Танец со стеклом

29

Мой позитив иссякает после посещения его квартиры. Я реву ночь напролёт, сбрасывая звонки Словецкого. Листаю наш с родителями альбом, и понимаю, что я не хочу, чтобы было так. Не хочу жить раздельно. Не хочу ругаться. Хочу счастливую семью.

Для прощения нужно быть смелым. Даю себе неделю, чтобы принять окончательное решение. После этого становится значительно легче.

Стараюсь придать лёгкий вид себе, но выходит паршиво. Сидеть дома я не видела смысла, так как Марк всё равно приедет, поэтому я еду в школу, а затем в детский дом к ребятишкам.

Мои каблуки и платья сменяются на лосины и футболки, а каблуки на шлёпки, так как я устала от жары, а мелкая через чур активная. Даже спится в разы хуже. Я бегаю то в туалет, то попить. Кажется, она чувствует состояние матери.

Заезжаю в клуб к девчонкам и Максу. Он каждый раз удивляется, словно я — динозавр.

— Прости, вообще не представлял тебя матерью.

— Прощаю. Как у вас дела?

— Всё прекрасно. Планирую открывать второй клуб.

— Вау, поздравляю. Растёшь.

— А то! Ты тоже. Как с Марком?

— Нормально, — машу рукой.

— Понял, — смеётся. — Когда вы уже помиритесь? Хочу побывать на вашей свадьбе.

— Придержи коней, — смеюсь я.

Болтаю недолго с Ликой, а в десять вечера ещё прогуливаюсь по центру города, вдыхая опустившуюся прохладу. Аришка немного успокоилась, и я могу спокойно подумать и подышать воздухом. Правда, оказалось, что она сдала смену своему отцу. Марк звонит, и я понимаю, что игнорировать дальше будет некрасиво. Знаю, что он переживает.

— Привет. А ты где? Всё хорошо? — спокойно спрашивает он.

— Да, я просто гуляю в центре. Ждала, пока спадёт жара, не могу уже. У тебя как дела?

— Да, неплохо, — теряется сперва. — Под твоими окнами стою.

— А меня там нет.

— А тебя нет.

— Сейчас приеду. Дождёшься?

— Хоть вечность.

Улыбаюсь. Впервые за долгое время я спешу домой и боюсь. Нет, я не решила, просто очень хочу к нему.

Красиво и быстро паркуюсь, а Марк уже ждёт меня у подъезда, затушивая сигарету.

— Хватит курить эту гадость, — хмурюсь я.

— Ладно.

Почему-то резко становлюсь глупой и не знаю, что сказать. У Марка, видимо, та же болезнь. Мы в тишине поднимаемся в квартиру. Устало падаю на кухонный диванчик.

— Устала?

— Она стала очень активной. Я порой и шага ступить не могу, как она там колошматит. Спешу тебя расстроить, но, кажется, она будет в меня характером.

— Я в любом случае буду самым счастливым. Ребёнок от единственной и любимой женщины. Что может быть лучше. Дана, можешь не отвечать сейчас. Ты, наверное, мечтала о чем-то красивом, но я не знаю, как подступиться к тебе, — достаёт чёрную бархатную коробочку. — Я очень виноват. Исправить уже ничего не могу. Я очень тебя люблю. Люблю, больше жизни. Я пойму, если ты не согласишься. Сдохну, но пойму. Но если ты скажешь "да", клянусь, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы ты была самой счастливой. И чтобы Аришка была самой счастливой. Я больше не разочарую тебя.

Он ставит коробочку на стол передо мной, а я молчу. В глазах стоят крупные солёные капли, которые скоро прорвутся. Словецкий наклоняется и целует меня в щёку, а потом в живот, следуя к выходу.

— Марк, — дрожащим голосом прошу я. — Останься, пожалуйста.

И сейчас меня прорывает. Я реву. Выпускаю всю боль, которая сидела во мне. Марк берёт меня на руки, унося в комнату, усаживая к себе на колени.

