Талисман цесаревича

Глава 10

В качестве сюрприза я решил написать оперу «Садко».

Как там говаривал незабвенный Композитор из мультика «Раз-два-три-четыре пять»?

— Беру у композитора, значит, беру у народа. Беру у народа, значит, беру у себя. Кто-то говорит плагиат, я говорю — следование традициям.

Вообще-то для коронационных мероприятий больше бы подошла «Жизнь за царя», но… она мне не нравится. Тяжеловесная, да ещё этот простой русский мужик Сусанин в атласных портках и бархатной косоворотке… А главное — опера о Смутном времени, неподходящая тема, таящая множество неприятных намёков.

А вот «Садко» хорош со всех сторон: тут и былинная традиция, и патриотизм во весь разворот, и мелодичные арии. Ну кто из нас не знает арию варяжского гостя или арию веденецкого гостя? Опять же красочные костюмы, великолепие декораций и возможность для певцов показать вокальные данные. Ну и не на последнем месте эдакий реверанс приглашенным монархам: трудно ли сделать арию, стилизованную под конкретную национальную мелодию?

В общем, я взялся за «Садко». Но ведь перед заказчиком и публикой нужно продемонстрировать работу с некой первоосновой, иначе не поймут. А где взять исторические материалы по языческой Руси? Ну ладно, полуязыческой, всё-таки христианство уже успело закрепиться, по крайней мере, в Новгороде. В это время есть всего три источника — библиотеки монастырей, Академии наук и личная императорская библиотека. Может быть, что-то есть в частных библиотеках вельмож и богачей, но пытаться искать там — всё равно, что пытаться поймать несколько зайцев посреди леса. Кстати, то же самое касается библиотек монастырей. Монастырей-то много, а вот библиотек в них не так чтобы и много, к тому же они рассеяны по всей европейской части России — ищи-свищи.

В первую очередь я побежал в библиотеку Академии. Библиотекари, надо отдать им должное, проявили и должное участие, и высокий профессионализм, и великолепные способности к дедукции: а вы попробуйте поискать что-то в никак не структурированной библиотеке, в которой нет элементарнейшего каталога! Но несмотря ни на какие препятствия мои новые друзья нашли для меня несколько старинных рукописей, из которых аж две были посвящены именно Садко.

В качестве ответной любезности я каждому вручил приглашение на коронационные торжества в Петербурге, накрыл поляну, а во время выпивончика с закусончиком рассказал о библиотеке некоего ныне покойного знакомца. Что библиотека была разбита по разделам: естественнонаучный, географический, богословский и так далее. А ещё в библиотеке было несколько каталогов: по автору, по названиям, по научным направлениям. Особой изюминкой был именной каталог, в котором отмечаются различные персоналии и издания, в которых они упомянуты. В общем, описал принцип работы библиотеки двадцатого века.

— Юрий Сергеевич! Это же гениально! — возопил старший из библиотекарей, Иван Иванович Клейнмихель — Скажите, как нам списаться с вашим библиофилом, и мы вскорости внедрим его систему учёта у себя.

— К величайшему моему сожалению, сие невозможно, дорогой Иван Иванович. Мой добрый друг скончался три года назад, а наследники распродали его библиотеку. Впрочем, если у вас есть желание, я расскажу в подробностях устройство библиотечного каталога. И, если у вас есть на то желание, запишу.

— Да-да! Мы будем искренне Вам за то признательны!

Ну что же, это нетрудно, в курсантские годы я много работал в библиотеках, успел достаточно ясно запомнить устройство каталогов. Должен сказать, что их внедрение резко упростит и интенсифицирует использование библиотечного фонда, что в свою очередь ускорит развитие страны. Вот только ещё нужно увеличивать количество библиотек, как универсальных, так и специализированных технических. Что же, будем работать и в этом направлении.

Работа над «Садко» продвигалась довольно бодро. Для начала вспомнил и записал сюжет. Потом сюжет разбил на сцены, сцены на эпизоды, написал монологи и диалоги, и приступил к записи уже музыкального материала. Утомительное, надо сказать, занятие. У меня за плечами всего лишь музыкальная школа, многие тонкости композиторского ремесла мне просто неизвестны, и мою участь облегчает лишь то, что я не самостоятельно сочиняю монументальное произведение, а всего лишь воспроизвожу. Но сложностей хватает, так что сижу у рояля заваленного нотными листами и листами с набросками костюмов персонажей.

