Такси! Такси!

ТОЛЬКО ОДИН ДЕНЬ

Шоферу Николаю Максимовичу Животенко приходится добираться от дома до своего пятнадцатого таксомоторного парка почти час: автобусом, метро. Конечно, можно было найти работу поближе, даже возле самого дома, в Бескудникове: там есть автобазы. А он с утомительными пересадками едет на Беломорскую улицу, едет общественным городским транспортом, чтобы весь день возить других с удобствами в такси. Но с 15-м парком у него связано полжизни.

…Ровно в восемь выехал Николай Максимович из парка. Не сделал и сотни метров, как увидел пассажира. Его легко было узнать из тысяч людей - у таксистов на пассажира особое чутье. Человек шел по самому краю тротуара и суетливо оглядывался. «Волга» подкатила к еще довольно молодому человеку в очках.

- Большая Ордынка. И поскорее, - сказал он, спешно усаживаясь.

Он сказал отрывисто, словно на этом можно было сэкономить время. Николай Максимович смотрел вперед на дорогу, но боковым зрением видел соседа. Лицо шофера ничего не выражало - нельзя навязывать пассажиру свое состояние: ни радость, ни серьезность.

Можно только откликнуться, больше того, непременно надо с готовностью откликнуться на его состояние, но сначала надо деликатно выяснить, следует ли это делать.

- Какой мы выберем маршрут? - спросил Николай Максимович голосом спокойным и ровным. Вопроса можно было и не задавать: шофер отлично знал, как ехать, но лучше все-таки спросить. На то время, что пассажир сидит в кабине, он - хозяин автомобиля и может иметь капризы, которые надо выполнять.

- Прямо, все время прямо, до набережной, а потом по Чугунному.

Кажется, пассажир принял водителя за новичка. Ну и пусть. Не замечая, что опаздывает, он говорил:

- А сейчас направо…

Николай Максимович давно уже прицелился к повороту, перестроился. Если бы он ехал по команде пассажира, повернуть - по всей строгости дорожных правил - не успел бы.

Машина неслась легко и почти все время удачно ныряла под зеленый светофор, пассажир успокоился и начал откровенничать.

Николай Максимович заранее знал, что он сейчас скажет: дескать, опаздываю. Будильник подвел, стрелку, наверное, заело, и он не звонил. А может, другой вариант: «Будильник прозвенел, а я думаю, еще пять минут полежу и - проспал».

Оказался все-таки первый вариант:

- Знаете, - доверительно рассказывал молодой человек, - будильник подвел. Как это получилось - ума не приложу: наверное, ногтем задел, перевелась на час позже. Опаздываю - не завтракал, не брился. Вот бритву с собой взял, в обед где-нибудь побреюсь…

Общительный Николай Максимович любит разговорчивых пассажиров, особенно откровенных, которые готовы порой пошутить над самими собой. Бывалый водитель, он уже давно угадал профессию пассажира - научный работник, но никогда не задавал вопросов, не проверял своих предположений, терпеливо ждал, когда они подтвердятся.

- Ну, куда, куда идешь? - вдруг вскричал Николай Максимович.

Это, конечно, относилось к пешеходу. Они ехали по Чугунному мосту, там поблизости, наверное, не было милиционера, и торопливые люди лавировали между машинами.

- Ну и пешеход у нас, по диагонали ходит. Бот и Большая Ордынка. Поворот, еще поворот.

- Здесь!

Парень быстренько рассчитался, достав деньги из кармана не глядя, - видно, еще на тротуаре, когда метался по краю, отсчитал, чтобы потом не рыться в кошельке.

Николай Максимович осторожно развернул «Волгу» и чуть не сшиб молодого пешехода в очках, не сразу сообразив, что это его пассажир: тот мчался к зданию научно-исследовательского института по диагонали, как те пешеходы, которых он сам же ругал на Чугунном мосту - опаздывал и, наверное, не хотел, чтобы сослуживцы видели, что он опять проспал и примчался на такси. Мог бы и не признаваться, что собственного автомобиля нет - водитель, становясь пешеходом, ходит по улицам строго по правилам.

На какую стоянку ближе ехать: к «Ударнику» или на Добрынинскую площадь? В этот ранний час, когда начали работу еще не все учреждения, пассажира можно встретить, где угодно. Чем ближе к девяти, тем он нетерпеливее. Проспавшие, опаздывающие выбегают прямо на дорогу, иные находятся в таком смятении, что готовы рисковать жизнью - только бы успеть.

Николай Максимович решил ехать на Добрынинскую, к универмагу, но держался ближе к тротуару. Он рассчитал правильно: на первом же повороте он заметил человека, который, вероятно, ждал такси, но вел себя со странной нерешительностью. То был солидный человек в шляпе, добротном плаще и с тем большим, элегантным портфелем со множеством запирающихся приспособлений, который выделяет специалиста, уважаемого и знающего себе цену. Это хорошие пассажиры - приветливые, ненавязчивые. Вечером они садятся на заднее сиденье, в уголок, не глядя по сторонам - устали, много работали, хочется помолчать. Вероятно, это самые опытные работники, у них иногда пошаливает сердце, но им не хочется признаться, что они стареют. Берут такси не ради гонки: можно и себя пожалеть, не скупиться.

Но элегантно одетый почтенный гражданин выглядел растерянно и смущенно, прятался за столбом, ждал, когда такси поравняется. Пассажир сел на заднее сиденье, и только поэтому Николай Максимович заметил, что он был… в домашних шлепанцах. Так исправно одет: шляпа, новый плащ, ослепительно белая рубашка с галстуком, хотя и модным, но не чрезмерно, и - в шлепанцах… Стараясь не улыбаться, Николай Максимович начал с обычной приветливостью:

- Куда поедем?

- Варшавское шоссе, дом…

- Какой мы выберем маршрут?

На этот раз вообще можно было не спрашивать - дорога на Варшавское шоссе - впереди, но он помнил случай, когда опаздывающая продавщица из «Руслана» хотела ехать от Ново-Девичьего монастыря напрямик, а он повез через Плющиху. Какая ссора начиналась! Дескать, я опаздываю, семь минут остается, а он клонит, чтобы подороже.

Обидно, что все шоферы под подозрением: мол, хотят, чтобы счетчик выбил побольше, а ему самому выгоднее пассажира везти наикратчайшим путем. Главное - приятнее: географическую задачку удачнее решить, да и выгоднее - все-таки с каждой посадки в зарплату шофера идет шесть копеек. Но было уже поздно, и он повез своим путем - через Плющиху. Приехали через три минуты - на четыре раньше, чем потребовалось. Глупенькая продавщица, она не знает, что такое дорога без светофоров! Женщина оказалась доброй,застеснялась:

- Ой, а вы оказались правы. Простите меня.

…Смущенный пассажир в элегантной шляпе и растоптанных домашних шлепанцах на вопрос о маршруте махнул рукой: дескать, везите, как хотите. У него потом была только одна просьба: подъехать к подъезду как можно ближе, к самым ступенькам - вероятно, чтобы никто не увидел его обуви. Когда отворил дверцу, попросил:

- А вы не могли бы минутку подождать? Николай Максимович подождал. Пассажир вскоре вышел в зеркально начищенных черных туфлях, попросил везти на площадь Ногина. На этот раз сел на переднее сиденье и, потешаясь над собой, признался:

- Понимаете, сегодня у меня доклад на коллегии. Вышел пораньше, чтобы поразмыслить, не опоздать и не устать в дороге. И вдруг чувствую в автобусе, что очень больно кто-то отдавил мне ногу. 'Сдерживаюсь, чтобы не волноваться, понимаете, доклад - дело не шуточное. Потом еще кто-то стал на самые пальцы. Только тогда хватился, что забыл домашние туфли снять. Выбежал из автобуса, и стыдно стало идти на другую сторону - к обратному автобусу: солидный дяденька, при шляпе, - и в шлепанцах!

Они оба смеялись и не заметили, как очутились на площади Ногина, у входа в министерство.

…Начиналось время коротких расстояний и долгих ожиданий. Все опоздавшие на работу уже явились, кончился час спешных поездок, начинался период неожиданных пассажиров. Конечно, интересно возить и тех, кто проспал, - идет спортивный азарт гонки: надо ловко, не нарушая правил, обойти переднюю машину, немедленно отреагировать на внезапное изменение ситуации - пробка на Смоленской, толчея у Новослободской - и нырнуть в таинственный маленький переулок, о котором мало кто знает, но он дает минутный выигрыш, а минута - это километр-полтора. Раньше надежно выручали набережные Москвы-реки и Яузы. Там почти нигде нет автобусов, и потому пассажиры не знали этих ходов.

Николай Максимович видел, как хмурился сидевший с ним человек, когда съезжал к реке, - видимо боялся, что таксист делает лишний круг, чтобы набрать километры, и дорога займет времени больше. Потом этот человек светлел лицом: счетчик не спешил, а поездка оказывалась недолгой. Но теперь все шоферы любят прокатиться по набережной - светофоры редки, но из-за этого здесь становится все теснее. Быстрая дорога вдоль реки все время изгибается, и в самых неожиданных «карманах» лихачей ждали желтые машины с большими буквами ГАИ. У них появилась современная техника - радар, как на аэродроме! - чтобы точно и мгновенно измерить скорость проносящихся машин. Беда нарушителю - его тут же настигнут и… тьфу-тьфу, не сглазить бы, уже несколько лет Николая Максимовича ни разу не останавливал инспектор, не спрашивал водительские права.

