Танец со стеклом

15

В пятницу на выступление в клубе, к моему удивлению, приходит Лика с Леоном. Марк, заприметив ребят, сразу же меняется в лице.

— Привет, — здороваются они.

— Привет. А вы какими судьбами?

— Мне Лика все уши прожужжала, чтобы я с ней сходил сюда. Хочет вживую посмотреть.

— Я вообще в восторге от того, что ты вытворяешь.

— Ты сама танцуешь?

— Да. Мы с Леоном в паре какое-то время танцевали, но он постоянно ноет, что я не ты.

— Конечно. Ты видела наши номера?

— Леон! — одёргиваю я. — Какой ты бесцеремонный!

— А что? Давайте завтра соберёмся? Поделимся опытом? Лика вообще хотела к тебе в ученицы напроситься.

— В пилон?

— Летающий. И обручи.

— Давайте тогда точно завтра соберёмся. Марк, ты не против? — смотрю на дико серьёзного Словецкого.

— Нет, — наконец выдаёт он, как раз когда подгребает Волков.

— Че за сбор?

— Ребят, познакомьтесь, это Максим. Владелец клуба. Леон и Лика.

Кажется, Лика залипла на Волкове. Она было безумно красивой. Длинные чёрные волосы струились до самой талии. Глаза, как два огромных изумруда и безумно милая кукольная внешность.

— Ребят, я пошла.

Чмокнув Марка, обещаю после выступления выйти к ним. Отыгрываем на 10/10, но рожа Леона донельзя недовольная.

Нахвалив девчонок и распрощавшись с ними, я выхожу в зал, где ребята сидят за одним столом. Падаю на колени к серьёзному до сих пор Марку.

— Че рожа недовольная, Леон? — Лика прыскает от смеха.

— Кто-то не особо старается при постановке танца.

— У, кто-то много говорит. Я посмотрю, как ты будешь в наставничестве.

За столом все замолкают. Такие перепалки для нас были нормой в профессиональной сфере, да и в жизни. Леон, как и я, был не очень серьёзным человеком в жизни, но в работе был очень ответственным. И очень противным. Он не выбирал выражений, когда делал замечания, не пытался быть тактичным. Леон был тем самым проявлением великого, но сложного.

— Посмотри, может, научишься чему, — ребята молча наблюдают за нами.

— То, чему ты меня можешь научить, я ещё в школе танцев усвоила, — с довольной улыбкой сообщаю. Не смотря на стиль общения, мы внутренне уважали профессионализм и авторитет друг друга.

— Спасибо, Дана. Хоть кто-то сказал, что он зазнайка, — смеётся Лика. — Мне вот безумно понравилось.

— И мне, — встаёт на защиту Волков.

— Я знаю, ребят. Но у Леоши у нас характер — говно. Он один против целого мира может стоять.

Алаев показывает мне средний палец, а я ему в ответ. Чувствую спиной, что Марку это не нравится.

— Зато когда мы в паре, у всех рты открыты.

Да, этого было не отнять.

— Я бы с удовольствием пригласила тебя на нашу репетицию, но ты мне всех девчонок до слёз доведёшь. Но завтра всё в силе. Макс, приезжай, если хочешь. Адрес студии ты знаешь. Тебе скину, — сообщаю Леону.

— Окей, — важно соглашается он, и мы с Марком уезжаем домой.

— Ты помнишь, что нам с ребёнком сидеть, пока твой начальник охраны личную жизнь устраивает.

— Да, — коротко и ясно. Злится.

Тяжко выдыхаю. Только успокою одну бурю, как сразу следует вторая. Иногда я ощущаю усталось от этого. До дома едем в тишине. В квартире затыкаю извиняющуюся Вику, отправляя её к Артёму.

Мелкий уже спит, поэтому мы проходим в комнату.

— Есть будешь? Или чай, кофе?

— Нет.

Смотрю на него пару секунд.

— Что ж, отлично. Где и что ты знаешь. Я в душ.

Захочешь дальше дуть губы — дверь тоже помнишь где.

На выходе из комнаты он меня ловит.

— Хочешь, чтобы я ушёл?