В этот момент раздался стук в дверь. Ага! Это должно быть слуги принесли мне обед: сам-то я его пропустил. Кричу:

— Не заперто! Заносите, ставьте тарелки на стол и побыстрее дуйте отсюда. И спасибо за заботу.

— Какие тарелки? — раздаётся недоумённый голос от двери.

Оборачиваюсь. Мдя… Неловко получилось: у двери стоит императрица, а рядом какая-то девушка в нежно-голубом платье. Встаю, и тут же сгибаюсь от боли в пояснице. Хватаюсь за больное место, чертыхаюсь.

— Юрий Сергеевич, какие тарелки? И что с Вами случилось? — ласково интересуется Наталья.

— Тысяча извинений, Наталья Алексеевна! Слишком долго сидел в неудобной позе, вот спина и затекла.

— А тарелки?

— Что тарелки, да бог с ними, с тарелками! Горничная собиралась обед принести. Я-то увлёкся, пропустил.

— Знакомься, Юрий Сергеевич, это моя сестра, Луиза Августа Гессен-Дармштадтская. Она пожелала лично познакомиться с автором «Баркаролы». Ты не откажешь в такой малости?

Целую ручки сначала Наталье Алексеевне, затем Луизе:

— Не откажу. Я очень рад познакомиться с Вами, только извините великодушно за мой вид и вообще за обстановку беспорядка.

— Я понимаю, Вы творческий человек, Вам это свойственно. — по-немецки отвечает Луиза, глядя на меня с каким-то непонятным восторгом.

Непонятливо хлопаю глазами в ответ: что такое происходит? Сбросив наваждение, начинаю суетиться:

— Наталья Алексеевна, Луиза Августа, уж коли вы пришли, могу вам сыграть арию, что я только что написал?

— Да-да! — хлопает в ладошки Луиза — Мы очень хотим!

— Тогда присаживайтесь.

Убираю со стульев на рояль вороха бумаг, помогаю сесть дамам, и обращаю внимание, что Луиза отчаянно краснеет при каждом не то что прикосновении, а даже при обращении к ней. Непонятно. А потом вдруг до меня доходит: я-то привык считать себя старым пердуном, а Луиза наоборот видит перед собой молодого, высокого, весьма симпатичного полковника в отлично сидящем мундире, украшенным орденом в виде голубого мальтийского креста с прусскими орлами. И занимается полковник самым, что ни на есть творческим делом: пишет музыку, которая уже обрела немалую популярность, как в России, так и в Европе.

Три часа спустя:

— Луиза, милая сестрица, я вижу, что после знакомства с Юрием ты сама не своя. Открой мне своё сердечко: ты увлеклась этим человеком?

— Ах, Вильгельмина! Я и сама не знаю, что со мной происходит! Когда я дома слушала чудесные мелодии Юрия, он представлялся мне обычным композитором, вроде тех, что вьются при дворе нашей матушки и во дворцах других владетелей. Да, музыка чудесная, но автор нисколько не симпатичен. Приехав в Россию, я узнала, что Юрий дворянин, офицер и отважный человек, убивший на дуэли своего обидчика. А сегодня я увидела перед собой прекрасного мужчину с бесконечно нежным взором.

— Юрий действительно необыкновенный человек. Кроме музыки он занимается тысячью вещей и во всех своих занятиях он достиг высокого совершенства. А ещё он необыкновенно удачлив, и щедро делится своей удачей с нами.

— Неужели? Ах, как бы мне хотелось познакомиться поближе с этим человеком!

— Нет ничего невозможного, моя милая сестрица! Но как же твой наречённый жених?

— Ты же знаешь, Вильгельмина, что я сговорена с этим мальчиком в силу политических соображений, и выполню свой долг, но…

— Я понимаю тебя, Луиза, и обещаю хорошо подумать над сим вопросом. Скажи, ты твёрдо хочешь выйти замуж за Юрия?

— Всем сердцем желаю этого!

Наталья Алексеевна прошлась по кабинету, выглянула в окно, полюбовалась на Неву, подошла к раскрытому книжному шкафу, провела пальчиком по корешкам. Постояла, подумала, закусив нижнюю губу. Привычка неправильная, и матушка ругала Вильгельмину за неё, но теперь Наталья сама взрослая, впрочем, с дурными привычками борется.