Говорят, некоторые постовые придираются - поди докажи, что ты не виноват: обстановка на улице переменчива, минувшей ситуации не возобновишь, а правым всегда остается представитель милиции. Но почему он не придирается к Животенко? Почему его «Волга» вольно несется по магистралям, такая гибкая, послушная - кофе из термоса можно наливать в чашку, не прольется?

А на улицах то и дело что-нибудь случается. Пенсионерка не спеша выйдет наперерез, чтобы ближе было к магазину. Поговори с ней, окажется - коренная москвичка, каждую улицу со старым названием знает, но машин не боится. Люди, приехавшие в Москву недавно, ведут себя осторожнее - наверное, в первые дни напугались оживленного движения, наслушались страстей о происшествиях и ходят по тротуарам и переходам.

И выбоин много попадается. Всюду асфальт, но как часто его вспарывают! В Новых Кузьминках только что дорогу укатали, настилали асфальт частями, выгораживая узкий коридор, - ставили посреди проезжей части деревянный забор, и вот, на тебе, отбойные молотки стучат: что-то забыли в землю уложить: то ли трубу, то ли телефонный кабель. А потом вряд ли ровно заделают, останется грубый шов, на котором машину потряхивает.

Как удается Николаю Максимовичу вовремя заметить и выбоину, и шов, и незаделанный как следует телефонный колодец, круглая чугунная крышка которого басовито ворчит, когда на нее колесами въезжаешь? И увидеть пешеходов, норовящих прошмыгнуть в запрещенном месте, и наблюдать за цветовой игрой светофоров, и любезно разговаривать с пассажиром, разгадывая его состояние: весь интерес работы в такси все-таки не в спортивной гонке, а в общении с людьми, в беседах с ними.

Николай Максимович любит поговорить с пассажирами, послушать их, но не должен, не смеет навязываться с разговорами. Глядя вперед и видя все, что внизу и впереди, видя все, что вливается на дорогу со стороны, не забывая глядеть на светофор - будь он сбоку или вверху, - Николай Максимович всегда очень внимательно оглядывает своего соседа-пассажира, может, потому, что хочет его запомнить, чтобы, если встретится снова, узнать и дома подробно рассказать жене и дочерям об интересном человеке. Каждый день полон интересных встреч.

…На стоянке не торопясь сел на заднее сиденье немолодой человек со скрипичным футляром:

- На площадь Маяковского, пожалуйста.

Значит, в зал имени Чайковского. А мог бы на улицу Герцена - там консерватория, к ВДНХ - там киностудия, на Сретенку - там дирекция симфонического оркестра. Впрочем, те, кто едет на ВДНХ или Сретенку, садятся впереди. А на улицу Герцена или площадь Маяковского - сзади. В консерваторию и филармонию пожилые музыканты ездят с особыми скрипками, которые дороже золота. С ними нельзя ездить автобусом - не дозволено. Они называются уникальными, и про них за годы работы на такси Николай Максимович слышал не раз. В Москве, в здании зала Чайковского, в бронированной комнате под самой крышей, хранятся скрипки и виолончели, которым нет цены. Их раздают в аренду самым знаменитым музыкантам под обязательство: беречь пуще глаза своего. Скрипку положено раз в год привозить в хранилище на проверку.

Однажды вез он пожилого профессора консерватории домой. Тот ехал не один, с ним был человек помоложе. Пожилой вышел, а тот, что помоложе, поехал дальше и рассказал, что тот, профессор, был во время революции музыкальным комиссаром, ходил с наганом и в сопровождении красногвардейцев: спасал из покинутых дворцов скрипки. Музыкальный комиссар знал наперечет знаменитые скрипки и кто ими владел. Главным образом князья, фабриканты-миллионеры.

У князя Юсупова было три скрипки Страдивари. Спасаясь, он бросил их. На беду, в покинутом с разбитыми стеклами дворце побывали грабители. Они схватили цветные из пестрого камня пепельницы, золотые чайные ложечки, а стеклянный шкаф, которым хвастался хозяин, - там висели скрипки - только разломали. Скрипки же остались целы. Говорят, молодой тогда профессор расцеловал каждую, вызвал машину, чтобы отвезти в банк, где имелся надежный сейф, уехал сам, а прибывших часовых оставил дворец стеречь - на стене висели дорогие картины, а главное, недоставало одной, как потом выяснилось, самой ценной скрипки. Она обнаружилась через… двадцать лет. В бывшем дворце князя Юсупова делали ремонт и в стене обнаружили потайной ящик: там в целости и сохранности лежал «Страдивари» - самый ценный, 1718 года. До недавнего времени на нем играл Давид Ойстрах.

Николай Михайлович никогда не видел Ойстраха. Может быть, его пассажир сын умершего скрипача? Шофер посмотрел на пассажира в зеркало, тот держал футляр бережно, не выпуская. Нет, Игорь Ойстрах, наверное, постарше.

На площади Маяковского развернулись, и пассажир попросил остановиться, однако не у зала имени Чайковского, а возле того же здания, но со стороны улицы Горького. Там был служебный вход в музыкальный дом, наверху которого, под самой крышей, находится бронированная комната с охраной; может быть, действительно музыкант вез туда скрипку на осмотр? Впрочем, может быть, просто на репетицию. Это не умалило пассажира в глазах водителя: тот знал, что не так легка и красива жизнь артиста, как она может представиться, глядя из зала, при свете ярких ламп. Артисты ехали на работу вместе со всеми, иногда немного позже. Когда опаздывали, тоже догоняли время в такси. Потом днем возвращались домой, а вечером, когда все ехали домой, артисты направлялись на работу снова, чтобы окончить ее позже всех. Николай Максимович знал, какой огромный труд предшествует концерту, спектаклю. Все любят артистов - Животенко тоже. Но не за одно наслаждение, которое они дают другим, - за невидимый труд, которым наполнена жизнь артиста.

- Свободна? - спросил женский голос.

- Я спрашиваю: машина свободна? - переднюю дверцу открыла худая женщина в шляпке. Она говорила нетерпеливым голосом и была, очевидно, недовольна, что шофер ждал, оглядываясь, когда выберется на волю пассажир с драгоценной ношей.

На заднем сиденье поместились двое - мужчина и женщина.

- На площадь Прямикова, - приказала женщина. - Я тебе еще раз все напомню, обязательно все перепутаешь.

Это уже относилось к ее спутнику. Николай Максимович, однако, перебил, стараясь быть как можно более степенным, так как уже по первым словам ничего хорошего не ждал:

- Извините, пожалуйста, а какой мы выберем маршрут?

- Скажите, а кто шофер: вы или я? - немедленно спросила худая женщина и, не дожидаясь ответа, повторила адресованное спутнику: - Я тебе еще раз все напомню. Обязательно все перепутаешь. Так вот, ты учишься и работаешь, приходишь вечером домой, а там записка от меня: «Ушла к маме, сготовь себе пельмени». Ты звонишь маме, а там меня нет.

- Да у твоей мамы телефона нет! - возразил мужчина. - Сразу и попадешься.

Его спутница рассердилась не на шутку:

- Дурья голова, будут они тебя проверять, есть у твоей тещи телефон или нет!

- А вдруг все-таки проверят?

- Хорошо, все равно тебя не переубедишь, будут они мелочиться, время тратить зря! Хорошо, ты едешь к маме…

- Проверять тебя? Да что же они подумают обо мне?

- А тебе-то какая разница? Вот и хорошо, если подумают плохо.

Николай Максимович делал вид, что ничего не слышит, хотя пассажиры говорили громко, особенно женщина. Пассажиры часто не обращают внимания на водителя, говорят свободно, словно бы машина едет сама собой и нет в ней постороннего для них человека. Честно говоря, это немного обидно, но порой зато бывает очень интересно.

Николай Максимович сначала не понимал, зачем эта женщина настраивает своего мужа против себя.

- Так они мне и поверили, что я вечером в Давыдково через город поехал жену проверять, не обманывает ли, - сопротивлялся супруг.

- Если любишь, то поедешь! - заявила жена.

- Но их же трое! - уже сдаваясь, выдвинул новое препятствие муж. - Будут они разным басням верить. Да и что я за мужчина, если не знаю гордости, бегу за юбкой…

- А я и скажу - ты только не обижайся, - что ты плохой мужчина. Слабый, в общем. А ты вот и скажешь тогда: с чего мне быть сильным - с пельменей, что ли, которыми она кормит?

Некоторое время помолчали. Муж сказал негромко, - Николай Максимович услышал лишь потому, что машина стояла у перекрестка и было тихо:

- Тебе не стыдно будет? И зачем меня позорить?

- А тебе не стыдно в тридцать лет квартиры порядочной не иметь? - вскипела жена. - Не стыдно в одной комнате с женой и дочерью жить? Не позорно? Другие мужья зарабатывают, кооперативные квартиры покупают, жен в шубы одевают. А я все мамино ношу, подарки от нее принимаю.

- И не такая уж маленькая комната, просто в старом доме. У других… Да и дают же квартиру на троих, наверняка дадут двухкомнатную где-нибудь в новом доме, с ванной, и не надо всей комедии.

Наконец, Николай Максимович понял все: супруги замышляют фиктивный развод. Вероятно, живут в старом доме, который идет на снос. Женщина торопилась, была настойчивой, видно, только что узнала об этом и поняла, что надо торопиться.

- Боже мой, какой ты непонятливый, я ведь не бросаю тебя, просто хочу, чтобы нам обоим было лучше. И Анютке. Так вот, тебе, наверное, отдельной не дадут, а могут и дать, если как следует нажать. В конце концов, ты еще молодой, семью заведешь… Да не вскидывайся, я же для них говорю. А две квартиры из двух комнат мы запросто обменяем на большую двухкомнатную. Если тебе дадут отдельную, то добудем и трехкомнатную. Это теперь легко: все-таки две комнаты и две кухни на три комнаты и одну кухню. Повесим на столбах объявления.

