Тайфун. Записки из Китая

VII. «Тайфун» в «тайфуне»

Первые дни января 1967 года. С того момента, как был брошен лозунг «Огонь по штабам», прошло почти полгода. «Артиллерийская» подготовка проведена, штабы разгромлены. Теперь необходимо захватить плацдармы для взятия власти. Потому что, скажет Чэнь Бо-да в речи перед представителями промышленных и рудодобывающих предприятий, «уже с самого начала великая пролетарская культурная революция фактически являлась борьбой за власть… В течение полугода великая пролетарская культурная революция провела идеологическую подготовку масс к захвату власти. Борьба за взятие власти нарастала в процессе ее развития…».

В той же речи тот же самый вездесущий Чэнь, руководитель «группы по делам культурной революции», заявил, что «под руководством председателя Мао… мы непременно успешно проведем борьбу за власть», что это — «большое событие мирового масштаба», что «китайская революция — это продолжение Октябрьской революции», но «опыт Октябрьской революции не является всеобъемлющим» и даже «во многих отношениях он не очень полон…». Эта речь с примечанием о том, что «она не проверена оратором и предназначена только для внутреннего пользования», была опубликована 18 января в газете хунвэйбинов «Дунфанхун» — органе Главного штаба хунвэйбинов средних и высших учебных заведений Пекина. А ровно за две недели до этого «Революционный рабочий штаб бунтарей Шанхая» — организация хунвэйбинов и цзаофаней, — поддержанный шанхайским штабом «культурной революции», захватил редакции двух шанхайских газет — «Цзефан жибао» и «Вэньхуэй бао». Именно с этого момента «Вэньхуэй бао» станут называть «ястребом культурной революции», потому что именно она выступит с призывом к борьбе против Шанхайского комитета КПК, против городского Комитета народных представителей. В унисон с ним прозвучат призывы организованного «Революционным рабочим штабом бунтарей» митинга: «Не признавать Комитет народных представителей», «Бомбардировать Шанхайский комитет партии, заставить его, первого секретаря Чэнь Пи-сяня, выступить перед массами с самокритикой».

Эти события, которыми начался неспокойный 1967 год, войдут в историю «культурной революции», «большого тайфуна», как «новая революция», «революция в революции», «тайфун» в «тайфуне». Некоторые назовут ее январской, другие — шанхайской. Чэнь Бо-да даст такую оценку этим событиям: «Таким образом, борьба за власть вышла за пределы учебных заведений и распространилась на промышленные предприятия, на железнодорожный транспорт и пр. На ряде предприятий захват власти идет хорошо…»

«Захват власти идет хорошо!»

…Но о каком «захвате власти» идет речь? Ведь «тайфун» свирепствует уже полгода, комитеты партии разгромлены, местные органы власти — Комитеты народных представителей существуют лишь формально. Но и это не давало покоя хунвэйбинам, цзаофаням и их вдохновителям в центре, в Пекине. Необходимо «захватить» их и, если удастся, создать вместо них новые органы власти, верные Мао Цзэ-дуну и его штабу, верные «группе по делам культурной революции».

Сейчас я перелистываю материалы о тех полных напряжения и тревоги днях, вспоминаю рассказы коллег-очевидцев. В январе, после захвата газет «Вэньхуэй бао» и «Цзефан жибао», постепенно устанавливается полный контроль над политической, экономической и культурной жизнью в городе, а в ночь на 4 февраля на улицах Шанхая запестрели плакаты: «Приветствуем рождение Шанхайской коммуны». Официально ее «рождение» провозглашено на следующий день — 5 февраля. Но до 5 февраля нужно было пережить муки, как при любых ненормальных родах, и дацзыбао коммуны «Дунфанхун» описывает их с завидной педантичностью. В «огне» «январской революции» родился «подготовительный комитет» Шанхайской коммуны, который возглавили Чжан Чунь-цяо и Яо Вэнь-юань. Чжан являлся заместителем председателя «группы по делам культурной революции при ЦК», Яо — членом этой группы. Чтобы привлечь в подготовительный комитет как можно больше «революционных» организаций, Чжан и Яо используют драконовские меры. Подготовка продолжалась в течение трех недель.

Трудности создавали не только открытые противники, и прежде всего «Генеральный штаб хунвэйбинов шанхайской армии» — организация, выступавшая против допуска хунвэйбинов на промышленные предприятия, но и сами «революционные организации», между которыми и внутри которых шла все возраставшая борьба. В ноябре один из членов Шанхайского ревкома заявит, что в Шанхае действовало семьсот «революционных организаций». Но когда в час ночи с 4 на 5 февраля «подготовительный комитет» собрался на совещание, в него вошли только тридцать восемь организаций. Сколько времени продолжалось это «совещание» — неизвестно. Только на следующий день, в два часа пополудни, было объявлено о создании Шанхайской коммуны. В тот же день «коммуна» опубликовала «манифест», возвестив о том, что в дельте Янцзы родилась «новая организация», что члены «коммуны» избраны на основе принципов Парижской коммуны, деятельность городского комитета КПК и Комитета народных представителей прекращается, а все распоряжения и директивы, изданные ими после 16 мая 1966 года, считаются недействительными. Манифест призвал также органы общественной безопасности включиться в борьбу с «противниками культурной революции». Кто знает, возможно, создатели Шанхайской коммуны хотели возвестить миру, что Китай «эпохи Мао Цзэ-дуна» является единственным продолжателем революционных традиций коммуны 1871 года. Может быть. Но этим замыслам не суждено было осуществиться. Коммуна просуществовала недолго — всего лишь двадцать дней. Но вот что странно. Коммуна создана, создана при непосредственном участии Чжан Чунь-цяо и Яо Вэнь-юаня, а в Пекине ее не признают. Не признает ее и сам «великий кормчий».

Почему?

Этот вопрос долго обсуждался дипломатами и политическими наблюдателями.

«Китайские руководители достаточно прагматичны, чтобы восторгаться идеалистическими идеями Парижской коммуны», — уверял меня в те дни пакистанский дипломат. Другой дипломат — европеец, долгие годы учившийся и живший во Франции, заявил еще категоричнее:

«Дух Парижской коммуны слишком свободен и демократичен, чтобы служить примером и образцом для диктатуры…»

Не могу сейчас вспомнить, кто именно, но кто-то из дипломатов привел в связи с этим высказывание Чжоу Энь-лая. Тогда я не записал его дословно, не обращался к нему и позднее, но смысл его таков: создание коммуны преждевременно. Создать коммуну по примеру и образцу Парижской коммуны — это означало бы предоставить 95 процентам населения — трудящимся, солдатам и студентам — право избирать и быть избранными, а условия «для этого еще не созрели».