Павел работает с бумагами, мешать ему не нужно, и Наталья дождётся, когда он решит отдохнуть.

Заметив признаки утомления супруга, Наталья дёрнула за шнурок звонка, в дверях приняла у горничной поднос и ловко поставила на маленький столик у окна две чашки кофе и плетёную вазочку с печеньем. Павел очень ценил такие жесты любви и заботы.

— Что-то хотела рассказать, моя милая?

— Да. Вечо́р[42] мы с Луизой отправились навестить нашего общего друга, полковника Булгакова. Луиза с самого приезда стремилась познакомиться со столь даровитым композитором, а я, признаться, решила проверить, насколько старательно он выполняет своё обещание.

— Каковы же результаты знакомства и проверки? — улыбнулся Павел, отпивая кофе из чашки.

— Проверка прошла блестяще. Когда мы вошли, вся гостиная завалена бумагами: ноты, какие-то рукописи. Юрий нас даже не заметил. Поверишь ли, на наш стук он не оборачиваясь кричит, что, мол, ставьте тарелки на стол и уходите.

— Какие тарелки?

— Он пропустил и завтрак, и обед, ему еду носят прямо на рабочее место.

— И что было дальше?

— Увидел нас, собрался вскочить, а поясницу свело, он и разогнулся не сразу.

— Ха-ха-ха! Увлекающаяся натура!

— Это верно. К тому же всё выглядело необычайно мило. Юрий Сергеевич пишет оперу о былинном герое Садко, нам он показал две арии: арию варяжского гостя и арию веденецкого гостя.

— Тебе понравилось?

— Очень. Послушай то немногое, что я запомнила:

— пропела Наталья.

— Значит опера из былинных времён? Дельно! Мы с Юрием Сергеевичам обсуждали темы для сюжетов, и первоначально была мысль создать нечто из петровских времён или Смутного времени, но потом он пообещал подумать получше. Ну что же, задумка превосходная. Но ты сказала, что с тобой была Луиза, желавшая познакомиться с нашим талисманом?

— Да, Луиза была со мной. Ах, милый мой Павлуша, когда они посмотрели друг на друга, я вспомнила тот момент, когда увидела тебя.

— Что такого особенного приключилось на церемонии нашего официального знакомства?

— В том-то и дело, что я тебя увидела раньше. Ко мне ещё в Берлине приставили горничную, Арину Чернову, с которой я как-то очень быстро и хорошо поладила. Перед сном Арина мне рассказывала русские сказки.

— Какие русские сказки? Тогда ты не говорила по-русски.

— Ещё до отъезда я тайно начала учить русский язык, очень хотелось блеснуть успехами, и Арина мне в том помогала. Она рассказывала русские сказки но-немецки, а потом повторяла их по-русски. Выяснилось, что таким образом легче воспринимать сам строй языка.

— А при чём тут я?

— Как-то я пожаловалась, что не жду ничего хорошего от замужества, что о моём будущем муже ходят очень нехорошие слухи. Арина уверила, что слухи о тебе распускает твоя же матушка, а на самом деле ты самый добрый и умный юноша если не России, то всего русского императорского двора. Арина повела меня посмотреть на тебя. Ты сидел в беседке, и читал Шекспира, делая на полях пометки. К тебе подошли братья Орловы, заговорили отнюдь не уважительно, но ты отвечал им смело и достойно. Ты повёл себя словно рыцарь во вражеском плену[43]. Потом негодяи ушли, а ты снова взялся за Шекспира. Тогда я решила стать твоей самой верной опорой.

Глаза Павла увлажнились, он подошел к Наталье и обнял её за плечи:

— Благодарю тебя за твоё решение и за твою любовь.

— Это тебе спасибо.

— Однако, что там с Луизой? — вернувшись на место спросил Павел.

— Сестрица полюбила Юрия Сергеевича с первого взгляда, и он, как мне кажется, тоже. Во всяком случае равнодушным он не остался.

— И ты считаешь что…

— Да-да! Нам надо поженить мою сестру с Юрием.

— Она разве ни с кем не помолвлена?

— Помолвлена. К Луизе посватался великий герцог Карл Август Саксен-Веймар-Эйзенахский. Но ты же знаешь, что в Германии таких герцогов больше чем в России водовозов.

— Однако быстро ты, моя милая, стала патриотом России! — засмеялся Павел.

— С того момента, как приняла решение связать себя с тобой, а стало быть и с Россией.