Когда все подтвердилось, Николай Максимович прислушиваться перестал. Хотелось высадить пассажиров у первого столба или отвезти их в милицию, но какое право он имел, что он скажет, в чем обвинит?

Вот они подкатили к подъезду, у которого висела вывеска: «Народный суд Калининского района г. Москвы».

Надо же такому случиться: следующий пассажир, лет пятидесяти, полнеющий, закрывший дверцу энергично, но осторожно, без лишнего стука - так закрывают люди, умеющие обращаться с техникой и любящие автомобиль, - завел разговор, который словно бы продолжал тему. Человек ехал на Савеловский вокзал.

- Какой мы выберем маршрут? - спросил его Животенко.

- Ну какой же иной - по Садовой, а там на Каляевскую, - добродушно ответил пассажир. В голосе была доброжелательность человека, который не хочет никого обижать, в частности, и шофера подозревать в том, что он знает дорогу лучше.

Конечно, это бывалый пассажир - уселся сразу удобно и не выставил локоть в открытое окошечко. Так ездят молодые люди, особенно -солдаты - невинно-простительно хвастаются перед прохожими.

Человек был чем-то раздосадован, но сдерживался. Деликатно спросил Николая Максимовича:

- Вы не курите?

Николаю Максимовичу неудобно было отказывать, все-таки хозяин машины - пассажир, но дыма не терпел, и все же вывешивать табличку «Прошу не курить» не решался.

- Если вам хочется - пожалуйста, - голосом безукоризненно приветливым, но неспешным он намекнул, что, конечно, возражать не станет, однако… Пассажир все понял, убрал сигарету в пачку.

Деликатные пассажиры очень нравились Николаю Максимовичу. Ему всегда хотелось что-либо сделать для них, но что он мог сделать - везти еще осторожнее? Ехать быстрее? С ними возникает разговор непринужденно, как с товарищем, и дорога кажется короткой.

У человека, оказывается, неприятности. Впрочем, просто досада. Но какая! Покупал недавно с женой костюм. Неплохой, сидит хорошо. И дешево - девяносто девять рублей десять копеек. Вот кассирша и говорит: не возражаете, сдачу дам лотерейными билетами? Возражать? Где девяносто девять рублей, там и сто! А главное, костюм понравился, сколько магазинов объездили - всюду дорогие и хуже. Дает кассирша три билета - отсчитывает подряд, а жена как увидела, насупилась. Где это видано, чтобы три билета подряд выигрывали, покупать надо вразбивку, чтобы номера были разные. Взяла билеты и показывает: видишь, подряд идут:…321,…322,…323. Берет средний и отдает кассирше. Тридцать копеек пожалела! А вчера таблица в «Вечерке» напечатана: средний, тот, который отдала, автомобиль выиграл! Точно все сошлось: и номер серии, и номер билета! А два других - пустые, подумать только: тридцать копеек пожалела… А мог бы и не на такси кататься, своя машина была бы. Вот и правду говорят: выслушай женщину и поступи наоборот.

Николай Максимович посочувствовал, но, сидя за рулем, он недавно узнал историю, которая была еще досаднее.

Как-то летом его остановила на Ленинском проспекте женщина в черном халате, надетом завязками назад. Оказалось, из Управления сберкасс, у них там важное дело было. У входа уже стояла грузовая крытая машина, а вокруг суетились женщины - и все в черных халатах, завязками назад. Тащили в машину мешки. Николай Максимович хотел было помочь - тяжело ведь, но ему не разрешили. Оказалось, не положено посторонним такие мешки таскать. Потом водитель узнал, что мешки были только громоздкие - нетяжелые. В них были - Николай Максимович только брови поднял от удивления - счастливые билеты. Одни выигравшие билеты денежно-вещевой лотереи - мешки чужого счастья.

До Филей дорога была неблизкой, ехали следом за грузовиком, в котором находился вооруженный охранник, а четыре женщины в черных халатах с завязками сзади - в его машине. И весело,-чуть ли не хвастаясь, рассказывали о своей занятной работе. Халаты отличались еще одним - в них не было карманов. Все женщины были сотрудницами «отдела по проверке и уничтожению погашенных ценностей».

У них сегодня был торжественный день… уничтожения, а проверка уже была. Оказывается, такой день выпадает два раза в месяц, остальное время - готовятся к нему. Две недели подряд здесь, предварительно десять раз осмотрев, снимают сургучные печати с посылок, которые почта приносит каждый день. Отдел сверяет описи с содержимым. А посылки маленькие, да удаленькие. В них «уместились» фотоаппараты и автомобили, холодильники и велосипеды, ковры и стиральные машины. Нет, конечно, не фотоаппараты и «Москвичи», а лотерейные билеты, которые были получены в обмен на них. У женщин такая работа: еще раз, и уже последний, посмотреть, не было ли ошибки, правильно ли оплачен выигрыш.

Ошибок почти не бывает. Редчайшее исключение! Но однажды произошло такое, что огорчило их всех. А главное, никто не виноват - кроме самого того, кто пострадал!… Но он не узнает об этом. Его не найдешь - сколько ни ищи.

В маленькой посылке, которая пришла из Сочи, лежала тысяча выигравших билетов. Отдельно связаны были те, на которые выпал рубль. Их было больше всего. Выдали веселому человеку рубль, а в оставленном счастливом билете ножницами в положенном месте вырезали ромбик: знак «погашено».

Как выдают рубли? Предъявил билет, проверили по таблице, выдали рубль - то ли бумажкой, но если хотите, мелочью. И ушел человек. Паспорта в таких случаях не спрашивают. Другое дело, если пианино или автомашины. Так вот кто-то в Сочи забежал в сберкассу, обменял лотерейный билет на рубль и вышел радостный. Там все радостные. Может быть, кто-нибудь ждал его - компания, и все на радостях даже выпили. Рубль же!

А выиграл человек не рубль, не посмотрел он как следует таблицу, не поверил собственному счастью: выиграл «Москвич»! Как он не заметил этого? Как кассирша пропустила это? Наверное, потому, что рубли выигрывают каждый день, а выигранный «Москвич» даже не каждой сберегательной кассе достается.

Об этом узнали только в Москве. И делу ничем не поможешь: где его, счастливого, искать? Из каких только городов в Сочи не приезжают!

Со смехом рассказывали веселые пассажирки в халатах о том, сколько случаев бывает, когда, наоборот, пытаются получить выигрыш, которого нет. «Фальшивобилетчики» - дурной народ. Еще не было случая, чтобы их фокус получился. Грубо работают: то склеют две лотерейные бумажки, этак аккуратненько, а край даже пальцем нащупаешь, под лупой же и вовсе выглядит рванью, то подрисуют тушью цифру. Оказывается, женщины в халатах без карманов - не от недоверия к ним, просто необходимая уставная строгость, когда дело имеешь с государственными ценностями, - весь день сличают с таблицей лотерейные билеты и облигации трехпроцентного займа. Работа внимательная, неспешная.

И вот в тот день было намечено уничтожение. По какому-то финансовому уставу оставшиеся после выплаты выигрышей билеты и облигации, с вырезанными из них ромбиками, надлежало бесследно истребить в присутствии комиссии. Николаю Максимовичу дали адрес рубероидного завода, куда шел идущий впереди грузовик и куда следовала комиссия в халатах, а потом надо будет доставить милую комиссию на Ленинский проспект.

В Филях, на заводе, который делает рубероид, грузовик стал на весы, потом подъехал к подъемной ленте. Члены комиссии стали выгружать опечатанные сургучом пачки - все были целы и невредимы. Потом комиссия встала вокруг огромного чана. В запертом такси счетчик отщелкивал ожидание, а Николай Максимович стоял у чана во втором ряду и вместе со всеми наблюдал, как вспарывали пакеты и вытряхивали содержимое в котел. Когда его заполнили наполовину, включили мотор. С шумом полилась на облигации и лотерейные билеты вода, чан стал вращаться. И смешались пианино и «Москвичи», ковры и мотоциклы… Вода бурлила. Проходя через ножи, все мельче становилось крошево. Через пять минут счастливые розовые лотерейные и счастливые голубые облигации трехпроцентного займа безнадежно перемешались в однородное жидкое тесто.

Ему не суждено было пропасть. Пока комиссия следила за второй загрузкой, Николай Максимович пошел.следом за «счастливой» кашей. В нее добавили размолотые тряпки, массу снова размешали, и бывшие лотерейные билеты с облигациями пустили на гулкие, влажные бесконечные валы машин, которые делали из жидкой массы твердый картон.

Пока под караулом женской комиссии превращались в крошево мешки с шуршащей бумагой, которая принесла людям столько радости, на последнем валу начинал наматываться превосходный глянцевитый картон, сделанный из отменного сырья.

Николаю Максимовичу оторвали клок, и он принес его домой. Жена и дочери передавали его потом из рук в руки, всматривались в твердый лист, находили вкрапления, которые, вероятно, были частицами бывших билетов, доставивших людям радость. Жена и дочери, слушая Николая Максимовича, жалели того неизвестного, который за рубль отдал «Москвича». Очевидно, не верил в то, что счастье может свалиться на голову: подумать только, не посмотреть как следует на номер!

Пока Животенко был еще во дворе завода, грузовик выбрался оттуда - первым. Опять постоял по дороге на весах одну минутку - выяснилось, что он стал легче на две тонны. Две тонны билетов и облигаций, за которые сберкассы выплатили больше семи миллионов рублей…

Поездка за поездкой, один пассажир сменяет другого, и незаметно в сознании, в душе водителя непременно что-то остается, делает его богаче, расширяет представление об окружающей жизни.