— Хочу, чтобы перестал вот так себя вести. Что опять не так?

— Откуда Макс знает, где студия?

Я даже теряюсь. Не придала значения, когда говорила об этом.

— Дак я ему показывала как-то раз, что умею.

Предлагала в клубе ввести, но нужно было на примере показать, потому что он не разбирается.

— И что, завтра с Леоном будешь танцевать?

— Да.

— Мне это не нравится.

— Марк, послушай, — толкаю его в сторону дивана, садясь сверху. Лицо удерживаю ладонями, чтобы смотрел прямо в глаза.

— Это часть моей жизни. Танцы, Леон, Максим, что там ещё тебе не нравится. Это всё равно, что я скажу тебе никогда не общаться с женщинами, не заключать договора, не сотрудничать с ними, если директор компании, к примеру, девушка. Я могу рано или поздно вернуться в парные танцы. Я ведь не скрываю это от тебя. И тебя ни от кого не скрываю. Ты со мной можешь поехать завтра. Да, мы с Алаевым танцевали раньше. И у нас, правда, восхитительно это получается. Но это всего лишь танец. Для меня, конечно, это не просто с точки зрения искусства. Но с точки зрения всего, к чему ты ревнуешь — просто танец.

— Он бесит меня, — выдыхает Марк. — Самодовольный индюк.

— Творческие люди — сложные люди.

— Ты почему-то адекватная.

— Но тоже сложная. Мог бы найти себе дурочку, которая бы дома села и тебя ждала, но ты же меня полюбил. Я не могу отказаться ни от этого, ни от тебя.

Словецкий утыкается лбом мне в шею.

— Прекрати себя изводить, на это мне тоже больно смотреть. Где бы и с кем я не была, я каждый день возвращаюсь к тебе. Каждый вечер и ночь, каждое утро, каждый мой вдох и выдох — твои.

— Я люблю тебя, — говорит так, словно смирился с этим, и это какое-то зло. — Никого так не любил. Даже Николь.

— Я вообще никого, кроме тебя так не любила. И не полюблю. Если ты когда-то уйдёшь от меня…

— То вернусь через минуту, — смеётся Марк.

Мы сидим так ещё какое-то время, а потом я всё же ухожу в душ. Когда выхожу, Марк уже во всю дрыхнет, развалившись на заправленной кровати. Проверяю Тёмку, и ложусь рядом со Словецким, укрывая нас одеялом. И пусть весь мир подождёт.

Сон с ним крепкий и спокойный. Я даже не сразу слышу, когда возвращается Вика. Подруга выглядит счастливой, а глаза горят.

— Ну как? — укутавшись в плед, спрашиваю.

— Здорово. Я уже и забыла, как это здорово, когда на тебя не орут и не бьют.

И это страшно — слышать такие слова.

Обнимаю подружку, и мы обе смотрим в окно, укрываясь одеялом.

— Я рада, что твоя ночь закончилась.

Она тоже знала мою любимую метафору.

— Спасибо, что с мелким посидела.

— О да, учитывая, что он дрых, это было очень сложно. Брось, Вика. Мы с тобой столько лет знакомы, за такое уже можем не благодарить.

— Чего не спим, девчонки? — со спины подходит Марк, обнимая нас обеих. У них с Вороновой сложились чудесные отношения, и я была рада.

— Рассвет встречаем.

— Всё, Вик? Увела у меня начальника охраны?

— Кажется, да, — смеётся подруга.

— Тёмыча у меня ещё ни разу не уводили, — смеётся Марк. — Может всё-таки ещё поспим? А то ещё рожу Леона твоего смотреть.

— Леон в городе? — удивлённо спрашивает Вика.

— Ага, взялся спорить со мной вчера по танцам.

— Ну его бараний профессионализм не пропьёшь, по заграницам не прокатаешь.

— Вот-вот.

— Ладно, ребят. Спасибо, что с Тёмкой посидели и дали в аренду своего начальника охраны, — ржёт Вика.

— Ага, ты взяла, а мне рассчитываться, — бубню, вспоминая недавний разговор, на что Марк ухмыляется.

