Такси! Такси!

«ЧАСТНАЯ» ЖИЗНЬ ТАКСОМОТОРНОГО ПАРКА

Рыжая, плюгавая, безродная дворняжка Голубчик спасла молодого шофера Владимира К., подарила жизнь оставшемуся неизвестным безрассудному пожилому прохожему и сберегла «Волгу» с шашечкой, номер которой начинался с восьмерки, - это означало, что машина и водитель принадлежали к восьмому таксомоторному парку.

В ненастный зимний день с поземкой и гололедицей почти у самого угла Трубной улицы и Малого Сухаревского переулка на проезжую часть вышмыгнула суетливая, тогда еще безымянная собачонка, которая определенно не признавала правил уличного движения, установленных строгой ГАИ. Володька чуть не задавил нарушителя, с испугом едва не наехал на четвероногую дурочку, резко тормознул. Машину занесло на льду резко влево. То было великое счастье… Очевидно, не знавший правил ГАИ, неизвестный безрассудный пожилой прохожий, не глядя по сторонам, суматошно перебегал улочку в самом опасном месте, у носа машины. Не будь рыжей и плюгавой дворняжки, Володька наверняка бы наехал на прохожего и разбил машину. Но «Волга» повернулась, стала поперек к тротуару, пощадила виновника.

Володька выскочил из машины, прокричал что-то обидное вслед прохожему и вернулся в машину, чувствуя, как вдруг сразу уморился и стали потными ладони. Потом он поехал заправляться бензином к ближайшей колонке.

Запасшись бензином, Володя тут же, у Цветного бульвара, взял пассажира, который всю дорогу как-то странно, неотрывно глядел вниз - то ли на счетчик, то ли себе под ноги. Володька удивился, что такое интересное нашел внизу пассажир. Остановившись на старом Арбате, у «Праги», Владимир посадил девушку. Она попросила ехать к «Современнику» и тоже стала смотреть себе под ноги, а может быть, и на счетчик. Володя подумал, что сегодня ему везет на чудаков, смотрящих вниз, но вдруг услышал голос девушки: - Какой голубчик! Какая она у вас славная! А она не кусается?

Тут Владимир от изумления чуть не нарушил строгие законы ГАИ. Скосив глаза, он увидел под счетчиком собачку - ту рыжую, плюгавую, которая спасла его, пешехода и «Волгу». Интересно, когда она успела забраться в кабину? Когда он выскочил ругаться? Или когда заправлялся?

Внушительный, серьезный, гордый за свою профессию, вполне взрослый Владимир К-, несмотря на свою экономическую самостоятельность, жил не только по указаниям ГАИ, но и домашними, мамиными суровыми законами, которые кое в чем точно совпадали. Мама не разрешала Володе пить, курить и водиться с собаками, которых он любил и они его тоже. Что мать не разрешала пить, - это понятно. Вред всем, особенно шоферу. Курить - то же самое вредно всем, особенно шоферу. Точно доказано: снижается внимание, уменьшается быстрота реакции. Но что касается дружбы с собаками, то об этом в правилах ГАИ ничего не говорилось. Ни в каком параграфе не говорилось о том, что водитель не имеет права братье собой на работу свою собаку или кошку. Мама же была почему-то убеждена, что водиться с собакой или кошкой - нечистоплотно. И вдобавок такая дружба отвлекает человека от дела. Поэтому за все двадцать три года своей жизни, влюбленный во всякую живность, Володя никогда не имел собственной собаки,

Владимир размяк, обрадовался, когда увидел под счетчиком доверчиво растянувшуюся собачонку. Она лежала спокойно, словно бы наслаждалась теплом.

- Нет, что вы, Голубчик никогда не кусается! - весело ответил Володя.

Девушке захотелось покормить собаку, но у нее ничего в сумочке не оказалось.

Конфета нашлась у Володи. Он не курил и поэтому любил сладости. Собака взяла конфету доверчиво, с рук, лизнув теплым языком, и стало ясно, что она голодная. Тогда Володя вынул из прозрачного мешка завтрак, который мама заботливо припасла на случай, если не подвернется сыну кафе или столовая, и честно поделил все поровну: бутерброд с маслом и любительской колбасой, бутерброд с сыром.

- На, Голубчик, ешь. Так собака получила имя.

Голубчик задал немало хлопот. Выбросить у театра? Как он тогда найдет дорогу? Как назло, в тот день Володе не пришлось быть в районе Трубной, и рыжая дворняжка весь день бесплатно каталась. Большинство пассажиров радовались ей, люди становились добрее, разговаривали с собакой, некоторые хотели угостить, но Голубчик ел только из рук Володи. Шофер, однако, боялся контролера со свистком и повязкой на рукаве. На всякий случай придумал оправдание: дескать, пассажиры забыли, а, согласно правилам, всякую находку следует сдавать в парке дежурному диспетчеру. Высадить собаку? А если пассажир запомнил номер и будет требовать свою потерю?

В парк, на Авиамоторную, Владимир приехал с Голубчиком. Собака словно бы поняла, вышла из кабины сама, пошла за ним в диспетчерскую. Конечно, сдавать находку не пришлось - кто ее примет. Но пока Володя сдавал выручку, возвращал путевой лист, поднимался на верхний этаж по пандусу - витой лестнице без ступенек, Голубчик потерялся, спрятался где-то в огромном доме, где живет тысяча автомобилей и работает больше двух тысяч человек. И прижился там.

Удивительный это дом, где живут автомобили и работают люди. О нем, казалось бы, знают все - кому неведомо о существовании таксомоторных парков! Но многие ли знают об удивительной, особенной, частной жизни этих домов, которая бьет здесь ключом, с утра до утра, круглый год, без перерыва на сон, на обед? И неизвестно, когда здесь начинается день - он никогда не кончается.

Кремль. Большой Каменный мост.

Впрочем, приблизительно начало отыскать можно - оно находится где-то между двумя тридцатью и четырьмя часами ночи. Когда поднимутся по пандусу умытые, надраенные до первородного блеска «Волги», снова готовые разлететься по всей Москве, от Авиамоторной отходит парковский служебный автобус. Это его последний вчерашний рейс и первый сегодняшний. На скамьях - усталые, вымотанные долгими городскими дорогами таксисты. Многие из них засыпают. Их не расталкивают, не спрашивают, далеко ли человеку ехать. Ночные водители - их двое, они ездят попеременно - Семен Чернов и Герман Соминов - ведут машину осторожно, охраняя покой своих товарищей. Каждый раз автобус идет хотя и обычным, но все же отдельным маршрутом - все зависит от того, кто сегодня работал дольше всех. Шофер ночного автобуса знает, где живут поздние таксисты, старается подкатить как можно ближе к дому. И в то же время усердствовать особенно нельзя: чем длиннее «елочка», тем позднее попадет к себе домой тот, кто живет дальше всех и, значит, выйдет последним.

Вот когда он выйдет на пустынной ночной московской улице и в автобусе не останется ни одного пассажира, можно, пожалуй, считать этот момент началом нового рабочего дня.

Маршрутный автобус идет к Первомайской улице. Там сядет первый пассажир. Известно заранее, у какого столба, на пересечении с какой из многочисленных Парковых улиц.

Вот он! Подобранный, выбритый и, несмотря на поздний, или, лучше сказать, столь ранний час, веселый.

- Привет, Семен! Что не торопишься?

- Доброе утро, Василий. Почему не тороплюсь: полный порядок - три ноль восемь.

- А хорошо тебе, Семен: ни сердитых пассажиров, ни жалоб. Про выручку и холостой пробег думать не надо.

Они уже едут, и первый пассажир, отдохнувший, едет стоя, возле шофера, склонен поговорить.

- Давай меняться: ты - в ночной автобус, я - в такси. Баранка такая же.

Они смеются не потому, что смешно, а оттого, что молоды, оттого, что начинается день, полный жизни.