У Савеловского вокзала дугой выгнулась очередь такси - шеренгой по трое. Настал самый спокойный час, который, однако, нисколько не радует водителя: план надо выполнять, а тут стой и жди. Впрочем, они не стояли, и выйти из кабины, хотя бы поразмяться, было невозможно. Медленно, незаметно, но такси все-таки разбирали, и после того как очередная «Волга» отрывалась от своих подруг, беря круто влево, надо было продвинуться еще на три метра вперед.

Вот Животенко уже в первой тройке. Шофер увидел идущего к нему человека с палочкой. Был он совсем не стар - лет пятидесяти, поджарый, а палка загнутым концом висела у него на руке.

- Здравствуйте! - вкрадчиво-любезным голосом обратился к нему пассажир и, осознавая свое хозяйское положение, стал аккуратненько устраиваться.

- Здравствуйте, - приветливо ответил Николай Максимович, стараясь голосом не обнаружить неожиданно возникшую неприязнь к новому пассажиру и досадуя на самого себя за то, что плохо подумал о совершенно незнакомом человеке. Это беда и счастье бывалых таксистов: они распознают людей быстрее, чем все. Может быть, потому, что никто во время работы не знакомится с таким большим количеством людей, а потом остается с ними наедине и разговаривает. Пассажиры даже не подозревают, что о них легко судить со стороны. Каждый, не замечая того, проходит небольшой экзамен: когда садится, когда едет, когда расплачивается и выходит из машины. Все делают это по-разному - в точном соответствии со своим характером. И никогда никому не удается прикинуться! Новый пассажир прикидывался добрячком. Это слышно было в сладости голоса, видно было по выражению лица, на котором написано участие и сердечность. Николай Максимович был убежден, что пассажир будет дорогой льстить - похвалит за что-нибудь, начнет беседовать покровительственным тоном, словно водитель прекрасный ученик, а он наставник, который любезно снисходит до него.

Пассажиру нужно было на Большую Грузинскую.

- Какой мы выберем маршрут? - спросил Николай Максимович ровно и безукоризненно приветливо, ничем не выдав своих наблюдений.

- Если вам нетрудно, - до Белорусского, а потом направо, доедем до памятника…

«Если вам нетрудно» - в конце концов, в этих искусственных словах не было вежливости. Почему это «нетрудно» - какая разница, как ехать. Сказал бы прямо - лучше ехать так и так. В дороге предположения Николая Максимовича стали оправдываться. Удобно опираясь на палку, которую он поставил между ног, и уютно прильнув к набалдашнику, пассажир то и дело нахваливал:

- Я вынужден вам льстить, но вы прекрасно ведете машину. О! Какой прекрасный поворот! Поверьте, вы исполняете повороты, как лучшие фигуристы. Как Роднина, как когда-то Белоусова с Протопоповым!

Тягуче, в противоречие своему рассказу о спешке, он сообщал, подтрунивая над своим легкомыслием, как он собрался на дачу, приехал в Шереметьево, и оказалось, что он забыл дома ключи. Вернулся на станцию, час ждал поезда - только что ушел, - а теперь поезд через двадцать две с половиной минуты, а потом снова перерыв на целый час. Полдня он добирается до дачи, а так хотелось отдохнуть!

На Большой Грузинской пассажир показал, как ехать, чтобы подкатить к самому крыльцу. Прежде чем выйти из машины, он сказал:

- Я мигом обратно. Подождите минуточку. А счетчик не сбрасывайте - вот я вам портфель в залог оставлю.

Посторонний ничего не заметил бы в этой фразе, но означала она вот что: если вы сбросите показания счетчика и он начнет отсчитывать с нуля, то будет десять копеек лишних - каждое включение счетчика означает новую посадку, а за это берется гривенник. Пассажир вернулся действительно скоро: за это время набежало еще две копейки. Таким образом, он сэкономил восемь копеек.

Николай Максимович искренне презирал и мотовство, и мелочность. Ненавидел показную щедрость гуляк, которые небрежно бросали щедрые чаевые - непременно в присутствии других, чаще всего перед женщинами. Бывали случаи, когда уже знакомый пассажир, попрощавшись с кем-то, вскоре встречался на стоянке снова и вел себя иначе, скромно и расчетливо. Гуляк, небрежно бросавших бумажку с видом богача, не знающего счета собственным капиталам, Николай Максимович непременно осаживал. То было оскорбление - подачку он не хотел принимать ни от кого, особенно от влюбленного мальчишки, играющего перед другими роль купца. Иногда приходилось выходить из машины и настигать пассажира: «Возьмите, пожалуйста, свой рубль двадцать две». А когда ему говорили:

- Это вам на чай. Он отвечал:

- Я не пью чаю и зарабатываю, возможно, больше вас. Возьмите рубль двадцать пять - три копейки вам на чай от меня.

Презирал Николай Максимович и скаредных людей. Они оскорбляли недоверием - им казалось, что их везут кружным путем, сидели озабоченные, испуганно кося глазом на счетчик. Всегда было легко отличить человека мелочного от того, кто боится, что у него не хватит денег.

Разговорчивый пассажир с палочкой опять уселся удобно, оперся на инкрустированный блестящий набалдашник и почему-то излишне согнулся: посмотрел, сколько настучал счетчик, пока он бегал за ключом.

- Очень спешил! Подумал: с таким умелым шофером я успею еще и на этот поезд.

Он без зазрения совести льстил и дальше:

- О! Какой чудный маневр. Вы прекрасный водитель!

К Савеловскому вокзалу прибыли за три минуты до отхода электрички. Не теряя солидности, пассажир разжал одну ладошку, и оказалось, что у него там было приготовлено девяносто копеек. Освободившейся рукой - палку зажал ногами - вынул из другой ладошки семь копеек. Там остались еще две-три мелкие медные монетки. И поблагодарил:

- Спасибо! Мы прекрасно прокатились.

На душе было противно. Полученное серебро и медяки казались мокрыми. Шофер чувствовал себя оскорбленным. Кому нужны его три монетки: как будто ему не дали бы сдачи с рубля! Небось дома выгреб из жениного кошелька все медяки и рассчитал копейки на оба кулака.

Но тут же Николаю Максимовичу сделалось весело: в машину сели четверо улыбающихся молодых людей. Они сказали:

- На улицу Вишневского.

Шофер отлично знал, зачем молодым ездить на улицу Вишневского. В машине стоял гомон, как на школьной перемене. Парни перебивали друг друга и подзадоривали одного. Тот выглядел смущенно, незлобно отбивался.

- Обязательно - бритву. Как же тебе теперь без нее? Самую дорогую, которая чище бреет, - заявил один.

- Тебе, Володька, теперь надо быть всегда гладким, - поддержал другой.

- И запомни: холостые бреются утром, женатые - перед тем, как спать ложиться, - язвил третий.

Володьку было видно в зеркале - на заднем сиденье. Был он невысок, худ, совсем мальчишка и, по всему видно, женился первым из четверых друзей. Он был рябенький от веснушек и потому казался совсем мальчиком.

- Купим черный костюм. Какая же это свадьба без жениха в черном костюме?

- Ребята, денег же не хватит! Сразу в Сочи поедем - не экономить же мне там на еде?

- Сказали тебе: о деньгах не думай. Будут.

- Когда же я с вами расплачусь?

- Не твоя забота. Как женюсь, оденешь меня. Или кооперативную квартиру купишь.

- Небось опять у тетки выклянчил? А как объяснять будешь?

- А месяцев через девять детскую коляску подарим!

- Только смотри, чтобы не раньше пришлось! Николай Максимович тоже смеялся и не успевал разглядывать пассажиров, отличая своих спутников только по голосам, и почему-то радовался, что они молоды, добры, веселы.

Остановились перед высоким зданием., которое выпятилось на улицу первым прозрачным этажом: «Магазин для новобрачных». Только перед театром, перед началом спектакля, бывает столько такси, сколько подкатывало к стеклянному этажу. Озабоченные и смущенные невесты и женихи, в сопровождении подруг и друзей, выбирались из машин, выходили со свертками из магазина, перекликались, смеялись. На стоянке поблизости выстроилась целая колонна из машин с зеленым огоньком. Колонна медленно двигалась. Спереди одна «Волга» отрывалась, и все остальные перемещались на одно место вперед, а к хвосту пристраивалась новая, только что освободившаяся, машина.

Стоять долго не пришлось. Села женщина с девушкой, очень похожие лицами, несмотря на разницу в возрасте.

- Новая Башиловка.

Каждый таксист понимает, что означает поездка от улицы Вишневского на Новую Башиловку: что-то забыли в загсе получить. Кажется, талон на свадебные продукты.

- Возьми побольше рыбы. Очень красиво выглядит на столе, - наставляла старшая, а младшая согласно кивала.

- И не забудь Ивану Степановичу позвонить. Не обижайся на него - ничего плохого он не сделал. Старый человек - мог и забыть.

- А Игорю?

- На твоем месте Игоря я не стала бы приглашать. Как на это посмотрит Женя?

- Он все понимает, я ему все объяснила. Он очень понятливый.

- Но у Жени есть родственники - они могут не понять.

Дальше разговор продолжался вне машины - путь до Новой Башиловки короток. Там перед загсом ждали украшенные лентами такси без шашечек. Перед радиатором крепко прилажены куклы - на одной пестренький младенец, на другой - медвежонок. К машинам были привязаны разноцветные шары. На этих такси не случайно не было шашечек - это специальные, свадебные автомобили, они развозят новобрачных. Прямо из парка они едут за невестами и женихами, а потом отвозят их обратно уже супругами. Николаю Максимовичу ни разу не доводилось обслуживать свадьбы, и он представлял себе, как это весело.

