людьми прекрасно работать, но такси есть такси. Николай Иванович не уговаривает:

- Ну что ж… Я вас понимаю.

И почему-то становится грустно. Непонятно почему: ведь кадровых таксистов становится все больше - тех, кто навсегда слился с трудной и увлекательной работой и не может жить без нее. Любопытно, что раньше среди кадровых таксистов были главным образом «старички» - люди лет сорока пяти. Теперь все больше молодых людей. Половину лучших таксистов, работающих лет десять, составляют те, кому 30 - 35 лет. Странно, но Николай Иванович помнит их всех в лицо.

Как-то начальник колонны привел к Николаю Ивановичу новичка. Директор парка немного поговорил с ним, сказал, что не возражает против приема. Тогда начальник колонны сказал шоферу:

- Ну, все в порядке. Идите вон в то здание, видите - напротив, обратитесь…

Его перебил директор:

- Не надо объяснять. Он здесь каждый угол знает. Три года назад уволился. Говорил: крест на такси ставлю. Говорил?

- Говорил… - потупясь, признался «новичок», пораженный цепкостью директорской памяти. А это вовсе не директорская, а профессиональная таксистская память. Кстати, это еще одно качество, без которого не может быть настоящего таксиста: надо помнить улицы, проезды, знаки, колдобины, круглые металлические люки в уличную преисподнюю, помнить лица мелькающих людей, чтобы, при надобности, восстановить происшедшее во всех подробностях.

Любит коммунист Николай Иванович Ипатов свою работу, нашел себя в ней. Ему радостно в предрассветную рань подъезжать к парку, видеть встречные, пока пустые машины. Он счастлив, когда, гуляя по улице, увидит промелькнувшую «Волгу», номер которой начинается с двойки и имеет буквы ММТ. Николай Иванович провожает свои машины взглядом, придирчиво смотрит вслед: все ли правильно, хорошо ли, достойно ли выглядит она среди других машин. Днем, на работе, и на прогулках не перестает ощущать себя командующим одной из армий такси.