Автобус в ночной тишине на пустых безлюдных улицах делает назначенные, но не отмеченные на столбах остановки, идет строго по расписанию, и в салоне появляется новый знакомый пассажир. Иногда автобус приходит чуть раньше и в машине ждут пассажира, который непременно должен появиться. Его встречают шутками:

- А мы уже хотели отправляться. Думали, сегодня жена тебя не отпустит.

Набирается десять пассажиров. Всегда ровно десять. По расписанию, которое висит у окошка диспетчера, первые десять такси должны отправиться из ворот в четыре утра, выехать на московские просторы, искать себе работу. Изучение городской жизни показало, что от восьмого таксомоторного парка в этот час случайным уличным пассажирам нужно ровно десять автомобилей - ни больше ни меньше. Свою долю, отмеренную в городском управлении, дадут все остальные таксомоторные парки.

Первая десятка шоферов поднимается по ступеням на верхние этажи. У каждой колонны своя стоянка в пятиэтажном здании, где ночует большинство машин, кроме тех, что проводят ночь в движении по московским улицам. На стоянку ведут две дороги - обычная лестница и пандус, витой асфальтированный подъем, по которому разрешается двигаться только машинам. Впрочем, пандуса два: один ведет наверх, другой - на улицу. Постороннему покажется странным: здесь, в помещении, висит дорожный знак. Под потолком одного из пандусов находится «кирпич»: светящийся красный круг, в который вписан желтый прямоугольник. На экономном и выразительном дорожном языке это означает: здесь проезда нет. Из огромной бетонно-асфальтовой витой трубы время от времени возникает автомобиль - последние вчерашние такси. Они выруливают на стоянку, где готовятся в путь первые сегодняшние такси.

В половине четвертого один из таксистов, проверив машину, подходит к столу механика колонны. Можно быть самым лучшим водителем парка и ближайшим другом механика, но вопросов не избежать.

- Все ли в порядке? Воды достаточно? Уровень масла проверил?

Говори сколько угодно «да», но механик все-таки посмотрит и послушает: все ли чисто, не стучит ли мотор. У механика особый слух. Ему не надо садиться в машину, достаточно проводить ее взглядом и сказать:

- А мне кажется, что…

И редко бывает, чтобы он не учуял неисправность.

А если все в порядке, выдаст путевой лист. На месяц выдается один - четный или нечетный. Большинство таксистов работают две смены подряд через день: одни по четным дням, другие - по нечетным.

Некоторое время все идет гладко, если в месяце тридцать дней или двадцать восемь, а после конца длинного месяца с тридцать одним днем «нечетные» таксисты становятся «четными», им выдают путевые листы, номера которых делятся на два. И против даты - «цепочка». Так называют здесь накопившиеся показания контрольных приборов: сколько километров к этому времени прошла машина, из них оплаченных, какова сумма выручки, количество посадок.

Машина сама ведет счет всему, готовая каждое мгновение отчитаться. Многие из машин могли бы похвастаться: пробежали по миллиону километров!

У машины есть паспорт. Он может рассказать еще больше. По нормам после капитального ремонта двигателя автомобиль должен проходить 155 тысяч километров, а в среднем по парку эта цифра достигает 213 тысяч.

Это заслуга не только шоферов, но и ремонтников, работников диагностической службы, службы безопасности движения - всего коллектива восьмого таксомоторного парка.

Но все-таки главная фигура в парке - водитель. Вот сейчас первые, самые ранние, получают путевки на московские улицы.

На первом этаже круглые сутки хлопает дверь. Здесь диспетчерская. Она немного похожа на большой зал Центрального телеграфа на улице Горького. Такие же окошки вдоль стены. Только здесь нет кресел, за которыми пишут письма и телеграммы. Таксисты пишут стоя. И еще здесь один огромный стол. За него может стать сто человек. Впрочем, при выезде писать ничего не надо - отметки делают при возвращении: составляют новую «цепочку» - сколько проехал, тут же подсчитывают деньги, но это потом…

А пока надо в окошко, к диспетчеру. Говорят, это к счастью, когда тебя провожает в путь женщина. Не потому ли все диспетчеры здесь женщины - работники проворные и бескомпромиссные. Вот в одном окошке, если посмотреть из кабины, - живой портрет таксиста. Он протягивает путевку, диспетчер берет и осматривает «портрет».

- Константин Васильевич, фуражка мятая и старая. Получите на складе новую, - строго говорит блондинка с высокой прической.

- Валентина Александровна, но ведь надо выезжать, - пытается оправдаться водитель.

- Делаю предупреждение. К следующей смене прошу быть в новой фуражке.

Еще хорошо, что Валентина Александровна не потребовала немедленно почище побриться. Где ты сейчас побреешься - все парикмахеры города сейчас спят. В парке, правда, есть собственная парикмахерская - для таксистов, но она открывается в восемь. Давно замечено, что именно с восьми диспетчеры становятся суровее:

- Пожалуйста, побрейтесь, - скажет одна из них и протянет путевку обратно.

Бывает, что человек взмолится:

- Да у меня борода такая! Темная и растет быстро. Честное слово, брился сегодня.

- Тогда брейтесь три раза в день. Или один раз почище.

Иной начинает озоровать:

- Да вы потрогайте - гладенько! - и просовывает лицо вперед.

Диспетчеры гладить-проверять не соглашаются. Они в ответе за внешний вид водителей. Бывает, влетает им от начальства: как вы, дескать, могли выпустить человека в таком виде? Ну, ладно, с фуражкой обманул - у товарища взял, чтобы показаться на «портрете» исправным, но если небритый?

Однако ранним утром или, вернее сказать, в его преддверии, около четырех часов ночи, в машины садятся самые лучшие, самые дисциплинированные водители, которым можно доверять безусловно.

Вот они выедут на улицы опустевшей Москвы, где ни транспорта, ни пешеходов и где вдруг возникнут, словно вырастут из-под земли, чем-то очень обеспокоенные люди: кто это выходит на улицу так поздно, так рано! У кого-то случилась беда - тяжелая семейная ссора, например. Ночные таксисты нередко возят кое-как одетых, расстроенных, заплаканных женщин с чемоданом и свертком. Вероятно, ушла от мужа, едет к маме. Сидит рядом, закусив губу, смотрит вперед и, конечно, ничего не видит - по щекам скатываются слезы.

Или появится среди дороги человек, который отчаянно призывает машины к себе, а на тротуаре, прислонившись к столбу или к стене, корчится испуганная его жена. Все ясно: в родильный дом, поскорее, милый шофер, поскорее и осторожнее. Или кто-то просит нестись в Домодедово: самолет прилетает, надо встретить, ну кто это придумал, что самолеты должны прилетать так рано? И не подумает взволнованный человек, что некоторым пассажирам, которым хорошо спится всюду - на полке вагона, в кресле самолета, - нет ничего удобнее, чем выигрывать время таким образом. Ты спишь, видишь сны и перелетаешь во сне из Иркутска в Москву, здесь тебя встречает любимый и, не потеряв ни часу жизни, ты идешь на работу или начинаешь отпуск, в котором всего двадцать четыре рабочих дня. И летит такая машина одинокой сильной птицей по кольцевой линии - ни встречных машин, ни попутных, нет даже светофоров. Для шофера, любящего быструю езду, нет удовольствия большего, чем водить машину в ночное время. Потому и выпускают из парка ночью, под утро самых лучших шоферов.

Перед этим диспетчер, однако, наставляет, делая в путевке отметки: выезд - 4.01, возвращение - -14.55. Другой ручкой, заполненной красными чернилами, вписывает еще цифру: 10.30. Напоминает:

- Сегодня ваша колонна дежурит. В десять тридцать вам надо быть в центральной диспетчерской на Новой площади. Не забудьте.

И выдает пластмассовый прямоугольник: время окончания работы 15.00 - это написано с одной стороны, которую будет видеть за стеклом прохожий. На обороте - номер трафарета, его вписывают в путевой лист: публика вправе контролировать время работы таксиста.

