Тайна банкира. Красная мантия

ГЛАВА II

Почтовый поезд быстро летел от Винчестера к Лондону. Скоро и Лондон открылся глазам капитана мрачно угрюмый, но все-таки величественный. Но мысли капитана были далеко: они переходили от недавно им оставленных милых к опасностям, ожидавшим его по выходе в открытое море.

Давно уже фамилия Сельби служила только фирмою банкирской конторы, но ею управлял в сущности один Руперт Гудвин. Этот Руперт Гудвин был в это время лет сорока пяти. Он наследовал от отца огромное имение, которое увеличил впоследствии приданым, взятым им за женою. Вообще ему везло как не многим на свете.

В течение долгих лет имя Руперта Гудвина служило образцом безупречной честности, но с некоторого времени о нем распространились странные слухи: утверждали, что Руперт Гудвин увлекся в последнее время большими спекуляциями и что эти спекуляции не увенчались успехом.

Кому неизвестно, какое неблагоприятное влияние имеют слухи подобного рода на кредит негоцианта? Конечно, до сих пор слухи эти не переходили круга самых близких знакомых банкира; его неудачи еще не достигли до сведения людей, вверивших ему свои капиталы, вследствие чего требования уплаты еще не нарушали и без того затруднительного положения банкирского дома.

Банкир сидел в своем кабинете над счетными книгами и поверял, весь бледный и с бьющимся сердцем, настоящее положение своих денежных дел. Он ожидал кризиса каждый день и каждый час и изыскивал напрасно средства предотвратить его.

Одна только личность пользовалась доверием Руперта Гудвина: эта личность была его главный приказчик Яков Даниельсон. Со дня его совершеннолетия, Даниельсон вступил в служение к банкиру и между ними установилась мало-помалу загадочная связь. Ее нельзя было назвать дружбою, потому что банкир обращался всегда гордо и повелительно со своими подчиненными; но Яков Даниельсон знал все его тайны и обладал почти сверхъестественной способностью угадывать каждую невысказанную мысль Руперта Гудвина.

Лицо Руперта Гудвина было замечательно выразительно и отличалось тем смуглым оттенком, который мы видим только на картинках итальянской живописи. Его мать была испанка и передала ему часть своей южной красоты. Он был высок ростом и широк в плечах. Его черные и блестящие глаза были ясны и проницательны как глаза сокола, но эти соколиные глаза опускались невольно под взглядом всякого честного человека.

В то время, когда Руперт Гудвин сидел в кабинете, раздумывая о тяжелом положении своих дел и ожидая близкой грозы, Гарлей Вестфорд спешил к нему, чтобы вверить ему плоды двадцатилетних своих трудов. Кабриолет, в котором ехал Вестфорд, остановился подле ворот банкира. Выйдя из него поспешно, капитан отправился прямо в контору, где, по воле случая, нашел одного Якова Даниельсона.

— Я желаю говорить с г. Гудвином, — сказал капитан.

— Это невозможно, — отвечал холодно Яков, — г. Гудвин очень занят, но если вы хотите передать мне ваше дело, то я поспешу…

— Благодарю вас, но я не могу принять вашего предложения. Мое время рассчитано по минутам, и я надеюсь, что в силу этого г. Гудвин не откажет мне в личном свидании. Когда человек является, подобно мне, вручить банкирской конторе все свое достояние, то он, очень естественно, желает передать его в руки самого директора банка.

Судорожная дрожь промелькнула на тонких губах Даниельсона. Плод экономии целой человеческой жизни! Вкладчик, вручающий весь свой капитал Руперту Гудвину в ту самую минуту, когда этот последний ждал только бесчисленного множества требований от опустевшей кассы! Яков устремил испытующий взгляд на честное лицо моряка, невольно подозревая во всем сказанное им какой-нибудь подлог.

— Я вижу, что вы спешите, — сказал он ему, — и прошу у вас только позволения узнать, какого рода делом занят банкир. Но не угодно ли вам вручить мне вашу карточку?

— Вы совершенно правы, — отвечал капитан, — мой отец был участником в делах вашей конторы и мое имя вероятно известно г. Гудвину!

