Талисман цесаревича

Глава 9

В Петербурге повышенная активность: Павел формирует новое правительство, и одновременно идёт подготовка к похоронам Екатерины. Лицо императрицы настолько изуродовано, что принято решение скрыть его под золотой маской, и в таком виде тело в гробу выставили в тронном зале. Но не всё так просто: рядом с гробом Екатерины стоит гроб Петра Третьего, убитого подельниками его жены в Ораниенбауме, причём постамент гроба Петра Фёдоровича выше постамента Екатерины. Почётный караул Петра Фёдоровича представлен офицерами Павловского полка.

Почётный караул у гроба Екатерины состоит из участников переворота тысяча семьсот шестьдесят второго года. Все они отстранены от своих должностей, лишены званий, наград, пожалований и выплат, всех их ожидает суд. Разумеется, после похорон. Таким образом в тронном зале достигнута воистину трагическая обстановка, приличествующая похоронам великой властительницы. А мимо гробов идут все, кому это положено по чину и позволяет сословный статус. И я тоже там был, ибо таково требование этикета, да и нельзя не уважить память отца своего прямого начальника.

Сам Павел с супругой, не подходя к гробу покойной императрицы, лишь несколько минут постояли у гроба Петра Третьего и ушел. У императора много дел.

Похороны Петра III и Екатерины II состоялись с положенным размахом и торжественностью, и шли они под два «Реквиема». Первый принадлежит Вольфгангу Амадею Моцарту, а второй за авторством Антонио Сальери. Я узнавал, эти композиторы таких произведений ещё не писали, так что я честно предложил их Павлу Петровичу, для музыкального сопровождения. Павел разрешил.

Траурная колонна проследовала от Зимнего дворца до Петропавловского собора. Первым следовал гроб с телом Петра Третьего, и почётный караул составляли офицеры обоих Павловских полков. Следом двигался гроб с императрицей, с почётным караулом из фаворитов и временщиков Екатерины. Наконец процессия достигла места погребения, все положенные церемонии проведены, почести отданы, а после этого все кому положено разошлись. На площади перед собором остался почётный караул императрицы под вооружённой охраной. Этих людей в собор не пустили.

Павел Первый с Натальей Алексеевной из собора вышли последними. Шестьдесят восемь злодеев, до того составлявших почётный караул покойной императрицы, при виде царственной пары рухнули на колени, и Павел обратился к ним с краткой речью:

— Вы желали лишить меня отчего трона, но прощаю вам это. Вы убили моего отца, но я вам и это прощаю. Однако вы пошли дальше: вы насиловали, грабили и предавали саму Россию и русский народ, а этого я вам простить уже не могу. Меру воздаяния для вас определит суд, впрочем, саму жизнь я вам сохраню.

Конвой поднял с колен и повёл бывших временщиков в Алексеевский равелин, специально освобождённый от других заключённых для этих постояльцев.

Мрачноватая получилась церемония, но очень показательная: каждый теперь задумается: а стоит ли так нагло попирать законы и обычаи, начертанные богом и человеком? Все люди смертны, смертен и твой покровитель. А когда покровитель, прикрывавший твои преступления, умрёт, кто защитит тебя от заслуженного воздаяния?

Я занимаюсь вторым Павловским полком. Как и планировалось, мы разделили каждое подразделение полка надвое, добавили новобранцев, и теперь проводим обучение и слаживание, не прекращая основной работы: охраны Зимнего дворца. Остальные государственные учреждения охраняют семёновцы и измайловцы, а преображенцев Павел выгнал из Петербурга в Тихвин. Пусть там послужат бунтари и горлопаны. Павел не простил им ни участия в дворцовых переворотах, ни убийства отца, ни попытки взбунтоваться во время присяги.

Одновременно Павел нанёс жестокий удар по дворянской вольнице вообще: объявлены сборы всех дворян, числящихся в полках. По нашим подсчётам, из гвардейских полков будут отчислены не менее пяти — шести тысяч человек. При этом дети до пятнадцати лет будут лишены незаконно присвоенных им воинских званий, а взрослые, числящиеся в полках, но незаконно отсутствующие на службе, будут уволены с позором и запретом занимать офицерские и чиновничьи должности выше четырнадцатого класса Табели о рангах. Ещё одна категория: дворяне, числящиеся на рядовых и унтер-офицерских должностях, вместо которых служат их крепостные. Этих решено судить как дезертиров и отправлять служить рядовыми в линейные полки в зоне боевых действий с запретом производства в течение трёх лет.

Надо сказать, что эти меры вызвали злобный вой сановитого дворянства и полнейшее удовлетворение дворян среднего и малого достатка. Большинство военных, включая и небогатых гвардейцев, пришли от этих мер в необыкновенный восторг.

Впрочем, я отвлёкся. В полку у меня всё слава богу, фактически им командует гвардии подполковник Рохлин. Вскоре я передам ему все дела и должность по полку, как только будут внедрены все необходимые новины. А пока учебный процесс идёт как положено… Полковые школы сержантов и младших офицеров работают как часы, так что у меня есть время заниматься более важным: переделке ружей наших полков под казенное заряжание. Производством пуль, капсюлей и гильз занимается завод боеприпасов, построенный на Охте, по соседству с заводом санитарно-технического оборудования, а заряжание патронов производится по старинке, лично солдатами. Ничего! Потом наладим и производство полноценных винтовочных патронов, но пока они не нужны.

Оружие мы меняем так: в Сестрорецке переделывается партия ружей, и туда своим ходом идёт рота Павловского полка. На заводе солдаты сдают свои ружья, офицеры сдают свои пистолеты, а взамен получают уже готовые переделанные однозарядные ружья и пистолеты. После этого рота идёт на расположенный тут же полигон, обучается стрелять из нового оружия, проводит учения с боевой стрельбой и возвращается в Петербург, а в Сестрорецк идёт следующая рота.

Технологию переделки ружей уже передали в Тулу, где начали модернизировать ружья из арсенала, с указанием создать хороший запас хотя бы в двадцать-тридцать тысяч единиц, чтобы перевооружать сразу дивизии и корпуса армий, дислоцированных на Юге России.

Первоначально мы собирались пока сохранить в тайне новейшее оружие, но… длинные языки придворных этого времени сыграли свою зловещую службу, а потом в дело вступили ослики гружённые золотом. Как результат, некоторое количество казнозарядных ружей, патронов и снаряжённых капсюлей оказалось в Австрии, Франции и Пруссии. Теперь началась гонка вооружений. Казнозарядное оружие вообще-то проще кремнёвого и даже фитильного, так как вместо чертовски сложного замка используется относительно простой ударно-спусковой механизм. Но дело в капсюле, точнее в его начинке: сейчас это вещество неизвестно. Производство гремучей ртути мы расположили в глуши, в деревне на берегу Свири с тем, чтобы доставлять сырьё по реке и по реке же вывозить готовую продукцию. А так как поток товаров по реке очень большой, то капелька наших грузов была в нём совершенно незаметна.

Ещё я занимаюсь артиллерией. Под моё руководство были назначены пять морских и пять сухопутных артиллеристов, вот я их и озадачил созданием морского и полевого артиллерийских орудий.

