Глава 25

— Виола, как ты выросла! Тебе надо немного поправиться. Конечно, некоторые мужчины находят привлекательным мальчишеский облик, но я считаю, что округлости только добавляют прелести женской фигуре.

Моя мама курила сигарету и выпускала дым через ноздри. Она смотрела на меня оценивающе из-под тонких, выщипанных дугой бровей. Даже на расстоянии нескольких футов — от входа в коттедж моего отца до его любимого кресла, где она расположилась, — было видно, что своей нынешней внешностью она во многом обязана карандашу Мама все еще оставалась красавицей, но на ее лице явно проглядывали следы реконструкции. Ее темные волосы были хорошо подстрижены, впереди виднелась светлая выкрашенная полоска. Коричневое платье и туфли из крокодиловой кожи были исключительно дорогими. Глаза Констанции оставались такими же большими и выразительными, а губы изящно очерченными. Но линия челюсти расплылась, а под ней вырос второй подбородок. Даже несмотря на то что мама сидела в кресле, было видно, что она нарастила пару килограммов, с тех пор как мы встречались в последний раз.

— Перестань, Конни! Это не самый лучший способ приветствовать собственного ребенка после стольких лет разлуки, — сказал отец мягко. Он стоял рядом со мной, опустив руку мне на плечи. От него замечательно пахло травами и цветами. Веточка розмарина была воткнута в петлицу его голубой рубашки.

— Пожалуйста, перестань называть меня Конни! Ты ведь знаешь, как я этого не люблю, — ответила мама с раздражением. — Подойди, поцелуй меня! — повернулась она ко мне.

Ее щека была нежной и пахла чем-то экзотическим. Подойдя поближе, я разглядела темные круги и морщинки у нее под глазами. Мама казалась не особенно счастливой. Первый раз в жизни я испытала сочувствие. Мама всегда была такой яркой, холодной и сияющей. Сейчас она выглядела, словно угасающая звезда.

— Думаю, что Пусси, как всегда, потакала тебе во всем? Ты выглядишь неплохо. Сколько тебе лет?

— Двадцать!

Я прекрасно понимала, что мама помнит, сколько мне лет. Вряд ли она могла об этом забыть. Но при каждой нашей встрече она спрашивала о моем возрасте. Думаю, что таким образом она открещивалась от неприятного факта — она не хотела рожать меня.

— Боже мой, двадцать лет! Какой прекрасный возраст! Ты можешь совершать ошибки, и все будет сходить тебе с рук. — Она засмеялась. — Хорошо, а мне почти сорок два. Но думаю, что выгляжу я гораздо моложе. Дженкс, я хочу чего-нибудь выпить. Дорогой, у тебя есть виски? Со льдом?

— У меня есть только домашнее вино из пастернака. Конни, ты должна была предупредить, что приезжаешь.

— Вино из пастернака? Как отвратительно буколически! Спасибо, это лучше, чем ничего!

Отец налил нам обеим в стаканы густую жидкость янтарного цвета. Мне понравился вкус — очень сладкий — и цветочный аромат.

— Правда в том, что я не собиралась приезжать. Мы высадились на берегу в Каннах, чтобы сделать кое-какие покупки и пообедать. Должна признаться, что нет на свете ничего более скучного, чем яхта в открытом море. Я никогда не получала удовольствия от вида волн. Улучив минуту, я поймала такси и поспешила в аэропорт. Там мне сразу удалось взять билет до Лондона. Они наверняка будут гадать, что со мной случилось. — Мама засмеялась. — Питер — Летучий Голландец — оказался удивительно утомительным человеком. Дженкинс, я примчалась прямо к тебе. Надеюсь, ты доволен? — Она лукаво взглянула на отца и вытянула новую сигарету из пачки. — Мы должны были обедать в компании ужасных друзей Питера, жутко претенциозных и невероятно скучных. Обед из семи блюд с древними отставными дипломатами и ничем не примечательными principi[69], которые потирают друг другу под столом трясущиеся ноги. — Она снова хихикнула. — Питер будет в ярости.

— Ты бы позвонила ему из дому, Конни, — сказал отец. — Не стоит заставлять парня волноваться. Это не самый лучший способ себя вести.

— О, не будь таким ханжой! — воскликнула мама с вызовом. — Какое тебе дело до Питера?

— Никакого. Но я беспокоюсь о тебе, девочка. Мне не нравится, когда ты ведешь себя нечестно по отношению к другим. Ты делаешь хуже только себе. Ты всегда была своевольной, и я даже любил тебя за это. Ты была смелой, отважной, полной мужества. Ты никогда не была мелочной. Я не собираюсь тебя воспитывать, но делать парня несчастным — это нечто другое.

К моему огромному удивлению, мама расплакалась.

— О Дженкс! Ты единственный человек на свете, которому я не безразлична. Ты единственный, кто беспокоится обо мне. Все остальные — просто кровососы. Их волнует только то, что они могут вытянуть из меня. Им нужен только бесконечный, бесконечный секс. Никто не думает, что я способна на кое-что еще.

Мама плакала с раскрытыми глазами. Слезы стекали по ее щекам. Она смотрела на отца и протягивала ему руки, словно маленький ребенок.