Возможно, уже в то время у Мао Цзэ-дуна зародилась концепция «союза трех сил» — армии, «революционных» масс, части партийных кадров. Ведь еще 31 января теоретический орган ЦК «Хунци» опубликовал директиву, в которой разъяснялось, что «захват власти» не означает «снятия с постов и реорганизации сверху донизу», что не следует «выступать против всего, все отвергать, все громить…». «Когда к нам присоединятся известные революционные кадры, чтобы вырвать власть из рук небольшой группы людей, идущих по капиталистическому пути, мы должны поддержать массовые революционные организации…» Итак, директива дана, концепция ревкомов, концепция «союза трех», и особенно «третьей» силы в «союзе трех» — о кадрах, разъяснена.

Начинается движение за организацию временных органов власти — революционных комитетов, ревкомов. Оно начнется в конце января, а в начале, в первые дни месяца, «Революционный рабочий штаб бунтарей Шанхая» обратится к населению города с тревожным воззванием, которое по личному указанию Мао Цзэ-дуна опубликовано в «Вэньхуэй бао»… Он призывал трудящихся приступить к работе, вдохнуть жизнь в замершие заводы и другие промышленные предприятия, электростанции и железнодорожный транспорт, а также отказаться от нараставшей борьбы за свои интересы и права, потому что это — «экономизм», а «экономизм» — это «контратака» буржуазии, «политический опиум», «буржуазный снаряд в сахарной оболочке». Через несколько дней со страниц «Вэньхуэй бао» это воззвание прозвучит вновь. Его подхватит родившаяся Шанхайская коммуна, которая издаст серию указаний и распоряжений: о возвращении бастующих рабочих на предприятия, об экономии угля, против «революционных» поездок для «обмена опытом». И снова парадокс: призывы о соблюдении порядка и дисциплины исходят от «Революционного рабочего штаба» хунвэйбинов и цзаофаней, то есть от тех, кто создал беспорядки и хаос. «Революционный штаб» не только призывает, но и действует. Одна из его первых «революционных» мер — разгон «Генерального штаба хунвэйбинов шанхайской армии», организации рабочих. Эти действия приведут к первым столкновениям между защитниками коммуны — всевозможными «революционными организациями» и ее противниками. На улицах Шанхая запестрят лозунги и предупреждения: «Разобьем собачью голову каждому, кто выступит против Шанхайской коммуны». Однако эти предупреждения не испугают ее противников. Они усилят борьбу и критику, и на двадцатый день со дня создания коммуны в городе появятся новые плакаты: «Поздравляем городской революционный комитет». На таком же массовом митинге, как и в тот день, когда было провозглашено ее создание, объявлено о «смерти» коммуны и возникновении нового Шанхайского революционного комитета. Это был первый ревком, первый орган власти, созданный в Китае в процессе «культурной революции» самими организаторами «революции»…

И в это время огромные толпы хунвэйбинов будут тащить по шанхайским улицам в нахлобученных больших «колпаках позора» измученных бессонницей недавних партийных и административных руководителей города на очередной «митинг самокритики».

А напряжение будет нарастать. В этой накаленной атмосфере иногда промелькнут короткие сообщения о столкновениях на отдельных заводах и предприятиях…

События в Шанхае получили благословение Пекина. В своей поздравительной телеграмме от 11 января руководители «культурной революции» не только приветствовали, но и рекомендовали распространить «опыт» шанхайских цзаофаней по всей стране и открыть фронт борьбы против «экономизма». На том этапе этот «фронт» станет чуть ли не главным… В тот же день появились еще два документа, направленные против «экономизма». Неделей позже в «важной речи» по вопросу о «захвате власти» против «экономизма» выпустит снаряд Чэнь Бо-да, а затем появится целая серия инструкций и распоряжений, которые, в свою очередь, вызовут поток статей.

В конце декабря газета «Хэйлунцзян жибао» назовет материальный стимул «политическим опиумом», поскольку он усиливает «частнособственнические замашки», мешает «популяризации передового опыта», нарушает «единство между рабочими и служащими», влияет на «качество», ведет к «ограблению государства», «разрушает семью»…

Немного позднее газета «Хунань жибао» «заклеймит» «десять больших зол» материального стимула, среди которых отметит недооценку «политической стороны» этого вопроса. Пекинская газета «Бэйцзин жибао» в передовой статье призовет «окончательно ликвидировать контрреволюционный экономизм», обвинит «руководящие кадры и руководителей революционных массовых организаций» в том, что они не борются против «плохого ветра контрреволюционного экономизма», «не убеждают и не воспитывают ту часть масс, которая требует увеличения заработной платы…».

Во исполнение директив, содержавшихся в «приветственной телеграмме», началось «распространение опыта» шанхайских цзаофаней. Пламя «январской революции» постепенно охватывает всю страну, повсюду начинается «борьба за захват власти». Левые группировки в различных «революционных организациях» ведут не только «борьбу за власть», но и борьбу между собой. Останавливаются фабрики и шахты, нарушается нормальный ритм работы торговых и финансовых учреждений, прекращаются занятия в учебных заведениях. В дацзыбао, расклеенных на улицах Пекина, сообщается о волне стачек и «восстаний». Первые дни «январской революции» отмечены беспорядками и анархией. В это время в Пекине состоялось заседание Военного совета ЦК КПК, на котором Мао Цзэ-дун говорил: «…В условиях исключительного обострения борьбы между двумя классами армия не может не вмешаться, армия должна вмешаться и поддержать левые группировки». Пройдет еще несколько месяцев, и Чжоу Энь-лай признает: «Большинство товарищей, которые отвечают за провинции, города, районы и играют там руководящую роль, являются военными…»

Военные…

Военные выступили, но на политической арене борьба продолжалась. Продолжалась и борьба за захват власти, за создание новых органов власти — ревкомов. Первый провинциальный революционный комитет был создан в северной провинции Хэйлунцзян. В столице провинции — Харбине «революционные организации» захватили редакции двух провинциальных газет, радиостанцию, управление органов общественной безопасности… Это произошло 12 января при участии первого секретаря провинциального комитета КПК. Через восемнадцать дней представители «революционных» кадров, армии и «революционных» масс приняли совместную декларацию, и в последний день января было объявлено о создании провинциального ревкома. Но Мао Цзэ-дун отдает предпочтение не первому Хэйлунцзянскому ревкому, а второму — в провинции Шаньси.

