Тайна банкира. Красная мантия

ГЛАВА XXI

День, последовавший за посещением маркиза Рокслейдаля и его друзей Друриленского театра был субботний, и Виолетта должна была утром явиться в театр, чтобы получить установленную плату за неделю. — Но это требовало много времени, так как она была принуждена обождать одну репетицию и пока старшим артистам и артисткам театра не выдадут жалования. По этому случаю Клара Вестфорд была одна дома во все утро и беспрепятственно могла предаться своим горестным думам. Она сидела за маленьким столом, занятая своей ежедневною работой, как вдруг на лестнице послышались мужские шаги и вскоре дверь в ее комнату отворилась. Клара Вестфорд быстро повернулась и можно вообразить себе ее удивление, когда она увидела себя лицом к лицу с тем человеком, которого она больше всех боялась и ненавидела. Но дочь Джона Понсонби была слишком горда, чтобы потерять мужество перед врагом своим, она с достоинством встала и подошла к своему преследователю.

— Вы здесь, мистер Гудвин? — сказала она. — Я была того мнения, что теперь, по крайней мере, я избавилась от удовольствия видеть вас.

— Любовь, Клара, устраняет все препятствия, чтобы только найти случай сблизиться с любимым предметом.

Мистрисс Вестфорд пожала плечами и с презрением отвернулась от него.

— Любовь! — возразила она. — Не оскверняйте этого святого чувства. Кто позволил вам вторгнуться в это скромное жилище? Эта комната моя и я приказываю вам сию же минуту оставить ее. Вы изгнали нас из того счастливого дома в Гампшире и мы были принуждены искать здесь убежища, но здесь бедность наша дает нам право не терпеть более вашего присутствия.

— Отлично сказано, Клара! — насмешливо возразил банкир. — Вы хотите удалить меня, пришедшего к вам в качестве друга.

— Друга! — воскликнула она с горькою улыбкой.

— Да, друга и к тому ж любящего друга. Несмотря на долгую разлуку, несмотря на вашу явную ненависть ко мне и на все обиды, нанесенные мне вами, я вас все еще люблю. Да, Клара, даже в бедности, когда гордость ваша уничтожилась, я вас люблю!

— Гордость моя не уничтожилась! — возразила Клара Вестфорд. — Это теперь гордость женщины, которой память любимого мужа после его смерти также свята, как была ей честь его при жизни.

— Клара! — страстно воскликнул Руперт Гудвин; — будьте милосердны! Вспомните, как я вас любил! При взгляде на ваше лицо во мне пробуждается все прошлое; я забываю все, забываю, что вы предпочли мне другого и только думаю о любви моей к вам. Мне невыносимо видеть вас в этой бедности. Возвратитесь в Вестфордгауз, примите этот дом опять как вашу собственность и будьте в нем повелительницей над моим сердцем и всем моим, имуществом.

— Чтобы я возвратилась в тот дом, — воскликнула Клара, — который мне свят по воспоминаниям о моем муже и его любви, для того чтобы быть вашею рабой или любовницею?! Мало же вы меня знаете, Руперт Гудвин, когда осмеливаетесь делать мне подобное предложение. Так знайте же, что я скорее босиком пойду по улицам Лондона просить милостыню у проходящих, чем соглашусь быть властительницей замка, в который вы беспрепятственно можете входить.

Лицо банкира приняло грозное выражение.

— Стойте, Клара! — воскликнул он. — Было безрассудно с моей стороны, что я открыл вам слабость моего сердца. Я пришел к вам другом, — вы отвергаете меня. Хорошо же. Я опять буду вашим врагом, но теперь уже непримиримым. Ваша гордость предпочитает борьбу со мною? Пусть же то будет борьба на жизнь и на смерть.

После нескольких минут молчания Клара опять села за свою работу.

— Я должна напомнить вам, мистер Гудвин, — сказала она спокойно, — что эта комната принадлежит мне и что мне неприятно ваше присутствие в ней. Будьте так добры и удалитесь.

— Позвольте, мистрисс Вестфорд, меня привело к вам еще одно обстоятельство. Вы отвергли дружбу мою, но, может быть, не откажетесь принять совет. Наблюдайте за вашею дочерью. Она еще очень молода и не опытна, и хотя так недавно в Лондоне, но с ней уже успели случиться странные вещи. Она оставила первое свое место по весьма подозрительным обстоятельствам, а теперь движется в сфере, в которой такому молодому и прекрасному существу постоянно грозят опасности. Итак, следите за нею. Если же все-таки случится с нею что-нибудь, то вспомните, что я предупреждал вас; может быть, тогда вы снизойдете до того, что примете мою дружбу.

— О, Боже милосердный! — воскликнула несчастная мать. — Это испытание слишком жестоко. Вы знаете, что дочери моей грозит опасность и можете спасти ее? Скажите, какое требуете вознаграждение, чтобы спасти несчастное дитя?

— Согласие ваше принять любовь мою. Да, Клара, за это вознаграждение я согласен творить чудеса! Позвольте же наложить печать примирения на эти губы, которые так долго бранили меня, позвольте… С протянутыми руками, как будто желая обнять несчастную женщину, банкир подходил к Кларе Вестфорд, но, приподняв голову, она с ужасом отскочила в сторону.

— Нет! — громко воскликнула она, — даже если бы я могла спасти этим дочь мою от погибели, я бы не осквернила губ своих прикосновение к ним ваших.

Она стояла у камина, над которым висел портрет ее мужа, затянутый черным флером. Быстро отдернула она эту пелену, и образ спокойно улыбающегося Гарлея Вестфорда предстал глазам банкира. Впечатление, произведенное этим образом, было ужасно. Дрожа всем телом, банкир отступил на несколько шагов, пристально вперив взор на свою жертву. Потом, закрыв лицо руками, он, шатаясь, направился к двери.

— Закройте это лицо! — простонал он. — Я не в состоянии перенести этой спокойной улыбки.

— Вы, который насмехаетесь над живыми, дрожите перед тенью умершего? Как много вы должны быть виновны перед моим мужем, когда портрет его так пугает вас? Но теперь сию же минуту уйдите отсюда. Все, что вы говорили насчет дочери моей, только вымысел. Непорочность Виолетты защитит ее от всех преследований. Нет, Руперт Гудвин, как бы ни была страшна ваша ненависть, я не боюсь ее!

Банкир, пристыженный и уничтоженный, вышел из комнаты. Когда он удалился, естественная слабость женщины овладела Кларою Вестфорд; почти без чувств упала она на стул и громко зарыдала.