— Конни, перестань плакать! — Отец вытащил из кармана большой носовой платок, уселся на поручень кресла и стал вытирать маме слезы. Она положила голову ему на руки и слабо улыбнулась. Ее влажные глаза засияли.

Я вышла из коттеджа и направилась через фруктовый сад навестить тетю Пусси. Мама, как всегда, требовала полного папиного внимания. Она не собиралась ни с кем делиться. Рядом с ней отец превращался в покорного ягненка. Я остановилась на минуту полюбоваться фонтаном. Солнечные зайчики весело играли в струях воды. Я была бессильна помочь отцу. Он знал мою маму от и до, но продолжал любить ее.

Мне очень хотелось поговорить с отцом. Я приехала в Ричмонд спросить его совета. Но если отец не сможет мне помочь, то я спрошу совета у тети. Часы показывали половину двенадцатого. Тетя, должно быть, до сих пор находилась в постели. Она любила поваляться на мягких подушках. В эти минуты она напоминала аллегорические портреты Арчимбольдо [70], составленные исключительно из фруктов и овощей. На ее лице красовалась маска — раздавленная клубника на лбу, на носу и на подбородке. Кружочки ананаса балансировали на щеках. Когда я вошла, тетя прикладывала к глазам тончайшие дольки огурца. Тетин пекинес увлеченно доедал бисквиты из миски на полу. Он приветливо помахал мне хвостом.

— Слава Богу, что это ты, дорогая! Я боялась, что придет Марсель. Он повадился приходить каждый день. Думаю, что он собирается сделать мне предложение. Ах, это так глупо в моем возрасте! Но я боюсь ранить его. Если бы только мужчины поверили: ничто на свете не сможет убедить меня снова лечь в постель ни с одним из них. — Тетя содрогнулась. Кусочек ананаса упал с ее щеки. — О черт! Сколько возни с этими фруктами! Мами Стюарт-Бучанан утверждает, что тратит на фруктовые маски по часу в день. Ты бы видела ее лицо! Оно чистое и гладкое, как у ребенка. Щеки упругие, как теннисные мячи, нет ни одной морщинки. Хотя я не уверена, что Мами говорит правду. Американцы сошли с ума в своем увлечении пластической хирургией, а Мами долгое время гостила у дочери в Бостоне. Клубника помогает избавиться от излишней жирности кожи на лбу и подбородке. В ананасе находится фермент, который улучшает кровообращение. А огурцы — отличное средство для того, чтобы избавиться от мешков под глазами.

— Ты знаешь, что приехала Констанция?

— Нет, не может быть! — Тетя привстала на кровати. — Думаю, что в эту минуту она мучает Дженкинса. Он так ей предан, бедняжка. Конечно же, она никогда не останется с ним. Она ничего не понимает в мужчинах. У нее нет вкуса, и думаю, что вряд ли уже появится. Я боюсь только, чтобы она не расстроила тебя.

— Говоря по правде, она всегда совершенно равнодушна ко мне. Меня скорее расстроит туча в небе, или дождь, или снег.

— Дорогая моя, мне так грустно, что ты говоришь об этом. Принеси кресло, давай немного поболтаем! — Тетя протянула ко мне руки.

Я сделала то, что мне было сказано, и поцеловала тетю чуть ниже линии волос — единственное свободное от клубничной маски место на лице.

— Что бы я делала без тебя, тетя! Ты мой ангел-хранитель!

— Прекрати немедленно! Ты же знаешь, как легко довести меня до слез. Мои огурцы намокнут. Ты хочешь поговорить о маме или о ком-то еще?

— На самом деле мне нужен совет.

— Конечно, ты хочешь поговорить о мужчине. О ужас! Ты хочешь поговорить о младшем Инскипе. Я умоляю тебя на коленях. Представь меня на коленях! Я не могу стать на колени на самом деле, потому что боюсь уронить фрукты.

— Нет, это не Джереми. Не волнуйся! С ним все кончено.

Я не кривила душой, когда сказала тете, что покончила с Джереми. На следующий день после возвращения со свадьбы Миранды я провела по крайней мере три часа над письмом к нему. Я пыталась объяснить, почему не могу выйти за него замуж. Я написала, что мы не любим друг друга по-настоящему и что он останется моим вечным, самым дорогим, сердечным другом. Мысль о том, что я могу сильно ранить Джереми, заставила меня немного всплакнуть. Закончив письмо, я спустилась в холл, чтобы выпить чашечку кофе. На столе передо мной лежало письмо от Джереми. Я не получала вестей от него уже в течение недели. В своем послании Джереми писал абсолютно то же самое, что написала ему я. Он писал, что нам не стоит торопиться со свадьбой, что мы еще слишком молоды, что он будет всегда считать меня своим лучшим другом, и так далее, и тому подобное… Его письмо было наполовину короче моего и было написано жизнерадостным тоном. Я тут же простила Джереми: все-таки он был мужчина. Я немедленно порвала свое письмо и потратила еще полчаса на то, чтобы написать ответ в более легкой манере. Я согласилась со всем, что он мне предлагал, и поклялась в вечной дружбе.

Опустив конверт в почтовый ящик, я почувствовала громадное облегчение. Только сейчас я поняла, как сильно меня беспокоили отношения с Джереми.