— Как? Как ты мог? Поверить этой чуши. Ты вообще такой идиот. Сколько мне наговорил, — я говорю рвано, рыдая при этом, периодически стукая Словецкого, который молча сцеловывает мои слёзы. — Как ты вообще мог во мне усомниться, если я никого, кроме тебя не видела и не вижу. Что ты молчишь?!

— Прости, прости, прости. Я — конченый урод. Не знаю, как я допустил всё это. Слишком был занят этой ревностью, — он говорит так тихо.

Марк целует всё лицо, шею, гладит по волосам, животу.

— Я люблю тебя, родная. Сделаю, всё, что ты скажешь. Так всегда будет.

Я просто плачу, уткнувшись ему в плечо. Чувствую постепенно, как мне становится легче. Всё же глушить негатив в себе — плохая идея. Он может найти выход совершенно по-разному.

— Моя маленькая. Моя девочка, — чувствует, что истерика подошла к концу.

— Хорошо поплакала. Надеюсь, в туалет меньше бегать буду, — говорю и самой смешно. Теперь заливаюсь. Кажется, Марк сейчас сочтёт за сумасшедшую, но ему такая смена настроения приходится по вкусу.

— Я буду тебя уносить, — смеётся Марк, и я чувствую, как вибрирует его грудь.

— Я сейчас тебе не отвечу. Мне надо подумать.

— Хорошо.

Скажи сейчас ему с крыши спрыгнуть услышу тоже самое "хорошо".

— Я пойду умоюсь, — сползаю с него. — У тебя вся футболка мокрая. Поищи, где-то должна быть одежда твоя.

Не только умываюсь, но и принимаю душ, чтобы смыть эту жару. Надеваю пижамные атласные шорты и майку.

Марк ждёт меня всё там же.

— Давай спать, — предлагаю я, протянув руку ему.

Словецкий улыбается ярче тысячи фонарных столбов, и цепляется за мою руку. Мы уходим в комнату, ложась на широкую кровать.

— Мечтаю на животе поспать, — бурчу я, на что Марк смеётся.

Ложусь к нему спиной, а он осторожничает. Неуверено кладёт руку мне на живот, а носом утыкается в волосы. Я обнимаю его руку, притягивая к себе ближе, попутно чмокнув кисть.

— Так удобнее.

И впервые за долгое время сплю сладко и крепко. Походы в туалет никто не отменял, но попить мне всю ночь носит счастливый Марк. А просыпаюсь я от его пристального взгляда.

— Сталкеришь? — потягиваюсь, тут же чувствуя тычок. — И тебе доброе утро, варвар.

— Да. Любуюсь. Ты такая красивая.

— Ага. Эти отёки и синяки под глазами — что-то с чем-то. Даже не знаю, как жила без них.

— Ты самая красивая, — улыбается Словецкий, чмокая в нос. — Люблю вас.

Придвигаюсь к нему, утыкаясь носом в грудь. Лежать ещё ближе мешает живот. Марк перебирает мои волосы, целуя одно и тоже место на макушке.

— Ты расстроилась, когда узнала?

— Я офигела, — смеюсь я. — Не знала, что так бывает.

— Жалела?

— Ни секунды. Боялась — да. Радовалась — да. Но не жалела.

— Спасибо тебе. За твоё терпение и мудрость.

Лежим так ещё какое-то время.

— Давай пока оставим всё, как есть.

— Ладно.

— Мне нужно привыкнуть.

— Хорошо.

— Меня зовут Антон.

— Ла… — и тут же осекается.

— Ты вообще слушаешь?

— Конечно. Просто на всё согласен, — смеётся Марк. — Я уже думал снова аварию создать.

— Дурак, — шлёпаю по нему рукой, садясь на кровати. — Мне нервничать нельзя. Я и тогда чуть с ума не сошла.