Вот распахнулась дверь загса, и из нее показалась невеста в белом, с цветами, за ней жених, который быстренько, не отцепляясь от локтя, нагнал спутницу, опередил, хотел отворить дверцу ожидавшей машины, но это сделали без него - то ли подруги, то ли водитель такси без шашечек. Николай Максимович загляделся и с опозданием увидел своих пассажиров. Их было трое - двое мужчин и девочка.

- Вы свободны?

- Да-да, пожалуйста, - запоздалой улыбкой приветствовал их Николай Максимович и потянулся отворить заднюю дверцу. Когда они назвали адрес, он понял, что улыбка была неуместна:

- Рязанский проспект - кладбище.

Ехали молча. Через весь город. Шофер даже не спросил о маршруте: если окажется, что он им знаком, то может невольно вызвать печальные воспоминания.

Дорога без разговоров казалась особенно долгой. На заднем сиденье все-таки о чем-то говорили. Тихо, слабыми голосами. Были слышны отдельные слова: «ограда», «телеграмма», «не забыть позвонить Николаю»…

…А жизнь в городе била ключом. Со всеми ее повседневными заботами она проходила через кабину такси. Еще не истребилась в ней грустная тишина, как в окошке появилось лицо взволнованной, тяжело дышащей женщины:

- Голубчик, быстренько в Черемушки! Туда и обратно!

Она боялась отказа, уселась и объяснила, почему возбуждена:

- Такой красивый сервиз. Полгода искала- - расхватают. Выписала чек, а двадцати семи рублей не хватило. Сиреневый ободочек, цветочки, суповая миска. Если бы знала, с собой денег взяла бы побольше. Да куда же едете? Шофер, мне же в Черемушки, шофер, а вы в обратную сторону, что вы делаете?

Николай Максимович просто не мог ее вовремя прервать, чтобы объяснить, потом было бы поздно поворачивать:

- Я дам взаймы вам двадцать семь рублей. Зачем же вам платить за оба конца? Отвезем сервиз домой, и вы там рассчитаетесь со мной. А то еще расхватают.

- Голубчик! - чуть не задохнулась от счастья пассажирка, она подалась вперед, готовая обнять спасителя со спины, но вовремя одумалась. - Спасибо, очень вы меня выручите. Уж не знаю, какие слова вам говорить. Спасибо, голубчик.

Подобное бывало не раз. Как-то парень подошел. Рослый, прическа челочкой, а сзади - волосы до плеч: такие почему-то считаются несерьезным народом, не стоящим доверия. А напрасно! Николай Максимович заметил, что такие ребята, рано вытянувшиеся, не уверены в себе, оттого, наверное, завели себе женские прически - возможно, наперекор самим себе, чтобы быть смелее.

- Шеф! - согнулся один из них к окошку, - беда у меня, помоги: в ГУМе такие брюки продают - полосатенькие, клеш, немнущиеся, а у меня три рубля не хватает. Видишь - выписал чек, а взять взаймы не у кого. Было бы около общежития - у ребят взял бы. Уборщица дала бы мне. Возьми паспорт - дай три рубля!

Парень паспорт развернул, говорил жалостно, - чудак человек, говорит «беда у меня». Таких бы бед побольше!

Николай Максимович не взял паспорта, потянулся в карман, достал трешку - парень обрадовался, вынул блокнот:

- Скажи фамилию и где тебя увидеть.

Вечером того же дня у таксомоторного парка прохаживался рослый парень с волосами длинными, как у женщины, в прекрасных брюках, полосатых, клешем. В каждую возвращающуюся машину он, пригнувшись, старался заглянуть - номера машин были схожи, все они принадлежали одному парку и потому начинались с пятерки, а буквы имели совершенно одинаковые - ММ Л.

Николай Максимович парня узнал сразу, улыбался про себя - не так радостно было, что трешка не пропала, хорошо было от сознания, что так много на свете честных людей, а среди них и обросшие парни, которые гораздо лучше, чем о них думают люди постарше.

В этот час - было около девяти вечера, а летом еще светло - много машин возвращается в парк, нужда в них уменьшается, и возле ворот возникла быстро продвигающаяся очередь. Парень то и дело пригибался, словно кланяясь каждой машине, его лицо было обеспокоенным: видно, боялся, что не найдет человека, выручившего его. Когда он заглянул в кабину, где сидел Животенко, молодой человек просиял - улыбающийся, он оказался гораздо привлекательнее. Парень протянул трешку, спешно начал благодарить, пришлось затормозить, но тут же раздались запрещенные, нетерпеливые гудки машин, водители которых хотели скорее домой. Пришлось тронуться, так и не поговорив.

Странно получается: то таксиста не замечают - ведут свободные, даже интимные разговоры, словно бы при этом нет человека лишнего и машина движется сама, иногда даже бесстыдно целуются, а то вдруг в миллионной толпе выделяют незнакомого таксиста, выкладывают ему доверительно все о себе и даже вот берут взаймы. Получилось так, что такси вообще в жизни человеческой занимает особое место.

…Сервиз был куплен, осторожно доставлен. Счастливая хозяйка отдала долг, расплатилась за дорогу и готова была угостить чаем, но оставаться нельзя было - такси ждали. Действительно, на улице тут же попался человек с поднятой рукой. У его ног стоял чемодан. Все ясно: на вокзал или в аэропорт. Однако Николай Максимович не угадал. Человек, усаживаясь, сказал какие-то слова, которых на русском языке нет. Среди них одно он понял сразу - «отель», о значении другого догадался - «офис». Николаю Максимовичу предстояло решить маленький кроссворд: догадаться о смысле непонятных слов по другим, соседним. Такое бывало нередко. Надо немножко поразмыслить, и все станет ясно.

В самом деле, если бы гостю нужен был определенный отель, он, даже исказив его название, сказал бы что-нибудь такое, что напоминало бы название «Националь», «Москва», «Россия», «Берлин», «Будапешт». Большинство названий гостиниц сравнительно сходно звучат на всех языках. Но не случайно присутствовало слово «офис». Иностранец повторил его дважды среди непонятных слов, из которых шофер уловил два. По всей вероятности, нужна была не какая-то определенная гостиница. И, едва только набрав ход, Николай Максимович понял, что отгадал кроссворд, в котором было много слов: «Управление высотных домов и гостиниц Мосгорисполкома». И управление, и его адрес он отлично знал: Композиторская улица, 25, трехэтажный аккуратный домик, вход с угла; туда он, не раздумывая, и поехал.

Пассажир сидел сзади и всю дорогу крутил головой, рассматривая проносящиеся здания. Николай Максимович давно заметил, что большинство иностранцев садится на заднее сиденье. Даже если едут одни. Если их четверо и позади всем места нет, рядом с шофером размещается кто-либо «поневажнее» с виду, помоложе, но только не женщина и не ребенок. Раньше это было непонятно, но теперь Николай Максимович все знал: самое опасное место - по статистике! - рядом с водителем. Потому туда садится не бизнесмен, а его секретарь, мужчина, а не женщина, взрослый, а не ребенок. Может быть, статистика и права, но все-таки почему-то обидно такое отношение к соседству с шофером. Москвичи и вообще советские люди предпочитают, наоборот, переднее сиденье. Оттуда лучше виден город, там легче беседовать. Когда гость справа, а не позади, Николай Максимович очень любит рассказывать об улицах, по которым они едут, о домах, которые мелькают за окном.

Впрочем, сейчас жалеть об этом не приходилось: иностранец по-русски не понимал. А Николай Максимович, оказывается, верно понял его. На Композиторской гость вышел, оставив чемодан, и улыбнулся. На всех языках улыбки поддаются переводу лучше всего. Сейчас она означала: «Я вернусь, как только мне скажут, где имеются свободные места, постараюсь не задерживаться понапрасну - вы уж извините, что задерживаю, но что мне остается, города-то я не знаю? А потом вместе поедем в назначенное место…»

Ждать пришлось довольно долго. Ясно было почему: то и дело подкатывали автомобили - такси и служебные, некоторые с иностранными номерами. Из каменного подъезда, который выходил сразу на две улицы, то и дело появлялись люди, машины отъезжали. Конечно, стоять и ждать было неинтересно, но что поделаешь? Беспокоил и чемодан - все-таки неприятно, когда пассажиры оставляют вещи. Иной раз они в спешке забывают о них, потом иди разыскивай владельца и мучайся от того, что, возможно, он думает, что ты нечестный человек.

Николай Максимович никогда не забудет, как прошлым летом, в жаркий день, вез он пассажира на Белорусский вокзал. Пассажир расположился с комфортом - поставил на сиденье чемодан. Это было неприятно - не ставил ли он его до этого на землю? Можно ведь испачкать сиденье, а сказать было неудобно. Ладно, потом почистит щеткой, когда отвезет. Пассажир снял с себя и пиджак. На вокзале пассажир в одну руку взял свой чемодан, в другую - пиджак. Не успел он отойти, как открылась дверь задней кабины и новый пассажир уже приказывал: Дмитровское шоссе. Однако на Дмитровское шоссе выехать не успели. Пассажир вдруг передумал: остановитесь, я здесь сойду. Ну что ж, такое бывает. Уже поедут, а пассажир вдруг передумает. Водителю до этого дела нет - это не железная дорога, не автобус - сходи, где тебе удобно, но только не там, где запрещает ГАИ. Выбрав первое дозволенное место, Николай Максимович подкатил к тротуару, пассажир быстро отдал положенные тридцать копеек - всего два километра проехали, и ушел. Тут же остановилось другое такси. Оттуда одновременно выскочили двое и сердито разом закричали на всю улицу: «Погоди! Не уезжай!» Николай Максимович оглянулся и с удивлением узнал своего предыдущего пассажира, оставленного с чемоданом и пиджаком на Белорусском вокзале. Он бежал к его машине, распахнул заднюю дверку и, бледный, сурово и гневно спросил: «Где фотоаппарат? Здесь я повесил аппарат!»