Утром у диспетчеров работы немного: за час выпустить на линию десять машин. И пока первая десятка ведет переговоры с механиком колонны, съезжает по витому спуску вниз, выслушивает диспетчера, к машинам приближается вторая бригада ранних шоферов. Их семнадцать.

…Ночной автобус, высадив десятку, ушел другим маршрутом. В иные улицы, на иные остановки - по списку числится семнадцать новых пассажиров. Их не может быть шестнадцать: Москве парк должен дать в пять утра еще семнадцать своих такси. Если шофер не сумеет быть утром на месте свидания - занемог, стряслось несчастье, - или он сам, или его родные сообщат заранее диспетчеру, и тогда по телефону позвонят кому-то из шоферов, который - это обязательно! - хорошо отдохнул, возвращается из отпуска. Просят: выручи! Но не настаивают, потому что, если в столь ранний час выедет на улицу угрюмый, раздраженный человек, может случиться и беда. Специалисты давно заметили: у людей отдохнувших, в хорошем настроении, аварий не бывает - во всяком случае, по их вине. У спокойного, полного сил человека, в добром расположении духа реакция точнее, разумнее.

И вот уже вторая бригада в парке рассыпалась по этажам, хлопает дверцами машин, шумит открываемыми капотами и багажниками. Всего на семь человек больше, а представление такое, что автомобильный дом, на этажах которого живут такси, окончательно проснулся.

Больше стало работы у диспетчеров. Не оттого ли стало веселее? Но по-прежнему они строги. Прежде чем делать отметки в путевке, осматривают лицо - побрит ли, переводят взгляд выше - в порядке ли головной убор. Нет, придраться решительно не к чему. «Пятичасовики» тоже исправные ребята. Они получают обратно свои путевые листы со свежими пометками и росписью, берут трафареты о времени окончания работы. У второй бригады - 16.00.

Таксомоторный парк никогда не спит, но первая высокая волна оживления поднимается незадолго до шести - когда еще даже не открылись двери метро. К шести часам утра восьмой парк выбрасывает в автомобильную реку еще сорок восемь своих «Волг».

Еще шумнее следующий выезд - к семи часам должна выехать самая крупная бригада, если не считать одиннадцатичасовой: 75 машин. Только в одиннадцать уходит больше - 76.

Ко времени выезда четвертой - семичасовой - партии просыпается растерянный, ищущий Голубчик. Так и неизвестно, где спит рыжий. На улице не холодно, но ветрено, и Голубчик проскочил вслед за кем-то в диспетчерскую, стоит, закинув морду кверху, у стенда ЧП и встречает с надеждой входящих: ждет хозяина, Володю. Вероятно, никак Голубчик не поймет, почему хозяин приходит не каждый день. Рыжий, возможно, привык бы в конце концов к этому, но путаницу в его собачью голову вносит то, что иногда хозяин появляется два дня подряд. Откуда Голубчику понять странное свойство календаря, который имеет несколько месяцев по 31 дню, а Володин брат работает диспетчером на заводе тоже через день, и они мало видят друг друга, потому что решили не оставлять больную мать дома одну. На том заводе четные смены почему-то никогда не становятся нечетными, и потому Владимиру раз в два месяца приходится меняться, договариваться со сменщиком.

Голубчик, наверное, знает, что Володя появляется именно около семи, и по каким-то очень точным собачьим часам приходит за несколько минут до того, как распахивается грохочущая дверь и показывается хозяин. Рыжий бежит навстречу, трется о брюки, идет за хозяином к диспетчерской стойке, выходит с ним на улицу и, не ожидая приглашения, шмыгает в машину и устраивается возле счетчика. Володя каждый раз тревожно оглядывается - не видел ли кто, и на всякий случай готов оправдываться, если маленького рыжего пассажира увидит кто-либо из начальства: «Не заметил. Хотел посмотреть на часы, а он, пес, наверное, в это время и шмыгнул. Простите, пожалуйста».

Но Володя ведет себя осторожно и пока еще не попался ни разу. Ездит свою двойную длинную смену с Голубчиком, и от этого им обоим и пассажирам хорошо. Легко завязывается разговор, в машине весело. Володя слышит бесконечные рассказы про собак, о том, какие они верные и смышленые, о том, как они умеют любить. О том, как одна собака умерла от разрыва сердца, когда встретилась со своим хозяином, который ездил то ли на год, то ли на два в научную командировку в Антарктиду, а туда тайком собачку никак не провезешь.

Когда Володи нет, Голубчик все-таки надеется, что он придет, и стоит под стендом ЧП, беспокойно взглядывая на хлопающую дверь. На стенде часто сообщается такое, что делает людей серьезными и молчаливыми. Поэтому они не замечают рыжего, а Голубчик, наверно, потому и выбрал такое место, что там его меньше беспокоят, хотя он сидит на самом виду.

Стенды ЧП меняют не каждый день. Вот какие два сообщения вывесили в тот день:

«Вчера в 0 часов 30 минут шофер С. на автомашине 86-39 ММТ, проезжая по Матросскому мосту, совершил наезд на мужчину 63 лет, который с переломом ребер и голени отправлен в больницу».

Под сообщением схема происшествия: как расположен мост, где переходил мост пешеход, как двигалось такси. Опытному человеку ясно, что шофер не очень виноват: ну когда же, наконец, и пешеходы будут соблюдать правила движения? Почему пострадавший шел посреди моста, разве нет поблизости безопасного перехода?

Все знают, что отдел безопасности движения, которым в парке руководят опытные люди, никогда не наваливается напрасно на водителей и вообще старается быть справедливым, а схема наверняка срисована с той, что была составлена на месте происшествия вместе с милицией.

Но пока окончательных выводов никто не сделал. Во всем должен хорошенько разобраться следователь. Он опросит свидетеля, побеседует в больнице с пострадавшим, будет долго рассматривать схему. На это уйдет время, и кроме пострадавшего будет мучиться шофер.

Во-первых, у него наверняка отобрали водительские права - пока идет следствие и не установлена официально его невиновность, ездить по улицам он не имеет права. Сегодня, наверное, работает в парке перегонщиком.

Красивое слово - перегонщик. Только он не перегоняет «Волги» из Горького, с завода, где их выпускают, в Москву, а всего-навсего из одного цеха парка в другой - после капитального ремонта по пандусу на этаж, потом спускается пешком и идет к следующей отремонтированной машине.

Во-вторых, как бы ни был прав водитель, сердце его будет болеть и помнить беду, если даже пешеход был тысячу раз неправ и вышел из больницы уже через неделю. Воспоминание о том, как автомашина сбила человека и причинила ему боль, не выветривается никогда. Иной раз пешеход становится виновником своей собственной гибели, и это подтверждают все видевшие, удостоверяет следователь, суд, не отрицают его близкие, а водитель на всю жизнь вбирает в свою душу отраву, которая точит его здоровье.

Стенды ЧП вывешиваются и каждое утро напоминают, прежде чем шофер вывел машину из ворот: будь осторожен. Посмотри на схему повнимательнее, и ты убедишься, что у водителя какие-то запасы предосторожности все-таки были. Ну что ж, ничего не поделаешь - хоть виноват пешеход, а с него спрос меньше. Такое неравенство в ответственности несправедливо, но неизбежно, потому что машина сильнее человека. Это она ворвалась в его жизнь и, хоть облегчила ее, сделала опаснее.

Прижимаясь к стене, на которой висит стенд ЧП, Голубчик за частоколом меняющихся ног следит за дверью, в которую входят и выходят шоферы, и ждет… Рыжий нервничает, по его собачьему времени Володе уже пора появиться. Собаку замечают. Кто-то присаживается на корточки, отламывает кусочек бутерброда, но неблагодарный голодный Голубчик надменно отходит в сторону. Вчера он весь день бегал из диспетчерской во двор парка и обратно. Володя не приходил.