— Я понял тебя. Этот брак был бы очень выгоден трону, но согласится ли на него Юрий?

— Об этом мы спросим у него спустя месяц-другой, а пока пусть их отношения развиваются естественным образом. Предлагаю разрешить Луизе помогать Юрию Сергеевичу в написании оперы. Ты позволишь?

— Да, это было бы изящным решением.

За завтраком, куда меня пригласил специально присланный камердинер, Наталья Алексеевна сообщила мне:

— Юрий Сергеевич, твоя работа продвигается вполне успешно, но я хотела, чтобы она ещё немного ускорилась. Тебе нужен помощник.

— Помощник? Вы желаете приставить ко мне музыканта или композитора?

— Ни то ни другое. Я разрешила своей сестре помочь Вам в вопросах, не требующих высокой квалификации. Ты согласен?

— Э-м-м-м.

— Я тоже полагаю, что помощница тебе не повредит. — вступила в бой тяжелая артиллерия в виде Павла Петровича — Луиза знает нотную грамоту. Прекрасно владеет несколькими музыкальными инструментами. Она тебе не помешает совершенно точно.

Просьба императора равносильна приказу, и я, конечно же, соглашусь. Откровенно говоря, я вовсе не против Луизы в роли помощницы. Девушке восемнадцать лет, она красива, умна, прекрасно по нынешним временам образована, обладает абсолютным музыкальным слухом… Прелесть, а не помощница! Однако нельзя давать согласие, не узнав мнения самой помощницы:

— Уважаемая Луиза Августа, что же Вы сами думаете о совместной работе со мной?

Девушка вспыхнула румянцем, да так, что даже плечики порозовели.

— Я согласна. — только и пролепетала она.

В гостиную, где я работал над «Садко» Луиза пришла не одна: неприлично девушкам и женщинам в одиночку находиться в обществе постороннего мужчина. Две гренадерских статей дамы скромно просочились в помещение, и устроились на стульях. В руках дам материализовалось вязание, и стало понятно, что в помещении просто добавилось два никому не мешающих предмета мебели.

Вот и хорошо.

— Луиза, какими инструментами Вы владеете?

— Фортепиано, скрипка, флейта, свирель, гитара, мандолина.

— Замечательно! А на каком уровне Вы владеете нотной грамотой? Сумеете ли Вы бегло записывать ноты, желательно на слух?

— Конечно, я не профессиональный музыкант, но умею записывать на слух.

— Ещё лучше. Давайте попробуем сделать так: я буду у рояля подбирать мелодию, а Вы будете записывать.

— Хорошо.

Вручил Луизе планшет с укреплёнными на нём нотными листами на случай необходимости записи, и мы занялись работой.

Должен сказать, что работа по воспроизведению по памяти такого сложного произведения очень непроста. Что-то забылось, что-то перепуталось, откуда-то настойчиво лезут совершенно другие мелодии, да и бог с ним, что другие — зачастую вовсе неподходящие! Кто, скажите мне, оценит джазовые импровизации в конце восемнадцатого века? Это в двадцать первом веке джаз и рок-н-ролл перешли в разряд классики, а здесь его просто не поймут. Впрочем, некоторые мои отступления очень понравились Луизе. Скажем, ей очень понравилось то, как я украсил оперу, вставив в подходящих местах «Полёт валькирий» от Рихарда Вагнера и «В пещере горного короля» от Эдварда Грига.

Надо признать, работа действительно ускорилась: у меня теперь нет необходимости возиться с черновиками или искать вдруг ставший необходимым фрагмент. Луиза всё делала быстро и ловко.

Ровно в тринадцать пятнадцать, одна из монументальных дам, сопровождающих Луизы, встала, убрала в карман рукоделие и сообщила:

— Госпожа, согласно распорядку дня, Вам надлежит приготовиться к обеду.

Луиза оглянулась на служанку, потом повернулась ко мне:

— Вы пойдёте обедать, Юрий Сергеевич?

— Конечно же, Луиза. Я тоже пойду переодеться, встретимся у лестницы.

Мне переодеваться к обеду не нужно — военный мундир универсальная одежда, но руки вымыть надо, что я и сделал, впрочем, не торопясь. Нужно же дать девушке возможность сменить платье. Неторопливо причесался, отметив, что вскоре нужно посетить парикмахера, а потом шагнул за дверь.