— Не буду, — тянет обратно.

— Вставать надо.

— Кому?

— Нам, — смеюсь я.

— Мне не надо. Мне и так хорошо.

Мне, в целом, тоже. Но всё же пора. Ближайший месяц мы с Марком так и живём. Он иногда приезжает ко мне переночевать, болтаем, гуляем. Как в самом начале.

— Да, Леош? — спрашиваю, параллельно копаясь в бумагах.

— Привет. Как ты там?

— Всё прекрасно. Наконец-то наступила осень, жара спала.

— Да, мы, кстати, вылетаем в Россию. Сможешь встретить?

— ЧТО? ТЫ СЕРЬЁЗНО? Ты почему заранне не сказал?

— Хы, — смеётся Алаев.

— Придурок. Встречу, конечно. Вы же у меня остановитесь?

— Хотели в отеле.

— Леон, — обиженно соплю я.

— Ладно, у тебя.

— Отлично, — я уже иду на выход, когда сталкиваюсь с каким-то мужчиной и маленькой девочкой.

— Ой, простите.

— Нет, вы простите, — улыбается мужчина. Он старше меня, и даже старше Марка, у которого в августе было день рождения и который он провёл со мной. — А мы к вам, наверное. На танцы хотели записаться.

— Простите, у нас, к сожалению, нет мест уже.

— Я в курсе. Но мне сказали, что можно попробовать к вам прийти лично, Даная Сергеевна. Анюта очень хочет к вам в школу. Она ходила, но в другую. Я готов платить любые деньги.

— Да деньги здесь причём. Ладно, — смотрю на часы. — Давайте я посмотрю. Привет, принцесса.

— Здравствуйте, — улыбается искренне девочка семи лет.

Веду их в один из залов. Включаю музыку, выбранную девочкой.

— Давай, Анют.

Девочка двигается очень хорошо. Чувство ритма, музыкальность, артистизм.

— Ну что ж, ты большая молодец! Ладно, я поищу для вас место. У вас, правда, огромный потенциал.

— Спасибо! Спасибо вам огромное! — радуется отец девочки. — Меня, кстати, Антон зовут.

— Очень приятно, простите, я, правда, очень спешу.

Мне не нравится взгляд Антона на мне. Он что, не видит мой живот?

Выезжаю со школы, попутно набирая Марка.

— Привет, моя девочка, — тепло здоровается.

— Привет. У меня плохие новости, — вздыхаю. — Кажется, сегодня придётся всё отменить.

— Почему? — слышу, как Марк резко серьёзнеет.

— Леон, придурок такой, позвонил. Они вылетают. Уже, Марк, понимаешь? Нужно дом приготовить, встретить вечером.

— Так давай я тебе помогу. Еду закажем в ресторане.

— Я поеду в магазин, Эмильке купить подарков.

— Скажи куда поедешь, я подъеду.

— Ты меня опять будешь отвлекать в каждом бутике, предлагая скупить всё мелкой, — смеюсь я.

— Не правда, — смеётся Марк. — Я ещё отвлекаю поцелуями.

— Да, прости, совсем забыла.

— Я напомню, — смеётся Марк.

Сейчас наши отношения более-менее выровнялись, хотя я не спешила соглашаться на предложение или говорить "люблю". Не потому что не любила. И не потому что хотела помучить. Боялась, наверное. Этот несносный Словецкий заставил меня чувствовать за всё время и боль, и разочарование, и радость, и смелость, но, главное, это любовь. Марк не торопил меня ни с ответом, ни с переездом, ни с признаниями. Один раз я спросила почему.

— Потому что я могу любить за двоих, если тебе нужно время. И ждать сколько угодно. А что до замужества, я же знаю, что это нелёгкий для тебя выбор. Ты — свободная птичка, видишь это всё, как клетку, особенно после моих качелей. Только я не собираюсь ни в чём тебя ограничивать.