…Некоторые водители, куда бы их ни забросила таксистская судьба, обедают большей частью у «Таксима». «Таксим» - так почему-то прозвали таксисты закусочную на Пушкинской улице, возле «Шоколадной», перед Столешниковым переулком. «Таксим» удобен для водителей: можно поставить машину у самого входа и еще потому, что какими бы маршрутами ты ни ехал, обязательно побываешь в центре города и непременно, хоть разок, проедешь Пушкинскую. Там можно встретить знакомого таксиста из другого парка и, пока стоя ешь, узнать новости коллег. Лучшие встречи происходят у «Таксима», возле него вечно стоит целая колонна машин с зелеными огоньками.

Когда на работу пришел Володя, Голубчик сразу его увидел, помчался к нему, стал на задние лапы, получил еду- - бутерброды с маслом и мягкой вареной колбасой. Пока он завтракал, Володя прошел все формальности у дежурного механика и диспетчера. Хотя длилось это недолго, Голубчик справился с едой быстрее. Он трусил за Володей, у машины остановился, присел на задние лапы, но хозяин не торопился. Собака не представляла себе, какой важный момент наступил. Надо было выбрать такую минуту, когда не было никого поблизости, отворить дверцу, не глядя на будущего бесплатного пассажира, и сделать на всякий случай вид, что Голубчик забрался самовольно.

Но все обошлось благополучно. Собака прыгнула на привычное место, никем не замеченная, и довольный Володя, осторожно выезжая из ворот, кивнул сторожу, который, наверное, не переставал удивляться, какой веселый и неунывающий этот парень: всегда приветлив и бодр.

…А в парке между тем заведенным порядком шла деловая жизнь. На этажах оставалось все меньше машин, новые неравные партии съезжали вниз. В восемь утра выехало пятьдесят две машины, в девять - пятьдесят шесть. С каждым часом число такси на улицах прибывало: жизнь в городе оживлялась, все больше становилось людей, которым нужно было такси. В одиннадцать часов выехала самая большая за сутки колонна - семьдесят шесть машин. В полдень - семьдесят пять, по семьдесят три - в час дня и в два. Потом число отбывающих начнет постепенно уменьшаться. Последняя партия выберется из парка в восемь вечера - двадцать шесть, но к тому времени первые колонны будут также постепенно возвращаться домой.

К девяти утра пришел Слава Нещерет. Его появление всеми было замечено. Его узнавали шоферы и слесари, пожимали руку, поздравляли. Слава смущался и, хотя ему говорили, что выглядит он прекрасно, был бледен. Пожал руку и механик, поздравил, однако путевой лт не выдал: дескать, очень рад твоему выздоровлению, но выпустить в рейс без разрешения службы безопасности движения не имею права.

В службе безопасности движения Нещерета встретили тоже радостно, хлопали по плечу, но тем не менее сразу повели в «кино». Это темная комната, с экраном, но показывают там не фильмы. Слава сел в темной комнате в кабину. Включил зажигание, отпустил тормоз, вывел машину на улицу. Он оказался где-то за городом в путанице автомобильных дорог.

- Прибавь скорость! - приказал ему инструктор, который стоял на полу и все-таки ехал вместе со Славой. Здесь не было никакой опасности мчаться во весь опор, и Нещерет пустил автомашину на предельной скорости. Мимо него проносились деревья и дороги. Вести машину было легко, не было встречных автомобилей и прохожих. Несколько недель Нещерет не сидел за рулем, и сейчас наслаждался скоростью, движением, открывавшимся простором. Вокруг машины цвело лето, а во дворе таксомоторного парка начиналась зима, сыпал густой мокрый снег. Иллюзия сельских зеленых дорог, которые открывались перед автомобилем, была такой полной, что Слава забыл, где он находится, забыл, что идет испытание и он несется в автомобиле, который не трогается с места.

- Ошибка! - объявил инструктор.

И в самом деле, автомобиль «съехал» с проезжей части на траву. Будь это в действительности, Слава испытал бы тряску, а может быть, произошло бы и нечто более опасное. Сейчас, в тренажной кабине, ошибка обошлась ему легко - на той же скорости, словно бы не съезжая с асфальта, он вернулся на шоссе. Начался сложный перекресток - целый веер дорог. Опять никого там не было и ничто не мешало сделать крутой вираж. Машина шла послушно, дорога, приближаясь, расширялась, раздавалась вширь, уходила за оба борта.

- Ошибка, - снова сказал инструктор. И Слава действительно заметил, что он опять выехал на обочину.

Стало грустно, но обижаться было не на кого, во всяком случае, не на инструктора и не на механика колонны, который не выдал путевой лист. Теперь, в тренажерской, стало ясно, что поступили правильно - избавили от возможного несчастья и водителя, и пешеходов, и другие машины: за время болезни

Слава Нещерет частично потерял навык, умение безотчетно принимать мгновенно правильное решение.

Но меньше всех в этом был виноват сам Нещерет.

Две недели назад ранним, но уже темным вечером двое молодых пассажиров попросили отвезти их на улицу Прянишникова. Ни они, ни водитель не знали точной дороги к ней - где-то возле Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. «Сюда, кажется», - неуверенно сказал один из парней, и такси стало переваливаться по неровной дороге с колеса на колесо. Скоро стало ясно, что они въехали в непроезжий тупик, который вел к утопающей в грязи строительной площадке, окруженной выбоинами, сделанными тяжелыми грузовиками. «Ну куда же мы едем!» - рассердился тогда Слава, видя, что они ошиблись. Тогда он еще ничего не понимал. У него не было даже подозрений.

Бывалый шофер по каким-то признакам уловил бы в поведении пассажиров что-то неладное. Потом Слава напрасно укорял себя за невнимательность. В самом деле, почему он не заметил, что парни сосредоточенны и молчаливы? Лежа на больничной койке, он вспомнил, что пассажиры почему-то нервничали, перебрасывались вопрошающими взглядами. Теперь он понимал, что между молодыми пассажирами шел зловещий молчаливый разговор в присутствии человека, которого они задумали убить и ограбить. Опытный водитель заметил бы, что пассажиры были отнюдь не в ссоре, оба лет двадцати трех - так почему они не сели рядом, чтобы поговорить дорогой: один оказался на переднем сиденье, другой - позади шофера. Даже если они почему-то сели не вместе, то заднему пассажиру все-таки не было нужды забиваться в глубь машины.

Беспечно, ни о чем не догадываясь, Слава, вытянув шею, чтобы осмотреть дорогу, подал машину назад, снова выехал на освещенную улицу. Наконец показались люди. То была парочка. Кажется, они целовались. Стараясь быть деликатным, Слава плавно замедлил ход, немножко, погудел - заблаговременно. И только после этого подкатил к влюбленным, спросил дорогу. Они охотно показали и, смущенные, рассказывали, как надо проехать.

Восьмой таксомоторный парк.

Слава поехал. Сразу за первым поворотом, когда машина оказалась в темноте, он почувствовал, что на его голову обрушился дом, бетонная плита или тяжелая двутавровая железная балка. Бандиты воспользовались темнотой и малой скоростью, один ударил по голове, другой нажал на тормоз.

О дальнейшем Слава ничего не знает. Как рассказывал врач, раненого, умирающего шофера нашли юноша и девушка, которые гуляли где-то у парка. Машина была распахнута - три дверки. Слава лежал, неестественно запрокинув голову, залитый кровью. По мнению врача, прошло не менее сорока пяти минут, пока пришла карета скорой помощи. Поблизости не было телефона, парень и девушка выбежали на более освещенную улицу, с которой такси свернуло в темноту. Первому же автомобилю - то был самосвал - пришлось остановиться; шофер, выслушав, дал газ, и уже через несколько минут, предупреждая свое появление воющей сиреной, появилась белая низкая машина с красным крестом. Парень и девушка встретили ее и, молча, рукой показали, куда надо ехать.