Мы всё же спим ещё какое-то время, потом вместе завтракаем, Марк играет с Тёмкой.

На студию приезжаем к обеду. Ребята уже ждут нас.

— Всем привет!

В студии Лика восторженно пищит, а сейчас я замечаю и заинтересованный взгляд Волкова на ней.

— Ну что, покажешь мастер- класс?

Леон включает музыку и показывает один из своих номеров. И это другой человек. Он выключает свою надменность и высокомерие, очень артистично играя. Все смотрят с интересом.

— Пушка, — улыбаюсь. — Как всегда.

— Покажите вместе, — просит Лика.

— Что станцуем? С пилоном? Ты ж к ним привыкла.

— Давай "Леона", — вспоминаю номер, который мы ставили в школе танцев по фильму.

— Точно. Давай.

В танце есть и пилон, и брейк-данс, и как красивая задумка. На студии даже есть цветок, который мы используем.

— Класс.

— Да, но номер спокойный. Один из лёгких. Боишься? — щурится Алаев.

— Ага. Что ты не справишься.

Мы снова включаем музыку, исполняя один из наших сложных танцев, где Леон меня подбрасывает к обручу, на котором я кружусь, потом я спрыгиваю с него, в этом номере куча поддержек и сложных элементов.

Когда заканчиваем, я вижу ошарашенные лица ребят.

— Ну вот, уже другое дело, — улыбается Леон.

— Вау, это было что-то, — восторженно говорит Лика.

— Я даже не знал, что ты ещё и так умеешь, — выдаёт Волков.

Лишь Марк молчит.

— Моя цель, Лика, научить вас этому, — уже более спокойно говорит Леон. — А вы не понимаете. У вас даже друг с другом взаимодействия нет. Работать не хотите. Ты думаешь, Дана родилась с пилоном в руках? Нет! Это долгая работа.

— Но я умею…

— Да. Чисто технически. А тяги к искусству внутри у вас нет. Этим надо гореть. Мы и пальцы ломали, и рёбра, а потом шли с улыбкой на сцену. Даже преподаватели не знали, — мы переглядываемся, смеясь.

— Эх, времена были.

— Хотела бы вернуть?

— Нет, — глядя на Марка, честно отвечаю. — Это пройденный этап. — Покажи, что умеешь, — прошу Лику.

Она хорошо двигается, есть в технике немного грязи, но, в целом, всё хорошо.

— Надо просто немного поработать, — улыбаюсь. — Ты прекрасно двигаешься.

— Спасибо, — сквозь расстройство улыбается девушка.

Мы заканчиваем, и я обещаю Лике позаниматься с ней, когда девушка уезжает. Макс тоже быстро ретируется, задумавшись о том, чтобы переманить девушку.

— Леон, нельзя только кнут. Она ведь хорошо двигается.

— Недостаточно. Ты видела, как она на шпагат выходит?

— Не будет вторых нас, — напоминаю. — Ищи плюсы в ней. Ты видел, какая она лёгкая? Есть страх, но и огонь в глазах.

— Не знаю, — сомневается.

— Давай пари, — тяну руку. — Если через месяц, я натренирую её, то с тебя бутылка самого дорогого вина!

— А с тебя коньяк, если нет.

— Договорились.

Леон тоже уезжает, а Марк тянет меня в машину. Молча едем до, как оказалось, его квартиры. Также молча едем в лифте, и я расстраиваюсь, думая, что мы вернулись в ту же точку. В квартиру прохожу первая, скидывая с себя куртку. В прямом смысле, потому что Словецкий тут же припечатывает меня к стене, впиваясь в губы. Поцелуй жёсткий, страстный, грубый. Я даже сперва теряюсь под его напором.

— Что? Там с Леоном ты была очень смелой, — в глазах самый настоящий шторм.

Смекнув что к чему, я также страстно принимаюсь отвечать, трясущимися руками снимая футболку. Марк доносит меня до тумбы, скидывая с неё всё на пол. Мне его катастрофически мало, и я стону, когда Словецкий проводит рукой между ног. Марк быстро скидывает мои лосины, за ними летят и трусики.