Это было оскорбительное подозрение! Николай Максимович достойно бы отвел его, если бы сразу не" связал со странной выходкой пассажира, который намеревался ехать на Дмитровское шоссе, но выскочил внезапно у Новослободской улицы. Не обращая внимания на незнакомого таксиста и настигшего его предыдущего пассажира, Животенко захлопнул дверцу и рванулся вперед. «Куда? Куда?» - закричали ошеломленные преследователи и тоже бросились к своей машине - догонять! Но к тому времени Животенко остановился, выскочил из машины и побежал во двор вслед человеку, который уходил все скорее. Преследователи настигли снова. Они, кажется, уже все поняли и обратили гнев не на улизнувшего шофера, а на человека, который уже бежал. Животенко приблизился к - нему первый, вскоре подбежали еще двое. Николай Максимович, задыхаясь от гнева, оскорбленный подозрением, ничего, однако, не предпринимал - ждал свидетелей. И они потребовали, чтобы незнакомец, недавний пассажир, внезапно изменивший собственной цели, развернул газетный сверток. Незнакомец трясущимися руками протянул сверток. Там был фотоаппарат… Трое были против одного, но не знали, что делать. Отвезти вора в милицию? Пассажир торопился - скоро отходит поезд. А без владельца украденной вещи - что за суд? Самым безответственным человеком был пассажир, и он взял все на себя - дал звонкую пощечину. Кажется, она устроила и вора: тот понял, что вот и вся расплата. Могло быть гораздо хуже - он повернулся и пошел, все быстрее, а двое таксистов и их общий пассажир, удовлетворенные, возвратились к машинам. Пассажиру было некогда, мог опоздать, и он сказал, прося прощения, коротко: «Извини, шеф, а то думал…» Они сели в разные машины, и, улыбнувшись, подняли в приветствии руки.

…Наконец иностранец вернулся. И назвал шоферу два понятных слова: «Отель «Россия».

Хорошо возить гостей в «Россию»! Полные, могучие автомобильные реки, красивые дома, нетерпеливые стоянки у светофоров, от них начинают низвергаться водопады, машины вырываются задиристо - новичок сразу видит Москву такой, какой ее снимают для кино: городом современным, тесным, подвижным. Каких бы трудностей это шоферу ни добавляло, все-таки гордится своим городом он именно поэтому. Ах, если иностранец еще понимал бы по-русски! Он бы рассказал ему о проспекте Калинина, под которым еще проспект - для грузовых машин, они развозят товары для магазинов и не мешают любоваться магистралью. Про Морозовский особняк, в котором, говорят, прятался от царской охранки Бауман, где бывал Горький и странный фабрикант Шмит, принимавший к себе на работу только революционеров. Рассказал бы о маленьком, рядом со зданием Военторга, домике со скругленным фасадом, построенном знаменитым архитектором Кваренги, о Манеже, где раньше стояли кони, потом автомобили, а теперь самый большой выставочный зал. Там нет ни одной подпорки, ни одного столба! Сто пятьдесят лет назад инженер Бетанкур помог знаменитому Бове построить удивительное по тем временам здание, когда еще не слыхивали о железобетоне.

Многое знает Николай Максимович о Москве, любит рассказывать о ней пассажирам. Он покупает старые и новые книги о Москве, изучает их, как учат математические формулы - наизусть. И хотя в речи его нет-нет и мелькнет украинское словцо, которое не преминет заметить коренной москвич, Животенко может «срезать» этого бывалого москвича рассказом о старинном здании, про которое знает далеко не всякий.

Например, о доме Меншикова на улице Герцена, от которого когда-то, говорят, тянулся подземный ход в Кремль. Или о церкви Федора Студита - у Никитских ворот. Не она вросла в землю - земля выросла, один слой асфальта на другой, а сначала никакого асфальта здесь не было: построили церковь у края города, на заставе, где встречали победителей в 1612 году, после польского нашествия - по церковному календарю в день святого Федора Студита.

Потом в этой церкви крестили младенца Александра Суворова. Здесь, в самом центре нынешней Москвы, под слоями асфальта где-то покоятся могилы его родителей. То было отнюдь не самое отдаленное кладбище. А красивая, видная церковь напротив (которая открылась недавно во всем великолепии после того, как снесли дрянной, хотя и каменный дом) связана с радостным событием - здесь венчался Пушкин. Сюда вошел он с красавицей Натальей женихом, вышел - супругом.

О старых домах в центре Москвы знает Николай Максимович много, меньше - о новых зданиях. Они растут так быстро! И даже он, колесящий по Москве день за днем, не может охватить всего, иной раз становится в тупик перед простым вопросом.

Как-то приезжий человек попросил его отвезти на улицу Новаторов. Никогда не слыхал о такой! А гость письмо своего родственника показывает - дескать, найти нас просто: конец Ленинского проспекта, по левой стороне… Помогло, скорее, чутье, а не догадка: наверное, дали отдельное название тому скоплению новых домов, которое образовалось под одним номером. Чуть ли не двести корпусов имели общий адрес - Ленинский проспект, дом 101. Среди них, как человек в незнакомом лесу, блуждали случайные машины - пешком не найдешь, скажем, корпус 178 все того же дома 101. Здания стали вырастать быстрее, чем успевают придумывать названия образующимся улицам.

Никто другой, кроме таксиста, не знает, сколько случается хлопот из-за сходных или повторяющихся названий улиц! Иногда из-за этого возникают настоящие приключения, которые, однако, всегда кончаются радостно.

Совсем недавно с Казанского вокзала ехала к сыну старушка, окруженная свертками, чемоданами, пакетами и двумя ведрами. Она то и дело спохватывалась, оглядывала свое добро, и губы ее шевелились - считала пожитки и успокаивалась. Старушка приехала из деревни и на чем свет стоит костерила невестку: кто же виноват, кроме нее, что не встретили, а где одной управиться со всеми узлами и чемоданами? А кому везет - разве себе? Невестке и мужу ее, сыну, стало быть, и ребятишкам, конечно. И мед, и варенье, и шерстяные носки и варежки для каждого.

Адрес у старушки был: улица Лавочкина, 18.

- В Химках? - на всякий случай спросил ее Николай Максимович, и пассажирка ответила: истинно так.

Ехали долго, по дороге успели все обсудить. И что сын напрасно на Ксении женился, были девки и красивее, и хозяйственнее, да что теперь говорить, когда детей двое. Невестка, в общем, ничего, свекровь привечает, а Настя все-таки была бы куда лучше. Лицом красивее, и мастерица на все руки. Только она, бабка, об этом вслух не говорит - зачем портить сыну жизнь, а думать кто ей запретит?

Старушка повеселела, пришла к выводу, что это даже хорошо, что никто ее не встретил, притащится с пожитками и спросит невестку: «Ксень, а Ксень, а че-гой-то ты не рада мне - нешто я не со своими харчами? И себе хватит, и вас наделю - всем, чем богата». Старушка и шофер заговорщицки смеялись, но, когда приехали на место, пассажирка загрустила: не тот дом! Бывала она уже там - высокий, а не этот, пятиэтажный. Старушка даже обиделась: неужели шофер мог подумать, что сын ее в таком маленьком доме живет. Вся деревня знает, что внуки ее сто раз на дню на машине - в лифте ездят.

Действительно, здесь лифта не было и в помине…

Сторожа свои вещи, окруженная ими со всех сторон до головы, старушка, обозлившись неизвестно на кого, сердито командовала:

- Сходи к женщинам - видишь, на лавочке сидят, спроси, - приказала она шоферу.

Он осмелился возразить:

- Лучше проедем немного, у мужчины - видите, впереди - спросим.

- У женщины! Бабы всегда лучше всех все знают, - осерчала старушка.

Женщины, однако, ничего сказать не могли - как был здесь пятиэтажный дом, так и есть, и никакого девятиэтажного под этим номером сроду не было.

Пришлось все-таки обратиться к мужчине. За время расспросов он отошел на изрядное расстояние, пришлось догонять.

- А вы убеждены, что вам нужна улица Лавочкина в Новых Химках, ведь есть еще улица Лавочкина и в Химках - Ховрине? - спросил он.

Не смея решать сам, Николай Максимович спросил:

- Бабуся, а не съездить ли нам в Химки - Хов-рино?

Та только головой мотнула: дескать, делай как знаешь. И отвернулась, - была обижена на весь белый свет и на этого шофера, который заодно с нелюбимой невесткой Ксенькой.

В Химках - Ховрине она вдруг повеселела. Ай да молодец шофер! Правильно привез - вот он дом, конечно, он самый, и приступочки те, и магазин на месте - сюда она с Ксюшей ходила, булки белые покупала. Еще не встретившись с невесткой, она уже с ней поладила, стала называть ее ласково. Однако из машины старушка выходить не желала - вещей много, недосчитаешься. Николаю Максимовичу пришлось подняться на лифте к сыну, объявить, что прибыла мамаша. Сын и его жена обрадовались и удивились:

- Да что ж она телеграммы не дала? Ведь заблудиться могла бы.

