Такси! Такси!

ОДИН ИЗ ПЕРВЫХ

Фока Яковлевич Сурков, пожалуй, старейший московский шофер. Ему девяносто лет, а за руль автомобиля он сел впервые в 1909 году.

Получилось это случайно.

Юношей Фока Яковлевич работал в железнодорожном депо слесарем. Сначала подручным. Работа была и трудной, и, главное, грязной.

В депо пронесся слух - можно хорошо устроиться в новой автомобильной мастерской, которую открывает в Кривоколенном переулке предприниматель Меллер: берет слесарей. Фока Яковлевич пришел. Его попросили, на пробу, изготовить какую-то железяку. Не зная, что это испытание, Фока Яковлевич быстро, не волнуясь, смастерил. Хозяину понравилось проворство молодого человека. Сказал: «Беру, приходи с завтрашнего дня». Знакомый деповский парень, который здесь работал уже неделю, посоветовал: «Конечно, иди. Знаешь какая чистая работа? Даже лицо не надо после нее умывать, а мыло для рук хозяин дает бесплатно. Здесь мыть».

Так Фока Яковлевич снова стал подручным слесаря, но скоро многому научился у немецких мастеров, которых хозяин привез из Берлина вместе с автомобилями. Здесь было десять «Лоррен-Дитрихов». Чтобы разнообразить автомобили, хозяин приспосабливал для них различные кузова. Фока Яковлевич так быстро научился ремонтировать машины и выполнял работу так хорошо, что шоферы, отправляясь в первую пробную поездку на починенном автомобиле, брали любознательного слесаря с собой. Слесарь внимательно присматривался к тому, как шоферы управляют машиной, и все наматывал на ус.

Однажды, летом 1909 года, когда Меллера в гараже не было - появлялся он редко, - Фока Яковлевич сел в «Лоррен-Дитрих», запустил автомобиль и осторожно выехал во двор. Как назло, появился хозяин. Фока Яковлевич так испугался грозного и аккуратного Меллера, что начисто забыл, как автомашину затормозить. Выручил знакомый шофер, с которым Фока Яковлевич не раз делал пробные рейсы, он подбежал к машине и, делая вид, что проверяет качество ремонта, подсказал, как остановить автомобиль.

После этого случая Фока Яковлевич часто ездил по городу с этим шофером. Вдали от хозяйских глаз шофер и слесарь менялись местами, вел машину слесарь, а шофер учил, как это делать лучше. В пустых переулках все получалось хорошо, а на людных улицах можно было и растеряться. Не страшны были люди - машин было мало, и пешеходы сторонились их. Опаснее всего были встречи с бесстрашными извозчиками, которые норовили захватить дорогу, прижать к тротуару, оттеснить в сторону. Хозяин-то, например, ездил к себе в гараж и домой на одном из своих десяти автомобилей и непременно брал с собой кнут. Кнут для автомобиля?! Странно? Нет, кнут предназначался для извозчиков, которые мешали. Юлий Александрович стегал их по спинам, те, ругаясь, отъезжали в сторону, освобождали дорогу.

Со временем Фока Яковлевич стал так ловко управляться с машиной, что осмелился признаться в этом хозяину. Тот неожиданно для Суркова предложил ему сходить в городскую управу, к инженеру Деревицкому, который выдавал шоферские права. Дело в том, что Меллеру шоферы были нужнее, чем слесари. Найти человека, который хорошо знал мотор, умел его починить и мог бы управлять машиной - таких людей в тогдашней Москве было мало.

Как раз в те годы была мода на автомобили. Каждый богатый человек покупал их. Многие владельцы боялись на них ездить, но иметь их считалось признаком состоятельности.

Инженер Деревицкий ездить не боялся. Он уселся на меллеровский «Лоррен-Дитрих» и приказал доставить его в Варгунихин переулок. Фока Яковлевич, конечно, понял, что это проверка знаний московской географии, и, ничуть не колеблясь, направил машину в сторону Смоленской. Там инженер выбрался, зашел в какой-то дом, появился с дамой. Инженер сел с пассажиркой позади и приказал ехать в 1-й Крончиковский переулок. Фока Яковлевич выбрался на Садовое кольцо, потому что знал - ехать надо в Лефортово. Пассажиры позади оживленно переговаривались, дама смеялась и взвизгивала, когда машина неожиданно подскакивала. Деревицкий строго предупреждал: «Тормозите плавнее». Дама вышла в Лефортове. Был получен приказ ехать в Ксепьинский переулок - возле Хамовнического плаца. Там инженер вышел и приказал явиться Суркову в управу - за шоферским удостоверением.