— Словецкий, на тебе, как обычно, больше одежды. Непорядок, — рвано шепчу.

Марк поднимает меня с тумбы, унося на стол, с которого тажке летит всё. Крепко сжимает руками грудь, а языком спускается вниз.

— Марк, — вздрагиваю, когда он начинает языком ласкать, но Словецкий только сильнее сжимает руки, и я лежу, изгибаясь и извиваясь. Пошлые стоны сами собой вырываются изо рта.

Марк резко отстраняется, снимая джинсы вместе с боксерами. Резко входит, делая такие же резкие толчки. Не целует меня и молчит, и это напрягает. Я уже поняла, что это обычный животный секс, чтобы в очередной раз напомнить, кто здесь хозяин.

Сделав ещё пару толчков, Марк изливается, и я кончаю вместе с ним. Выходит почти сразу, натягивая обратно одежду.

Хмыкнув, смотрю на погром. Когда хочу сказать об этом Словецкому, он уже удаляется на второй этаж. Накидываю вещи обратно, так как иду на важный разговор. На душе снова становится паршиво.

— Всё? Напомнил мне, кто хозяин, да? — спрашиваю, пока Марк напряжённо сидит в кресле своего кабинета, сжимая кулаки. — Какой же ты всё-таки…

Я даже слово подобрать не могу. Направляюсь в душ, где даю волю слезам. Вроде, ничего и не случилось. И его понять могу. Но обидно до слёз. Варюсь в кипятке, собираясь уехать сразу после того, как соберусь.

В квартире уже никого нет. Словецкий куда-то смылся. Отлично. Нахожу ключи от машины, которая как раз была припаркована здесь, и уезжаю в клуб. Там навожу марафет, подчёркивая глаза шикарными длинными стрелками. Марк не звонит, и я даже начинаю нервничать. Он не появляется даже на номере, поэтому после я еду домой расстроенная.

Словецкий молчит и весь следующий день, и ещё один. Я не нахожу себе места, но звонить не поднимается рука.

Поэтому я решаю съездить самостоятельно к нему на работу. Меня везде пропускают, и это хороший знак. По селектору я слышу, как он сомневается пускать меня или нет, поэтому вхожу, не дожидаясь ответа.

— Долго бегать будешь? — сходу наезжаю на мужчину. Я очень взвинчена.

— Я не бегаю. И успокойся.

— Я спокойна, — не сбавляя тона, продолжаю я. — То есть, ты считаешь это нормальным? Уехать, пропасть на несколько дней и не писать?

— Мне нужно время.

— Зачем? — почти рявкаю я.

— Чтобы подумать.

— О чём?

— О нас, — припечатывает, как приговор.

— О нас? Ты… сомневаешься в… — во мне или в себе?

— В том, что смогу дальше терпеть без вреда для тебя клуб, Леона и всех твоих друзей, список которых постоянно пополняется, — его взгляд отчуждённый, словно я — чужой человек.

— Что? — почти шёпотом спрашиваю, чувствуя, как в глазах собираются слёзы.

— Я не могу, Даная. Меня изнутри выворачивает, неужели ты не видишь? Я боюсь не сдержаться когда-нибудь.

Пытаюсь сморгнуть слёзы.

— Ты тогда не думай, — уже более спокойно произношу я. — Закончим это, раз это приносит тебе одни страдания.

И выхожу, также стремительно, как вошла. Лечу на тренировку. Сейчас мне было не страшно за рулём. Я гнала на большой скорости, лавируя в потоке. В студии включаю на всю музыку, раскачиваясь и прыгая на обручи. От злости немного не рассчитываю, приземляясь больно на ногу и ударяясь головой об колено. Вскрикиваю, молясь, чтобы это был не перелом. Выжидаю какое-то время, пытаясь встать. Получается с трудом, и я вызываю такси, пока в глазах стоят слёзы. Голова тоже начинает пульсировать, а в больнице мне грубо сообщают ждать, так как очередь большая. Вот что значит бесплатная медицина.