С морскими орудиями получилось смешно: моряки, услышав о новом принципе выстрела, сразу пожелали получить орудие невероятной мощи, с дальностью аж в четыре мили, весом ядра аж в шестьдесят восемь фунтов и скорострельностью аж один выстрел в две минуты, поскольку на корабле боле скорая стрельба затруднительна.

В ответ я выложил на стол свой проект пушки калибром шесть дюймов с гидравлическим противооткатным устройством, на тумбе. Ствол я предложил делать длинный, для повышения дальности стрельбы. В целом, на моих листах вырисовывался облик пушки с «Авроры», чертёж которой я видел в каком-то журнале. С более современными орудиями я незнаком, поскольку имею совсем другую воинскую специальность. Что до общего облика корабля, то я его скопировал с броненосцев времён Цусимского сражения, разве что не нарисовал башен. А куда вы прикажете ставить эти самые башни? На парусном корабле кругом то мачты, то реи, то целая паутина верёвок. Выстрел из башенного орудия непременно повредит полезное дерево или подожжёт снасти. Но уже то, что вместо трёх ярусов пушек будет всего один, резко уменьшает высоту борта и вообще минимизирует силуэт боевого корабля, а значит, в него труднее попасть, тем более, что мы будем в них лупить из-за пределов дальности вражеских пушек.

Морские офицеры-артиллеристы, как истинные снобы даже не посмотрели на мои эскизы кораблей, остановившись только на артиллерии.

— Где Вы прикажете размещать такие огромные пушки? — возмущённо закричали морские артиллеристы, на что я вторично выкатил им рисунок парусника с пушками, расположенными в полубашнях, выступающих из борта. Кажется, такие устройства называются спонсонами, за точность не ручаюсь. Офицеры стали возмущаться, что под новые пушки придётся строить новые корабли, но их быстренько успокоил адмирал Грейг, посетивший нас чтобы узнать как дела, и не ерундой ли грузит его людей глупый сухопутчик. Рассматривая мои рисунки, и читая выкладки, он приговаривал:

— Сократить количество орудий до десяти на борт и при этом увеличить вес залпа? Ей-богу, недурно!

— Скорострельность до десяти выстрелов в минуту? Это же просто невероятно!

— Снаряд весом в два с половиной пуда при таком малом калибре? Какая прелесть!

— Дистанция боя в милю? Да это же просто чудесно!

— Выходит, Вы вооружите бриг мощнее, чем линкор? Неожиданно.

— Господа! — обратился Грейг к подчинённым — я нахожу идеи господина полковника весьма многообещающими, посему извольте внимательнейшим образом слушать его рекомендации и исполнять как мои.

С офицерами сухопутной артиллерии мы нашли общий язык несравненно быстрее. Во-первых, они явились с проектами нескольких вариантов пушек, которые мы условно разделили их на полковые, дивизионные и корпусные. Разница была в дальности действия и весе артсистем. Я, пользуясь послезнанием, сразу предложил разрабатывать артиллерию как универсальную, то есть проектировать гаубицы-пушки. Такую как знаменитая Д-30 нам не сотворить, но что-то попроще, пусть тяжелее, зато дешевле — попытаемся. Отдельным пунктом у нас шли мортиры. Уж очень это специфическое оружие как по нюансам проектирования и производства, так и по применению.

Идею гидравлического амортизатора для артиллерии офицеры восприняли нормально, оказывается, здесь уже были попытки создать нечто подобное, а слухи об удачах и неудачах изобретателей циркулируют.

— Господа, предлагаю начать нашу работу с пушек полкового уровня применения. — с важным видом вещаю я — Если систематизировать чудовищную разнотипицу стоящей на вооружении артиллерии, то в нашей армии существует четыре основных калибра этого уровня: три, четыре, шесть и двенадцать фунтов, причём двенадцать фунтов скорее нужно отнести к дивизионным. Для упрощения производства, снабжения, а главное — боевого управления артиллерией, предлагаю всё свести к двум калибрам: шесть и двенадцать фунтов. При этом я бы рекомендовал пушки в три и четыре фунта рассверливать на шестифунтовый калибр. Ядрами из бывших трёхфунтовых пушек, скорее всего, стрелять будет нельзя, но это не страшно, поскольку имеется картечь. А вот из бывших четырёхфунтовых вполне можно.

— О том, что необходимо унифицировать артиллерийские орудия говорилось давно, большинство офицеров почитают такую меру благотворной. — сказал старший из артиллеристов, капитан Малыхин — Я считаю, что указанная Вами мера окажется весьма благотворной. Но мы бы хотели узнать о казнозарядной пушке, вернее о том, какою вы её видите.

Молодец, хотя и наглец! Этак вежливо щёлкнул по носу чужака: ты, мол, сначала докажи, что чего-то стоишь, а потом мы подумаем, можно ли с тобой иметь дело или даже слушать твои рассуждения.

— Узнаю людей дела! Ну что же, пойдемте, посмотрим на штучку, которую я для вас приготовил. Кстати, с нами едут морские артиллеристы, поскольку кое-что будет любопытно и им.

Коляски уже были приготовлены, мы загрузились и поехали. Недалеко, на Ржевку, где имелся неплохо для своего времени оборудованный полигон.

Команда артиллеристов под командованием юного прапорщика выкатила из хранилища пару довольно забавных орудий, сооружённых под моим руководством с единственной целью: для демонстрации устройства казнозарядной пушки. Лафеты остались деревянными, но я сделал раздвижные станины для удобства прислуги. Стволы позаимствовал от трофейных длинноствольных бронзовых пушек, у которых отпилили казённую часть и приделали примитивные клиновые затворы. На ствол одной из пушек я надел эжектор и на обе — литые дульные тормоза похожие на тот, что я видел на стволе танка ИС-2. Гидравлические амортизаторы и накатники были установлены под стволом, а подъёмный механизм, приводимый вручную, позволяет поднимать ствол аж на шестьдесят градусов. Можно и больше, но тогда уж очень неудобно заряжать орудие. Снаряды были изготовлены именно для этих пушек, калибром что-то вроде десяти-одиннадцати сантиметров. Помогло то, что эта пара шведских пушек была совершенно однотипной. Гильзы мы сделали из картона, пропитанного селитрой. От влаги защитили лаком, а донышко гильз латунное. Имеется возможностью вскрыть гильзу и вынуть из неё часть пороха: такая необходимость имеется при навесной стрельбе.

Артиллеристы тут же облепили орудия и принялись их изучать, а я подошел к прапорщику:

— Господин полковник! — вытянулся он, но я махнул рукой:

— Не тянись, Елисей Андреевич! Лучше скажи: мишени установлены? Позиции вражеской батареи оборудованы?

— Всё сделано, Юрий Сергеевич, всё пристреляно. Пороховой погреб тоже пристрелян, бочонок пороха туда заложен.

— А рванёт?

— Чего ж ему не рвануть? Для надёжности бочонок обложили соломой, она всяко загорится, а от неё и бочонок подзарвётся.

— Ну ладно, коли так.

— Не извольте волноваться, Юрий Сергеевич.

Я подошел к офицерам, которые, кажется, уже наладились раскручивать орудия на запчасти, чтобы посмотреть, что там внутри.

— Господа офицеры!