Возможно, что карета скорой помощи приехала в последние мгновения. Машина стояла полчаса, врач с помощниками суетились вокруг Нещерета, а потом поехали осторожно. Тем временем у такси появились милиционеры. Они осматривали обивку, вызвали собаку, которая тут же повела за собой в лес.

Потом милиционеры, надев халаты, пришли в больницу. Стараясь не волновать Славу, расспрашивали подробности: как были одеты пассажиры, как выглядели, сколько им лет, нет ли у одного из них шрама, пересекающего бровь? Нещерету показывали фотографии мужчин. Он лежал на спине с забинтованной головой, всматривался в снимки и отрицательно мотал головой: нет, не он, нет…

Поправился Слава быстро - сказались молодость и здоровье. Врач перед выпиской спрашивал:

- Может быть, теперь будешь бояться? Если боишься - лучше не возвращаться на старую работу. По крайней мере, вначале.

Слава улыбался, отрицательно качал головой: да нет, честное слово, не боится. Жаль только, что был таким ненаблюдательным, попался на удочку двухкопеечных бандитов. Подумать только, за тридцать рублей хотели убить человека! У Славы не было тогда и тридцати - смена еще не кончилась. Водитель такси не может иметь с собой больше тридцати с лишним рублей - пока соберешь с пассажиров такую сумму, по десять копеек с километра, сколько километров надо изъездить! И еще бандиты с бумажником взяли водительские права.

За тридцать рублей решиться на убийство! - кипел Слава, но вернуться на прежнюю работу решил окончательно и бесповоротно. Чтобы какие-то трусливые бандиты могли напугать человека на всю жизнь? Много им чести! И не верить после этого всем людям? Да нас, честных людей, большинство, нам ли вас бояться? Славе даже хотелось повстречаться с бандитами снова - пусть другими, хотя лучше неожиданно ветретиться со «старыми знакомыми». Наученный горьким опытом, он бы им показал!

Только встреча явно откладывалась. В службе безопасности движения решили, что Нещерету выезжать на линию рановато. Пусть поработает в парке, пусть «поездит» на тренажере - через недельку-две он станет прежним хорошим шофером, еще более опытным.

Чем же сегодня заняться? А хотя бы и здесь поработать, в службе безопасности работы хоть отбавляй. Нещерету предложили снять пальто, сесть за стол и потрудиться в канцелярии.

В канцелярии службы безопасности движения дел действительно достаточно. Шоферу вечно приходится иметь дело с ее придирчивыми сотрудниками. Должность у них такая - придирчивая; их строгость и принципиальность идет на пользу делу.

Славу усадили за стол, дали картотеку, поручили делать отметки в карточках. Здесь у каждого шофера есть своеобразный послужной список. Записи в него делаются открыто, о них знает водитель. Нечего бояться этих записей, они ведутся честно, беспристрастно. Но иногда они могут создать о шофере неожиданное, однако верное впечатление, выявить линию.

Пришел старый заслуженный шофер - пятнадцать лет за рулем такси. Явился к начальнику пристыженный, в руках - номер машины. Это означает, что автомобиль после аварии был в ремонте.

- Слава, карточку Василия Ивановича В.! Карточку отыскать просто - вот все они по алфавиту.

Очень странно выглядят записи в послужном списке Василия Ивановича В.! Задания выполняет по месяцам ровно. Без единого срыва. Благодарности, денежные премии. Но в разделе «происшествия» - свежие записи. Десять лет их не было. А сейчас появились. За два года - три столкновения. Все, к счастью, обошлось благополучно: не пострадали другие, не пострадал и Василий Иванович. Что же с ним в последнее время случилось?

- Невезучка! - утверждает Василий Иванович.

- Давайте проанализируем, - говорит начальник службы безопасности движения И. Ю. Лиман. Перед ним все три схемы. - Вас ударили сзади. Все три раза сзади. Смотрите, где стояли, когда на вас наехал троллейбус. Не слишком ли близко вы подъезжаете к остановке? А тот раз вас ударил автобус.

- Невезучка, - повторяет Василий Иванович уже не так уверенно, не отрываясь от схемы. Вторая схема напомнила старое, совсем забытое им происшествие. Шофер поднимает глаза - в них теперь не только смущение, но и озабоченность.

- Василий Иванович, будем говорить честно, прямо. Мы же оба водители! Десять лет - ни царапины, а теперь три сходные истории. Не оттого ли, что слишком много уверенности? Знаете ли, в работе шофера опасна и неопытность, и слишком большая уверенность, самонадеянность.

Это утверждение И. Ю. Лимана основано на фактах. В службе безопасности движения идет непрерывная исследовательская работа. Из-за этого так много, казалось бы, пустой канцелярщины. Ею занимаются время от времени все шоферы: когда они не оправились окончательно после болезни, когда идет ремонт их машины. Можно было посадить за картотеку секретарей, и они станут исполнять это дело чисто, писать аккуратным почерком. Но тогда выпадет воспитательная цель: каждый шофер, работая с карточками, проникается необходимым чувством осторожности. Это профилактика дорожных происшествий, она внушает тревогу и напоминает об ответственности.

В службе безопасности движения каждое дорожно-транспортное происшествие учитывают строго, обсуждают обстоятельно. Каждый таксомоторный парк отправляет отчет о нем, ответив на сто вопросов. Когда произошел случай: день недели, час суток. При каком освещении: днем, ночью, в сумерках. Какова была скорость автомобиля, на какой части улицы: на перекрестке ли, на пешеходном ли переходе, в тоннеле, зоне подземного перехода, возле остановки общественного транспорта. Надо указать, каков профиль места происшествия: горизонтальная ли прямая, спуск или подъем, закругление, ширина проезжей части. Необходимо ответить на вопросы о состоянии погоды: сухая, мокрая, снежная, гололед, дождь, туман. Несколько вопросов о личности водителя: мужчина, женщина, класс, возраст, стаж, были ли нарушения правил уличного движения, правил эксплуатации трудовой дисциплины. Дается подробная характеристика автомобиля…

Сколько писанины! Но она подсказывает неожиданные выводы, которым удивляются даже опытные люди. Хорошо бы еще только иметь записи в «Личной карточке водителя» и «Карточке учета дорожно-транспортных происшествий». О каждом случае шофер докладывает - может быть, не всегда искренне, но обязательно обстоятельно:

«Сообщаю, что 13 декабря в 21 час 10 минут произошел следующий случай. Следуя по Рязанскому шоссе в сторону Москвы на 26-м километре и проезжая перекресток, я снизил скорость и выключил дальний свет, так как перекресток был хорошо освещен. Проезжая перекресток со скоростью 30 - 40 километров, я включил дальний свет и увидел на проезжей части на расстоянии 25 - 30 метров пешехода. Нажал на тормоз, дал сигнал, но пешеход не реагировал, и в результате произошло столкновение. Пострадавший доставлен в больницу с ушибом правой голени. Права отобраны. Состояние погоды - снегопад, гололед…»

Это докладная человека, который уже немного успокоился. Представители ГАИ разобрали случай сначала на месте, потом выяснили дополнительные детали и пришли к выводу: вины водителя нет - пешеход был нетрезв, переходил улицу в запрещенном месте.

Казалось бы, для шофера - все в порядке. Уже говорилось: ни один шофер, однако, никогда не забудет этого злосчастного мига беды, когда машина крылом ли, колесом ли касается живого тела. Но происшествие должно остаться не только в памяти - в карточке тоже. Как бы ни был прав шофер, все-таки он участник дорожно-транспортного происшествия, и этот случай надо, необходимо сопоставить с другими.