— Мы с Джереми друзья и ничего больше!

— Я счастлива слышать это. Кто же тогда Пирс Тонхэм? Несколько дней тому назад мне рассказывала о нем Марго Семфил-Смит. Ты ведь знакома с ее дочерью?

— Поверхностно.

— Марго рассказала, что он обожает привязывать девушек к обеденному столу и намазывать их сладким сиропом. Или джемом, я уже забыла. Я согласна — само по себе это не опасно, но что плохого в удобной постели и чистых простынях? Меня озадачило, откуда Марго могла узнать об этом. Вряд ли дочь поделилась бы этим с матерью. Марго всегда любила мужчин моложе себя. Я никогда не понимала почему: слишком много секса и слишком мало разговоров. Думаю, что я сама ответила на свой вопрос. По мне, это отвратительно. Так о чем мы с тобой говорили, дорогая?

— Ты считаешь, имеет значение, если мужчина старше?

— Хм… нет… не думаю. Бедняга Родди был на четырнадцать лет старше меня. Я находила в этом положительные моменты. Мужчины всегда более заинтересованы в постели. Хотя если верить Марго, то она все еще безумно активна. Прости меня, я, кажется, снова ушла в сторону. Мужчины теряют сексуальное влечение, когда им под шестьдесят. С женщинами это происходит гораздо раньше — годам к сорока. Конечно же, я обобщаю. Некоторые способны заниматься любовью и в девяносто. Таким образом, разница в возрасте скорее плюс, чем минус. Родди ворчал, когда стал импотентом, но для меня это было облегчением.

— Думаю, что наша разница в возрасте немного больше четырнадцати лет.

Тетя приподняла огуречное колечко, которое лежало у нее на глазу.

— На сколько больше?

— М-м… двадцать восемь лет.

— Моя девочка! Что ты себе думаешь? Он более чем в два раза старше тебя. Через некоторое время он будет сидеть в инвалидном кресле и чавкать беззубым ртом молочную кашу, а ты не достигнешь еще и среднего возраста. Кто подсказал тебе эту безумную идею? Я не верю, что ты готова пожертвовать собой из-за денег или титула.

— Нет, у него нет ни денег, ни титула. Он довольно беден. Но он очень хороший человек. И у него была ужасная жизнь. Я почти уверена, что он влюблен в меня.

— Дорогая, то, что кто-то влюблен в тебя, меня нисколько не удивляет. У тебя лицо, как у твоей мамы. Было время, когда весь Лондон лежал у ее ног. Хотя нос у нее, на мой взгляд, был несколько коротковат. Рада заметить, что твой нос идеальной формы.

— Не думаю, что он мужчина, на чей выбор может повлиять длина носа. Он исключительно умен, знает очень много, и… ему нужен кто-то, кто бы скрасил его жизнь. Он самый обворожительный человек, которого я когда-либо встречала. Его жизнь была практически разрушена. Он невероятно страдал. Что может быть прекрасней, чем дать мужчине что-то на самом деле стоящее? Это лучше, чем бессмысленно тратить его деньги или следить за тем, чтобы утренние газеты вовремя лежали на столе. — Я смутно представляла себе семейные обязанности. Через минуту меня посетила мысль. — Думаю, что с ним я буду чувствовать себя, как Доротея Брук из «Миддлмарч» [71].

— Ты говоришь о старшей дочери Квентина Брука, у которой лицо похоже на комод? Это ошибка — сравнивать себя с ней. Хотя она имеет годовой доход пятьдесят тысяч фунтов. Почему этот мужчина так страдал? Объясни мне, пожалуйста!

— Он еврей. Он выжил в Аушвице.

— О Господи! Я ничего не имею против евреев, хотя Родди терпеть их не мог. Я всегда считала, что Ротшильды в высшей степени очаровательны. Они все умны и удивительно артистичны. Мини Голдинг — еврейка, и она просто милашка. Но знаешь, еврей или нет, если человек много страдал, то он склонен заставлять других платить за свои страдания. Несчастные люди, они ничего не могут с этим поделать. Я не хотела бы стать свидетелем того, как ты пытаешься в одиночку компенсировать две тысячи лет гонений и унижений.

— Не думаю, что Дэниел способен на это. Он не такой, как все мужчины.

Тетя убрала огуречные колечки с обоих глаз, чтобы подчеркнуть важность своих слов.

— Дорогая моя, если бы каждый раз, когда я слышала эти слова от женщины, мне давали золотую монету, а затем за слова этой же женщины о том, что ее избранник такой же, как все, то давно стала бы богатой как Крез.

По дороге домой, в автобусе, я обдумывала тетины слова.


— О небеса, Виола! — воскликнула Тиффани, когда я посвятила ее в свою тайну на балконе ОЗПА. — У меня нет слов. Дэниел? Но ведь он намного старше тебя! Конечно, он замечательный, я согласна. Я всегда так считала. Даже перепады в его настроении восхитительны. Он экзотическое существо, как эмир, или маркграф, или далай-лама. Думаю, что одиночество делает его романтическим и загадочным. Но представь себе вашу повседневную жизнь. Мне кажется, что если ты живешь вместе с человеком, то можешь спокойно обсуждать с ним все волнующие тебя проблемы. Не могу себе представить, как ты болтаешь с ним о чем-то, что рассмешило тебя в автобусе.