Почему? Потому что именно в Шаньси Мао Цзэ-дун увидел практическое воплощение своей идеи о «союзе трех сил» — «революционных масс», части партийных кадров, армии. В одной из дацзыбао будет обнародован «совет», данный Мао Цзэ-дуном Чжан Чунь-цяо и Яо Вэнь-юаню: «Шанхайская коммуна должна взять пример с Шаньси, где объединились 53 процента революционных масс, 27 процентов военных и 20 процентов кадров…» После Хэйлунцзяна и Шаньси и по их образцу и примеру создаются ревкомы в провинциях Гуйчжоу и Шаньдун. И везде инициатива принадлежала армии, которая действовала с молчаливого согласия партийного и административного аппаратов или в тесном сотрудничестве с ними. Поле деятельности «революционных организаций» в некоторой степени было ограничено. Но лишь «в некоторой степени» и только в некоторых провинциях, поскольку подобное развитие событий встречало яростное противодействие хунвэйбинов и цзаофаней и сильное сопротивление партийных комитетов.

В начале июля 1968 года мне пришлось по пути в Гонконг провести около двадцати часов в Кантоне. Там на балконах, террасах, крышах учреждений и домов еще сохранились сложенные наспех из камней и кирпичей баррикады. Бои между «революционными организациями» продолжались в течение нескольких недель… А начались эти события, как и в Шанхае, в январе 1967 года. Во время томительного ожидания единственного поезда, шедшего в Гонконг один раз в сутки, в огромной и какой-то неуютной из-за пустоты гостинице в Кантоне я услышал от дипломата-очевидца рассказ о том, как развертывались события в этом южном городе. Начались они в ночь с 21 на 22 января, когда в плохо освещенных аудиториях университета имени Сунь Ят-сена были созданы первые ревкомы Кантона и провинции Гуандун. Члены нового ревкома во главе возбужденной, разъяренной толпы молодежи направились к дому первого секретаря городского комитета КПК. Его заставили выйти и «публично» передать власть. «Новая власть» провозглашена «во имя и в духе указаний председателя Мао». И в городе начинаются шумные демонстрации. Но не пройдет и двух недель, как по новому ревкому откроется «огонь». Деятельность ревкома парализована. Из южных районов и провинций как мутные потоки после проливных тропических дождей в Кантон стекались десятки, сотни, тысячи людей. Они участвовали в демонстрациях, наводнили город плакатами и дацзыбао, провозглашали лозунги. За кого? Против кого? И почему? Вряд ли кто-нибудь знал это…

А «указание» Мао Цзэ-дуна о вмешательстве армии уже поступило и в Кантон, где в соответствии с ним комитет военного контроля берет власть в свои руки. Ревком постепенно начинает терять свои позиции. Некоторые «революционные организации», наиболее непримиримые, фанатичные, были распущены, их руководители арестованы, некоторые из арестованных осуждены, некоторые из осужденных приговорены к смертной казни. Ряд «революционных», «бунтарских» организаций не примирился с военным контролем, наиболее «бунтарская» из них — группа хунвэйбинов из Промышленного института опубликовала «Обращение», в котором потребовала от членов военного комитета выступить с самокритикой перед революционными массами, снять военный контроль над редакцией «Кантонский вестник», предоставив ей право помещать критические статьи и материалы, написанные членами «революционных организаций».

Комитет отверг эти требования и вновь напомнил: «Революционные массы должны поддерживать армию и подчиняться комитету военного контроля… Если у революционных масс возникнут какие-либо вопросы или замечания, они вправе высказывать их комитету». Текст этого «напоминания» был расклеен на всех улицах Кантона 20 апреля, а через два дня, поскольку положение становилось все более напряженным, демонстрации «революционных организаций» — все более шумными, агрессивность хунвэйбинов все возрастала, в город прибыл Чжоу Энь-лай. Чжоу прибыл в сопровождении командующего Кантонским военным округом Хуан Юн-шэна и в тот же день выступил на митинге перед хунвэйбинами.

Через четыре дня он выступил вновь, на этот раз в здании штаба военного округа, перед представителями организаций хунвэйбинов и цзаофаней. Чжоу затронул многие вопросы, но прежде всего он выступил в защиту армии и установленного ею контроля. Но именно это и не устраивало хунвэйбинов и цзаофаней. Они были недовольны, и их недовольство вылилось в новые демонстрации протеста. На этот раз они были направлены против Чжоу Энь-лая. Чжоу прибыл в Кантон, чтобы примирить враждовавшие между собой «революционные организации», вернуть доверие к военным и военному контролю, снять напряжение, однако он уехал, а «напряжение» осталось…

Хунвэйбины продолжали требовать восстановления своих разогнанных организаций, настаивать на выступлении членов комитета военного контроля с «самокритикой» перед «революционными массами»… Обстановка накалялась. В августе вспыхнула открытая борьба между различными «революционными организациями». Вновь воздвигаются баррикады, вспыхивают уличные бои, слышатся выстрелы и пулеметные очереди…

Однако подробности этих драматических событий мы, дипломаты и корреспонденты в Пекине, узнали значительно позже. В конце 1967 года нам стало известно и содержание речей Чжоу Энь-лая в Кантоне, а также его «беседы» с представителями кантонских цзаофаней. Эта беседа состоялась 3 ноября в Комитете народных представителей. В ней приняли участие также член «группы по делам культурной революции» Ци Бэнь-юй и командующий ВВС У Фа-сян. Во время беседы представителей «революционных бунтарей» Кантона информировали о «работе по оказанию поддержки левым силам», проделанной комитетом военного контроля, а также о том, что командование Кантонского военного округа выступило с «самокритикой» в ЦК и командующий военным округом Хуан Юн-шэн и руководитель комитета военного контроля Чэнь Да взяты «под защиту» Пекина. Ци Бэнь-юй сказал на этой встрече: «Еще со времени Цзинганшаня товарищ Хуан Юн-шэн следует за председателем Мао и заместителем председателя Линем. В этом отношении он один из немногих людей в нашей стране. Создание престижа товарищу Хуан Юн-шэню — это вопрос, который касается не только его лично, он связан с пониманием всего положения». Говоря о руководителе комитета военного контроля, Чжоу подчеркнул: «ЦК считает, что Чэнь Да является хорошим человеком». У Фа-сян добавил: «Товарищ Чэнь Да — это истинный коммунист, культурный, молодой, отличающийся хорошим здоровьем человек, и его работа всегда приносит хорошие результаты».