На всякий случай внизу заглянули в почтовый ящик: оказывается, старушка телеграмму дала, да, наверное, принесли поздно, не стали беспокоить, а, может быть, днем вчера доставили, когда взрослые были на работе, а ребята в школе. Увидав родных, старушка обмякла, не сходя с места, высунув голову из вещей, расцеловала сына и невестку, проследила, чтобы все вынесли, ничего не забыли. Остановила - пересчитала привезенное пальцем и, окончательно успокоившись, поднесла водителю большое розовое яблоко:

- На, ешь, из своего сада. Спасибо, сынок.

И все-таки это был самый обыкновенный случай. Бывали задачи посложнее.

Однажды пожилой гость уселся в машину и сказал:

- Везите меня к круглому дому. Стеклянному. На большой улице. Напротив, через дорогу, мои родные живут.

Круглый дом? Большая улица? Мало ли в Москве больших улиц и круглых домов! В Матвеевском? Там совершенно круглый дом, но жилой и не совсем уж стеклянный, хотя окна большие. Актовый зал здания СЭВ? Он невысокий, и человек, скорее, запомнил бы огромный трилистник СЭВа, похожий на гигантскую стеклянную книгу. Кинотеатр «Мир»? Но там бульвар, а не большая улица. Панорама Бородинской битвы!

И Николай Максимович повез пассажира на Кутузовский проспект.

Пожилой пассажир, рассматривая улицу из окна автомашины, вдруг удивленно показал на Триумфальную арку:

- Не сюда приехали. Такого сооружения не видал.

И Николай Максимович понял, что привез пассажира к нужному месту, поспешил разъяснить: Триумфальная арка здесь сооружена была недавно. Когда-то стояла она у Белорусского вокзала, стала мешать движению, и ее снесли, но не разрушили. Коней и плиты с орнаментом сберегли, они стояли в Донском монастыре, а теперь украсили ими новое сооружение, которое построено по чертежам архитектора Бове.

Николай Максимович все-таки постоял немного, ожидая, не вернется ли пассажир, который отправился в дом напротив стеклянного круглого здания. Прошло минут десять, человек не возвращался, потом откуда-то сверху послышалось:

- Такси! Такси!

Кричали с балкона, облицованного желтой плиткой. Там стояло несколько человек, и среди них оказался и пожилой пассажир. Кто-то молодым голосом крикнул: «Такси! Такси!» - и пожимал сам себе руку. Все ясно - это означало: «Спасибо!»

Удачное решение географических задач каждый раз наполняло Николая Максимовича радостью. Пассажиры, наверное, не догадывались, что таксисту каждый маленький успех доставляет удовольствие, может быть, большее, чем им. Чем задачка на поиск была сложнее, тем более полное удовлетворение получал он сам. Что бы там ни рассказывали о каких-то таксистах, которые в стремлении получить с пассажира побольше якобы возили с Ярославского вокзала на Казанский через Садовое кольцо, Николай Максимович не верил этому, потому что не понимал смысла бесцельной езды. Ехать просто так, возить ради того, чтобы просто стучал счетчик, было нелепостью. Работа только тогда доставляет удовольствие, когда приносит людям пользу, - в этом ее смысл. У Николая Максимовича всегда делалось хорошо на душе, когда он мгновенно мог ответить на вопрос, заданный неуверенным пассажиром.

…У «России» новый пассажир объявил:

- Мне к кинотеатру «Тбилиси». Вы знаете, как ехать?

- Конечно! По Профсоюзной, до метро «Новые Черемушки», потом по улице Красикова…

- Может быть, вы даже знаете ИКСИ?

- Знаю, но теперь институт называется иначе: был институт конкретных социологических исследований, теперь исключили слово «конкретных» - ИСИ.

- Совершенно верно, - подтвердил пассажир. - Видите ли, я просто по привычке так назвал.

Многолетний опыт подсказывал Николаю Максимовичу, что таксисту непременно нужно знать все гостиницы, их старые и новые названия. Ведь это так необходимо для приезжающих в столицу. Москвичи же избирают себе ориентиром чаще всего кинотеатры, а их больше ста, больницы - их не меньше. Непременно нужно знать все универмаги, мебельные магазины. И магазины, где продаются ковры. У кинотеатра «Тбилиси» двое, - по-видимому, приезжие - неразговорчивых пассажиров - видно, муж и жена, попросили:

- Нам в магазин «Ковры». Где-то здесь поблизости.

- Ближайший - на Загородном шоссе.

- Верно! - удивились пассажиры. - Загородное, так нам и сказали.

Покупатели ковров и мебели вели себя большей частью одинаково: выходя из машины у магазина, просили минуточку подождать. Ожидать приходилось, конечно, не минуточку, а пять, но возвращались они поспешно, настроены были решительно. Ехали к другому магазину, скоренько осмотрев его, направлялись к третьему. Застревали тогда, когда находили то, что искали.

Что касается плана, то это были довольно выгодные пассажиры - ожидание длилось недолго, магазины же расположены далеко друг от друга. Но возить их было почему-то неинтересно. Не оттого ли, что не было ожидания незнакомого, не приходилось решать интересных задач? Покупатели ковров и мебели, отягощенные деньгами, были осторожны и деловиты, им хотелось во.что бы то ни стало сделать покупку'сегодня. Поэтому они не скупились на поездку в такси, решив, что все-таки выгоднее и надежнее побывать во всех магазинах в один день, а не тянуть с покупкой неделями. Они расцветали осторожной радостью, когда находили то, что искали, - большим покупкам радуются меньше, чем скромным: всегда в душе остается все-таки сомнение, не напрасно ли истрачены деньги.

Молодые искатели ковров остались в третьем магазине. Мужчина вернулся оттуда немного взволнованный, объявил: «Я рассчитаюсь». Наверное, нашел, но - очередь. «Счастливой покупки вам!»

И не успел он рассчитаться, как к такси подошел парень с неумело связанным свертком, озабоченный, смущенный, торопливый. Ну как Николай Максимович не догадался сразу, что за дело у него - так все ясно по лицу!

- На Каховскую, в родильный дом! - улыбаясь во весь рот, бойко назвал адрес юноша.

Странно, но возликовал и Николай Максимович. По-видимому, в свертке было все необходимое для такого случая, но одного, приличествующего этому событию, явно недоставало: цветов. Напомнить? А вдруг у парня просто нет денег, и он поставит его в неловкое положение. Но, может быть, просто забыл? И шофер решил возможно деликатнее напомнить:

- Какой мы выберем маршрут? Поедем прямо или правее - мимо цветочной палатки?

Парень беспомощно хлопнул себя по лбу:

- Конечно, правее! Да как же я про цветы забыл! Он не скупился, готов был взять все, что было в палатке. Шофер его остановил:

- Желтых не надо! Гвоздику лучше возьми - красную, розовую. Моя жена, например, любит больше всего красную гвоздику. Тогда и гладиолусов не надо - не получится складного букета.

Они подкатили к родильному дому без расспросов, хотя подъездов там было несколько. Николай Максимович знал все московские родильные дома, в которых получают малышей. Суматошный родитель, не оставив никакого залога, кинулся с узлом и гвоздиками к дому. Николай Максимович ничуть в нем не сомневался. Куда он денется! Через несколько минут парень вернулся без цветов и вещей, огорченный. «Не случилось ли несчастья?» - забеспокоился Животенко, но задавать вопроса не стал.

- Слетаем домой и обратно, шеф, только поскорее, - взмолился молодой папа.

У Николая Максимовича от сердца отлегло. Он улыбнулся: знакомая история - что-то забыл. Теперь можно и спросить:

- Не забыл ли чего, папаша?

- Забыл, - охотно откликнулся он и вдруг рассмеялся: - Юбку! Все взял, а юбку забыл - не в чем выйти.

Николай Максимович не верил ни в какие приметы и не из суеверия, а просто, чтобы не омрачать такое важное событие, не замедлять его, предложил:

- Знаешь ли, брат, у меня есть плащ с собой. На случай непогоды вожу. Может быть, наденешь его на маму? Чтобы не ждала она, пока мы будем летать?

- Шеф, ты гений! - закричал в восторге папа. Достали из багажника плащ, отец побежал с ним и минут через пять появился из подъезда с ношей, которую не знал, как нести. Остановился перед ступеньками, глядел, вытянув шею вперед и вниз - соображал, как это спускаются с лестницы, неся столь дорогой и нежно устроенный предмет. За ним, одной рукой неся пышный букет из красных гвоздик, другой подбирая не в меру длинный мужской плащ, шла молодая мать, счастливая, смущенная.

Николай Максимович вел машину осторожно: знал, какими пугливыми вдруг становятся люди, которые везут маленького человечка. Дорога была короткой - на улицу Шверника, но встречались трамвайные рельсы. Машина, неслышно качнувшись, как на четырех ногах, переваливала через них. Водитель сосредоточенно глядел вперед, стараясь не смотреть в зеркало, чтобы не мешать юным родителям быть нежными. У пятиэтажного дома он немного постоял, пока вернули плащ, и поехал на стоянку.

Там, возле станции метро «Академическая», у тротуара стояла очередь. Снова наступил час, когда людям нужно такси без промедления. Вечером машины берут и молодые люди, которые опаздывают на поезд или на свидание, и немолодые, устраивающиеся на сиденье с трудом, - заболевшие, инвалиды, не в меру уставшие.

Мужчина и женщина, от которой остро пахло духами, так спешили, что сказали одно лишь слово: «Малый»! Это, конечно, означало Малый театр, но ни в коем случае не филиал его, иначе было бы дано разъяснение. Хотя пассажиры ехали в театр, настроение у них было скверное, оба смотрели в разные стороны, сидели отвернувшись и не перекинулись между собой ни единым словом. Николай Максимович попытался осторожно примирить их:

- Еще одиннадцать минут до начала. Доедем за пять, и у вас останется еще целых шесть минут.