Офицеры с некоторым сожалением оставили пушку и выстроились передо мной. Сразу видно военную косточку: построились по званиям, и тут же подравнялись.

— Зрительные трубы с собой не забыли захватить? В предписании они были указаны.

— Не забыли. — рокотнул короткий строй.

— Орудия будут стрелять с этого самого места. Огневые задачи, у данной батареи следующие: отразить атаку кавалерии неприятеля, затем обстрелять и рассеять колонну пехоты, затем подавить артиллерийскую батарею и уничтожить обнаруженный пороховой погреб. Сразу предупреждаю, что бочонок в погребе всего один, он может и не взорваться.

— Не много ли задач, Ваше высокопревосходительство? Отсюда наблюдается только мишени изображающие кавалерию.

— Хороший вопрос. Обратите внимание, отсюда действительно видны только кавалеристы, а пехоты и артиллерии неприятеля, и уж тем более порохового склада не видать. Эти цели находятся по ту сторону леса. Пожалуйте на крышу дома, там оборудован наблюдательный пункт.

Когда все поднялись на наблюдательный пункт, я скомандовал:

— Господин прапорщик, приступайте!

— По кавалерии неприятеля картечью ОГОНЬ!

Пушки принялись методично выплёвывать клубы дыма, а в трёхстах метрах от нас щиты, изображающие кавалерию, начали разваливаться с поразительной скоростью, и фронт разрушения двигался справа налево. Семь выстрелов, мишенный полуэскадрон иссяк, а я продолжил объяснение:

— Господин прапорщик будет командовать, как и положено, у орудия, а корректировать огонь будет солдат, находящийся чуть выше.

Все дружно посмотрели вверх, на солдата, стоящего около трубы.

— А теперь посмотрите на колонну пехоты, и позицию артиллерии.

— Но позвольте, цели находятся по ту сторону леса! — встрепенулся один из артиллеристов-сухопутчиков.

— Об этом ранее упоминалось. — подтвердил я.

— Расстояние до целей, если я не ошибся, верста с четвертью до батареи и полторы версты до пехоты? — нейтрально осведомился моряк. Знающий специалист! На суше применяет сухопутные меры расстояния, не пудрит мозги своими кабельтовыми.

— Совершенно верно, господа. Данные орудия способны вести точный огонь и на такой дальности, хотя признаться, эта дальность предельная.

Слаб дымный порох. Но время бездымного пороха ещё не пришло. Не созрели технологии.

— Господин прапорщик! — подал голос солдат от трубы — Ориентир сухая лесина, дальше сто сорок, право пять! Колонна пехоты до роты!

Сам-то я в артиллерийских командах — как тот деятель из «Свадьбы в Малиновке» — «Трубка пятнадцать прицел сто двадцать! Бац-бац — и мимо»! Но тут ребята серьёзные. Мы наблюдаем, как облачко вспухло неподалёку от колонны мишеней.

— Ближе тридцать, право семь! — даёт наводку корректировщик.

Облачко вспухает гораздо ближе.

— Дальше десять, лево три!

Облачко вспухло над колонной.

— Накрытие! Дальность ноль, со смещением влево!

Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!

Даже отсюда видно, что мишени валятся, словно трава под слоновьими ногами.

— Какими снарядами стреляет пушка? — вскидывается капитан-сухопутчик.

— Граната направленного взрыва с дистанционной трубкой. Посмотрите, один из номеров расчёта готовит их.

Действительно, один из солдат брал один за другим снаряды, подкручивал в головной части специальным ключом, и передавал их заряжающему.

— Цель поражена! — докладывает корректировщик — Лево сорок дальность девяносто пять! Артиллерийская батарея!

Отстрелялись мастерски: в три выстрела взяли батарею в вилку, а там и упокоили её. На пороховой погреб потратили семь снарядов, что и понятно: цель точечная.

— Блестяще! — едва ли не хором объявили мои гости, а далее мы пошли вниз, сели в коляски и прокатились освидетельствовать результаты стрельбы. По возвращению гостям были показаны шрапнельные снаряды, и я объяснил принцип их действия. Теперь у артиллеристов остался последние вопросы:

— Для чего служит утолщение на стволе левого орудия?

— Данное устройство называется эжектор, и служит для вытягивания из ствола пороховых газов. Для полевой артиллерии данное устройство излишне, а вот для моряков и для крепостных артиллеристов, ведущих огонь из закрытых помещений такое устройство жизненно необходимо.

— А устройство на конце ствола?

— Эта вещь называется дульный тормоз, он значительно уменьшает отдачу орудия при выстреле, и наоборот, очень полезен для полевой артиллерии и противопоказан морякам.

Офицеры зашумели и опять накинулись на орудия, залезая во все отверстия.

— А теперь господа, когда вы осмотрели прототип орудия, прошу вас обдумать увиденное и применить при проектировании боевых образцов.

Задача чётко сформулирована, поставлена перед высококлассными профессионалами, осталось дождаться её решения. Потом будет очень сложная работа по постановке орудий в серию, отработке технологии… это уже их задача. Моя забота — контролировать исполнение.

На следующий день состоялось совещание у императора, на котором присутствовали представители различных ведомств. Председательствовал на совещании лично император Павел. Для начала Павел Петрович представил нас друг другу, и выяснилось, что военное ведомство представляют Пётр Александрович Румянцев и его товарищ[40] Александр Васильевич Суворов. Военно-морское ведомство представил его новоиспечённый глава, адмирал Самуил Карлович Грейг. МИД — Александр Андреевич Безбородко, а совершенно незнакомый мне чиновник — директор Берг-коллегии Михаил Фёдорович Соймонов. Ну а я был представлен как разработчик нового типа боеприпаса и автор проекта переделки кремнёвого ружья в казнозарядное. Как выяснилось по ходу обсуждения, все присутствующие уже ознакомились с возможностями нового оружия, и все решили что оно, это оружие, обеспечит полное превосходство над любым противником… А вот дальше начиналась область неизвестного.

— Господа, я бы хотел обратить ваше внимание на то, что усовершенствованное оружие даст нам решительный перевес над противником на поле боя. Ружьями уже перевооружается армия, а вскоре Юрий Сергеевич сотоварищи представит нам образец полевого артиллерийского орудия. Особо хочу подчеркнуть, что наше превосходство продлится недолго, в лучшем случае четыре-пять лет, но я бы рассчитывал на срок не более двух-трёх лет. А теперь я бы хотел услышать ваши соображения на тему: как нам использовать полученный козырь?

Повисло молчание, которое нарушил адмирал Грейг:

— Ваше императорское величество, господа — начал он — так как получено оружие, мы должны его использовать в войне. Или для создания угрозы войны. Здесь на севере имеется три противника, которые нам постоянно досаждают, я имею в виду Швецию, Пруссию и Данию. Шведы всячески мешают нам развивать морскую торговлю, угрожают возможностью атаковать нашу столицу и вообще, многие шведы никак не могут нам простить итогов Северной войны, мечтают о реванше. Пруссия имеет много собственных интересов, и очень часто — излишне преувеличенное мнение о собственной значимости и возможностях. Дания на словах является нашим другом, но это друг, который держит тебя за горло: она легко может перекрыть балтийские проливы и воспретить нам любой выход из Балтики. Я хочу обратить внимание присутствующих, что все указанные государства являются действующими или потенциальными членами антирусской коалиции. Но есть ещё одно обстоятельство: против этих держав либо затруднительно, либо невозможно вести сухопутную войну.