И что вы думаете? У лестницы, чуть ли не подпрыгивая стоит Луиза. Увидев меня она сделала вид что подошла только что, буквально сию секунду, но было видно, что девушка буквально извелась.

Вот-так-так… Похоже девочка всерьёз мною увлеклась, а что ещё важнее, мои августейшие покровители совсем не против нашего сближения. Любопытно. Нужно прямо спросить у Натальи насчёт матримониальных планов по отношению её родной сестры и вашего покорного слуги. В сущности, я не против: девочка чудо как хороша, а я пока никому и ничего не обещал.

Рука об руку мы вошли в столовую, заняли свои места, а через полминуты явились хозяева сего дома. Все встали. Павел и Наталья уселись на свои места, и Павел кивком разрешил всем садиться. Сегодня обед состоит из чрезвычайно простых блюд: на первое борщ, а к нему пампушки с чесноком. На второе картофельное пюре с котлетами.

Для любимых мною котлет пришлось изобретать мясорубку, впрочем, её легко отлили из бронзы литейщики Охтинского завода. Чтобы немного зашифроваться, не приобретать славу всезнайки и вселенского изобретателя, я объявил, что автором мясорубки являются простые литейщики Яков и Гаврила Лукомцевы. Павел, когда его впервые угостили котлетами, пожаловал изобретателям столь полезного устройства триста рублей. Мастера награду получили, правда, мне пришлось долго их убеждать не отказываться от авторства.

На третье был компот и разнообразная выпечка. Лично я больше налегал на изумительно вкусные пирожки с яблоками.

Во время обеда мы чинно обменивались глубокомысленными замечаниями на самые простые темы: поведение детей, погода, состояние цветов в розарии и о прочем в том же духе. Не принято за столом говорить о серьёзных вещах.

За обедом я решил проверить реакцию на мои ухаживания за Луизой. Сделать это легко: наши с Луизой места оказались рядом, и я принялся нашёптывать девушке разные забавные истории. С серьёзнейшим видом я рассказал ей историю возникновения борща, и о курьёзной борьбе за первенство: чьё же это блюдо. Описал глупые попытки поляков и малороссов приписать честь создания борща себе. Глупые потому что каждому непредвзятому исследователю ясно, что борщ исконно русское блюдо, и изобретено оно в Верхней Ольшанке Обоянского уезда Курской губернии. И водка изобретена у нас, и колесо изобрёл один мужик из Ольшанки, правда, не Верхней, а Средней. Но всё равно наш. Порох и книгопечатание — тоже чисто Ольшанские изобретения, да. И Америку открыл наш человек, Костя Клумбочкин, имя которого испанцы переделали на свой лад.

Луиза поначалу слушала мою ахинею серьёзно, потом начала тихонько хихикать, а когда дошли до Ольшанского изобретения — котлеты с пюре, поскольку картошку тоже селекционировали ольшанцы, то и вовсе смеяться.

Ага! Наталья свет Алексеевна всё это время искоса, но внимательно наблюдает за нами, периодически взглядом указывая на нас Павлу. Павел Петрович поглядывает и очень одобрительно улыбается. Ну что же, суду всё ясно.

После обеда я отправил Луизу отдохнуть, назначив начало работ на три часа. Девушка слегка расстроилась, но послушно ушла, а я отправился к Наталье Алексеевне.

— О, Юрий Сергеевич! Присаживайся, хочу с тобой поговорить об очень важном деле.

— Слушаю Вас, Наталья Алексеевна.

— Мы старые друзья, не забывай это. — погрозила мне пальчиком Наталья.

— Что ты хотела мне сказать?

— По своему сану я шефствую над кирасирским полком.

— Кажется, их именуют синими кирасирами?

— Совершенно верно. По статусу он не относится к гвардии[44], и я не желаю делать их гвардейцами, пусть остаются армейским полком, но всё у них должно быть лучшим. Так вот, у синих кирасир имеется свой марш, но это самая обыкновенная, ничем примечательная мелодия.

— Чего же ты хочешь, Наталья Алексеевна?

— Нужен новый марш. Мундиры по твоему образцу им уже шьют. Для отличия от других полков у них будут особые шевроны и кокарда с моей монограммой на кивере. Ружья и пистолеты нового образца они тоже получат перед выходом в поход, дело теперь только за маршем. Возьмёшься написать?