Этот рапорт найдет отражение в карточке водителя Ш. Там осталось кое-что такое, о чем Ш. хотел бы забыть. «За попытку распития спиртных напитков 27 сентября - товарищеский суд». Тогда суд его строго предупредил. Возможно, даже определенно - это подтвердили не склонные к прощению сторонние специалисты - на этот раз вины Ш. нет никакой, но все-таки… Все-таки напомнить о товарищеском суде следует! Деликатно, неоскорбительно - это прибавит водителю осторожности.

Факт идет к факту, частное проявляет тенденцию, и в службе безопасности движения приходят к любопытным выводам: хотя машин в городе становится больше, печальных происшествий с такси становится меньше. В 1972 году во второй колонне восьмого таксомоторного парка на один миллион пройденных километров приходилось 1,08 случая, в 1973-м - 0,96.

Как ни странно на первый взгляд, но дорожно-транспортных происшествий больше всего утром и вечером, а не днем, когда улицы полным-полны и ехать опаснее. Но на это есть свои убедительные объяснения. Утром водитель чувствует себя бодрее, увереннее, маневрирует смелее - и иногда неверно рассчитывает свои силы. А к вечеру водитель устает, реакция у него притупляется.

Чаще всего несчастные случаи происходят с шоферами, которые водят машину менее года. Это понятно. Но почему следом за ними среди неудачников идут те, кто за рулем сидит больше десяти лет? Им мешает избыток уверенности в себе! Нет, не только возраст, хотя с возрастом человек принимает решения не столь быстро. Иные новые водители, люди тоже далеко не молодые, не имеют происшествий - водят машину года три-четыре. Это лучший стаж! Уже есть опыт, но не исчезла осторожность новичка.

Понятно, что дорожных происшествий меньше всего в субботу и воскресенье - в эти дни на улицах мало машин и пешеходов. Но почему самый невезучий день вторник? Не понедельник, когда улицы особенно оживленны и люди еще не «разошлись» после отдыха, который, казалось бы, должен, как говорят спортсмены, детренировать человека, его осторожность, привычку к взаимодействию с машинами и людьми? И не пятница, когда весь город, в предвкушении долгого отдыха, снимается с места? В самом деле, почему больше всего несчастных случаев происходит во вторник, который по стародавнему суеверию всегда считался днем везения? Не потому ли, что «детренированность» понедельника проходит, и человек чувствует себя увереннее, способнее к маневру?

Вероятность такого предположения подкрепляет и то, что много дорожных происшествий происходит в хорошую - сухую и светлую погоду. Даже не в гололед, когда занесенная снегом скользкая дорога предательски скрыта! В эти опасные дни водитель и пешеход предвидят коварство дороги и проявляют осторожность. Поэтому в восьмом парке механик, отправляя таксиста в опасное плавание по улицам, наставляет:

- Будь осторожен! Помни, сегодня опасная погода - хорошая. Не будь беспечен.

Такое напоминание не лишне, поскольку в гололед и непогоду водитель осторожен и без наставлений.

И еще один парадокс: несчастные случаи происходят не всегда- на темных, кривых улицах, по которым трудно ездить, а часто на самых широких, прямых, гладких, просторных! Оказывается, самая опасная - именно широкая, раздольная, прекрасная улица.

Вот какие удивительные выводы дает анализ!

Поэтому в парке особенно бдительны в хорошую погоду, внимательны к бывалым водителям, сосредоточеннее по вторникам, но не обходят вниманием новичков. Бдительны и в дождь, туман, в субботу и воскресенье. Меньше одного несчастья на один миллион километров - это хорошо, но радоваться нельзя: надо стремиться, чтобы их не было вовсе.

- Диспетчер, - звонит начальник службы движения, - когда придет Жигунов, пусть зайдет сначала ко мне.

С путевкой в руках, встревоженный, приходит Костя Жигунов.

- Что-нибудь случилось?

- Ничего, зайдем в тренажерскую.

Костя Жигунов - самый известный в парке водитель. На нескольких авторалли он прославил свой парк - занимал первые места. Честь и хвала ему за это, но не слишком ли успокаивают беспрерывные победы?

Костя любит тренажер, просит поставить ему самую сложную пластинку. Это действительно пластинка, прозрачная, вогнутая, похожая на огромное блюдо. На нем мелко нарисованы дороги, леса, повороты, подъемы и спуски. По ‹блюду› ходит ролик, над ним горит яркий пучок света. Оптическая система отражает увиденное светом на экран, перед которым сидит шофер в ‹кабине›. Впрочем, можно писать слово кабина без кавычек - это действительно кабина, но стоит она на полу, с настоящей баранкой, тормозами, коробкой передач.

Такси готовятся к выходу на линию.

Шофер включает мотор, он, правда, электрический, и, коли уж не везет сам, приводит в движение дорогу. Через карданную передачу он управляет ее движением: вращает, передвигает блюдо то быстрее, то медленнее, вольный выбирать путь, каждый раз другой, невидимо для себя перемещает ролики. И водителю на цветном экране видятся улицы, проселки, шоссе, они кажутся подлинными. Они лучше настоящих - на них можно безопасно выделывать любые фигуры, пускаться в рискованные виражи. Костя Жигунов так и делает. Он улыбается во весь рот. Мелькают деревья, шоссе становится чуть ли не на дыбы, повороты, которые отважно делает Жигунов, смертельно опасны.

- Ах, хорошо, до чего хорошо! - наслаждается Костя азартом гонки. Только здесь, в этой темной комнате с цветным экраном да на соревнованиях может он отвести свою жаждущую скоростей и риска душу.

Как ни придирчив инструктор, сколько-нибудь серьезное замечание Жигунову сделать не может: водит отчаянно, но по всем правилам! На всякий случай наставляет:

- Слишком рискованно! Если бы это было на улице, давно перевернулся бы колесами вверх. Очень ты рискуешь, Костя. Я боюсь за тебя.

Предостережения никогда не лишни, но, говоря откровенно, инструктор радуется мастерству Кости, его удивительному самообладанию, точности. В жизни таксиста это очень важно.

…Парк между тем жил своей обычной сложной, не видимой для посторонних жизнью. Были не только радости, но и огорчения. Где-то на людном месте застряла, остановилась, как вкопанная, недавно отремонтированная машина. Диагноз поставил сам водитель - полетело сцепление. Это означало, что надо высаживать пассажиров, искать ближайший телефон-автомат и звонить в аварийную команду. Оттуда очень скоро пришел буксир. Из него вышел шофер с насмешливой улыбкой, пошел к дверце кузова за «оглоблей» и незлобиво поздравил:

- Честь имею! Расковалась?

Он ловко соединил «оглоблей» свою машину и такси. Покорно плетущаяся «Волга» вздрагивала, наезжая на круглые металлические люки - шофер буксира не мог обеспечить «Волге» комфортной езды, и таксист мог только крепко сжимать руль, следуя поворотам, которые делала машина, тащившая безжизненный автомобиль. Водитель тягача был, очевидно, человеком бывалым. Хотя он принадлежал городской службе и ездил по всем паркам, не только таксомоторным, приволок испустившую дух «Волгу» прямо к въезду в цех текущего ремонта парка.

Это цех «неудачников». Любая вышедшая внезапно из строя машина приезжает сама или доставляется с чужой помощью сюда. По огромному помещению с асфальтовым полом ходят между автомобилями удрученные люди: время потеряно напрасно, не удается выполнить дневную норму, а многим вдобавок неясно пока, не будет ли стоимость ремонта отнесена за их счет, поскольку они отчетливо представляют себе, что, например, в столкновении, которое привело их сюда, некого больше винить, кроме самих себя.

К новому «пациенту» подошел неразговорчивый мастер, взялся за капот. Шофер живо встал, заискивающе поднял капот. То был совсем еще молодой шофер, и мастер сразу понял, что суетиться ему было незачем: в случившемся не было никакой его вины. Впрочем, возможно, шофер просто проявлял почтение к человеку в черном халате, который тонко знал капризы автомашин и по шуму мотора точно угадывал неисправность.