Самуил Карлович пригубил из хрустального стакана воды, обвёл глазами собрание — все внимательно слушали — и продолжил:

— В центре у нас Польша. Сия держава имеет таковой вес и значение, что любая, даже самая победоносная война не будет иметь никакого значения. Уж простите мою грубую прямоту, но все соседи плюют на поляков и лишь используют их в своих целях против соседей. Остаются цесарцы и османы. Цесарцы для нас малоуязвимы: они легко могут занять оборону на горных теснинах и войти в союз с Пруссией, немецкими государствами, с Англией и Францией, а против всей Европы нам не устоять. Но не это главное. Главное то, что что у нас нет интересов в Австрийской империи кроме простой торговли. Остаётся Турция. От турок нам нужны три вещи: черноморское побережье, безопасность на Северном Кавказе и свободный проход через Босфор и Дарданеллы.

Грейг помолчал и завершил:

— Я предлагаю подумать: а стоит ли ради этих вещей воевать?

Присутствующие молчали, обдумывая сказанное, поглядывали на огромную карту Европы, висящую на стене. Молчание нарушил Безбородко:

— Ваше императорское величество, господа. Благодарю Самуила Карловича за прекрасный анализ. Я полностью присоединяюсь к его мнению и могу лишь добавить, что, по моему мнению, воздействовать нам нужно именно на Османскую империю. Я считаю, что от Османской империи нам нужно получить границу по Большому Кавказскому хребту, черноморское побережье до Хаджибея[41], а ещё лучше до устья Дуная, и конечно нам нужен свободный проход через Проливы. Что мы можем дать взамен? Во-первых, полностью снимается военная угроза со стороны Российской империи и это уже немало. Во-вторых, мы обеспечим доброжелательный нейтралитет России во всех конфликтах Турции с европейскими странами, в первую очередь с Австрией. В-третьих, мы закроем тему христианского населения в наших отношениях с Блистательной Портой и обязуемся не возбуждать среди оного населения волнений, чем уж очень увлекалась покойная императрица. И наконец, в-четвёртых, мы можем поставлять Турции столь необходимые её новейшие вооружения.

Опять повисло молчание. Информация крайне интересная, впрочем, она никогда не являлась секретом. Грейг и Безбородко отлично структурировали тему обсуждения. Румянцев прогладил ладонью свой обширный лоб и заговорил:

— Я прекрасно знаю турок и отношусь к ним с глубочайшим уважением. Мой опыт говорит о том, что османы на любое наше предложение в духе того, что озвучил глубокоуважаемый Александр Андреевич, ответят решительным отказом. Османы, как и любой другой европейский народ, уважают и понимают только силу, и поэтому я предлагаю такой план: затеваем переговоры с Османской империей, имея в виду получение выгод, о которых сказал Александр Андреевич, с добавлением множества других приятных предложений. Повторю: предложения должны быть действительно выгодными, может даже во вред нам. Обещайте что угодно, османы всё равно не согласятся. Когда они откажутся, нанесём удар по османским войскам и твердыням, да такой, чтобы поставить Турцию на грань военной катастрофы. Имея такое оружие, мы сумеем это сделать. С пленными мы будем обращаться крайне милостиво, лечить раненых, не станем притеснять нижних чинов, позволим ношение личного оружия обер-офицерам, окружим почётом штаб-офицеров и генералов. В течение непродолжительной кампании я полагаю, мы можем добиться такого расположения сил, когда между нашими войсками и Стамбулом не останется ни одного серьёзного турецкого отряда и тогда снова последует дипломатическое предложение, но уже гораздо более скромное. Я бы сказал: реальное предложение. Могу лишь добавить, что мы вполне можем обещать Османской империи убрать русские боевые корабли из Средиземноморья и сократить черноморский флот. Что ты об этом думаешь, Самуил Карлович?

— Согласен, Пётр Александрович. Я думаю, что эти жесты можно использовать для дипломатической торговли. Например, согласиться на значительное ослабление Черноморского флота взамен упразднения турецких крепостей на нашем берегу.

— Пока всё выглядит весьма многообещающим. — проговорил Павел — Согласен ли с выводами военных министр иностранных дел?

— Так точно, Ваше императорское величество, согласен. Конечно, дипломатам следует хорошо подумать над планом переговоров, а военным составить свои планы. Скажу лишь, что мне был бы крайне полезен штаб-офицер или генерал, отлично знающий военное дело, и в то же время весьма изощрённый в переговорах.

— Кого порекомендуешь? — обратился Павел к Румянцеву.

— Мог бы предложить присутствующего здесь генерал-майора Суворова, но он ещё горяч. Дела не испортит, но может осложнить, а ведь время не терпит. Есть у меня полковник Михаил Илларионович Кутузов, но он нынче находится на излечении в Австрии. Военное дело полковник знает ничуть не хуже Суворова, хотя и не столь талантлив, зато в искусстве дипломатической интриги превзошёл многих.

— Вот и прекрасно. — сказал Павел — Согласуйте планы и отправляйте посольство, а по дороге прихватите с собой полковника Кутузова. Остался последний вопрос: сколько нужно ружей и сколько нужно артиллерии для военной кампании.

— Вопрос несложен — ответил Суворов по знаку Румянцева — потребно шестьдесят тысяч ружей и сто пятьдесят орудий.

— Что на это ответишь ты, Юрий Сергеевич? — повернулся ко мне Павел.

— В арсеналах на сей момент уже имеются семь тысяч казнозарядных ружей. К сожалению, многие из них имеют разные калибры, что вынуждает изготовлять гильзу под каждый из них, а также пулелейки под этот калибр. Каждый солдат должен будет пользоваться своими гильзами и своей пулелейкой, что впрочем, зачастую наблюдается и сейчас. В течение года-полутора, Тульский и Сестрорецкий оружейные заводы, а также строящийся оружейный завод в Перми смогут переделать до семидесяти тысяч ружей. После этого заводы приступят к выделке казнозарядных ружей уменьшенного калибра для нашей армии, а те ружья, что высвободятся после получения новейших, мы сможем продать хотя бы тем же туркам. Что касается орудий, то твёрдо могу сказать о сотне орудий, возможно, удастся изготовить больше.

— Теперь вопрос к директору Берг-коллегии. — сказал Павел — Потребовалось большое количество ртути и меди. Можно ли нам рассчитывать на свои ртуть и медь, или сии продукты придётся закупать за границей?

— Ваше императорское величество! — сидя вытянулся Михаил Фёдорович Соймонов — Имеющиеся в распоряжении Берг-коллегии месторождения ртути не могут обеспечить потребности Российской империи в сем металле. Но поступившие сведения о новом месторождении у села Государев Байрак на реке Корсунь, позволяют надеяться на значительное увеличение добычи и выделки ртути. Что же касается меди, то строятся два новых медеплавильных завода. Правда, по требованию полковника Булгакова строительство несколько замедлилось, поскольку потребовалось изготовление нового оборудования.