Я задумался. Маршей я знаю великое множество, но все они в той или иной степени похожи друг на друга. Наталье же нужен особенный марш, и я совсем не прочь ей в этом угодить.

А что если???

— Наталья Алексеевна, есть у меня старая наработка, я тебе её сейчас изображу. Пойдём к роялю?

Мы отправились в мою рабочую комнату с роялем.

— Девушки, можете усаживаться где угодно, но трогать бумаги на стульях я вам запрещаю. — самым склочным голосом проскрипел я.

Девушки не смутились, тут же притащили стулья от дальней стены и для себя и для своей госпожи. Неожиданно выяснилось, что среди девушек оказалась отосланная было Луиза.

— Мы готовы слушать. — улыбнулась Наталья.

— Вообще-то это оркестровая сюита, но военный оркестр её исполнит безо всякого труда. И я заиграл Румбу, последнюю шестую часть гениальной сюиты «Время вперёд!» Георгия Свиридова, попутно давая пояснения:

— Сначала мощно и жёстко звучат ударные…

— Теперь к ударным подключаются духовые, но тихо, в полтона…

— Теперь ударные почти затихают, зато во всю мощь поют трубы.

И так по всему материалу. Когда закончил, посмотрел на слушательниц. Выглядели они потрясёнными.

— Ну как?

— Очень необычно. — выдохнула Наталья — Это какая-то кавалерийская атака. Есть в этой мелодии что-то такое дикое, но в то же время торжественное и возвышающее душу. Да, Юрий Сергеевич, твоя музыка подходит. Я вижу что ты что-то хочешь спросить?

— Хочу, только вопрос очень личный.

— Дамы, удалитесь. — и Наталья лёгким жестом отправила в дальний конец гостиной своих фрейлин.

— Спрашивай.

— Спрошу прямо и в лоб: вы с Павлом желаете, чтобы я женился на твоей сестре?

— Действительно, прямо и в лоб. Отвечу так же прямо: да, хотим.

— Зачем?

— Как бы это сказать… Ты человек холостой, одинокий и в то же время очень полезный нам. Скажу прямо: нам бы хотелось тебя привязать к себе, и брачные узы не самый дурной способ сделать это. И Луиза хочет за тебя замуж.

— Я очень полезен для вас? — искренне удивляюсь.

— Опять отвечу прямо: Павел Петрович почитает тебя нашим фамильным талисманом: с твоим появлением вся наша жизнь резко повернула к лучшему. Меня собирались убить самым бесчеловечным образом, Павлушу собирались свести с ума, но с твоим появлением козни врагов рассыпались прахом. Я даже не буду упоминать о твоих затеях, из коих проистекает необыкновенно много выгод и нам, царствующему дому, и России. Делаемое тобой стоит того, чтобы мы породнились.

— По бумагам я дворянин, но, в самом деле, я из простых крестьян. Это не препятствие?

— Ни в коем случае. Если бы я тебя не знала, то сочла бы твой вопрос попыткой выпросить для себя титул.

— Титул мне не нужен.

— Знаю, Юрий Сергеевич. Такие как ты имеют самый высокий титул из возможных: ты из породы родоизначальников.

— Как срочно мы должны пожениться?

— Твёрдый ты человек, Юрий. Ни капли волнения, а? Пусть для посторонних всё идёт самым естественным образом: ваше знакомство, ухаживание…

— Конфетно-букетный период.

— Ха-ха-ха! Именно! А в конце чтобы закончилось добрым пирком и весёлой свадебкой. Так говорится в русских сказках?

Вот и открылись тайны Петербуржского двора…

Когда я принёс партитуру оперы своим венценосным заказчикам, выяснилось, что ставить оперу негде. Нет в Москве театральных помещений, способных вместить то количество почетных зрителей, которое ожидалось.

— Юрий Сергеевич, выручай! — обратился Павел — Ты мастер на нестандартные решения, тебе и карты в руки.

Надо так надо. Буду думать. Только тут ведь какое дело: надо не просто придумать выход, нужно ещё подать дело так, чтобы оно выглядело богатым изыском а не паллиативом бедняка. Два дня я бродил, прикидывая разные варианты, а потом меня озарило: в конце двадцатого и начале двадцать первого века стало модным проводить различные постановки на вольном воздухе, на фоне всяческих исторических объектов. Я сам присутствовал на спектакле по пьесе Мережковского «Павел Первый» во дворе Инженерного замка. Впечатляющее было представление, я был искренне восхищён.