Получив шоферские права, Ф. Я- Сурков стал работать в той же конторе Меллера, которая сдавала машины с шоферами напрокат.

Хозяин строго следил, чтобы шоферы, сколько бы им ни приходилось ожидать клиента для новой поездки, не спали, имели вид опрятный и веселый. Все мел-леровские шоферы были одеты в синие костюмы, с галстуком. На зиму выдавались валенки. В ту пору место шофера не обогревалось и отделялось от кузова, чтобы не мешать пассажирам дорогой разговаривать. Хозяин учил шоферов, чтобы ни в чем ездокам не перечили, были услужливы, нелюбопытны, в беседу сами не вступали. Все пассажиры были люди богатые или, по крайней мере, знаменитые. Например, в такси часто ездил Ф. И. Шаляпин. Он любил шофера расспросить, откуда родом, женат ли, сколько зарабатывает.

Сколько разговоров о Шаляпине было среди извозчиков и шоферов! Про Шаляпина рассказывали, как он одного извозчика насмерть напугал - сел в пролетку после театра, где выступал в роли Мефистофеля, сел в кроваво-красном костюме черта, с рогами, а простак-извозчик принял его за настоящего черта и со страху чуть не помер.

С Фокой Яковлевичем Шаляпин был добр, разговорчив, познакомил с женой-француженкой, с маленькой дочерью. Рассказывал, что всем баням предпочитает Сандуны, но только ходит туда в воскресенье: когда никого нет. А то мыться не дают, все перестают париться и только глазеют. В воскресенье же пусто, можно даже спеть для себя - в бане голос звонко звучит.

Один раз случилась настоящая беда. Ехал Сурков на Воробьевы горы, в ресторан Крынкина, а таксометр быстро насчитывал рубли. Ехали небыстро, повстречались с лошадью - та перепугалась, ударила копытом в крыло. И вдруг вспыхнул пожар. Машина сгорела - остались только металлические части. Фока Яковлевич успел спастись и вытащить пассажира. Он тяжело переживал несчастье: чем будет откупаться? Но приехал довольный хозяин, привез на место происшествия каких-то людей, которые тут же сочинили бумагу, все подписались, поставил свою фамилию и Сурков - и через несколько дней хозяин получил чистенькими пять с половиной тысяч рублей, отправил их в Германию, и оттуда пришел новый автомобиль. Так что Меллер на том пожаре еще и заработал: сгорела-то старая машина, а новая стоила дешевле.

…К середине войны половина немецких машин навеки замолкла: запасных частей не было, из Германии привезти их было невозможно, хотя кое-что, как ни странно, вдруг появлялось, именное германское, и был среди шоферов вечный разговор - как это удается перевозить то, что куплено за линией фронта?

Таксомоторов в городе почти не стало. Машины мобилизовали для военных нужд, остались они только у самых влиятельных людей. Фока Яковлевич водил теперь французскую машину «Даррак», принадлежала она военному ведомству.

А когда в октябре 1917 года в стране свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, в гараж пришли перепоясанные пулеметными лентами революционные матросы и объявили, что они из Военно-революционного комитета и что машины реквизированы.

В те последние дни Октября «Даррак» лихо бегал по изрытым московским улицам. В него не раз стреляли. Машина оказалась везучей: ни одна пуля не попала в мотор - все по кузову, по стеклам. Один раз днем, когда ехали из бывшего дворца генерал-губернатора, в котором работал Московский Совет, откуда-то пальнули, и машина заглохла. Рассыльные, которые везли указания восставшим на заводы, вышли и стали пробираться пешком. На пустой Тверской улице Фоке Яковлевичу пришлось вылезти и в подозрительной тишине начать ремонт автомобиля. Как пригодилось тут его слесарное мастерство! И как хорошо, что он всегда брал с собой сумку с инструментами. Забыв обо всем на свете, Сурков допоздна провозился с машиной, устранил повреждение, и мотор ожил. И Сурков вернулся в Военно-революционный комитет для выполнения новых заданий.

Вспоминается ему, как в его машине ехали рядом два народных комиссара Советского правительства - Луначарский и Семашко - на заводской митинг.

…Прожита долгая жизнь - девяносто лет. Многое стерлось в памяти, а кое-что вспоминается.

Вдруг ярко всплывает 1926 год. Наконец настоящее такси, пущенное Моссоветом для всех. Фока Яковлевич быстро освоился с «Рено», легко понял все премудрости сложного тарифа и отправился в город, навстречу пассажирам.

Все-таки странный был тогда пассажир: многие просто презирали легковой автомобиль, если он был необходим для личной надобности, дескать, буржуазный предрассудок. Очень уж плохая слава была у старых частных таксомоторов, которые услуживали богатым бездельникам в их сомнительных развлечениях. Трудно было москвичам сразу же принять такси как необходимый общественный транспорт.