В чем-то Марк был прав. Именно так я и ощущала брак.

— Ладно, хорошо. Давай я тогда заеду домой, переоденусь, и вместе поедем. Только придётся тебе сегодня без меня ночевать.

— Ох, это самое обидное. Я уже так привык к тому, что ты сваливаешь на меня конечности.

— Эй, ничего я не сваливаю!

Но слышу лишь смех.

— Ладно, малышка, я выезжаю.

Быстро доезжаю до дома, меняя деловой стиль на спортивный. Дома у меня было чисто, так как постоянно убиралась, но редко тут вообще бывала. Мы приезжали с Марком только переночевать.

Волосы стали ещё длиннее и гуще, что тоже было удивительно, ведь все пугали облысением, поэтому часть из них я собираю в непродёванный хвост на затылке. Успеваю спуститься прежде чем Марк поднимется, а иначе мы бы ещё долго целовались в коридоре.

Я видела его желание и чувствовала, но малышка была через чур активной, поэтому мы решили воздержаться от секса. Марк сказал, что вообще боится навредить нам. Я могла бы обидеться, что он просто не хочет меня такую, но мне хватало потемневшего взгляда и возбуждения, так часто упиравшегося в меня.

Запрыгиваю на пассажирское, чмокая Словецкого в щёку.

— Как себя чувствуешь? Как наша непоседа?

— Всё такая же неуёмная.

— Вся в мать.

— Блин. Я — без пяти минут мать, — неверяще качаю головой. — Обалдеть. Какая с меня мать? Я сама ещё ребёнок.

— Лучшая будет, я уверен.

— А ты как? Ощущаешь, что скоро станешь папой? Что она будет плакать, смеяться, разбивать коленки, выходить замуж в песочнице, потом в садике, потом в школе.

— Да, — счастливо улыбается Марк. — И очень жду всего этого. Не думал, что буду радоваться тому, что заразил тебя в январе.

Меня пробивает на смех, а мелкая тарабанит руками и ногами.

— Кажется, она благодарит тебя, — смеюсь и морщусь одновременно.

Марк кладёт руку сверху, и Аришка успокаивается.

— Что у вас уже за связь, я не понимаю? То есть меня можно колошматить, а тебе она всегда рада!

Марк лишь смеётся каждый раз, когда я возмущаюсь. Я уже грозилась, что буду приезжать к нему в офис посреди дня, чтобы он успокоил свою дочь, на что Словецкий сказал, что всегда рад меня видеть и ждёт.

В торговом центре мы быстро закупаемся игрушками и сладостями. Заодно беру подарок Артёмке.

— Может быть, все вместе съездим в дом? Шашлыки пожарим.

— Хорошая идея.

Вика и Ерёмин знали, что у нас было улучшение отношений, и оба радовались за нас. Марк просил у них прощения, и Артём теперь отправляет ему парней для охраны. Сам занимается подбором и инструктажем. А Вика всё также работает над рекламой и репутацией.

Приезжаем в аэропорт как раз вовремя. Эмилька, как замечает меня, сразу бежит обниматься.

— Дана! Пливет.

— Привет, моя хорошая, — подхватываю мелкую.

— Дана, она тяжёлая, поставь! — возмущается Леон.

— Она — пушинка, не гони.

— Не гони! — повторяет Эми, вызывая смех.

Марк протягивает Леону руку, и тот жмёт её, хоть я и боялась чего-то.

Представляем ребят друг другу, и Марк везёт нас ко мне. Эмилия наотрез отказывается сползать с меня, и мы так и едем всю дорогу, обнявшись. Общаемся с ребятами взахлёб, и Марк поддерживает общение.

Дома ребята с удовольствием едят, а Эмилька рассматривает новые игрушки и красивую одежду, которую я купила ей. Марк, кажется, тоже ей понравился. Она строила ему глазки, а мы с ребятами смеялись с того, что она увела моего мужчину. Марк с детьми смотрелся так гармонично, что я уже не боялась с ним рожать.