Но важнее другое: беседа частично пролила свет на августовские события в Кантоне. В ходе беседы Чжоу сказал: «Они убили так много людей, они очень дикие. Разве поступили бы так братья по классу?» Не ясно только, кто это «они» и почему «убито так много людей». Сейчас вновь, просматривая текст этой беседы, перечитываю имена: Хуан Юн-шэн, У Фа-сян и Ци Бэнь-юй… Первый вскоре стал начальником Генерального штаба НОАК, второй — командующим ВВС. Обоих мы не раз видели во время встреч зарубежных делегаций и на приемах. Уже после моего отъезда из Пекина зарубежные информационные агентства сообщили, что «культурная революция» «поглотила» и первого, и второго. Хуан Юн-шэн и У Фа-сян исчезли с политического горизонта Китая вместе с «самым, самым близким соратником» председателя. А несколько раньше исчез и третий — Ци Бэнь-юй.

Мучительным был и процесс создания ревкома в Пекине — «маяке революционных народов мира». Сообщение о его создании появилось в конце апреля, но еще в первые дни января отдельные организации хунвэйбинов и бунтарей начали борьбу за власть в учреждениях, институтах, на предприятиях… И в Пекине она проходила стихийно, без предварительного плана и координации действий и сопровождалась анархией и хаосом, «битвами с применением силы»… Только 1 февраля была создана «подготовительная группа». Ее руководителем был назначен заместитель премьера, министр общественной безопасности Се Фу-чжи. Через две недели группа была реорганизована, ее состав расширен. В него включили второго секретаря Пекинского комитета КПК У Дэ. Но «междоусобная» борьба между «революционными организациями» продолжалась, а «подготовительная группа» продолжала прилагать усилия к устранению разногласий и примирению непримиримых. Лишь 20 апреля на очередном митинге было объявлено о создании Пекинского ревкома. Один из очевидцев так описывает это событие: «…Это был акт, завершивший разгром партийной организации и Комитета народных представителей — конституционного органа власти. С наступлением темноты площадку перед зданием осветили мощные прожекторы, застрекотали кинокамеры. Я не верил своим глазам, наблюдая за тем, что произошло дальше. Погромщики принесли сорванные вывески Пекинского «городского комитета и Комитета народных представителей. Под ликующие крики хунвэйбинов Се Фу-чжи молотком разбил их… Потом молоток передавали из рук в руки, разбивая осколки вывесок, а через несколько минут к стене здания под портретом Мао Цзэ-дуна была прибита новая вывеска — Пекинский революционный комитет…»

Пекинский революционный комитет стал шестым ревкомом, возникшим в ходе «культурной революции». Процесс создания ревкомов по всей стране затягивался из-за сильного сопротивления партийных комитетов и коммунистов. И все более острых разногласий между «революционными» организациями. Вовлечение армии в политическую жизнь, установление военного контроля, «захват власти» в центральных правительственных учреждениях, министерствах, институтах привели к усилению напряженности во всей стране. Обостряются разногласия в центре, в руководстве. В феврале некоторые члены Политбюро, заместители премьера и министры выступили против эксцессов хунвэйбинов и цзаофаней, призвав к реабилитации партийных кадров и прекращению «культурной революции». Среди них — заместители премьера Тань Чжэнь-линь, Ли Сянь-нань, Чэнь И, министры Гу Му, Юй Цю-ли. Их поддержали многие руководящие кадры на местах. Эти выступления будут названы «февральским противотечением», «февральским встречным ветром», но главное не в том, как их называли, важнее то, что это — противодействие, протест. «…Вы пренебрегаете интересами партии? Не хотите стране добра? — обратился в те дни к хунвэйбинам заместитель премьера маршал Чэнь И. — Я против расклеивания дацзыбао на улицах… Нужно хранить государственную тайну, действовать с учетом интересов партии…» Слова маршала прозвучали в унисон с заявлением Юй Цю-ли: «…Если мне придется столкнуться с какими-либо проблемами, я не обращусь к «группе по делам культурной революции», это люди книжные, у них нет понятия о долге и хозяйстве, но нас поймут люди, которые прошли через горнило борьбы». Но еще резче скажет другой заместитель премьера, член Политбюро Тань Чжэнь-линь: «В культурной революции отсутствует партийное руководство», «неправильно, когда все делают хунвэйбины», «я не согласен с избиением многих старых кадровых работников, с лишением их жизни, исключением из партии…»

Эти люди не только говорили, но по возможности и действовали. В те февральские дни и в первой половине марта появился ряд указаний и распоряжений, которые прямо или косвенно ограничивали деятельность хунвэйбинов и цзаофаней. И в большинстве случаев эти указания и распоряжения исходили не от «группы по делам культурной революции», а от ЦК и Государственного совета.

Мы, иностранные дипломаты и корреспонденты, не видели всех этих «указов и распоряжений», но мы знали, что были даны указания о возвращении хунвэйбинов, уехавших в другие города и районы для «обмена опытом», о запрещении хунвэйбинам и цзаофаням использовать государственные средства, о роспуске так называемых «всекитайских революционных организаций», о возобновлении занятий в школах. И наконец, мы знали об указании Мао Цзэ-дуна от 7 марта: армия должна руководить не только военным, но и политическим обучением учащихся. Мы знали также, что сопротивление в различных районах принимало самые разнообразные формы.

В «февральском противотечении» еще много неясного, но абсолютно бесспорно одно: часть китайских руководителей, в том числе руководителей «культурной революции», «большого тайфуна», поняли, что идти дальше по этому пути опасно…

Против тех, кого относили к «февральскому противотечению», был открыт «огонь». Наиболее сосредоточенному, сильному обстрелу подвергся Тань Чжэнь-линь, и этот обстрел продолжался до конца 1967 года и весь 1968 год… В 1968 году нам, дипломатам и иностранным корреспондентам, стали известны записи двух бесед Чжоу Энь-лая, Цзян Цин, Чэнь Бо-да, Кан Шэна и других руководителей с представителями провинции Чжэцзян 18 марта и с делегацией ревкома и слушателями «Центральных курсов по изучению идей Мао» провинции Цзянсу 21 марта. Оба документа были опубликованы в один и тот же день, 27 марта, первый — в газете хунвэйбинов «Хунвэйбин бао», второй — в «Дунфанхун». В своем блокноте в связи с этим я записал:

«14. IV.68.