— Какого оборудования, Юрий Сергеевич? — удивился Павел.

— При выделке меди есть возможность получать много серной кислоты, необходимой во многих производственных процессах, например в пороховом. Собственная выделка этого реагента значительно удешевит наше собственное производство.

— Понимаю.

Далее мы приступили к обсуждению деталей необходимых для планирования столь масштабной многоходовой операции.

Коронация, как и велит традиция, будет происходить в Москве. Коронационные торжества планируют те, кому это положено по должности, меня же Павел вызвал по поводу музыкального сопровождения:

— Юрий Сергеевич, у нас с Натальей Алексеевной возникло недоумение: почему Россия не обзавелась собственным гимном. Согласись, друг мой, негоже великой державе не иметь собственного гимна.

— Да, это действительно так.

— Возьмёшься за написание гимна?

— Ты же понимаешь, Павел Петрович, вопрос не в готовности взяться, а в умении выполнить обещанное.

— Не сомневайся, Юрий Сергеевич, ты большой талант. — подала голос молчавшая до того Наталья.

— Ты так думаешь?

— Человек написавший «Баркаролу» и арию-кантилену не должен сомневаться в себе.

Я, конечно, немножко экспроприировал Шуберта, Вилла-Лобоса и других авторов, но ничего страшного: люди они талантливые, сочинят что-то ещё, может быть и лучше. Мне стыдно перед настоящими творцами: перед химиками, инженерами, технологами, офицерами у которых я ворую готовые решения. Но умильную мордочку всё равно строю, ибо таковы правила игры:

— Приятно, что вы столь высоко цените мои скромные дарования.

— И непременно напиши слова, как ты умеешь: просто по форме, но возвышенно по содержанию.

— Хорошо, договорились.

Павел потёр рукой щёку, и я обратил внимание, что на его скуле виднеется порез.

— Что с тобой. Павел Петрович, никак решил бриться самостоятельно?

— С чего ты решил?

— Раньше у тебя никогда не было порезов после бритья.

— Ах, это! Я поссорился с Кутайсовым, очень уж начал наглеть кахетинчик, вот я и отправил его в деревню — пусть мужикам усы подравнивает. Но вот беда, кожа у меня очень чувствительная, ни у одного куафера не получается меня побрить без повреждений. Видимо придётся прощать подлеца.

— Не стоит, Павел Петрович. Знаю я этот тип людей: ты его простишь, он притихнет на время, а там опять начнёт наглеть. Последнее дело подстраиваться под лакейское сословие — всяких брадобреев, подавальщиков, артистов… Хочешь, я сделаю тебе бритвенный станок, которым ты будешь бриться сам, чисто, без порезов и раздражения? Правда, придётся ещё создавать пену для бритья.

— Вот так просто возьмёшь и сделаешь чудо-бритву?

— Отчего не создать? Правда, придётся подождать недельку, много если две.

Наталья тревожно шевельнулась в своём кресле:

— Юрий Сергеевич, тогда сделай чудо-бритву и для меня.

Я вспомнил, как мучилась моя половинка, когда перед развалом Советского Союза в нашей местности вдруг пропали из продажи бритвенные лезвия, и поспешно закивал:

— Сделаю, отчего не сделать? Только когда будет почти готово, я приду к тебе советоваться, какую форму ручки делать у бритвы. Павел Петрович не даст соврать: если за инструмент, например перо или шпагу неудобно держаться, то и результат может оказаться плачевным.

— А как же гимн?

— Государи мои, лично мне лучше сочиняется, когда я занят чем-то рукодельным. Но гимн будет никак не раньше чем через неделю.

А про себя подумал: если я прямо сейчас выдам гимн со словами, то вы конечно выразите положенное восхищение, а завтра просто сядете мне на шею, свесите ноги и приметесь погонять. Ну уж нафиг! Недельку подождёте, дорогие наши величества.

И я отправился к мастерам Литейного двора: уж если там мне не помогут, то не помогут нигде.

Что такое бритвенный станок? По сути, это довольно примитивное устройство: Т-образная ручка, на которой закреплено одно или большее количество лезвий. Лезвиями и осуществляется бритьё. Сложность не в ручке, которую может изготовить любой мастер под любое количество лезвий, а именно в лезвиях. Чем тоньше лезвие, тем острее его можно заточить, а чем острее заточка, тем чище и комфортнее бритьё. Но при имеющемся уровне технологий очень трудно прокатать качественную сталь в тонкую ленту толщиной… Ну не знаю как положено, а мне придётся использовать то что получится.

В будущем катают нержавейку, а здесь нержавейки ещё нет — не изобрели. Кстати, надо будет создать нержавеющую сталь. Я не помню её формулу, но зато помню принцип, по которому создаются сплавы.

Что касается проката ленты, то не буду я заниматься прокатом: нынешние стали таковы, что пока её, эту сталь, катаешь, она вся может уйти в окалину. Отсюда вывод: ленту нужно не катать, а отливать. Помнится, в восьмидесятые годы в журнале «Наука и жизнь» была статья как раз на эту тему: литьё тонких лент, и описывался агрегат, который осуществляет литьё. Ничего сложного в том агрегате нет: по сути это всего лишь быстро вращающийся пустотелый барабан, изнутри охлаждаемый водой, на который тонкой струйкой льют расплавленный металл. Металл, соприкасаясь с холодным барабаном, мгновенно кристаллизуется и отбрасывается от него в виде длинной ленты. Останется порезать ленту на полосы необходимой ширины, заточить, а после этого порезать уже на лезвия необходимой длины.

Литейный агрегат мне соорудили за два дня. Станок для заточки стальной ленты делали одновременно с литейными, и управились за четыре дня, а серебряные бритвенные станки ювелир изготовил ещё за четыре дня. Таким образом, через восемь дней бритвенные станки были у меня в руках. Первым делом я опробовал новое устройство на собственном организме, и нашел, что получившаяся трёхлезвийная бритва бреет не хуже чем «Жиллет» из того будущего. К этому времени я изготовил и пену для бритья, что оказалось нетрудным: жидкое мыло известно давно, я всего лишь дополнительно очистил его, добавил экстракты ромашки, алоэ и ещё кое-чего по мелочи.

Посмотрел я на приготовленный набор из бритвы, запасных лезвий, помазка, мыла для бритья (да-да, в пену всё равно придётся взбивать самостоятельно) и прочие мелочи в красивом футляре, и подумал: а ведь неплохой получается товар, а, Юрий Сергеевич?

Какой из этого следует делать вывод?

Правильно! Я решил строить большую фабрику по выделке безопасных бритв, запасных лезвий и устройств по заточке этих самых лезвий: сейчас, слава богам, не наше безумное будущее, когда на помойку выбрасываются абсолютно целые и работоспособные вещи, когда людям не приходит в голову заточить затупившуюся бритву, отремонтировать фонарик, сохранить и вторично использовать упаковку… Миллиарды тонн высококачественных металлов, бумаги, пластмасс… да чего угодно! ежегодно пополняют помойки. Но во время, о котором я повествую, люди ещё не утратили разума и умеют бережно относиться к вещам.