— Не думаю, что он когда-нибудь осмелится признаться мне в своих чувствах. Ему слишком тяжело говорить о чем-нибудь, что на самом деле его волнует. После того как Дэниел рассказал мне о своей расстрелянной сестре, он три дня не вставал с постели. Он сказал, что простудился, но я уверена, что у него было то, что моя тетя называет crise de nerfs.

— Я поняла, ты хочешь вернуть его к жизни, как доктор Манетт [72] из «Повести о двух городах».

— Да, хоть это и звучит довольно расчетливо. Я вынуждена признать, что всегда мечтала быть нужной кому-то. Я всю свою жизнь была обузой, несмотря на то что тетя Пусси старалась уверить меня в обратном. Но я-то знаю, как нелегко ей приходилось из-за меня. Дэниел — мой единственный шанс сделать что-то полезное. Я хочу быть такой, как Доротея Брук.

Тиффани была гораздо начитаннее, чем моя тетя.

— Хм. А ты помнишь, чем все закончилось? Хотя, безусловно, Дэниел совсем не Кэзобон [73]. Но я заинтригована. С чего вообще ты взяла, что он влюблен в тебя? Сейчас, когда я думаю об этом, то вспоминаю, что он всегда уделял тебе слишком много внимания. Когда ты уезжала в Ноттингемшир, Дэниел вел себя, словно разъяренный зверь. Однажды я обратила внимание, как он смотрел на тебя вечером на кухне. Это был голодный взгляд. Тогда я подумала, что Дэниелу не терпится поужинать.

— Миссис Шиллинг рассказала, что он держит томик стихов Крашоу, который я подарила ему, у себя под подушкой. А между страниц хранит высушенные лепестки цветов шиповника, которые я привезла из Кента. Конечно, это само по себе ни о чем не говорит. Но ты права, он наблюдает за мной. По утрам, когда я ухожу на работу, я люблю оглянуться назад и посмотреть на дом. Мне нравится, как выглядит фасад в лучах солнечного света. Каждый раз я вижу Дэниела, он смотрит на меня из окна своей комнаты. Вечером, когда я возвращаюсь домой, Дэниел снова стоит у окна. По-видимому, он не знает, что я его вижу. Он полагает, что надежно спрятан за шторами. Он часто ждет моего появления в холле, делая вид, что разбирает корреспонденцию. Два дня назад я проснулась и обнаружила Дэниела в своей комнате. Он стоял у окна, прислонившись к стене. Свет уличного фонаря освещал его лицо. Дэниел выглядел необычайно грустным, полностью погруженным в раздумья. К счастью, мое лицо находилось в тени. Я сразу же закрыла глаза и притворилась спящей. Я услышала шаги Дэниела. Ты ведь знаешь, как тихо он передвигается, словно кот на мягких лапах. Я приоткрыла глаза и сквозь ресницы увидела Дэниела. Он склонился прямо надо мной. Затем он нежно коснулся моих волос и вышел из спальни.

— Удивительно то, что ты не испугалась. На твоем месте я бы оцепенела от ужаса. Чаще всего люди погибают от рук тех, с кем они хорошо знакомы и кому безгранично доверяют.

— Дэниел — единственный человек на земле, который никогда никого не обидит. Я чувствовала себя в совершенной безопасности.

— А ты любишь его?

— Я… я уважаю его. Я от всей души желаю сделать его счастливым. Разве это не любовь? Чувствовать, что ты готова пожертвовать всем ради кого-то…

Тиффани приподняла брови. Она воткнула иголку в отрез бархата, который расшивала бисером.

— Я не являюсь экспертом в вопросах любви. И не знакома ни с кем, кто таковым является. Мы все пробираемся наугад по неведомой ухабистой дороге. Но слово «пожертвовать» в сочетании со словом «любовь» кажется мне не очень уместным.

— Возможно, я не совсем правильно выразилась, — промямлила я.


Через минуту после того, как Тиффани ушла на встречу со своей подругой, зазвонил телефон.

— Маб, как мило! Мне необходимо с тобой посоветоваться. Но сначала расскажи, как все прошло в опере!

— Чудесно! — Голос Маб звучал более хрипло, чем обычно. Я заподозрила, что возбуждение усилилось под воздействием сигаретного дыма. — Замечательный спектакль и безупречное пение. По окончании мы направились в небольшой итальянский ресторан — очень уютный, с красными абажурами на лампах. Ты понимаешь, что я имею в виду. Я была одета в темно-синее платье. Целый день я потратила на то, чтобы привести волосы и руки в порядок. Я выглядела хорошо как никогда — очень женственно, аккуратно и, не побоюсь сказать, многообещающе.

— Дэвид настаивал на близости? — За это время мы с Маб успели подружиться и делились самыми сокровенными подробностями.

— Нет. Когда мы стояли на пороге моего дома, я полагала, что он попытается обнять меня. Меня вдруг напугала сама идея. Я смутилась, как пятнадцатилетняя школьница. Дэвид вежливо поцеловал мне руку и сказал, что надеется увидеться вновь. Я несколько разочаровалась. Ночью я долго не могла заснуть, пытаясь представить себе, каково это — поцеловать другого мужчину. Я никогда не целовалась ни с кем, кроме отца Джайлса. Мне кажется, я веду себя как подросток.