Марк остаётся ночевать у меня, и я рада, что всё проходит так гладко и спокойно. С утра я отдаю Леону ключи от его машины, рассказывая об аварии.

— Всегда знал, что ты криворукая, — бурчит Алаев.

— Леон, — трескает его Анжела.

— Там просто твоя негативная аура осталась. Придурошная.

Когда не слышит Анжела, я уточняю насчёт его мамы.

— Не планирую с ней видеться. И тем более знакомить с ней Эмильку.

— Поняла. Если что, звони.

— Если что, я помогу, — говорит Марк, до этого не встревавший.

— Спасибо.

Всю дорогу до школы с Марком спорим, стоит ли мне переставать работать.

— Школа моя? Моя! Что хочу, то и делаю.

— Ну ты мне ещё язык покажи, — смеётся Марк.

Я и показываю.

— Хорошего дня, малышка. Люблю вас.

— И тебе хорошего дня.

Марк целует меня сто пятьдесят раз, и я иду внутрь. С огромным удовольствием занимаюсь текущими делами, присутствую на уроках, а вечером натыкаюсь на Антона с цветами.

— Здравствуйте, Даная Сергеевна! Вот, я бы хотел отблагодарить вас за то что нашли место для моей дочери. Она у меня немного замкнутая после смерти матери.

— Да пожалуйста. Девочка очень талантливая.

— Может быть, поужинаем где-нибудь?

— Простите, но мой мужчина будет против, — улыбаюсь я.

— А, да? — расстроенно произносит мужчина. — Я слышал, что вы разошлись.

— Не стоит верить слухам, — улыбаюсь. — Спасибо за цветы, до свидания.

На шашлыки мы всё же выбираемся. Хорошо проводим время, а Эмилька очень нравится Артёму. Мы даже поженить их успели.

— Вообще-то Эмилие нравится мой Марк, — смеюсь я, заметив, как сияет мужчина на слове "мой".

Леон сообщает, что они дождутся, пока я рожу, чтобы потом вместе покрестить детей. Предлагаю пока провести пару занятий в моей школе. С детьми он ладит явно лучше, чем со взрослыми.

Зову Марка с собой на УЗИ, и он светится пуще прежнего. Врач сообщает, что всё хорошо, малышка не очень крупная. Когда Марк впервые слышит сердцебиение, я вижу, как он меняется в лице. Смотрит на экранчик, целуя мою руку, а самого распирает от всевозможных эмоций. Я же просто счастливо улыбаюсь, что всё хорошо.

Единственное, что омрачает моё настроение — это Антон, который, кажется, не особо понял меня. Уже в середине сентября, когда мне ходить оставалось меньше месяца, он продолжал ходить.

— Даночка, простите, я просто каждый день хочу вас увидеть.

— Антон, я беременна и у меня есть мужчина!

— Для меня это не проблема, — кажется, он совсем поехал кукухой. — Нормальный мужик бы не позволил работать своей беременной женщине и давно сделал своей!

— Вас это не касается.

Я вижу подъезжающую машину Марка, который следует к нам с максимально невозмутимым видом, но я вижу молнии в глазах.

— Привет, любимая, — чмокает в щёку.

— Привет.

— Здравствуйте. Марк Алексеевич, владелец школы.

— Здравствуйте. У меня дочь сюда ходит. Вот, благодарил Данаю Сергеевну за то что нашла место для нас, — сразу тушуется мужчина.

— Понятно, что ж, удачного вам обучения!

И забирает меня. Ведёт за правую руку, на которой нащупывает кольцо на безымянном пальце. Я уже собираюсь сесть, как Марк тормозит меня и целует так, что у меня подкашиваются ноги. Собственник. Специально ведь на глазах.

— Подкатывает?