В два несессера мягкой воловьей кожи я сложил принадлежности для бритья. Правда, в дамский набор пошел не единственный бритвенный станок, а целых пять — с разной формой ручек. Почему пять? Потому что решил не жадничать, пусть Наталья сама выбирает, чем ей удобнее пользоваться. К тому же я не знаю извивов дамской мысли, вдруг ей придёт в голову разные части тела брить разными бритвами? Глупость? Да на здоровье! Мне, как буржуину такой выверт даже выгоднее: глядя на императрицу другие дамы начнут покупать именно «дамские» наборы, а они даже по себестоимости в три-четыре раза дороже мужских — станков-то больше.

Даже зажмурился от восторга, представив какие перспективы открываются на поприще изготовления товаров для дам. Я ведь человек из двадцать первого века и прекрасно помню, сколько всего можно втюхать альтернативной, но прекрасной половине человечества.

Вход в личные покои императорской четы сегодня охраняло отделение под командованием Гриши. Винтовками вооружены только караульные у дверей, остальные, в том числе и Гриша — имеют на поясе кобуры с пистолетами — этим оружием гораздо удобнее пользоваться в помещениях. Единственное отличие этих пистолетов от тех что имеются у меня и у царственной четы в том, что наши пистолеты имеют заряды с бездымным порохом. Впрочем, группа из десяти химиков уже занимается отработкой технологии его производства. Кто знает, может через год-другой у них и получится?

А вот и начальник караула:

— Ну, здорово, Ольшанский! — приветствую я его.

— Здравия желаю, господин полковник! — вытянулся во фрунт Гриша.

— Да ладно, не тянись!

— Никак не возможно, господин полковник! Я нахожусь при исполнении обязанностей службы, а значит, обязан соблюдать все ритуалы.

— Хм… А вот тут ты совершенно прав, господин старший сержант. Однако спрошу напоследок: как там наши Ольшанские?

— Все уже получили звания старших сержантов, все на хорошем счету, все усиленно учатся: мы наняли учителей и постигаем науку по прусской гимназической программе. Его высокоблагородие господин подполковник Рохлин сказали, что лучших учеников отправит в школу среднего командного состава.

— Так вы все желаете попасть в эту школу?

— Так точно, желаем. Может статься не в один поток, но попадём.

— Это вы хорошо удумали.

— Благодаря Вам, господин полковник.

— Его императорское величество у себя?

— Так точно, находится на половине супруги. Я уже отправил посыльного с известием о Вашем визите.

Из-за поворота коридора показался солдат, и сразу обращается ко мне:

— Господин полковник, Его императорское величество Вас ожидают.

— Ну ладно Григорий, неси службу. Буду рад выпить за твои офицерские погоны.

— С чем на этот раз пожаловал? — сразу после обмена приветствиями спросил Павел.

— Вариант простого посещения не рассматривается?

— Ты очень деликатный человек, и лишний раз на глаза не лезешь. Хотя, если ты резко изменился за последние несколько часов… — засмеялся Павел.

— Не изменился, это верно. Я обещал сделать бритвенные станки, которыми легко бриться и трудно порезаться? Вот я их принёс.

— Чудесно. Если позволишь, я позову Наталью Алексеевну. — кивнул Павел потянувшись к колокольчику.

— Это было бы хорошо. Я как раз принёс один несессер для тебя, а второй для Натальи Алексеевны.

Минуты не прошло, как вошла императрица.

— Чем сегодня порадуешь, Юрий Сергеевич?

— Вот полюбуйтесь, что я вам принёс.

И я протянул Павлу и Наталье их наборы.

— Ой, как тут много всего! — воскликнула Наталья, раскрыв несессер. Вокруг неё столпились фрейлины.

— Позвольте объяснить, как пользоваться этими устройствами.

— Да-да, это очень любопытно.

— В наборе имеется пена для бритья, её очень легко взбить. При помощи помазка наносим пену на участок, требующий очищения от растительности, после чего сбриваем при помощи станка. Обратите внимание, что со станка следует смывать то, что налипло, и как можно чаще. Если кожу заранее подготовить, то бритьё пойдёт легче. Это я намекаю дамам, что процедуру лучше проводить после душа, а ещё лучше — после ванны. Однако, есть некоторая опасность переборщить с увлажнением кожи. Постарайтесь соблюсти некий баланс. Впрочем, и без подготовки моя бритва действует отлично. Далее: в наборе имеются запасные лезвия и устройство для их заточки. Устройство простое, но при эксплуатации требует некоторой сноровки. В несессер вложена брошюра, в которой имеются некоторые рекомендации по уходу за кожей.

— А почему в женском несессере целых пять бритв?

— Очень просто: бритвы совершенно одинаковы, но у них разные рукоятки. Помнишь, я об этом говорил? Я не решил, какая удобнее для дамской ручки, вот сложил их все. По результатам пользования вы сообщите, какая удобнее, а остальные изымем из набора.

— Не нужно ничего изымать! — возмутилась Наталья — С первого взгляда видно, какие это удобные и красивые вещицы!

— Если так, то пусть остаются. — кивнул я.

— Я, пожалуй, попробую новую снасть. — потерев щёку покрытую небольшой щетиной решился Павел — Юрий Сергеевич, поможешь освоить своё изобретение?

— Если есть на то твоё желание, то со всей душой.

— Тогда пойдём!

Павел провёл меня в прекрасно оборудованную туалетную комнату. Я уже бывал здесь во время «унитазной революции», помещение знакомо. Изменилось только кое-что из меблировки, например, появился новый очень удобный туалетный стол с отличным трельяжем. К туалетному столу даже были подведены холодная и горячая вода, и устроен слив.

— Отличный у тебя стол, Павел Петрович, я себе такой же хочу.

Павел посмотрел на меня как на дурака:

— И что же тебе мешает заказать таковой на собственной фабрике?

— Как?

— А вот так. Стол, по каталогу твоей Охтинской фабрики, выбрали мы с Натальей. У неё такой же, только со всякими женскими финтифлюшками.

— Спасибо, не знал. Понимаешь, я нанял прекрасного управляющего, он отлично ведёт дела фабрики, а я сам пока довольствовался только отчётами. Знаю ещё, что ассортимент постоянно расширяется.

— Ладно, как показывать будешь: на мне или на себе?

— Лучше на себе. В таком случае ты лучше рассмотришь действие, а потом лучше применишь знание.

Я сел к столу. А Павел пристроился на стуле рядом. Верхняя крышка стола ушла в сторону, под ней обнаружилась приличных размеров раковина, встроенная в столешницу. Я достал из кармана собственный станок и помазок в серебряном футляре.

— О, ты тщательно готовился к демонстрации?

— Понимаешь, Павел, — ответил я взбивая пену — предметы личной гигиены нужно иметь и использовать исключительно собственные. От другого человека легко получить болезнетворные бактерии.

— Помню, ты показывал в микроскопе.

— Кроме того, возможна индивидуальная непереносимость. Оно надо, чтобы твоё лицо покрылось пятнами или прыщами? Салфетки у тебя имеются?

— В правом ящике.

Я достал из ящика стола льняную салфетку и повязал на грудь.

— Смотри, как всё просто.

Понимая, что предстоит демонстрация действия бритвенного станка, я испытывал свой, удаляя волосы на руках, ногах и груди. На физиономии красовалась трёхдневная щетина, что в это время в обществе не почитается за небритость. Правда, во дворце требования намного строже.