Читаю и перечитываю эти речи… Опять «обстрел», опять «атаки» против тех, кого причислили к «февральскому противотечению», против заместителя премьера Таня… А прошло уже больше года. Цзян Цин сказала: «Острие борьбы «февральского противотечения» в прошлом году было направлено против председателя Мао, заместителя председателя Линя и руководимого ими пролетарского штаба. Хочу призвать товарищей к бдительности в отношении появившегося в различных местах ветра реставрации…» Через три дня в другой своей речи она заявила: «Тань Чжэнь-линь — это большой предатель».

Ей подпевает Чжоу: «…«Февральское противотечение» требовало реставрации, восстановления порядка, существовавшего во время управления Лю и Дэна. Эта группка внесла смуту в ЦК, на периферии у нее есть агенты. После полугодовой борьбы они были разбиты в пух и прах…»

Борьба против «февральского противотечения» усиливается, укрепляются позиции «левых», хунвэйбинов и цзаофаней, особенно после отстранения руководителя отдела пропаганды ЦК Тао Чжу… Вместо Тао Чжу назначен Вань Ли, который и в «группе по делам культурной революции» считался «ультралевым». Вместе с Ванем выступают Ци Бэнь-юй, Гуань Фэн, Му Син. И хотя через год Цзян Цин станет самым строгим обвинителем «ультралевых», сейчас она с ними и сердцем и душой. «Ультралевые» укрепляют свои позиции в группе, захватывают руководящие посты в учреждениях массовой информации и пропаганды. Чэнь Бо-да, Вань Ли и Гуань Фэн руководят теоретическим органом ЦК «Хунци», Му Син — «Гуанмин жибао», связанные с ними Чан И-я и Ту Юн-шэн — армейской газетой «Цзефанцзюнь бао» и пекинской «Бэйцзин жибао»… И с этих «захваченных» и «укрепленных» позиций они направляют усиленный огонь не только против тех, кого причисляют к «февральскому противотечению», не только против Тань Чжэнь-линя и других. Под обстрел критики попадают уже и сам премьер Чжоу, и его заместители Ли Сянь-нянь, Ли Фу-чунь, Не Жун-чжэнь… Первые «выстрелы» против Чжоу раздаются из «Объединенного отряда бунтовщиков» при отделении философии и общественных наук Академии наук КНР. Директор отделения У Чуан-ци в феврале созвал собрание, но не для обсуждения проблем в области философии и общественных наук, а для разработки «методов» борьбы против премьера Чжоу и заместителей премьера… Через несколько дней было проведено новое собрание, направленное против Чжоу, на этот раз с участием представителей девяти высших учебных заведений. Именно на этом собрании У Чуан-ци заявит, что «нынешняя борьба — это борьба между новой группой по делам культурной революции и старым правительством», что «Чжоу Энь-лай — шеф правительства, он не может решать, кого надо снимать… С самого начала культурной революции его высказывания отличаются от того, что говорит группа по делам культурной революции, ему предназначена роль тормоза в отношении деятельности группы…».

И далее:

«Премьер и Ли Фу-чунь, Ли Сянь-нянь, Гу Му и Юй Цю-ли — это черная свита, которая, ссылаясь на производство, хочет задавить революцию».

Атаки начались, в них участвуют и другие «революционные организации», и «самая революционная» из них — организация хунвэйбинов «616» при Пекинском институте иностранных языков. Она опубликовала дацзыбао под заголовком «Разоблачим большой заговор». В своем архиве я не нашел этой дацзыбао, но у меня есть газета хунвэйбинов «Вайши хунци», в которой сообщается, что организация «616» является представительницей «контрреволюционного течения, нападающего на премьера Чжоу» и в ее дацзыбао Чжоу назван «господином представителем буржуазного класса», который использует «контрреволюционные средства», поддерживает «расшатанное реакционное господство». Дацзыбао заканчивалась угрозой в адрес Чжоу: «Последствия будут не лучше, чем у ваших предшественников — Лю Шао-ци, Дэн Сяо-пина».

Газета «Вайши хунци» выступила в защиту Чжоу Энь-лая, опубликовав статью под заголовком «Решительно отразим контрреволюционные нападки на премьера Чжоу». В статье указывалось, что «премьер Чжоу — это близкий, боевой товарищ председателя Мао и заместителя председателя Линя», «самый способный помощник заместителя председателя Линя, самый решительный пролетарский революционер…».

И еще: «Выступление против премьера Чжоу — это стрельба по пролетарскому штабу, скрытая контрреволюционность».

…Позиции «ультралевых» укрепляются, усиливается напряжение, стрелка политического барометра делает резкие скачки, указывая на бури и штормы… Из всех краев, автономных районов и провинций Китая поступают тревожные сообщения об острых столкновениях, «битвах с применением силы», вооруженных стычках между армией и «революционными организациями». «Революционная организация» захватила власть в провинции Аньхуэй, с помощью террора стремится сломить сопротивление других «революционных организаций». В защиту «других» выступила воинская часть. Она установила военный контроль. ЦК предупредил армию: не преследовать и не репрессировать «революционные организации», а позднее, когда это предупреждение не было учтено, репрессиям были подвергнуты сами руководители военного округа. В это же время в провинции Цинхай был отстранен от работы командующий военным округом Лю Син-цюань. Его заместитель Чжао Юн-фу открыл «фронт» против «революционной организации» «818» — наиболее экстремистской и непримиримой. Начались вооруженные столкновения, в ходе которых были десятки убитых, много раненых. Вмешался Центр, где позиции уже захватили «ультралевые», «818» реабилитирована. Чжао Юн-фу был снят, власть перешла в руки комитета военного контроля.

Армия решительно действует против «революционных организаций» и во Внутренней Монголии, наиболее экстремистские из них разогнаны, а связанные с ними партийные руководители арестованы. Арестован и второй политкомиссар военного округа. Позднее, в апреле, эти события будут осуждены Центром, военные руководители округа заменены, «революционные организации» восстановлены. Ожесточенные столкновения, переросшие в августе в кровавые схватки, происходят в Кантоне (я уже упоминал о них). Такие же события развертываются и в провинции Сычуань. Сычуань — наиболее населенная провинция Китая. На встрече руководителей ЦК с представителями сычуаньской «подготовительной группы по созданию ревкома» Цзян Цин заявила, что Сычуань с населением в 70 миллионов человек является «государством без правительства», что «Сычуань не должна превращаться в изолированное королевство…» Но эта встреча состоялась в марте 1968 года, а годом раньше дацзыбао и газеты хунвэйбинов сообщали о сражениях между хунвэйбинами и верными Центру воинскими подразделениями, с одной стороны, и местными армейскими частями, связанными с первым секретарем Юго-Западного бюро ЦК и первым политкомиссаром Чэндуского военного округа Ли Цзин-цюанем — с другой.