— Да, — выпучив глаза возмущённо шепчу. — Он что, пузо моё не видит? Я ему уже сто раз сказала, что у меня есть с кем ходить в рестораны!

— Думаю, он всё понял. Хочешь, я ему ещё пропишу?

— Нет, — бурчу, садясь в машину.

— Ты поэтому всю неделю такая задумчивая и хмурая?

— Было такое.

— Почему не сказала?

— Не знаю.

— Ты боялась, что я буду злиться?

— Да.

— Я не злюсь. Я просто знаю, что не отдам тебя один хрен. И ты не уйдёшь никуда.

Молчу. Нечего мне сказать. Так и было.

— Поехали к тебе, Словецкий.

Марк ничего не говорит, просто поворачивая машину в нужном направлении. Хочу застонать, когда понимаю, что идти на седьмой этаж, но сдерживаю себя.

Погода сегодня отвратительная. Дождь, пасмурно и грустно, и это влияет на моё настроение.

Марк открывает мне дверь, вытаскивая из машины.

— Марк, поставь, я тяжёлая.

— Ты лёгкая, не наговаривай.

Да, в общем я набрала не так много, но всё же для меня это было достаточно, чтобы начать считать себя слоном. Марк тащит меня до самой квартиры, а когда начинаю возмущаться, останавливается и целует.

В квартире снова целует, прижимая к двери.

— У меня уже губы болят, Марк Алексеевич, — шепчу я.

— Люблю тебя, — целует в лоб.

— И я тебя люблю. Я согласна, Марк.

Словецкий каменеет на пару секунд, а потом подхватывает меня и тащит на диван. Осторожно приземляет, чмокая везде, где придётся.

— Дождался, — лыбится он, а потом утыкается носом в живот. — Аришка, я дождался.

— Вот дурак, — смеюсь, гладя мужчину по голове. — Давай распишемся до родов?

— Дан, хоть завтра.

— Хочу красивую фотосессию. Давай сделаем? И заголовки "Один из самых богатых бизнесменов Марк Словецкий скоро станет отцом". Как тебе?

— Давай, — практически мурчит на ухо.

— Правда?

— Да, почему нет? Только после росписи. Чтобы с кольцами обручальными.

— Да. Полностью согласна. Тебе сама свадьба очень нужна? Я не очень хочу рестораны, конкурсы и всё прочее.

— Нет. Как ты захочешь, так и сделаем. Можем просто собрать родителей, Ерёминых, Алаевых и Макса с Ликой.

— Идеально. Ты тогда узнай, когда мы можем расписаться. Я всё-таки куплю платье съезжу.

— Хорошо, малышка. Люблю тебя, жизнь моя.

— Люблю. Только я что-то спать захотела.

Марк сразу же берёт меня на руки и тащит на второй этаж. Ложится вместе со мной на кровать, утыкаясь носом в волосы, а руку кладёт на живот.

— Мои любимые девочки, — слышу я его шёпот в районе затылка.

Марк предлагает мне на выбор несколько дат, и я выбираю через неделю, чтобы успеть выбрать какое-то платье и найти ресторан. Ребята радуются за нас, улыбаясь, как дураки.

Живот у меня не был огромным, но всё же выделялся, поэтому платье я нашла относительно легко, и оно полностью его скрыло. Макияж и причёску решила сделать себе, как в тот день, когда он меня заметил сама, а вот туфли на каблуке себе купила. Настоящая невеста.

Вика плакала, радуясь за меня, пока собирала, ведь ехали мы со Словецким в ЗАГС из разных квартир. А я улыбалась. За день до свадьбы мы с Марком съездили на кладбище к родителям, и я чувствовала, что поступаю правильно, а значит не стоит рыдать.

Его родители были на восьмом небе от счастья. Постоянно ездили к нам на ужины с кучей подарков для столь долгожданной внучки. Марк боялся, что я устану, но я была счастлива, что у дочери будет такая любящая большая семья. Иногда я плакала в одиночестве, потому что мне было так жаль, что она узнает какими прекрасными были только их моих рассказов, но я знала точно, что где-то наверху они безумно рады за меня.