— Я так не думаю. Прижать свои губы к губам другого человека всегда нелегко. Если ты находишься так близко, то легко можешь стать уязвимой.

— Как приятно слышать подобные откровения от представителя вашего поколения. Я считала, что вы все помешаны на сексе и не думаете ни о чем другом.

— Так было в шестидесятые. Наше поколение более осмотрительно.

— Как там Джайлс и его шлюшка? Очевидно, я слишком груба, называя ее подобным образом. Обычная материнская ревность.

— Джайлс порвал с ней. Мне от души жаль ее. Она продолжает караулить под офисом. Чтобы Джайлс не узнал ее, Джулия надевает черные очки и шляпу с густой вуалью. Кажется, она никак не может прийти в себя. Она продолжает звонить нам. Когда я отвечаю на звонок, Джулия немедленно вешает трубку. Я всегда узнаю ее звонки, у нее слишком громкое дыхание.

— Я довольна и опечалена одновременно. Я счастлива, что Джайлс ведет себя как нормальный мужчина. Конечно, у него и раньше были подружки, но ни одна из них не продержалась долго. Он слишком привередливый. Но его отношения с Джулией тревожили меня. Они совершенно не подходят друг другу.

— По-моему, Джайлс ищет кого-то, кто выше среднего уровня, — сказала я, раздумывая над тем, что знаю о Джайлсе.

— Надеюсь, что ты права, милочка! А теперь расскажи, о чем ты собиралась посоветоваться со мной!

Я вкратце рассказала ей о Дэниеле.

— Господи, Виола! Ты ищешь неприятностей. На сколько лет он тебя старше? К тому же он еврей! Думаю, что твоя семья будет не в восторге. Я не имею ничего против евреев, но Джеффри всегда возражал, чтобы их принимали в гольф-клуб.

— Но почему?! — Я почувствовала злость.

— Не сердись на меня, дорогая! Никто не знает почему. Потому что мужчины похожи на капризных неразумных детей. Они сбиваются в стаи и травят тех, кто слабее. Джеффри был масоном. Я считала его увлечение глупостью. Вся эта дутая таинственность и показная помпезность сводились только к одному — кто с кем будет играть на площадке. Почти как на войне. Бессмыслица, не правда ли? Но мужчины обожают ощущать собственную значимость. Более того, что бы мужчина ни делал, ты готова перевернуть ради него целый мир.

— Не думаю, что я готова перевернуть мир. Скорее он сделает это все для меня. Он знает так много, гораздо больше, чем я.

— Надеюсь, что ты права. Он ведь в два раза старше тебя. Не сделай ошибки, дорогая. Со временем ты поймешь, что лишаешь себя слишком многого. Ваши отношения не будут восприняты обществом. Я не хочу сказать, что это конец света, но не очень приятно постоянно находиться под пристальным вниманием близких. Брак с пожилым мужчиной немедленно привлекает всеобщий интерес. Не понимаю, почему ты так стремишься выйти за общепринятые рамки. Ты мне очень нравишься, дорогая, поэтому позволь говорить прямо. Конечно, ты можешь подумать, что я слишком консервативна, слишком стара и отстала от жизни, но одно я знаю точно: жизнь и так нелегка, зачем же делать ее еще сложнее? Он должен быть выдающимся человеком, раз ты готова пожертвовать ради него своей юностью. Из твоих слов я поняла, что он довольно мрачный тип.

— Я никогда не думала, что ты стара или отстала от жизни. Я очень дорожу твоей дружбой. Обещаю, что обязательно подумаю над твоими словами. Я знаю, что ты желаешь мне добра… Привет, Джайлс! Ты сегодня вернулся раньше, чем обычно.

— Я позвоню еще, дорогая. Береги себя! Пока-пока! — Маб поспешно повесила трубку.


— Джайлс, — сказала я после того, как мы проработали в течение часа в полной тишине. — Мне нужен твой совет.

Джайлс поднял голову и улыбнулся.

— Я с удовольствием помог бы тебе. Но мне предстоит решить, каким образом убрать абсолютно уродливое викторианское крыльцо с превосходного фасада в георгианском стиле.

— Звучит не слишком серьезно.

— Да, но если мы уберем крыльцо, то не сможем сохранить две замечательные деревянные колонны в гостиной. Черви превратили колонны в труху. У нас не хватит денег, чтобы отреставрировать их.

— О Господи, но в последнее время мы проводили столько мероприятий, чтобы собрать деньги. Люди должны какое-то время отдохнуть от наших назойливых просьб.

— Вот именно. Значит, мы возьмемся за колонны, крыльцо подождет. Какого художника ты изучаешь на этой неделе?

— Леонардо да Винчи. Вазари называет его небожителем. Я ходила вчера посмотреть «Мадонну в скалах» — лоскут неба среди темных первозданных камней. Мне интересно узнать твое мнение о Леонардо. Джулиан настаивает на том, чтобы я прослушала полный университетский курс. — Рассказывая об этом Джайлсу, я не могла скрыть гордость.