Пена нанесена, теперь удаляю её станком, про себя отметив, что ручку следует сделать с рифлением. Та ручка что есть, слегка скользит в руках, приходится слишком сильно её удерживать. Прошлый раз я как-то не обратил внимания на недостаточную ухватистость инструмента. Ну да ладно, это рабочий момент.

Павел, видя как моя разбойничья морда превращается в цивилизованное лицо доволен:

— Вот как всё просто!

Побрился, уступаю место Павлу. Он всё видел, и теперь сноровисто повторяет мои действия: взбил пену, нанёс её на лицо и теперь старательно водит станком по лицу.

— Как ощущения?

— Знаешь, гораздо лучше, чем при бритье обычной бритвой, и это при том, что обычной орудует мастер своего дела. Теперь я и вправду буду бриться самостоятельно.

— Не забудь всё это продемонстрировать Наталье Алексеевне. Женщины очень ценят интимные знаки внимания.

Павел только кивнул, приняв совет профессионала обольщения: при дворе я почему-то считаюсь неотразимым Казановой, хотя именно здесь я практически святой — все свои интрижки и шашни осуществляю вне дворца, так сказать, на вольном выпасе.

Когда мы вернулись, Наталья Алексеевна встала с кресла и подошла к супругу:

— Ты позволишь?

— Да-да, конечно!

— Изумительно чистое и гладкое бритьё. — нежно ведя по лицу Павла рукой проговорила Наталья.

Я опять восхитился и умилился: до чего же они чудесная пара!

— Ваши императорские величества, вы всё ещё желаете получить государственный гимн державы? — спросил я Павла и Наталью рядом с ним.

— Разумеется, желаем. У тебя готово?

— Готово. Потому и спрашиваю.

— Тогда пойдёмте в белую гостиную, там стоит прекрасный рояль. — решила Наталья — Ты владеешь фортепиано, Юрий Сергеевич?

— До виртуозного исполнителя мне далеко, но кое-что умею.

Мы перешли в другую комнату, причём все придворные вереницей потянулись за нами.

Рояль мне понравился с первого взгляда, а после первой ноты я вообще в него влюбился: воистину этот инструмент творение выдающихся мастеров.

— Прошу строго не судить, или, по крайней мере, колотить, но не очень больно.

Пробежал пальцами по клавиатуре, отыграл вступление, в котором любой узнает «Гимн великому городу» Рейнгольда Морицевича Глиэра. Ничего, Глиэр, если он родится и станет композитором, сочинит другой гимн Ленинграда. Зато я совершенно самостоятельно сочинил текст гимна на эту мелодию, как раз сейчас его пою:

— Прекрасно! — захлопал в ладоши Павел — Именно то, что надо: мелодия, без преувеличения, гениальная, а слова как раз такие, какие и нужны: простенькие, запоминающиеся и передающие саму идею гимна.

Вообще-то сначала я собирался предложить в качестве гимна «Боже царя храни», но передумал и вот почему: в тексте там говорится только о царе, а о стране нет ни слова. Это неправильно. Не страна должна быть для руководителя, наоборот руководитель должен быть для страны. Зачем стране бездарный и упёртый монарх? Французы укоротили на башку своего Луи, а до того англичане сделали то же самое с Карлом, а всё почему? Да потому что эти властители стали не только бесполезны для страны, но и вредны. Мы несколько позже тоже немножко къебенизировали Николашку Кровавого, и надо сказать эта операция, кстати, не вызвавшая почти никакой реакции народа, пошла на пользу стране. Вывод, который я сделал на основании этих размышлений таков: в гимне имя или должность правителя не должны упоминаться вообще. Гимн должен быть о высших ценностях народа и державы в целом, поэтому в нём поётся о правде, чести, славе, трудах и верности — всё остальное глубоко вторично.

— Юрий Сергеевич, — озадачит меня Павел Петрович — мы немного поспорили с Натальей Алексеевной, теперь желаем привлечь тебя в качестве независимого судьи.

— Буду рад оказать вам такую услугу, но прошу помнить: моё мнение — это всего лишь моё мнение как частного лица, и на государственный уровень мышления я никак не претендую.

— Да-да, мы помним о твоей скромности, впрочем, это дело государственное: мы поспорили, какой должны быть коронационные торжества. Я считаю, что они должны быть по возможности пышными, а Наталья Алексеевна настаивает на скромных торжествах. К какому мнению склоняешься ты?

— Непростой вопрос, ей-богу непростой. Если позволите, государи мои, я немного порассуждаю.

— С интересом послушаем. — улыбнулась Наталья.

— Начну с того, что коронация императора самой большой империи этой планеты не может быть чрезмерно скромной. Такого не поймут сами подданные, ибо престиж страны важен в первую очередь для них. При этом мнение иностранцев может нас волновать в последнюю очередь, ибо друзья поймут наши резоны, а враги в любом случае осудят. Пышную коронацию они обзовут варварской. А скромную именуют нищенской.

— Я тоже так считаю. — кивнул Павел.

— Следовательно, придётся искать некий баланс, причём учитывая несколько тонкостей.

— Каких же?

— Во-первых, нужно подчеркнуть разрыв с традициями Вашей покойной матушки, которая как раз поощряла безумную роскошь. Во всяком случае, Ваш двор выглядит несравненно скромнее, и при этом являет образцы куда более высокого вкуса. Мне даже известны примеры заимствования со стороны европейцев.

— В какой-то мере это верно. — задумчиво кивнул Павел — Во всяком случае в Европе получили распространение короткие причёски взамен париков. И мундиры кое-где начали копировать.

Я тоже об этом знаю, поскольку принимал непосредственное участие. Не кто иной, как Фридрих Великий ввёл похожую форму для своей гвардии. Произошло это так: недавно назначенный посол Пруссии в России граф Карл фон Гарденберг посетил меня для консультации о новой форме. Я высказал графу своё просвещённое мнение, и получил предложение подумать над формой Прусской армии. А чего тут долго думать, когда можно предложить чисто немецкую форму? Я, взяв небольшую паузу, вызвал из Павловска закройщика и портных, шивших форму для Павловского полка и под моим руководством они, как здесь говорят, построили, мундиры, в котором щеголял Штирлиц. Если я ничего не путаю, тогда автором дизайна эсэсовского мундира был Хуго Босс, а здесь автором мундира прусской гвардии считаюсь я. Вариантов цвета мундиров я предложил два: полевой, серо-зелёного цвета, характерный для вермахта и парадный чёрный. Полевой мундир застегивался под горло, а парадный открытый, с белой рубашкой и чёрным галстуком. Галифе, чёрные сапоги. На голову нижним чинам и офицерам до полковника включительно я предложил кивер, а генералам — фуражку с высокой тульей. Получилось очень стильно.

Граф Гарденберг увёз мундиры в Берлин, а там выяснилось, что я почти случайно, не без помощи ведомства Безбородко, угадал с размерами вплоть до сапог. Фридриху Второму увиденное очень понравилось, он переоделся в новый мундир и повелел срочно переодеть Первый пехотный гвардейский полк по этому образцу.