А что мне мешает поставить оперу подобным образом? Конечно, лучшим вариантом была бы постановка внутри стен Новгородского кремля, но чем плох Московский кремль? Почему бы не устроить зрительские места в не существующем пока Александровском саду, и тогда задником станет Кремлёвская стена. А можно расположить зрительские места внутри Кремля, на склоне в сторону Москвы-реки, тогда задником станут визуально низкие в этом месте кремлёвские стены, а за ними — живое Замоскворечье. Остаётся продумать сценическую машинерию, и зрители получат незабываемые впечатления.

С кем посоветоваться? Рядом со мной постоянно находится Луиза, весьма искушённая в современном искусстве девушка. Надо сказать, что после практически официального разрешения ухаживать за особой монарших кровей, мы с Луизой перешли на «ты». Объясняю ей свой замысел, демонстрирую наброски декораций, привязанных к обоим вариантам. Луиза внимательно выслушала объяснения, а потом вдруг заплакала.

— Что случилось? Почему ты плачешь?

— Это слезы восторга. Юрий Сергеевич. Какой прекрасный замысел! Поверь, вся Европа будет повторять твой приём, он позволяет наполнить подлинной жизнью спектакль, даст новые краски!

— Хорошо. Какой же ты вариант видишь лучшим?

— С видом на Замоскворечье. Открывающийся вид сулит такой размах, такой объём!

— Но оценят ли зрители?

— Ещё как оценят! Правда, театр под открытым небом отнюдь не новинка, в газетах писали, что у графа Петра Борисовича Шереметева построен Воздушный театр под открытым небом, и там, как пишут, любила бывать покойная императрица Екатерина.

— И в чём же разница предложенного замысла и Шереметьевского театра?

— Господи! — всплеснула руками Луиза — Разница в размахе. Воздушный театр Шереметева по сути это древнегреческий Одеон, но со своей изюминкой. То что предлагаете Вы, в основе то же, но творчески развивает и усиливает первоначальный замысел. Я же говорю: разница в размахе. И греки и более поздние театралы всё-таки отгораживаются от города, а Вы включаете его в самую ткань спектакля.

«Слава те хосспидя!» — подумал я — «Я не опустился до изобретения велосипеда, однозначно. Я изобрёл велосипед с моторчиком».

— Что до оценки, Юрий Сергеевич, как не оценить то, что твой спектакль будет поставлен только один раз, и только для этих зрителей? Каждый из присутствующих, особенно обитатели первых рядов, получат очередное подтверждение своей избранности.

— Хм… В таком случае программки следует издать ограниченным тиражом и в каком-нибудь особом исполнении.

— Вы правы! Даже самое роскошное издание программки стоит копейки, а впечатление производит необыкновенное. Все мы ужасно тщеславные люди и было бы глупо не воспользоваться людской слабостью во благо нашего Отечества.

Ого! Луиза уже определилась, где её Отечество? Очень любопытно.

Мои венценосные заказчики тоже пришли в восторг от плана.

— Единственный недостаток твоего плана в том, что коронацию придётся сдвинуть на май, иначе зрителям будет зябко и впечатление будет испорчено. — заметила практичная Наталья.

— Сделаем наоборот. — парировал Павел — В сентябре-октябре в Москве достаточно тепло, два часа на свежем воздухе зрители перенесут вполне легко. Затягивать с коронацией нельзя, это воспримут неправильно. Юрий Сергеевич, выезжай в Москву, занимайся сценой. Оркестр, артистов и всё что нужно вышлю в самое ближайшее время.

И я поехал.

Выяснилось, что большой начальник, каким я стал совершенно невзначай, не может запросто путешествовать. Теперь меня сопровождает целых десять человек, а их тоже нужно разместить в экипаже, погрузить его вещи и обеспечить удобство. Каждого нужно накормить, напоить и обеспечить сортиром. А ещё у каждого моего спутника есть собственные слуги, который тоже кушают, пьют и занимают место. А ещё с собой нужно тащить горы абсолютно необходимых для постановки оперы вещей: ключевые детали реквизита, эскизы костюмов, фурнитуру и ткани для этих самых костюмов.

Словом, мой поезд[45] получился внушительным: тридцать семь пароконных повозок и десять экипажей: в последний момент ко мне присоединилась Луиза с пятью собственными служанками и шесть фрейлин Натальи Алексеевны. Дамы получили приказ подготовить жилые помещения для женской части двора, собирающуюся приехать на коронацию.