Когда на полях эссе о Ван Эйке я увидела пометку «Подойди ко мне после лекции», то замерла в дурном предчувствии. Но во время привычного ужина с пирогом и жареной картошкой в «Кози Каверн» Джулиан развеял мои опасения. Он сказал, что каждый год находит пару человек со своего курса, которым необходимо университетское образование. Хотя я все еще продолжала делать ошибки в словах, а грамматика хромала, мои эссе улучшались день ото дня. Более того, по словам Джулиана, мои суждения отличались глубиной, я была способна оценить концепцию автора.

— Джулиан полагает, что в следующем году мне стоит подготовиться к уровню А, а затем подать документы в университет на курс истории искусств.

Джайлс посмотрел на меня с выражением неподдельного изумления.

— Думаю, что это самая приятная новость за долгое время. Я очень рад за тебя. Конечно, ты должна поступить! У меня нет сомнений. Нам следует отпраздновать твой успех. Поднимайся, мы выпьем по бокалу лучшего шампанского из подвалов «La Petite Sonnerie»!

— Сейчас только четыре часа пополудни.

— Французы в некоторых вещах гораздо более цивилизованны, чем мы. Пойдем, я умираю от жажды и голода! Я устал ковыряться в викторианских развалинах.


— Это не Джулия там, впереди? — спросила я, когда мы окунулись в раскаленный воздух улицы. Несмотря на шляпу, я узнала походку Джулии — при ходьбе она сильно выбрасывала ноги вперед.

— Побежали назад, пока она не успела нас заметить! — Джайлс схватил меня за руку и потащил обратно в подъезд. Мы вышли через черный ход, проскочили мимо мусорных баков и направились в ресторан кружным путем. — Я должен был подумать об этом заранее. Мне не следовало верить, когда Джулия сказала, что хочет только приятно провести время и ничего более. Она пытается делать все наперекор своей властной матери. Мне кажется, что Джулия сама толком не понимает, чего хочет.

— Возможно, ее привлекает драма. В таком случае она получила то, чего хотела.

— Ты так думаешь? — Джайлс остановился и посмотрел на меня. — Хотел бы я верить в это.

В прохладном полумраке «La Petite Sonnerie» Джайлс поднял бокал.

— За будущую наследницу Джона Раскина!

— Кто такой Джон Раскин? — спросила я.

— Джон Раскин известный писатель, поэт, художник и реформатор. Он жил в Викторианскую эпоху. Он многое сделал для укрепления позиций прерафаэлитов [74]. Одно время он был профессором искусства в Оксфорде.

Я старательно записывала. Мой блокнот был заполнен почти до последней страницы.

— Как правильно написать: прераффатлит? Одна буква «ф» или две?

Джайлс расхохотался. Одним глотком он осушил бокал шампанского. Мы умирали от жажды. Совершенно естественно, что мы выпили бутылку довольно быстро. Джайлс заказал еще одну. На этот раз шабли. Я чувствовала, что пьянею.

— Есть еще кое-что, о чем бы мне хотелось посоветоваться с тобой, — сказала я. Выпитый алкоголь придавал мне смелости. Я рассказала Джайлсу о Дэниеле.

— Подожди минуту! — Джайлс поставил стакан на стол. — Ты собираешься закрутить любовную интрижку со своим домовладельцем? Это произошло раньше или позже помолвки с Джереми Инскипом? Или ты хочешь встречаться с двумя одновременно?

— О, разве я не говорила? На самом деле мы с Джереми никогда не были обручены по-настоящему. Сейчас, по обоюдному согласию, мы отменили помолвку. Мы решили остаться друзьями.

— Понятно. Очень хорошо. Тогда расскажи мне все сначала!

По мере того как я рассказывала, улыбка сходила с лица Джайлса. Он слушал внимательно, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.

— Понимаешь, он никогда не признается мне, — рассказывала я. — Он считает себя чем-то вроде антиквариата. Он приучен к самоотречению. Если б ты только знал, какой он хороший. И какой несчастный.

Джайлс задумался.

— Полагаю, все говорят, что ваши отношения обречены.

Я кивнула.

— И это не пугает тебя?

— Я понимаю, что глупо — сначала спрашивать совета, а затем не обращать на него внимания. Но меня удивило, насколько традиционно все мыслят, как только доходит до отношений между молодой женщиной и мужчиной намного старше ее.

— Это традиция или здравый смысл? — Джайлс прищурил глаза и посмотрел на меня. — Расскажи мне все, что знаешь об этом человеке, — сказал Джайлс, когда увидел, что я не могу ответить на его вопрос.

Я описала Дэниела в мельчайших подробностях. Джайлс выглядел по-настоящему заинтересованным.

— Если он такой, каким ты его описала, то думаю, что очень скоро ты найдешь ответы на свои вопросы. Не вижу ничего страшного в том, что ты признаешься ему сама. Мне кажется, ты колеблешься, потому что опасаешься — твои чувства недостаточно сильны. Ты боишься, что не сможешь удержать тот вулкан эмоций, который нечаянно разбудишь. Я прав?

Я сидела и слушала с раскрытым ртом. У меня промелькнула мысль о том, что я выгляжу не очень привлекательно. Я быстро закрыла рот.

— Ты прав? — спросила я в свою очередь.