В цехе находилось с десяток машин, которые надо было отремонтировать, и одна, назначенная для разборки. Каждая стояла на гидравлическом подъемнике, и легким движением можно было заставить ее всплыть над головами, чтобы спокойно осмотреть машину снизу. Вспыхивали зарницы электросварки. Стукали по металлу гаечные ключи.

Цех текущего ремонта действует круглые сутки, и слесари его готовы ко всяким неожиданностям. Поэтому ремонтники спокойны и деловиты. Только взволнованным неудачей шоферам кажется, что они медлительны и немножко важничают. Иногда даже рассердит, что они не принимают близко к сердцу внезапную поломку. Но разве было бы больному лучше, если бы врач бледнел от испуга, когда ему покажут изувеченного человека? Хорошему, вдумчивому мастеру, который ставит заболевшей машине диагноз и лечит ее, лучше быть несуетливым, рассудительным. Не потому ли в агрегатном участке, где копаются в снятых с автомобилей моторах, слесари поставили большой аквариум с рыбками, чтобы подчеркнуть, как важны здесь спокойствие и уверенность? Пахнет бензином, маслом, металлом, у слесарей почернели руки, а от окна на них по-домашнему смотрят удивленные круглые рыбьи глаза, золотистые рыбки, по балетному извиваясь, грациозно плавают, не боясь ни запахов, ни стука. По всей видимости, рыбкам живется здесь не так уж плохо - аквариум ухоженный, в нем зеленые джунгли водорослей, от него тянется спокойный электрический свет. Неторопливые обитатели аквариума, всплывая и погружаясь, смотрят в цех и, возможно, недоумевают: ну зачем нервничать, когда так хорошо?

Однако хорошо здесь далеко не всем. В соседнее помещение, где медницко-сварочный участок, то и дело доставляют изувеченные машины. Впрочем, одни помяты слегка, и опытные жестянщики быстро разгладят металл, истребят начисто следы столкновения. Другие выглядят так, словно их долго били молотом: по капоту и бамперу, по кабине и стеклам. Вот поднятые краном на метр от пола смотрят из угла две трети «Волги» - одной трети нет: багажник смят гармошкой. Даже по внешнему виду легко определить, чья в этом вина. Документы, свидетельства очевидцев несчастья подтверждают, что водитель такси здесь ни при чем. Виновником был водитель «Жигулей». Вероятно, был он неопытным человеком: с размаху, на скорости 100 километров в час, стукнул притормозившую у светофора машину. Взыскивать с виновника не будут, хотя по его вине придется делать дорогой капитальный ремонт, а из-за его преступной неосторожности с того перекрестка увезли в беспамятстве таксиста в больницу имени Склифосовского. Взыскивать поздно: владельца новеньких «Жигулей», отправившегося чуть ли не в первую свою поездку, в живых нет, он погубил самого себя.

Таксистам достается часто. Гораздо чаще, чем это можно предположить. За год восьмой таксомоторный парк, имеющий около тысячи автомобилей, зарегистрировал две тысячи малых, средних и тяжелых аварий.

Но не надо спешить с обвинениями по адресу таксистов. Во-первых, год для такси все равно что два десятилетия для машины, которая находится в индивидуальном пользовании: одна проходит за это время километров столько, сколько другая не сделает даже за двадцать лет. А между тем, любая машина, даже самого осторожного владельца, который холит и лелеет свою собственность, не выезжает в дождь и гололед, непременно побывает в своей жизни в какой-нибудь переделке. Во-вторых, надо все-таки учитывать, кто виноват. При всей строгости автоинспекторов, которые не дают спуску таксистам, они далеко не всегда взыскивают за столкновение с них. Чаще всего виновниками оказываются индивидуальные лихачи, впрочем, вряд ли можно называть так людей, которые ездят не ежедневно и потому не имеют необходимой тренировки, да вдобавок сели в послушный, столь легко управляемый автомобиль, как «Жигули». Эта легкость сбивает с толку тех, кто не ведал свободы, водя автомобили иных марок: надо привыкнуть к его маневренности и гибкости. В-третьих, как уже было сказано, если виновен в аварии таксист, то серьезная авария большей частью падает на долю новичков. Поэтому молодых водителей не назначают на работу в ночные смены. В путевке их написана красным крупная буква «М», что означает: «Осторожно - молодой», и диспетчер, выпуская на линию, дает трафарет «Окончание работы в 17.00» и не забудет предупредить: «Вы не должны опаздывать с возвращением. Вам пока запрещается езда в темноте». Поздней осенью и ранней весной, когда сумерки наступают рано, путевые листы с красной буквой «М» возвращаются в колонну еще раньше.

В парке давно поняли, что аварий тем меньше, чем тщательнее готовят машину в дорогу. Ее начинают готовить в завтрашний путь сразу же, как только закончен сегодняшний рейс. Каждая машина, вернувшись из города, в первую очередь попадает в зону ЕО - ежедневного обслуживания.

«Волги» огибают здание, в котором находятся диспетчерская и дирекция, выезжают через открытые ворота заднего фасада на мойку. Машины ставят на один из трех пластинчатых конвейеров и заглушают двигатель. Медленно и почти торжественно вплывает «Волга» в теплую «баню». На нее обрушиваются потоки подогретой воды, длинные мягкие капроновые щетки снимают пыль, грязь. Одни щетки орудуют по горизонтали, другие - по вертикали, за ними, за потоками воды скрывается фигура водителя: он медленно едет, откинувшись на сиденье, бросив руль. Вот водитель, сухой после шквала воды, появляется снова. Машина уже преобразилась - опять чистая, блестящая. Конвейер спокойно ставит ее на пол. Вот теперь водитель должен выйти. Уборщицы наведут порядок внутри: вытряхнут половики, почистят сиденья содовым раствором, который снимает пятна.

Один раз в месяц машина проходит «генеральную баню». Ее ставят на подъемник, и он легко, как перышко, вскидывает тяжелый автомобиль под большим углом. Мойщики направляют шипящую теплую воду на днище. Вода идет под большим давлением - четыре атмосферы. Это смесь воды и воздуха, поэтому она шипит. Сначала кистью всюду наносят раствор обыкновенного стирального порошка, моют капот, двигатель.

Раз в неделю в точно назначенный час каждая машина парка непременно приходит на первый этаж, в светлый зал, облицованный белой плиткой. Здесь светят лампы яркого дневного света - сверху, с боков, снизу - в канавах. Здесь две длинные, идеально чистые канавы, тоже облицованные белой плиткой. Машина левыми колесами осторожно въезжает на пластинчатый конвейер и продолжает потом двигаться сама, шофер выходит к ремонтникам «задавать загадки»: там-то стучит, а вот здесь что-то странное бывает при таких-то обстоятельствах. Машину внимательно осматривают, даже если шофер ни на что не пожалуется. Слесари проверяют состояние подшипников, крепление узлов, агрегатов, кузов, люфты передней подвески. Заканчивается все смазкой трущихся частей: из солидолонагнетателя (название механизма устарело, теперь используют не солидол, а нигрол) под большим давлением в сто пятьдесят атмосфер пистолет впрыскивает смазку.

У каждой колонны - свой день недельной профилактики, и потому светлый зал нижнего этажа никогда не пустует, даже в воскресенье. Через равные промежутки времени на конвейер становится очередная машина. Она проходит немного вперед и останавливается для осмотра и профилактики. Внезапно и затяжно вздыхает пневматический подъемник, и машина, задрав передние колеса, остается на задних.

Автомобиль осматривают придирчиво. Механик колонны дежурит здесь весь день.

Канавы не длинны - метров двадцать пять, но этот путь занимает два часа. Один раз в неделю каждая машина, прежде чем уйти в путь, отдает два часа профилактике. На каждой из двух лент над белой облицованной канавой побывает семьдесят - семьдесят пять машин, все до единого автомобили колонны.