Я жду, закрыв глаза и положив многострадальную голову на стену. Слёзы непроизвольно стекают из глаз. Вздрагиваю, когда вижу вдали Марка. Даже думаю, что это галлюцинация, но нет. Это Словецкий собственной персоной. Отворачиваюсь к окну. Мало ли к кому он.

Аромат Марка ударяет в нос, когда мужчина присаживается на корточки рядом со мной.

— Дана, что случилось? — тихо спрашивает, глядя совсем не так, как в кабинете.

— Оставь меня, — прошу с закрытыми глазами, из которых стекают слёзы.

— Королёва! — зовут в кабинет, и я хочу войти, но Марк не пускает. — Королёва, вы не одна. Потом намилуетесь!

— Пусти, — шепчу, но Марк заглядывает в глаза с бурей страха.

— Королёва не пойдёт, зовите следующего.

— Подождите, я иду!

— Так, девушка, вы определитесь.

Но Марк бережно берёт меня на руки, унося отсюда.

— Что ты делаешь? Мне нужно к врачу.

— Поедем в платную. Через пять минут уже всё сделают. Где болит?

— Внутри, — честно сообщаю.

Словецкий делает всё очень аккуратно и нежно. Мы заезжаем в платную клинику, где нас уже ждут.

— Рассказывайте, что случилось? — просит седой дяденька в очках.

— С обруча упала на пол. Ногу больно. И головой ударилась.

Я вижу, что Марк с беспокойством слушает каждое моё слово.

Врач проводит осмотр. Я дёргаюсь и едва сдерживаю слёзы.

На рентгене сообщают хорошую и плохую новость.

— Перелома нет, просто растяжение очень сильное. А вот сотрясение есть. Как себя чувствуете?

— В ушах звенит, голова раскалывается.

— Тошнит?

— Есть немного.

— Я выпишу препараты. На ногу холодные компрессы, покой. Воздержитесь от тренировок. А с головой, если вдруг состояние ухудшится, сразу приезжайте.

— Хорошо, спасибо.

Мне рассказывают что и когда пить, но я почти не слышу. Зато шум в ушах слышу отлично.

Марк также бережно уносит меня в машину. По пути заезжает в аптеку, где сам всё покупает. Даже не смотрю в его сторону.

— Отвези меня домой, пожалуйста. Спасибо за помощь.

Словецкий молча выезжает в сторону дома. Своего.

— Марк, я к себе домой хочу.

— Там тоже твой дом.

— Нет, Марк. Это твоя квартира. Я хочу к себе. Мы всё решили, вроде бы.

— Это ты всё решила. Я ничего не решал.

Сдаюсь, молча сидя до дома. Пусть делает, что хочет. Говорить я с ним не собираюсь.

Оказавшись в квартире, меня пробивает на слёзы, когда я вспоминаю наш последний день здесь.

— Чш-ш-ш, — гладит, пока несёт до дивана. — Сейчас всё сделаю.

Несёт таблетки какие-то с водой, и я молча глотаю одну за другой. Задрав джинсы, делает мне компресс, и я откидываюсь на гору подушек полусидя, чтобы не так сильно тошнило. Закрыв глаза, надеюсь, что скоро шум в ушах пройдёт.

— Возьми кофе, — тянет Марк мне кружку. Кофе. Знает, что от него мне легче.

Не спеша пью, прислушиваясь к ощущениям.

— Легче?

Отрицательно киваю, чувствуя, как стекают слёзы.

— Отвези меня ко мне.

Словецкий садится рядом, прижимая к себе. Нежно целует и гладит.

— Нет. Не отдам. Не повезу.

— У тебя раздвоение? Ты сегодня что говорил?

— Что я говорил?

— Марк, если у тебя были мысли отказаться от меня, то они будут возвращаться постоянно.

— У меня не было таких мыслей. Я думал о том, как мне научиться держать себя в руках.

— Здорово, что ты меня предупредил о том, что тебе нужно время. Нет, Марк, серьёзно, если тебе так плохо, то лучше расстаться, пока не стало совсем поздно.

— Заметь, это ты уже в который раз говоришь, Дана. Я всего лишь думал о том, как не вредить тебе.

— Оставив меня в одиночестве, но продолжая следить? Спасибо, у тебя отлично получается, — ехидно говорю.