— Опыт подсказывает, что, если люди на самом деле чего-то хотят, они мчатся к поставленной цели, не спрашивая совета. Совет нужен только тем, кто колеблется. Мне кажется, ты поступаешь так не из-за любви, а из сострадания.

— Я нахожу его удивительно привлекательным совсем не потому, что мне жалко его.

— Объект жалости может быть привлекательным. Животные, дети, все что угодно, что делает мир менее жестоким. — Джайлс улыбнулся. — Тебе стоит попробовать. Думаю, что очень скоро ты найдешь разгадку этой головоломки.

Ответ Джайлса отличался от всех остальных. Я пребывала в растерянности. Джайлс был единственным мужчиной, к которому я обратилась. Очевидно, в этом-то и была причина. В автобусе по дороге домой я решила, что больше не буду ни с кем советоваться. Четыре советчика — это слишком много. Неужели у меня не хватит собственных сил, чтобы во всем разобраться? Ответ на этот вопрос был утвердительный.


На кухне дома номер сорок шесть Тиффани варила бобовый суп. Она размешивала содержимое кастрюли большой деревянной ложкой. Пар поднимался над головой Тиффани, клубился кольцами над волосами. Ее лицо напомнило мне лицо Венеры Лукаса Кранаха.

— Я получила письмо от Вероники, — сказала я и раскрыла конверт. — Мне страшно, а вдруг с ней что-то произошло? В этом случае я буду во всем виновата. Хочешь, я прочитаю письмо вслух?

— Конечно, я сгораю от любопытства! — Тиффани оторвалась от кастрюли и уставилась на меня.

«Дорогая Виола!

Только сегодня у меня появилась свободная минута, чтобы написать тебе. С самого первого дня на новом месте я ужасно занята. Мне приходится организовывать обеды и ужины, отвечать на многочисленные письма и составлять распорядок дня герцогини. Герцогиня любезно разрешила называть себя Мария-Луиза. Я всегда опасаюсь сделать какую-либо ошибку, но Мария-Луиза так добра, что вскоре я почувствовала себя гораздо увереннее. Только подумай, вчера за ужином я сидела за одним столом с министром, графом и епископом. И с их женами, конечно. Герцогиня, Мария-Луиза, настаивает на том, чтобы я посещала все ее вечеринки. Она сказала, что я незаменима за столом, когда разговор затихает. Бабушка, бывало, каждый вечер после обеда заставляла меня обсуждать статьи из „Таймс“. Сейчас мне пригодились эти навыки.

Перед тем как попасть в дом герцогини, я представляла ее похожей на мою бабушку, только более властной и требовательной. К моему удивлению, Мария-Луиза оказалась удивительно застенчивой. Учитывая тот образ жизни, который она ведет, у нас с ней много общего. Она поведала мне о своем замужестве. Я сочувствовала ей от всей души. Должна добавить, что она не питает враждебных чувств по отношению к твоей тете. Напротив, Мария-Луиза отзывается о ней с подчеркнутой теплотой.

Самое лучшее, что произошло, — когда Мария-Луиза узнала, что я работала художником для журнала, то попросила дать ей уроки рисования. Она показала мне свои скетчи, которые я нашла довольно многообещающими. Увидев пару моих зарисовок, которые я случайно прихватила с собой, она пришла в полный восторг и приказала немедленно повесить их на стене в гостиной. Мария-Луиза показала мои рисунки всем гостям. Таким образом, в субботу мне предстоит преподать основы рисования небольшому кругу друзей Марии-Луизы. В преддверии субботы я немного нервничаю.

Виола, я не могу выразить словами благодарность, которую испытываю, за то, что ты помогла мне здесь оказаться. Я надеюсь стать по-настоящему полезной герцогине и оправдать то доверие, которое она мне оказала. Каждую ночь я на коленях благодарю Господа. Наконец-то мои несчастья позади. Я не забываю помянуть в молитве того, кто лучше всех мужчин.

Мария-Луиза ничего не слышала о Сэмюэле Тейлоре Колридже [75]. Мы увлеклись его стихами и читаем их друг другу по вечерам. Полагаю, что мы с ней прекрасно ладим. Я должна заканчивать. Мария-Луиза и я идем на прогулку в парк. Она просила передать тебе огромный привет. Вскоре я снова напишу тебе. Надеюсь, что с тобой все хорошо и ты продолжаешь получать удовольствие от обучения. Я обязана тебе по гроб жизни.

С искренней любовью,

Вероника.


P.S. Я прекрасно усвоила твои слова о лорде Персивале. Я держу его на расстоянии вытянутой руки. Хотя мне кажется, что он вряд ли обратит внимание на скучную женщину среднего возраста, каковой я являюсь».


— Ух ты! — воскликнула Тиффани и взмахнула ложкой. Капли супа потекли по стене. — Я называю это ошеломительным успехом. Представь себе: наша скромница Вероника будет заниматься воспитанием герцогини и сидеть во главе ее стола. Я так рада за Веронику. Можешь себя поздравить, Виола!

— Я на самом деле считаю, что мне есть с чем себя поздравить. Разве это не замечательно? Я не могла бы быть счастливее. Что это за запах? По-моему, что-то горит.

— О черт, я забыла перемешать суп.