Выходя из светлого зала, машина непременно проедет через «штрафную площадку». Наверное, не случайно ее устроили перед выездом из ворот: для напоминания, для урока. Любая машина, которая оказалась участницей дорожно-транспортного происшествия, сначала постоит, всем для назидания, на штрафной площадке. Даже если нет за ее водителем никакой вины, машину не отправят в ремонт, пока она не побудет на этой грустной «выставке». Директор парка И. А. Карпиловский, начальник технического отдела А. И. Лисовский, все руководители начинают свой рабочий день с обозрения «выставки». На каждом экспонате - черная доска, на которой пишут мелом фамилию водителя, его стаж. С машины уже снят номер - ее никто не станет ремонтировать, покуда не пройдены все эти процедуры.

Даже если вполне исправная машина направляется на профилактический ремонт ТОБ (технический осмотр группы «Б», назначаемый после того, как автомобиль пробежит очередные двенадцать тысяч километров), все равно «штрафной площадки» ей не миновать. А дорога в цехи ТОБ совсем короткая: надо только пересечь улицу.

В огромных залах - множество машин. У входа начинается конвейер, по которому автомобили передвигаются боком. А над ним - красное табло со светящимися цифрами. Их восемь - по числу гнезд-постов под машинами, и на каждом идет своя сосредоточенная работа.

На первом посту снимают с машины все электрооборудование, которое передают в цех для контроля и проверки. Здесь же меняют детали системы выпуска газа, трубы глушителя. Когда работа завершена, слесарь нажимает кнопку, и в глубине зала зажигается цифра один. На втором посту идет профилактический ремонт всех частей машины, связанных с передней подвеской. Ее разбирают здесь всю до балки. На третьем осматривают рулевое управление. Тут машина стоит уже без колес - на козелках. На четвертом - осмотр всего того, что связано с тормозной системой. Пятый пост - для тех мастеров, которые что-то не успели сделать, пропустили, пока машина была в их отсеке. На трех следующих постах все устанавливается снова: электрооборудование, система питания, идет смазка, замена масла в картере двигателя. Снова надеваются колеса. А на красном табло тем временем вразбивку зажигают номера постов, которые справились со своей частью дела. И когда, наконец, выстраиваются цифры - от единицы до восьмерки - раздается пронзительный звук сирены: осторожно! Конвейер будет перемещаться! Две секунды воет сирена - за это время надо отойти от ленты конвейера. Затем все восемь машин перемещаются левым боком на два метра - пустым остается лишь первый пост, и каждая машина переходит в руки очередных специалистов.

В парке очень жалеют, что в свое время создали лишь один конвейер ТОБ. Машин тогда было втрое меньше, и одной ленты хватало. Теперь на линии работает лишь одна из трех бригад - остальные у пневматических подъемников, которые тоже удобны для ремонта. Но каждая бригада предпочитает работу у конвейера - удобную, спорую, и бригады меняют свое рабочее место каждую неделю - слесари, регулировщики, электрики.

В залах технического осмотра много шоферов - каждый поблизости от своей машины. Они готовы подробнее рассказать ремонтникам о норове своих автомобилей - у каждого в характере что-то свое. С задранными капотами, полуразобранные, автомашины выглядят беспомощно, как пациенты в больнице. С той разницей, что процедуры лечения здесь долго не продолжаются. Можно управиться за час-полтора.

И после этого, окрепшие, они вливаются в московские «реки».

Правда, из ворот вместе с ними выезжают машины, которые удивляют прохожих, вызывают улыбки. Вот «Волга» с одной совершенно черной дверью. Эта ‹Волга› ехала по всем правилам по Садовому кольцу, когда справа, из маленькой улочки внезапно ей в бок врезалась грузовая машина, доставлявшая овощи в магазин. Немедленно собралась толпа, нашлись самозванные справедливые судьи, которые немедленно определили виновника. Впрочем, единодушия не было. Знатоки укоряли оцепеневшего водителя грузовой машины, который, в конце концов, был доволен, что не произошло худшего: всего-навсего помял дверь. К счастью, никто не пострадал. Ну что ж, придется раскошелиться. Это, в конце концов, не так страшно.

Утро в таксомоторном парке.

Обе машины остановились, ожидая инспектора ГАИ. Шоферы по очереди звонили из автомата в свои парки, и оттуда уже спешили представители. Инспектора были неторопливы, хотя движение затруднилось - участники происшествия изрядно мешали, но надо было беспристрастно оценить случившееся, составить необходимые документы. И лишь после этого «Волга» с измятым боком, вызывая всеобщее внимание, понеслась домой, на Авиамоторную, - сначала на «штрафную площадку», потом в цех.

Здесь жестянщики решили, что выправить дверь можно, но все-таки лучше ее сменить - старую починят, а пока пусть машина поездит с новой дверью. Была в запасе совершенно черная дверь. Но все равно машину необходимо красить - в других местах оказались старые и новые царапины. Сменить дверь недолго.

Теперь надо направиться в малярный цех для окраски. «Волге» повезло - в цехе было пусто. И машину, укрыв предварительно стекла, быстро покрыли тонким слоем синтетической эмали и тут же вкатили в сушильную камеру. Там она постояла в девяностоградусной жаре и вышла оттуда блестящая, на вид совершенно новая, как будто только что прибыла с Горьковского автозавода. Но память о происшествии не улетучится, как запах краски, - в парке обсудят случай, запишут о нем все в документах, и, хотя водитель мог радоваться такому удачному исходу, на его счету это происшествие все-таки останется. В глубине души он осознавал маленькую свою вину: конечно, все произошло из-за неповоротливости шофера грузовика, но небольшие возможности избежать столкновения были. Надо быть внимательнее. Никто не спросил, что за разговор был у водителя с пассажиром. Разговаривать, конечно, необходимо, но нельзя увлекаться. А он увлекся: пассажир был ярым футбольным болельщиком, досадовал на поражение любимой команды. Водитель же считал, что проиграли любимчики поделом. Вот, скажем, нападающий… Тут произошел удар - мягкий, гулкий, тяжелый. Вот ведь как было.

…Уже смеркалось, и в парк возвращались первые машины. Первыми вернулись те, кто уехал позже всех: молодые шоферы. Стояли у огромного стола, подсчитывали выручку, предъявляли диспетчерам путевые листы, те делали необходимые отметки, переходили к кассе. По лицам шоферов можно было судить об итогах работы. Некоторых распирало от счастья - ездил семь часов, а привез денег, как бывалый таксист, который работает через день по одиннадцати часов. А те таксисты должны привозить в кассу тридцать рублей и две копейки.

Шоферы заезжали в зону ЕО и через несколько минут выплывали оттуда в блестящих машинах, сворачивали к гаражу, поднимались по винтовому пандусу в бокс своей колонны.

Тогда наступал очень ответственный момент: сдача машины механику колонны - процедура, которая почему-то очень пугает молодых. Механик считал «цепочку» - показания счетчиков с записями, осматривал машину, но его чуткий слух уже основательно «прощупал» автомобиль, когда тот ехал мимо стола и становился на свое место.

А со стороны, наверное, было все непонятно: одни машины почему-то возвращались в этот ранний вечерний час, когда в них такая потребность на улицах, другие отправлялись на «свободную охоту». Между тем все шло по заведенному порядку, по графику, который учитывал все: и потребности пассажиров, и запрограммированный ремонт, и даже аварии…

…У машин с шашечками на борту непонятная, беспокойная жизнь. Они вечно скитаются по городу, несутся путаными маршрутами. А людям, не знающим, где ночуют и живут такси, кажется, что все у них просто: поедет по улицам, уедет в парк, и на ветровое стекло заблаговременно опустят таблички с надписью: «В парк». А потом снова выедут. Люди не подозревают, как много надо сделать, чтобы машины были исправными, появлялись вовремя, какого труда это стоит большому коллективу. Но пассажиры и не обязаны знать «частной» жизни таксомоторного парка.