Хотя какое ехидство, сил не было ни на что, если честно. Я очень переживала за ногу и дальнейшие занятия.

— Дана, прости, — словно дышит мной Марк. — Я не знаю, что мне делать.

— Я тоже не знаю, Марк, что нам делать, — устало выдыхаю. Все мои слова и речи бесполезны.

Предательство Николь настолько въелось ему под кожу, что я ничего не могла с этим сделать.

Мы так и сидим, не двигаясь. В конце концов я говорю:

— Я хочу спать. Давай мы поставим наши отношения на паузу, оба подумаем.

— Нет. Никаких пауз.

— Марк, я три дня сходила с ума, но не беспокоила тебя.

— И о чём ты собралась думать?

Молчу. О чём? Сама не знаю. Я ведь сейчас просто хочу назло сделать, чтобы тоже мучился.

— Можешь меня до утра оставить? Я сейчас эмоционально нестабильна.

— Хорошо, — спокойно соглашается Марк. — Завтра никуда.

— В университет поеду.

— Дана…

— Поеду.

Марк тяжело вздыхает. Уносит меня в комнату на руках. Попросив звать, если что-то будет необходимо или мне станет плохо, спускается вниз. Вижу сквозь перила, что он садится с ноутбуком что-то делать. Красивый. Серьёзный. Почему у нас так? Что за эмоциональные качели? То всё сладко, то вот.

Полночи изучаю потолок глазами, думая о том, что делать дальше. Я люблю его больше жизни. Но и от своей жизни я не хочу отказываться. Менять себя не входило мои планы, как и ломать его. Компромисса здесь нет. Марк всегда будет хотеть закрыть меня ещё дальше, ещё большим количеством замков. А я не смогу взаперти. Нужно научиться принимать друг друга такими, какие мы есть, но это приводит к скандалам. Что делать?

Не найдя ответа, я вырубаюсь. Сон беспокойный, я то и дело подскакиваю. Боль так и не прошла, как и тошнота, поэтому, намучившись, я встаю. Умываюсь и тихо бреду к Марку, спящему на диване. Мужчина крепко спит, видимо, тоже намучившись от раздумий. За эти дни он немного осунулся и, видимо, много курил. Я заметно успокоилась со вчерашнего вечера, поэтому ложусь рядом, слушая самый любимый звук — его сердцебиение.

— Что такое? Тебе плохо?

— Спи, — прошу Марка. Он кладёт руку мне на талию, снова проваливаясь в сон.

Пусть поспит ещё хотя бы пару часиков. Вижу, как он устал. Я даже сама засыпаю более-менее спокойно, как звонит будильник. Поднимаю глаза на Марка, и он уже не спит.

— Тоже потолок нравится?

— Огонь вообще, — смеётся хрипло Словецкий. — Ну что, о чём с собой договорилась?

— Ни о чём. А ты?

— Тоже.

Снова молчим.

— Надо собираться, — пытаюсь встать, но Марк тянет меня обратно.

— Дан, прости. Я не должен был пропадать без предупреждения. Я не смогу без тебя в трезвом уме.

— Три дня смог.

— Я знал где ты и что ты.

— Но не знал как я. Марк, кого мы обманываем? Так и продолжится ведь.

Мы оба понимали, что нужно принимать какое-то решение, что-то делать.

— Что ты предлагаешь?

— Паузу. Может быть, ты поймёшь, что тебе проще без меня? — усмехаюсь, сама боясь этого.

— Ты так хочешь эту паузу?

— Я не хочу постоянно ругаться, Марк. А за одну ночь хороших мыслей в голову не дождёшься. А так мы не будем мешать друг другу думать.

— Вот итог моей тишины, — касается ноги Словецкий.

— Это я не рассчитала.

— Угу. Я сегодня вечером уезжаю на пять дней. Вот тебе время на подумать о чём ты там хотела. Но учти, что если ты решишь бросить меня — сразу нет. Я тебя к батарее прикую.