Понравились Фридриху и предложенные знаки различия: он счёл их понятными, удобными и практичными, после чего ввёл погоны для всей своей армии. А мне Фридрих пожаловал орден Великодушия и три тысячи золотых марок.

— На мой взгляд, — продолжил я — нет смысла следовать примеру предыдущего царствования, и прекратить практику раздачи денег, земель и крепостных приближённым. Для предыдущих цариц то имело смысл, поскольку они узурпировали трон, но Вы, Павел Петрович, абсолютно законный царь, а значит, можете здесь крепко сэкономить.

— Согласна с Юрием Сергеевичем. — поддержала Наталья — Раздача денег и поместий вещь разорительная и, чаще всего не вызывает ничего, кроме неблагодарности одариваемых и зависти всех остальных. Я бы предложила пойти несколько другим путём. Одаривать так всех, причём важно это сделать так, чтобы не сильно потратиться. Почему бы не простить крестьянам недоимки за прошлые годы, которые невозможно собрать? Одновременно можно отменить самые вредные и ненужные налоги. Можно и нужно увеличить оклады жалованья младшим чиновникам, унтер и обер-офицерам. Ещё одно послабление, которое можно ввести — это выдача готовых мундиров для военных и чиновников. Эта мера будет стоить очень недорого, я узнавала. Построим три-четыре швейных фабрики, которые будут шить мундиры типовых размеров, позже я объясню, что это такое. Я полагаю, что было бы разумно ввести мундиры единого образца для армии, полиции и чиновничества, различающихся лишь цветом и какими-то особенностями. Например, армии и полиции даровать погоны хотя и разной формы, а чиновникам нет. Так же централизованно можно снабжать служивый люд и обувью.

— Очень хорошие мысли, Наталья Алексеевна, я бы добавил, что эти льготы вполне возможно вводить не единомоментно, а в течение какого-то периода: что-то сейчас, что-то через год и так далее. График введения льгот нужно опубликовать в день коронации. И не скрывать стоимости уступок: дескать, недоимок крестьянам вы простили на столько-то миллионов рублей, льготы купцам — на столько-то сотен тысяч полновесных рублей, причём цифры должны быть реальными.

— Мне нравится ход твоих рассуждений. — кивнул Павел — А что ты думаешь о снижении бремени на староверов?

— Думаю, что можно пойти на разумные уступки, опять же, обставить их разумными условиями и по плану: это разрешается сегодня, остальное — в такие-то сроки, а на что-то правительство никогда не пойдёт. Думаю, что в данном вопросе следует быть максимально честным.

— Скажи, Юрий Сергеевич, что ты думаешь, по поводу крепостного права?

— Скажу вот что: мне отвратительно рабство, и я готов положить жизнь ради его отмены. Но есть маленькая тонкость: немедленно отменять крепостное право нельзя, иначе мы получим дворянский бунт.

— Когда же будет можно? — горячо заинтересовалась Наталья.

Должен повториться, что здесь имеется очень интересная коллизия, о которой я совершенно ничего не помню из своей истории, а именно: Наталья Алексеевна, как выяснилось, является убеждённой противницей крепостного права, и сейчас потихоньку переубеждает Павла, который привык повторять вредные глупости об отеческом отношении барина к крестьянам.

— Об отмене крепостного права можно будет заявить только после того, как вы, государи мои, твёрдо обоснуетесь на русском престоле. А пока нельзя даже намекать на свои планы — убьют. Убьют очень быстро и максимально жестоко. Видите ли, у подавляющего большинства дворян либо очень мало, либо совсем нет крепостных, но они держатся за эту привилегию. Вот когда большинство ваших офицеров и чиновников будет получать за службу больше чем от имений, тогда будет можно. Кстати, тут можно ввести ещё одну льготу, которая государству будет стоить не слишком дорого, а именно: открыть сеть учебных заведений по уездным и губернским городам, разумеется, кроме областей недавно вошедших в состав России, где ученики и преподаватели будут получать полный пенсион включающий питание, одежду и жильё. Лучшие ученики должны иметь право на обучение в учреждениях более высокого уровня. Таким образом, можно успокоить нижний, самый многочисленный слой дворянства. А учеников из новоприсоединённых областей нужно вывозить учиться в коренную Россию и распределять по существующим школам. Но ещё более важен вопрос, куда мы денем высвобождающихся крестьян, которые сейчас привязаны к земле крепостным правом. Для того чтобы они жили, им нужна работа, а работу можно дать только на промышленных предприятиях. Значит эти заводы и фабрики нужно строить. Ещё нужно строить дороги.

— Опа-опа-опа-па! — пропел Павел — Эко ты, Юрий Сергеевич, развернул перспективу проблем!

— Именно поэтому я и не суюсь с непрошенными советами.

— Да-да, ты видишь последствия тех или иных действий.

— Если позволишь, я сейчас скажу довольно сложную вещь, но мне она кажется важной: коли ты собираешься ущемить дворянство, то сначала нужно поступиться частью собственной власти.

— Что ты имеешь в виду?

— Почему бы тебе не подумать о том, что часть властных полномочий в провинции может быть передана местному населению? Почему бы не создать в уездах систему выборов местного руководства, которое бы решало местные проблемы вроде благоустройства, народного здравоохранения, охраны общественного порядка и прочего? Потом этот опыт можно распространить на губернии, а там и создать всероссийский всесословный совещательный орган? Насколько я знаю, во Франции идут разговоры о подобных вещах, и помяните моё слово, у них всё выльется в очень большую мясорубку. Нам того не нужно, разумнее было бы провести эту революцию сверху. Но повторюсь, сей вопрос крайне сложен, его нужно тщательно обдумать, а решившись — действовать очень жёсткой рукой.

— Наталья Алексеевна, а что ты думаешь по сему поводу?

— Вопрос непростой. Я множество раз слышала разговоры о демократии и разделении властей. Согласна, самое сильное веяние идёт из Франции, но я не верю, что там всё обернётся кровавым хаосом. Основная мысль Юрия Сергеевича мне видится дельной: дать возможность людям самим управлять своим городом, так они увидят реальные проблемы и задумаются о том, что управлять государством вовсе не так просто, как им казалось.

— Это умные люди задумаются, но народ состоит не только из умных людей.

— Это верно, Павел Петрович. — помог Наталье я — но здесь уже поле для учёбы главы государства. Вам, государи мои, придётся учиться нейтрализовать дураков, использовать их в своих целях. Это и называется политикой, не правда ли?

— Интересные мысли, и довольно своевременные. На горизонте действительно поднимается нечто пока непонятное но уже страшное… Впрочем время пока есть. Этот вопрос мы будем обдумывать но…

— Понимаю, государь. Я не буду ни с кем иметь разговоров на эту тему.

— Верю. Однако вернёмся к теме нашего разговора. Вы оба меня почти убедили, торжества будут проведены по возможности скромно. Но хотелось бы чем-то блеснуть в плане музыки.

— Понимаю. Пока могу предложить два полонеза и польку для балов, что же касается сюрприза… Я подумаю.

Упомянутые мною полонезы всем хорошо известны: это полонез из оперы Чайковского «Евгений Онегин», который я назвал «Коронационным» и «Прощание с родиной» Огинского, который я назвал «Золотая осень».