Ну что же, благовидный повод для совместной поездки имеется, это хорошо.

Был у меня коллега и друг, мой однофамилец, ныне покойный учитель музыки Пётр Николаевич. Мы с ним имели схожие литературные вкусы, и иногда обсуждали прочитанное. Среди прочего обсуждали и попаданческие произведения, попутно, конечно же, обсуждали и то, что мы взрослые и опытные мужики смогли бы перенести в прошлое. Пётр Николаевич высказывал довольно смелые мысли о внедрении во времена едва ли не Ивана Грозного полудизелей, также именуемых нефтяными двигателями.

— Позволь! — кричал я ему в ответ — Сначала изобрели паровые двигатели, и только потом ДВС.

— Ерунда! — уверенно отмахивался Пётр Николаевич — То, что паровики изобрели раньше — случайность. Главное то, что паровые двигатели технологически намного сложнее нефтяных.

— Аргументируй!

— Элементарно! Самая сложная часть паровой машины — это паровой котёл. Знаешь, сколько было взрывов паровых котлов паровозов, локомобилей и просто стационарных паровых машин? А всё почему? Да потому что в те времена очень трудно было получить однородную сталь, а ещё труднее — правильно её прокатать. Да и не было в те времена котельных сталей со стабильными свойствами. Результат очевидный: паровые котлы взрывались как миленькие, и при этом гибли люди. Заметь: гибли наиболее грамотные и подготовленные специалисты, которых мало в любые времена. И не забывай, что тот же паровозный котёл требует чуть ли не километр цельнотянутых трубок. Как ты думаешь, что легче: вытянуть длинную стальную трубку или обработать короткий цилиндр литого двигателя?

— Зато нефтяные двигатели конструктивно сложнее.

— Ненамного. Зато этот двигатель почти полностью можно отлить из чугуна. Стоит ли напоминать, что чугун дешевле стали, причём вовсе не на малость? Ты просто подумай: литьё значительно дешевле проката. Опять же, при большей сложности изготовления полудизель гораздо проще в обслуживании, и требует значительно меньшей квалификации, чем паровая машина. Ты же сам знаешь, что паровую машину обслуживают трое: машинист, помощник машиниста и кочегар. А трактор — один тракторист.

Эти наши разговоры я вспомнил, когда в составе длиннющего обоза тащился из Петербурга в Москву. Судите сами: средняя скорость гужевого транспорта ненамного превышает скорость пешего человека и составляет шесть-семь километров в час. Быстрее нельзя: лошадь тоже живая, она устаёт, и если её перегрузить, то она, бедная, очень быстро захиреет и околеет.

Даже самый тихоходный трактор двигается со скоростью двадцать-тридцать километров в час, причём ему не нужны привалы для отдыха, и останавливается он только для заправки топливом, да для отдыха водителя. Обслуживание трактора проводится во время остановки на ночёвку и на обед, а остальное время он спокойно едет. Отсюда вывод: надо проектировать двигатель внутреннего сгорания, а на его основе делать транспортные средства, причём сразу двух типов: для передвижения по рельсам и обычные повозки. Рельсовый транспорт необходим: железные дороги и в двадцать первом веке являются самым грузоподъёмным и самым дешёвым видом сухопутного транспорта.

Ну что же, задачи поставлены, цели определены, я берусь за создание нефтяного двигателя. Когда я приехал на жительство в Ольшанку, то очень быстро подружился с Николаем Викторовичем и Петром Николаевичем. Вместе мы ходили смотреть на полудизель Мамина, что стоял в разрушенной бывшей колхозной лесопилке. Умудрённые колхозной жизнью коллеги объясняли мне устройство полудизеля, взаимодействие его частей, мы даже разок завели простоявший десять лет без ухода двигатель, и он заглох лишь, когда кончилось топливо — солярка, смешанная с отработанным маслом. Коллеги объяснили мне устройство калильной свечи, значение маховика для работы этого типа двигателей и ещё много всяких полезных мелочей. У нас была мысль перетащить двигатель к школе и, установив в старой кочегарке, использовать его в качестве учебного пособия, но не судьба — РОНО воспротивились: как бы чего не вышло! А потом и сам двигатель исчез — кто-то сдал его в металлолом.