Это вызывает лёгкую улыбку. Мы собираемся, и Словецкий отвозит меня на учёбу, сообщая, что Артём едет с ним, а у меня будет водитель, так как сама водить машину я не могу. Целую Марка на прощание, а потом еле сдерживаю слёзы. Что за идиотские эмоциональные качели. Занятия в детском доме провожу, а вот репетицию приходится отменить. Марк обеспокоенно спрашивает почему, и я без подробностей рассказываю, что мои полёты закончились падением.

— Дан, если не сможешь к пятнице, пусть девочки одни танцуют. Только восстанавливайся полностью, очень тебя прошу.

— Хорошо, Максим. Спасибо.

— Слушай, а ты можешь узнать, Лика она с Леоном или свободна?

— Могу, — смеюсь. Ну точно сваха.

Стараюсь концентрироваться на работе и учёбе, но периодически ловлю себя на том, что ушла в себя. И мыслей, как таковых не было. Всё какое-то абстрактное. Чувствовала, что скучаю по Марку очень сильно. Вечером куталась в одеяло, пила горячий кофе и слушала Вику, которая очень пыталась меня отвлечь.

— Дан, хорош. Ты ведь любишь его.

— Люблю. Но себя терять тоже больно. Понимаешь, мне страшно любить. Любить его вот так сильно. Я иногда на самом деле задумываюсь о том, что готова отказаться от себя самой, но тогда спустя время я боюсь уже возненавидеть себя, его. И ему тяжело мириться. Его разрывает прям, я же вижу. Почему всё так сложно?

— Даночка, — обнимает Вика. — В жизни вообще легко не бывает. В любви и подавно. Вы любите друг друга, это сейчас кажется, что, возможно, стоит отказаться. Потом оба пожалеете. Я тебя знаю сто лет, и вот такой никогда не видела. Решите вы всё со своим Словецким и будете счастливы. Не обращай внимания на эти заскоки.

Может, Вика и права.

С Марком мы не созваниваемся и не списываемся, и я на стену лезть готова. Зато Вика активно общается с Артёмом, и тот сообщает время прилёта. Не долго думая, я собираюсь и еду в аэропорт. Нетерпеливо смотрю то на часы, то на табло, выискиваю знакомые фигуры. Не знаю, что решил Марк, но когда мои глаза цепляются за него, то я бегу. Сначала он не видит меня, но, когда замечает, то я вижу облегчение в его глазах.

Запрыгиваю, обхватывая торс ногами, а шею руками. Словецкий крепко прижимает меня.

— Я смотрю, у тебя с ногой всё хорошо уже?

— Я уже в клубе танцевала.

— А с головой всё также не очень, — смеётся, и я с ним.

Марк так и идёт со мной в сторону парковки.

— Тём, — зову улыбающегося начальника охраны, протягивая ключи. — Вика с Артёмом могут гулять, держи.

— Спасибо, Дана… — опомнившись, Артём добавляет. — ая Сергеевна.

— Артём, ты свободен. Хорошо отдохни, — веселится Марк.

— Спасибо, шеф. И вам спокойного вечера. Или беспокойного. В общем, как хотите, — ржёт Ёремин.

Марк закидывает вещи в багажник, а я прыгаю за руль.

— Ты устал, давай я поведу. Обещаю, доедем быстро.

Марк не спорит, прыгая на пассажирское. Чувстю, как он пожирает меня глазами.

— Не смотри так, — смеюсь, не отрывая взгляд от дороги. — Не доедем.

— Что ты решила?

— Что люблю тебя. А остальное решим. А ты?

— Что без тебя сдохну быстрее, чем с тобой.

Не помню, как парковались, как поднимались. Осознание приходит лишь тогда, когда мы в полной темноте стоим с Марком в коридоре. Словецкий прижимает меня всем телом к стене, заключив руки в замок над головой одной рукой, а другой поглаживая талию и спускаясь к бёдрам.

— Девочка моя, — так сладко произносит мужчина, что я просто плавлюсь как пломбир.

Марк подхватывает меня, унося в комнату. Падает вместе со мной на кровать и раздевает. В его руках я чувствую себя полноценной. С ним я понимаю, что всё правильно. А всё неправильное мы решим вместе.