Тиффани долго скребла кастрюлю, но та почернела и ее вряд ли можно было спасти. В конце концов Тиффани выбросила кастрюлю с супом в мусорное ведро. Я угостила подругу салатом из бобов, огурцов и апельсина, заправленным saucevinaigrette aux oeufs[76]. Тиффани съела две тарелки, перед тем как убежать.

Я вернулась в свою комнату и стала читать о поразительном многообразии личности Леонардо, о его блестящем интеллекте и невероятной способности докапываться до сути вещей. Я пришла к заключению, что гением человек становится благодаря упорному труду. Подобное заключение малоутешительно для большинства из нас. Когда я читала жизнеописание Леонардо, мне особенно понравился один момент — Леонардо часто покупал птиц в клетках и тотчас же выпускал птиц на волю.

Часы в холле пробили одиннадцать, я уже начала собирать книги со стола, когда услышала на лестнице шаги Дэниела. Он подкрадывался, как всегда, очень тихо, но я услышала его, потому что оставила дверь приоткрытой. Дэниел остановился у двери.

— Привет! — сказала я, распахнув дверь.

Дэниел на секунду смутился, но быстро пришел в себя.

— Я собирался посмотреть на кое-что прекрасное. Хочешь составить мне компанию?

Я не могла сказать «нет». Мы поднялись наверх, на третий этаж, и зашли в бывшую комнату Вероники. Крохотная комната по размерам напоминала шкаф. В правом углу высилась приставная лестница. Я взобралась по ней вслед за Дэниелом.

— Ты не боишься высоты? — Мы оказались на крыше дома. Небольшой выступ, на котором мы стояли, ограждал невысокий парапет. Внизу перед нами открывалась панорама ночного Лондона. — Посмотри вверх. Вот чего мне не хватало все это время. У меня не было возможности смотреть на звезды. Посмотри, небо еще слишком светлое, но сегодня новолуние, и звезды светятся особенно ярко. Видишь, как они сияют?

Я посмотрела на огромный темный небосвод. Звезды холодно мерцали над нашими головами.

— Как они прекрасны! Как жаль, что я ничего не знаю о звездах!

— Познакомься с семью звездами, сияющими у тебя над головой. Это созвездие называется созвездием Большой Медведицы. Большая Медведица похожа на сковородку с выгнутой ручкой. Рядом со «сковородкой» находится очень яркая звезда. Ее называют Полярной. Приблизительно на том же расстоянии от Полярной звезды, что и Большая Медведица, только с противоположной стороны, находится созвездие Кассиопеи. Оно состоит из пяти звезд, которые похожи по форме на букву «w». Это околополярные созвездия. Они постоянно находятся над головой. Существуют созвездия, которые поднимаются и ежедневно опускаются. Слева от Большой Медведицы находится полукруг из звезд, который называется Корона. Переведи взгляд на юг, и ты увидишь звезду Арктур из созвездия Волопаса.

Я внимательно слушала объяснения Дэниела. Мои глаза постепенно привыкли к темноте, я стала различать самые мелкие вспышки света на звездном небе.

— На сегодня достаточно, — сказал Дэниел спустя некоторое время. — Ты все равно не запомнишь так много. Если захочешь, при случае мы сможем повторить. Зимой можно разглядеть удивительное созвездие Ориона. Бетельгейзе и Сириус — самые яркие звезды, они намного больше и ярче, чем наше Солнце. Не правда ли, странно осознавать, что Солнце со всеми планетами, включая Землю, мчится по направлению к созвездию Лиры со скоростью двадцать тысяч миль в час? Представь, понадобится более миллиона лет, чтобы преодолеть гигантскую пропасть.

— Мне кажется, это невозможно представить. — Я помассировала пальцами шею, которая затекла оттого, что мне приходилось все время смотреть вверх. — Разве подобная красота не является доказательством существования Бога?

— Я видел эти же звезды и в Аушвице… Нет. Никто не руководит нашими судьбами. Мы несем полную ответственность за себя и свои поступки. К счастью, перед лицом бесконечности все наши проблемы кажутся мелкими, не имеющими значения. Это утешает меня. В конце концов, вера в Бога также основывается на утешении. Мы взываем к Господу, чтобы он не оставил нас одних дрожать от холода в жестоком, враждебном мире. Мы надеемся, что жизнь будет длиться вечно, что смерти не существует.

— Но мы ведь не одиноки! Люди способны дарить утешение друг другу.

— Да, ты права. Мы, несчастные создания, способны утешить друг друга. Но для этого требуется не только великодушие, но и энтузиазм, в который я не верю. Ты, я вижу, продолжаешь верить. У тебя есть сила и способность облегчить боль. У тебя есть молодость, красота и любовь к жизни…

— Я хотела бы… — произнесла я и умолкла, потому что не могла подобрать нужных слов. Я взяла руку Дэниела и поднесла к своим губам. Мое сердце выпрыгивало из груди.

— Что бы ты хотела, meine Liebste[77]? — Дэниел взглянул на меня. Над его головой горели звезды. Я не ответила. Дэниел наклонился и нежно поцеловал меня в лоб. Я подняла голову, Дэниел обнял меня, его губы прижались к моим. Звезды плыли над нами, но мы надолго забыли о них.

Загрузка...