Белое платье, шикарные локоны, нежный макияж с блёстками и стрелками.

Словецкий уже ждёт у ЗАГСа. Такой красивый и такой мой. Я вижу, что он оценил и макияж, и платье, и меня.

— Какая ты красивая, как мне повезло.

— Боялся, что я не приеду?

— От тебя можно ждать чего угодно, — смеётся Марк.

Всё проходит так хорошо, что я в восторге. Без лишней мишуры и завистливых людей.

В ресторане танцуем первый танец, и Марк ведёт меня в танце, как будет вести и по жизни.

Его родственники плачут, Воронова тоже через раз пускает слёзы, а Лика с Анжелой радостные.

Букет невесты, к моему удивлению, ловит не Вика, а Лика. Воронова потом сообщает мне, что просила Артёма не торопиться. Женой она уже была, и ей не понравилось, и Ерёмин дал ей эту мнимую свободу. Зато Макс хитро улыбается.

В квартиру Марк снова заносит меня на руках.

— Ты задолжала мне брачную ночь.

— Я спешу напомнить вам, господин Словецкий, что я дала вам после двух свиданий. Можем считать, что это была именно она.

— Нет, лиса, это не была она.

— Ладно, так и быть, как только разрешат, я вся твоя.

— Ты теперь вообще вся моя всегда.

На фотосессию надеваю шикарное обтягивающее платье чёрного цвета. Длиной оно в пол, но на плечах спущено, делая декольте глубже. Марк надел чёрный костюм и белую рубашку.

На фотосессии мы успели и подурачиться, и сделать красоту. Меня всегда грел тот факт, что таким Словецкого знаю лишь я. В новости мы всё же попали именно с тем заголовком, о котором сказала я. Когда я увидела, то сразу приехала к Словецкому в офис. Марк, как видит меня, сразу подпрыгивает.

— Что-то случилось?

— Да. Соскучилась по мужу, — мне так нравилось называть его именно так.

— Как себя чувствуешь? — лыбится Словецкий.

— Лучше всех, — смеюсь я. Если честно, я подустала, ведь рожать мне было уже со дня на день. Даже сумка была готовая.

— Устала? Потерпи, малышка. Уже скоро.

— Терплю. Дочь твою. Варваршу!

Вещи мы перевезли к Марку в дом, а в моей квартире пока остались жить Леон с семьёй. Алаев согласился поработать преподавателем в моей школе, а Лика вернулась к обязанностям директора.

А в один из октябрьских вечеров, пока Марка ещё был на работе, а я страдала от скуки, вдруг поняла, что по ногам что-то бежит. Сохраняя спокойствие, я быстро навожу порядок, звоня в больницу своему доктору, которая говорит, чтобы я собиралась и ехала, а затем и Марку.

— Да, любимая? Как у вас дела?

— Всё хорошо, — рыскаю я в поисках новенького спортивного костюма. — У тебя как дела?

— Хорошо, скоро домой буду выезжать. Ты что-то хотела? Или тебе просто скучно? — последнюю неделю я сидела дома, и когда не готовилась к появлению малышки, скучала, доставая Словецкого.

— Я ничего не хотела, — наконец нахожу свой костюм. — А вот твоя дочь, кажется, захотела познакомиться с нами. Короче, меня надо везти в роддом. Ну или я сама могу.

— Дана, — вопит Словецкий. — Ты чего сразу не сказала? Я буду через двадцать минут. Ты как?

— Прекрасно Дана. Собирается ехать мучиться несколько часов к ряду. Будь осторожен, пожалуйста. Спешить некуда, это не так быстро всё происходит, как в фильмах показывают.

— Хорошо. Звони, если что, но я скоро буду.