Мы, дипломаты и политические наблюдатели в Пекине, так и не смогли узнать, как развивались эти «сражения», однако в дацзыбао, которые появились на улицах Пекина в первые дни мая, сообщалось об организованной в Чэнду «демонстрации в поддержку Лю Шао-ци». Против нее выступили «силы, верные председателю Мао», и дело дошло до столкновений. «В результате пострадали 2400 человек, из которых 400 тяжело ранены». Это было в мае, а в июле в Чунцине — другом крупном городе провинции Сычуань — произошли еще более кровавые события. О них мы узнали значительно позднее, в августе или сентябре. В специально посвященной этим событиям статье «Бешеный ветер и дождь бесчинств над Чунцином» указывалось, что «сражения» велись между хунвэйбиновскими организациями «Боевой полк 1 августа», «Боевой полк 15 августа» при Чунцинском университете и «боевым полком Красные скалы» при Чунцинском промышленном училище и «Отрядом 1 сентября» при Чунцинской средней школе № 2. Хунвэйбинов из «боевых полков» 1 и 15 августа в статье называли «бандитами», «убийцами», а это значило, что они остались верны местному партийному и военному руководству. Газета подробно описывала многодневные бои, в которых участвовало несколько тысяч человек. В ночь на 25 июля произошло решающее сражение, во время которого использовались автоматические пистолеты и автоматы, легкие и тяжелые пулеметы, ручные гранаты, огнеметы и другое современное оружие, имелись сотни убитых и раненых. Когда хунвэйбины из промышленного училища и средней школы № 2 были «разгромлены», «бандиты» окружили и атаковали военный завод, разграбили военное снаряжение. Они на бешеной скорости разъезжали на танках по улицам, минировали реки, взяли под контроль господствующие холмы, блокировали пути сообщения, прервали телефонную связь…

И хотя в этом сообщении некоторые факты явно преувеличены, важно другое: выявляется картина внутриполитической жизни Китая в эти напряженные дни и атмосфера. Газета опубликовала обращение «последовательных революционеров» в Чунцине: «Боевые соратники, пролетарские революционеры всей страны, молодые хунвэйбины! Мы обращаемся к вам с призывом о помощи. Чунцин в опасности! Чунцин в опасности! Поднимаются нечистые волны, дует кровавый ветер, Чунцин охвачен белым террором…» А в это время «дело Сычуаня» обсуждается в Пекине и принимается решение: Ли Цзин-цюань снят с постов первого секретаря и политкомиссара. Назначена «подготовительная группа» для создания ревкома. Ее возглавил Чжан Го-хуа, который до этого командовал Тибетским военным округом. Он назначен также первым политкомиссаром Чэндуского военного округа. По поручению ЦК в Сычуань прибыли Се Фу-чжи — заместитель премьера, министр общественной безопасности, председатель Пекинского ревкома, и Вань Ли — член «группы по делам культурной революции», заведующий отделом пропаганды ЦК.

Какова же цель их миссии? Об этом можно только догадываться. Несомненно, она была связана со столкновениями в Сычуане, с подготовительной работой по созданию ревкома. Но там они пробыли недолго, так как грозовые тучи заволокли небо над Уханью, над Уханью разразилась страшная буря.

Я приехал в Пекин в те дни, когда только что отгремели последние раскаты уханьского «грома» и его эхо медленно затихало, но комментарии и разговоры о «драме» в Ухани в дипломатическом корпусе и среди корреспондентов были в самом разгаре. Много писала об этих событиях и хунвэйбиновская печать. Я изложу их по подробной дневниковой записи, опубликованной в конце июля в шанхайской хунвэйбиновской газете «Новый политехнический университет». Разумеется, изложу с большими сокращениями, хотя и с сожалением, поскольку этот «документ» раскрывает «будни» «большого тайфуна». Но и здесь следует сделать оговорку. Как и при описании событий в Сычуане, в дневнике сильно чувствуется пристрастность. Он начинается с введения, в котором подчеркивается, что «горстка людей, стоящих у власти в партии, государственном аппарате, армии и идущих по капиталистическому пути в провинции Ухань, оказывает сильное сопротивление революционной линии председателя Мао», «они всеми силами подавляли организации революционных бунтарей». «Большой предатель Чэнь Цзай-дао — руководитель горстки главарей организации «Миллион бандитов» (презрительное название организации «Дивизия миллионов героев». Далее в дневнике всюду «Миллионы героев» называются «Миллионы бандитов». — Прим. авт.) — начал борьбу с применением силы, борьбу, которая принимает широкий размах».

Эта «группа бандитов в солдатских шлемах и касках, вооруженная топорами и длинными ножами, разъезжая на пожарных машинах, разбрызгивает бензин, ДДТ, бросает гранаты с отравляющим газом, днем и ночью нападает на людей, атакует революционеров…»

В чем обвиняется организация «Дивизия миллионов героев»? «Разъяренные фашистские хулиганы, — говорится во введении, — выступили против директив «Группы по делам культурной революции при ЦК» и Военного совета ЦК о немедленном прекращении вооруженной борьбы…»

Затем следует текст из дневника:

«14 июля… ЦК партии и группа по делам культурной революции направили в Ухань заместителя премьера Се Фу-чжи, товарища Вань Ли и других («другие» — это Юй Ли-цзин, политкомиссар ВВС, и отряд хунвэйбинов из Института аэродинамики. — Прим. авт.), чтобы проверить, как осуществляется культурная революция в провинции Хубэй… Чэнь Цзай-дао, контрреволюционеры и ревизионисты его масштаба… замаскировались и предприняли новые контрреволюционные действия.