Он знал, как из-за пустяков портят себе люди настроение перед спектаклем. Кто-то, наверное, медленно готовился, но вот уже нет причины для огорчения, кто-то должен сделать шаг в сторону примирения. Конечно, обоим трудно, особенно если они молоды или, наоборот, давно живут вместе и уже остыли друг к другу.

- Успеем, конечно, а можно было бы и не торопиться, не лететь как угорелые, - к удивлению водителя, отозвалась женщина. Это меняло предположение, что виновна она - долго собиралась. Обычно их укоряют мужья за то, что не пришили вовремя крючок или пуговицу, или ни с того ни с сего начинают утюжку.

Интересно, почему же виноват он.

- Можно было бы, если бы не совещание, - сказал мужчина. Он ответил тоже в безличной форме - уже отходил, сдавался. Каждому из троих все было ясно, но двое играли друг с другом, делая вид, что их ссора осталась незамеченной для постороннего. И было ясно, что вскоре примирение все-таки наступит. В театре им станет хорошо, он поведет ее в буфет и, заглаживая свою вину, будет щедро угощать, а домой вернутся счастливые, пристыженные - каждому будет казаться, что это он мог предотвратить маленькую ссору. У Малого театра мужчина резво выскочил, галантно встретил выбирающуюся из дальнего угла спутницу и уже улыбался. Затем вернулся расплатиться. «Молодец! - подумал о нем Николай Максимович, - мужчине надо быть отходчивее».

У театра не пришлось ждать и секунды: стояла очередь - люди со свежеизготовленными пакетами - из ЦУМа, Пассажа.

- На Преображенку. Халтуринская улица, - сказала женщина в синем с белым воротником платье и через спинку поставила на заднее сиденье огромный эмалированный таз. Она хорошо улыбнулась, и это., должно быть, означало: неудобно тащиться с этакой ношей в метро - люди будут посмеиваться, глядя на нее. А большие эмалированные продают так редко…

- Какой мы выберем маршрут? - спросил ее Николай Максимович. Женщина стала подробно объяснять все то, что он знал до мелочей. Видно, решила, что водитель новичок. Заканчивая, она предупредила:

- После поворота на Халтуринскую будет поворот без светофора, нам нужно будет перебраться на другую сторону и сразу же повернуть направо…

- Поедем по берегу озера?

- Так вы, оказывается, все знаете сами, а спрашиваете!

- Я просто надеялся, что вы придумаете дорогу короче.

У них начинался тот легкий, свободно льющийся разговор, который так часто возникает с женщинами-пассажирками уже не первой молодости - не ухаживание, не кокетство, а забавная, ни к чему не обязывающая игра, приятная обеим сторонам.

Стоянка такси у гостиницы «Россия».

- Так вы, может быть, знаете, как называется тот пруд, у которого я теперь живу?

- В четырнадцатиэтажных домах? Знаю: по карте - Черкизовский, в народе зовут Архиерейским.

- Ой! Отчего же так?

- А вы видели, на другой стороне от ваших домов церквушка стоит?

- Рядом с кинотеатром?

- Так вот на том месте раньше архиерейская дача была. Однажды архиерей пошел купаться и - утонул. Не нашли.

Они весело рассмеялись, но это можно было простить. Во-первых, потому, что несчастье с архиереем, должно быть, произошло давно, может быть, лет шестьдесят назад, вдобавок архиереи молодыми не бывают. Не будь несчастья, архиерей все равно не дожил бы до тех дней, когда снесут деревню Черкизово и обставят пруд многоэтажными домами. Во-вторых, они, женщина и шофер, были достаточно молоды, чтобы получать радость от маленькой глупой шутки, стараться понравиться друг другу.

На берегу Архиерейского пруда Николай Максимович достал эмалированный таз, пока женщина готовила деньги для расплаты. Он подал его женщине:

- Возьмите, будет в чем купать ребятишек.

- О, моих ребятишек в тазу уже не искупаешь, - отвергла она намек на ее молодость, - часто жалуются: ванны стали ставить маленькие - не вытянуться.

Оба рассмеялись, и он уехал в хорошем настроении.

Можно было опустить козырек, на котором написано: «В парк», и подбирать пассажиров только тех, которым было по пути. Он уже опаздывал - к восьми в парк не доберется - и последний пассажир был уже лишним, но он все-таки не мог отделаться от привычки следить за тротуаром. В этот час видно было далеко, и страждущего пассажира сразу увидишь.

У Сокольников прямо на мостовой он увидел пляшущего с чемоданом солдата. Он кидался к каждой машине и, видно, умолял взять его, выручить из беды. Бывалый пассажир так не поступает. Даже при желании шофер не может подобрать его в таком месте:, надо же сначала остановиться, а кто это разрешит здесь распахиваться? Видно, солдатом руководило отчаяние.

Николай Максимович быстро прижался к тротуару, и солдат оказался левее, на мостовой. Забыв об опасности, о проносящихся мимо машинах, солдат кинулся к такси. Он, не спрашивая разрешения, сел и, тяжело дыша, глотая ртом воздух, сказал:

- Быстрее!… Как можно быстрее!

У Курского вокзала.

Николай Максимович тронул машину:

- А куда мы едем?

- На Киевский! Разве я не сказал? Как можно скорее - опаздываю на поезд.

Водитель ничего не уточнял - все было ясно. Ах, эти опаздывающие! Что бы они делали, не будь такси? Все-таки люди и в безмятежном сне не забывают о такси, как те молодые парни, которые опаздывают на работу, конечно, из-за негодного, дрянного будильника, вечно подводящего людей. Сколько напраслины возводят люди на часы - работягу, который не только тикает день и ночь, но и голосит по заказу! Не забывают о такси люди всех возрастов, которые прибывают на вокзал в последнюю минуту. Со стороны их суету невозможно наблюдать без улыбки. Кто-то из домашних отправляется на улицу перехватить свободную машину, нервно гоняется за каждой, чуть сбавившей ход. Он ведет за собой пойманную машину радостно, часто ему не приходится даже подниматься в квартиру - уезжающие и те, кто провожает, - с чемоданами у входа в дом. И хотя у них к отъезду готово все, Николай Максимович все-таки считает не лишним напомнить:

- Билеты не забыли, газ и электричество выключили?

Ему ответили со смехом: оказывается, об этом заранее подумали и муж, и жена, и провожающий гость; все по очереди проверили, лежат ли на месте билеты, выключен ли свет и газ. А когда подъезжали к Курскому вокзалу и надо было рассчитываться с шофером, оказалось, что пиджак остался дома, на спинке стула, а в пиджаке и деньги, и билеты.

…Солдат каждую минуту поднимал руку и глядел на часы: оставалось двенадцать минут, одиннадцать, десять с половиной. Николай Максимович на улице Маши Порываевой свернул направо, не доезжая Садовой - там можно было застрять у светофора, и погнал, шурша шинами, маленькими боковыми переулками, беспрепятственно выскочил у Колхозной: в удачный миг, когда упал зеленый свет и можно было оправдаться, что не успел отреагировать.

К Киевскому вокзалу такси подходило, когда вот-вот должна была начаться последняя минута. Николай Максимович знал к этому времени все: солдат ошибся - думал, что поезд в восемь пятнадцать, а он в восемнадцать пятнадцать: к подружке заезжал, и время шло так быстро. Если, не дай бог, опоздает, то…

Николай Максимович прервал солдата и научил, что делать, когда они подъедут к вокзалу. Они остановятся у пригородных платформ. Пусть держит наготове чемодан и скачет по ступеням прямо, потом направо, бегом налево, к крайней платформе, немного вправо, вниз - там, рядом с пригородными поездами стоит обычно поезд, который отправляется в восемнадцать пятнадцать.

Так все и было. Подъехали к ступеням пригородного вокзала, солдат кинулся их штурмовать. Все еде-

лал правильно: прямо, направо, бегом налево, к крайней платформе, немного вправо, вниз… К счастью, не подкатила в это время пригородная электричка и на платформах было спокойно. Иначе… Но стоявший внизу поезд уже тронулся, солдат кинулся в первый попавшийся вагон, кто-то подал ему руку…

Николай Максимович бежал вслед за солдатом - знал: потом тревожился бы несколько дней, поспел ли пассажир. И успокоился, когда увидал, что солдат прицепился. А на стоянке стоял сердитый милиционер, он строго выговаривал:

- Почему машину оставили открытую? Потом будете жаловаться - угнали…

Кабину Николай Максимович закрыл, но вот солдат свою дверь не поспел… Так спешил! А вот расплатиться не забыл: на сиденье лежали две рублевые бумажки. «Ах, солдатик, - думал с лаской Николай Максимович, - да что же ты, дружок, дал мне на чай? И не стыдно? Впрочем, не было у тебя времени, все ясно».

Животенко ехал в парк с опозданием, у ворот приостановился: возвращалась целая колонна, и машины проходили с задержкой. Скоро будет дома, жена, дочери спросят: что нового, что было интересного? Сначала скажет: да так, обыкновенный день, но когда начнет обедать, а все домашние ужинать, вспомнит все по мелочам: и докладчика в тапочках, которому ноги в автобусе отдавили, и солдата, и сервиз, и поссорившихся, а потом помирившихся супругов… Окажется, что опять все было очень интересно. Завтра - выходной. Плохо, редко он приходится на воскресенье, придется отдыхать одному. А послезавтра снова на целый день - от восьми и до восьми - в самую гущу московской жизни.