Паникёр. Надо было родить спокойненько, и всё. Готовлю сумку, проверяю всё ли положила, а потом завариваю себе чай, выискивая в холодильнике торт. А что? Когда я ещё смогу?

Словецкий влетает в квартиру как раз в тот момент, когда я жую наивкуснейший в моей жизни малиновый торт, запивая травяным чаем.

— Ты как?

— Ща чай допью и поедем.

— Дана!

— Что Дана? Не тебе сейчас несколько часов выталкивать из себя варвара! Я должна быть сытая. Да и схватки пока слабые, нормуль, Марк Алексеевич. Тебе, может, тоже чаю? Ты какой-то взвинченный.

— У меня просто жена рожает! Чего уж там волноваться!

— Главное, что не ты!

Я спокойно дожёвываю кусок, показывая какие сумки необходимо взять. До роддома по пробкам едем около сорока минут, и Марк весь на изжоге. Я чувствую, как схватки становятся чуть чаще и сильнее.

— Малышка, скоро приедем, слышишь?

— Всё хорошо, — улыбаюсь, прикрывая глаза.

— Сильно больно?

— Нет.

В роддом Марк норовит меня тащить, но я иду сама. Меня уже встречает доктор.

— Дан, может, я с тобой?

— Нет, Словецкий, мы это уже обсуждали! Дай родить спокойно.

— Я люблю тебя.

— И я тебя.

Меня увозят, проводят осмотр, что-то делают, а я чувствую, как схватки становятся ещё сильнее, но терпимо.

— Давай, как я учила, дышим, — говорит доктор.

Да, я пару раз ходила на курсы.

Я надеялась родить по-быстрому, но к полуночи у меня ничего не получается. Я прилично измотана, а Словецкий весь на нервах за дверью, наяривает мне на телефон.

— Давай, давай, девочка, ещё чуть-чуть, уже немного осталось.

Из уголков глаз текут слёзы от боли, но я упрямо не кричу.

— Решила родиться в красивую дату. Вся в мать, — сквозь боль шиплю.

Прилагаю последние усилия и слышу плач. Выдыхаю и выдыхаюсь.

— Какая малышка, ты посмотри! — показывает мне плачущую дочь врач. И совсем она не варвар, а такая малышка.

Я плачу и смеюсь. Она такая красивая и такая крошечная.

— Рост 52 сантиметра, вес 2,800. Время 01:41. 14 октября.

— Всё по красоте решила сделать, моя хорошая, — смеюсь, понимая, что время и дата одинаковые, зеркальные и красивые.

После всех манипуляций меня переводят в палату. Я рассматриваю Аришку, понимая, что она — копия я. Ко мне пускают Марка. Он очень взволнован, и это так мило.

— Ты как?

— Лучше всех, — смеюсь я тихо. — Просто кто-то решил дожать до красивой даты и времени.

Словецкий аккуратно присаживается рядом, заглядывая.

— Она так похожа на тебя, — тихо шепчет, не отрывая глаз.

— Ты только не обижайся. Я потом тебе ещё сына рожу, он на тебя будет похож.

— Правда? Ещё родишь?

Киваю.

— Я счастлив, Дана. Абсолютно счастлив. Спасибо тебе, — тянется и целует в лоб, а я начинаю плакать от счастья и усталости, возможно, из-за гормонов. Марк тянется и целует в лоб мелкую, которая морщится и открывает глаза.

Я вручаю ему дочь, а сама утыкаюсь в его плечо, держась за его сильную руку.

— Устала? — гладит по волосам, чмокая в макушку.

— Угу. Есть немного. Ни о чём не жалею, — пускаю пару слёзок.

— Ну ты чего, малышка? Всё хорошо. Посмотри, какая она чудесная!

— Вижу, — теперь смеюсь. Кажется, гормоны ещё долго будут играть. — Это от счастья.

— Я люблю тебя, Дана.

— А как я тебя люблю, Словецкий.