15 июля. В этот день революционные организации провели большие демонстрации, во время которых была подвергнута критике «самокритика» Лю Шао-ци… На митинге присутствовали Се Фу-чжи и Вань Ли… Во второй половине дня, когда отряды демонстрантов проходили возле трамвайного депо, члены организации «Миллионы бандитов» неожиданно напали на них… Борьба приняла широкий размах. Около 800 человек окружили политехникум Синьхуа, во время схватки убито 6 человек, 40–50 ранено и несколько сот арестовано. Прибывшие на помощь революционные организации оставили на поле сражения 4 человека убитыми. Узнав об этом, Се Фу-чжи и Вань Ли потребовали от руководителей военного округа навести порядок. Вечером Се и Вань призвали организацию «Миллионы бандитов» немедленно прекратить борьбу с применением силы… Организация «Миллионы бандитов» ответила отказом…

16 июля. 20 тысяч революционных бунтарей переплыли реку Янцзы, держа в руках красные ленты, портреты Мао и цитатники. Хотя в этот день в Ухани было спокойно, люди чувствовали приближение сильной бури…

19 июля. Вечером Се Фу-чжи и Вань Ли созвали совещание кадровых работников армии, начиная с командиров дивизии и выше. Вань Ли разъяснил позицию ЦК в связи с положением в Ухани и в заключение передал четыре директивы… Кроме того, он сказал, что 20 июля будет организован большой митинг, на котором Чэнь Цзай-дао выступит с самокритикой. Как только товарищ Вань Ли сказал это, заместитель командующего воинской части 8201 вскочил, бросил на стул фуражку, ремень, пистолет и запальчиво воскликнул: «Вань Ли, что ты за человек?» И, выходя из зала, крикнул: «Завтра на митинге, во время которого командующий Чэнь должен выступить с самокритикой, я застрелю тебя из карабина». Через некоторое время солдаты подразделения 8201 окружили гостиницу и начали скандировать: «Арестовать Се Фу-чжи!», «Повесить Вань Ли!»… Се Фу-чжи и Вань Ли решили проинформировать ЦК, председателя Мао, Военный совет ЦК и группу по делам культурной революции о сложившейся ситуации… Вань Ли собирался вернуться в Пекин на самолете, но солдаты подразделения 8201 окружили аэропорт и арестовали его. Одновременно установили наблюдение за заместителем премьера Се. Связь с ЦК была прервана.

20 июля. Рано утром подразделение 8201 вместе с организацией «Миллионы бандитов» и членами контрреволюционной организации хунвэйбинов организовало демонстрацию в полном боевом снаряжении. В город прибыло 300 грузовиков и более ста пожарных машин… На грузовых автомобилях были установлены пулеметы… Демонстранты кричали: «Схватим Вань Ли!», «Долой Вань Ли!», «Мы схватили живым Вань Ли!» Между 9 и 10 часами утра члены организации «Миллионы бандитов» избили Вань Ли. Кто-то сорвал с него петлицы, заявив, что товарищ Вань Ли не может считаться солдатом НОАК… В 3 часа пополудни организация «Миллионы бандитов» провела на стадионе митинг протеста против действий Вань Ли. В тот же день убили секретаря Вань Ли, а Се Фу-чжи ранили… Солдаты подразделения 8201 забаррикадировали мост на реке Янцзы. Все машины и люди подвергались проверке… В этот же день они окружили и атаковали университет и арестовали более 200 молодых революционеров.

21 июля… Члены организации «Миллионы бандитов» продолжали организовывать демонстрации. Они вызвали из окрестностей Ухани крестьян, которые вместе с солдатами подразделения 8201 присоединились к демонстрантам… Через некоторое время в городе появились броневики и пожарные машины, которые окружили Институт иностранных языков и арестовали свыше 100 человек. Кроме того, более 60 грузовиков колесили по улицам города в поисках определенных лиц. Вечером они спровоцировали кровавые события в типографии университета…

22 июля… Военная комиссия ЦК отдала приказ об отправке всех кораблей, находящихся в Восточно-Китайском море, в Ухань. В тот же день в Пекине узнали: Се Фу-чжи и Вань Ли освобождены подразделением 8199 и авиационной частью. В Пекине арестованы 300 членов делегации от организации «Миллионы бандитов» и военнослужащих подразделения 8201, которые прибыли в столицу, чтобы лично доложить об уханьских событиях…

23 июля. Контрреволюционный интриган Чэнь Цзай-дао и Лю Шао-ци потерпели поражение. Чэнь Цзай-дао отправлен в Пекин… В последующие дни с помощью армии в Ухане было восстановлено спокойствие».

Так заканчивается описание событий в дневнике.

Но в дневнике сказано не все. Не сказано, в частности, что организация «Дивизия миллионов героев» — главный герой уханьских событий — объединяла прежде всего рабочих промышленных предприятий и была связана с органами общественной безопасности, правосудия и милиции. И что она отнюдь не отличалась «безрассудным авантюризмом», а защищала местное партийное и административное руководство. Не было сказано и того, что еще до приезда в Ухань Се Фу-чжи и Вань Ли туда приезжал Чжоу Энь-лай. Он беседовал с представителями обеих «враждующих» группировок и пытался примирить их, но его усилия не имели успеха. Беседы продолжили Се и Вань. Вань Ли обвинил руководство военного округа в том, что оно «допустило ошибки» в выполнении директивы о «поддержке левых». Однако военное руководство не приняло этой «критики» и, со своей стороны, обвинило Вань Ли в «стремлении приклеить ярлык «контрреволюционера» двум миллионам человек».

По мнению дипломатов и политических наблюдателей в Пекине, июльские события в Ухани явились тем «барометром», который отражал степень применения силы и масштабы сопротивления, а также настроения в армии и ее отношение к Мао Цзэ-дуну и его штабу. Однако пекинское руководство квалифицировало эти события как «военный заговор», как «потерю политической ориентации». В Пекине шумно встречали Се Фу-чжи, а для осуждения Чэнь Цзай-дао была организована демонстрация протеста. На огромном митинге в Шанхае молниеносно был заснят фильм, в одном из кадров которого Цзян Цин обнимала «героев» Се Фу-чжи и Вань Ли. Фильм вышел под названием «Пекин поддерживает вас». Название фильма свидетельствовало о его цели придать силы «левым» в провинции, заверить их в том, что Пекин, руководство «культурной революцией», Мао Цзэ-дун находятся на их стороне, показать, что в руководстве царит полное единство.

Чэнь Цзай-дао и другие руководители военного округа были отстранены и «выдворены». Но интересно, что они не предстали перед военным судом. Более того, «герой» уханьской драмы Се Фу-чжи через некоторое время заявил, что действия Чэнь Цзай-дао и других были не «заговором», а лишь «ошибкой»… И что сам Мао Цзэ-дун якобы призвал их «пойти к массам». Через некоторое время Мао Цзэ-дун даже направил и. о. начальника Генерального штаба Ян Чэнь-у в место их «выдворения» для передачи им «высочайшего» мнения: после того, как они «поймут» свои ошибки, им будет разрешено вернуться к активной работе.