Государственный таксомотор создавал себе репутацию честностью и усердием. Качества, которые проявляются не сразу. И все-таки они одержали верх. Таксомоторов становилось все больше, их признала публика. Появилось уже два таксомоторных парка - второй возник на Гороховской улице. Именно в нем Фока Яковлевич служил тринадцать лет - с 1926 по 1939 год.

С каждым годом у такси становилось все больше клиентов, публика стала обычная - инженеры, рабочие, врачи. Радостно становилось, когда в кабину усаживался известный всей Москве человек. Однажды села женщина, обращавшая на себя внимание осанкой. Как только она сказала, куда ехать, Фока Яковлевич по голосу сразу узнал ее: самая знаменитая артистка Александра Александровна Яблочкина, которую Сурков видел в Малом театре на спектакле.

Доводилось возить Игоря Ильинского. Не было тогда популярнее киноартиста. Дважды усаживался рядом с Фокой Яковлевичем Маяковский. Был он высок, статен. Первый раз был он весел, шутил с шофером. Второй раз ехали молча, Маяковский был задумчив. Попросил довезти его до Страстной. Там вышел, зашел в редакцию какой-то газеты. Пробыл недолго, как и обещал. Попросил: «А теперь на Таганку». За всю дорогу ни слова не сказал. А наутро в Москве только и разговору было, что о смерти Маяковского. Фока Яковлевич взял газету, убедился, что не напрасно говорили; значит, он видел Маяковского, может быть, последним?

И еще была встреча Суркова с писателями в предпоследнем его таксистском году - 1938-м. Двое парней, прибывших из провинции на Казанский вокзал, попросили отвезти их с чемоданами на Тверской бульвар - в Литературный институт. По дороге попросили: а нельзя ли мимо Красной площади? Почему нельзя - -тогда по Красной площади даже трамвай ходил. Парни ехали взволнованные, один даже стал читать стихи. По дороге рассказали: едут поступать. Наверное, поступят - творческий конкурс прошли. По стихам. Стихи по почте прислали.

На Тверском бульваре парни вышли, взяли чемоданы. Тяжелые! Наверное, матери продуктов сыновьям припасли. После этого Фока Яковлевич парней этих не видел. А может быть, видел? Стали известными поэтами?

Теперь, когда Фоке Яковлевичу идет девяностый год, он знает всех поэтов - мало выходит из дому, сидит у телевизора и смотрит подряд все передачи. Литературные в особенности. О Толстом, о Маяковском. О других писателях, поэтах. Иногда ему кажется, что он узнал и тех парней. Но все-таки не уверен - тридцать пять лет прошло. Им самим уже за пятьдесят - где тут разберешься, а ехал с ними он всего полчаса и смотрел больше на дорогу, чем на пассажиров.

А около телевизора стоит старенький письменный стол, тяжелый, с резьбой. В одном из ящиков его - старые фотографии молодого дюжего красавца. Вот он сидит гордый, уверенный в себе - когда-то профессия шофера была редкой, на улице показывали на них в толпе - видишь, дескать, шофер, машиной управлять умеет. К тому же он был таксист, один из первых во всей России таксистов.

Последний раз Фока Яковлевич сидел за рулем в 1973 году. Тогда ему уже было 88 лет. Нет, он уже давно на пенсии, но право водить автомобиль у него по-прежнему имеется. Оно лежит вместе с фотографиями, выдано 8 октября 1953 года, когда ему было 68 лет: «Удостоверение АА 048667. Стаж работы на автомобиле - с 1910 года». До сих пор досадно, что затерялся где-то год. Не с 1910, а с 1909, просто ошибка вышла при обмене в Московской городской управе.

Находясь за городом, Фока Яковлевич сел в автомобиль и покатил рядом с владельцем личных «Жигулей» по пустой дороге. Сначала он никак не мог приладиться, машина вихляла - уж очень послушная! Оказывается, послушная еще труднее, чем неповоротливый «Лоррен-Дитрих». Но потом Фока Яковлевич совладал со всеми рычагами, вернулся к поджидавшим жене и сыну, уверенны», остановил, сказал жене:

- Куда поедем, мадам? Тариф по загородной таксе.

То была последняя поездка в автомобиле в качестве шофера. Больше он не сядет за руль - это слишком ответственно в его годы, при такой технике и столь оживленном движении.

Несколько поколений машин сменилось за годы жизни Фоки Яковлевича, несколько поколении водителей. А ему самому кажется, что все это промелькнуло как день.