Стало ясно: Мао Цзэ-дун и его «штаб», учитывая влияние военных, не решаются «опережать» события, боясь вызвать цепную реакцию. Но «цепная реакция», видимо, уже началась, поскольку через полтора месяца после событий в Ухани ЦК принял «Решение по вопросу о положении в провинции Цзянси», в котором военное командование Цзянси обвинялось в допущении «серьезных ошибок», поддержке «консервативных группировок», «оказании нажима на революционные силы», «подстрекательстве крестьян к борьбе с применением силы в городах…»

Эхо событий в Ухани прогремело по всей стране и долго не утихало: в поддержку «левых» в Ухани поднимались их единомышленники в других провинциях и городах, экстремистские «революционные» организации устраивали демонстрации. Против них выступали сторонники уханьских «Миллионов героев», происходили столкновения, завязывались бои, кое-где снова лилась кровь. У меня в руках листовка Тяньцзиньского продовольственного управления. Она призвала комитет военного контроля «строго наказать организацию «Хелаоцзи» и дать указание всем тяньцзиньским революционным бунтарям поддержать все наши действия».

…Наказать? За что? «За то, что члены организации «Хелаоцзи» набросились на участников демонстрации, организованной в поддержку уханьских революционных бунтарей, и с криками «Задушим помещиков, кулаков, контрреволюционеров, вредителей и правых элементов!» начали избивать нас палками, кулаками. Вся улица обагрилась кровью».

Это только одна из «сценок», разыгравшихся в те дни. Именно в те дни, в начале августа, Линь Бяо, Чжоу Энь-лай и почти весь состав «группы по делам культурной революции» встречались с «ответственными работниками» Уханьского военного округа. Во время встречи Линь, по словам Чэнь Бо-да и Кан Шэна, дал «исключительно важные указания», в частности он сказал, что «из всех крупных военных округов страны наибольшую озабоченность вызвали Пекинский и Уханьский» и лишь «культурная революция» дала возможность овладеть этими двумя округами.

Он сказал также, что «уханьские события были очень плохим делом, но сейчас они превратились в хорошее дело». Почему? Потому что они «толкают всю страну вперед и благодаря им» разоблачен Чэнь Цзай-дао, «разоблачена контрреволюция…» Линь Бяо сделал еще одно признание — признание о том, что, начиная «культурную революцию», рассчитывали использовать как один из факторов «мощь Народно-освободительной армии».

Но огонь критики сейчас направлен именно против Народно-освободительной армии. Потому что события в Ухани явились сигналом для нового «наступления» «ультралевых», и это наступление направлено не только против премьера Чжоу и некоторых его заместителей, но и против армии. «В бой» был брошен и «крупнокалиберный» «Хунци» — теоретический орган ЦК КПК. Руководство «Хунци» находилось в руках «ультралевого» крыла «группы по делам культурной революции». Когда раскаты грома над Уханью начали стихать, «Хунци» в передовой статье обратился с призывом «изгнать из армии кучку людей, стоящих у власти в партии и армии и идущих по капиталистическому пути». «Это — главное направление борьбы». На практике «главное направление» выльется в борьбу против той части армии и армейского командного состава, которая так или иначе высказала свое несогласие с экстремистскими методами «культурной революции» и экстремистскими действиями «бунтарских» организаций. Передовая статья «Хунци» появилась в последний день июля, а в первые дни августа в «эту борьбу» включилась и «Жэньминь жибао»: «…Не нужно мешать другим совершать революцию». Призывы «Хунци» и «Жэньминь жибао» звучат в унисон с утверждениями одного из идеологов «культурной революции», Линь Цзы: «Мы никогда не должны подчиняться большинству, если это большинство не отражает интересы масс».

Именно в эти дни Цзян Цин призывала хунвэйбинов «не быть наивными», как их товарищи в Ухани, вооружаться, «поднять оружие в свою защиту». Призыв Цзян Цин был услышан. Корреспондент японской газеты «Санкэй Симбун» передал из Пекина, что в авиационном институте создан первый отряд хунвэйбинов, вооруженный винтовками. Возможно, в этот раз призывы Цзян были более настойчивыми, но они не были новыми. Потому что еще в конце апреля «тигрица» внушала хунвэйбинам: «Вы имеете полное право критиковать людей в армии независимо от того, какой пост они занимают». Не отстает и уханьский «герой» Вань Ли, который сразу же по возвращении из Ухани заявил, что «предательский бунт» в Ухани является проблемой не только Ухани, но и «всей страны» и что «главное противоречие», которое сейчас будоражит всю страну, — «это борьба между двумя штабами в армии».

«Ультралевые» перешли в наступление. Их штаб находится в «Группе по делам культурной революции при ЦК», их политическое кредо — «полицентризм», их оперативная сила — хунвэйбиновские организации, их ударный «кулак» — организация «516» — «16 мая».

Об организации «516» мы узнали значительно позднее, осенью. Потому что лишь осенью дипломаты и политические наблюдатели в Пекине смогли прочитать в хунвэйбиновских газетах речи и высказывания китайских руководителей, в которых была подвергнута нападкам и эта организация. Из газеты «бунтарей» Пекинского строительного института «Синбай» мы узнали, что в одном из «самых новых» своих указаний Мао Цзэ-дун призвал «революционных студентов» «объединиться», «сплотиться», общими усилиями «уничтожить контрреволюционную организацию» — «516». 11 августа Чэнь Бо-да заявил, что «организация «16 мая» является контрреволюционной», она направила «острие борьбы против XXX», что фактически означало «против ЦК». Через три недели на заседании Пекинского ревкома Кан Шэн призовет «решительно отстранить группу главарей этой организации, немедленно арестовать их». Но все это мы узнаем позднее, а сейчас, в начале сентября, мы знали лишь, что организация «516» родилась в конце мая или начале июня, когда отдельные боевые группки объединились в ультралевый «красный корпус хунвэйбинов столицы 516». Знали также, что ее вдохновителями являются ультралевые в «Группе по делам культурной революции при ЦК», некоторые руководящие функционеры Пекинского ревкома, некоторые «красные» дипломаты и что под их контролем находятся ряд отделов ЦК, Пекинский ревком, средства пропаганды, школы, редакции… Знали, что с организацией «16 мая», как «ударным кулаком» в «наступлении ультралевых», были связаны драматические события в Министерстве иностранных дел, осада дипломатических представительств и нападения на дипломатов во время «красного августа». Пламя над английской миссией явилось кульминацией наступления «ультралевых».