Яков Даниельсон отнес эту карточку и положил ее на стол перед банкиром, не прочитав даже фамилии, стоявшей на ней.

— Какой-то безумец, — сказал он холодно, — желает вручить вам значительный вклад; он вбил себе в голову передать его не иначе как в ваши собственные руки. Я думаю, что вы и не откажетесь принять его?

— Конечно, — отвечал надменно банкир, — и вы теперь же можете ввести его ко мне. Только когда Даниельсон уже вышел из комнаты, Гудвин посмотрел на лежащую перед ним карточку. «Гарлей Вестфорд, — прошептал он, — вверяет мне деньги, мне, своему смертельному врагу и еще вдобавок в такую минуту!»… Банкир смял карточку и старался превозмочь свое волнение. Лицо его приняло привычное холодное и спокойное выражение и когда Вестфорд явился перед ним, он встретил его приветливою улыбкой.

Моряк очень спокойно вручил ему портфель.

— В этом портфеле, мистер Гудвин, — сказал он банкиру, — заключаются плоды моих двадцатилетних трудов, а в этом запечатанном пакете — акты на мои поземельные владения в Гэмпшире, где живут в настоящее время моя жена и дети. С вашего обязательного согласия, я вручаю вам под сохранение и этот пакет. Гудвин в то же время пересчитал бумаги. — Извините, — сказал капитан, — вы, вероятно, не откажетесь выдать мне расписку в полученных деньгах?

— Принесите мне бланк, Даниельсон, — сказал банкир.

Приказание его было исполнено и банкир выдал капитану квитанцию в получении и актов, и денег; засвидетельствовал ее своею подписью за скрепою Даниельсона, и Вестфорд отправился, положив квитанцию в карман своего легкого, верхнего платья.

Уже несколько дней как нагрузка корабля была окончена и все готово к выходу в море.

Когда капитан Вестфорд подъехал к кораблю, на палубе прохаживался молодой человек с открытым и приятным лицом. Человек этот был Жильбер Торнлей, старший лейтенант на «Лили Кин», пользовавшийся самым искренним расположением Гарлея Вестфорда. Он ездил вместе с капитаном в Вестфордгауз и во время трехдневного своего пребывания в этом маленьком рае влюбился без памяти в Виолетту Вестфорд. Очень понятно, что он затаил это чувство глубоко в душе: дочь капитана стояла, по его мнению, недосягаемо высоко над ним.

Капитан дружески пожал ему руку.

— Я аккуратен, как видите, — сказал он. — Я расстаюсь нынешний раз без горечи с родиной, — продолжал капитан, — потому что мне удалось обеспечить будущность всего моего семейства; это утешительное сознание! Я вручил весь мой капитал банкирской конторе и увожу с собою квитанцию Руперта Гудвина.

При имени Гудвина дрожь ужаса пробежала по членам Жильбера.

— Руперт Гудвин! — воскликнул он, — я верно не расслышал! Неужели вы действительно вручили свои деньги банкирскому дому Гудвина и Сельби?

— А почему же нет? — спросил капитан.

— Потому что слух носится, что он скоро будет стоять перед конкурсом.

Смертная бледность покрыла лицо Гарлея Вестфорда; он пошатнулся и, чтобы не упасть, оперся о перила.

— Грабитель, мошенник! — воскликнул он, — он знал, что эти деньги — все достояние моей жены и моих детей, и принял их от меня с улыбкою!

— Но вы еще не опоздали, капитан, — сказал Жильбер Торнлей, — банк закрывается в четыре часа, а теперь только три. Вы еще можете отправиться на берег и истребовать обратно ваши деньги.

— Разумеется, — сказал Гарлей с глухим проклятием, — я потребую от него эти деньги и в крайнем случае вырву их у него вместе с его жизнью! Жена моя и дети не должны быть ограблены!

— Но вам же нельзя терять времени, капитан!

— Знаю, знаю, Жильбер, — отвечал он, приложив руку ко лбу, — эта новость поразила меня; но чтобы ни случилось, «Лили Кин» должна при восходе солнца поднять паруса: если я успею вернуться к этому времени, тем лучше; если же нет, корабль все-таки должен выйти в море, а вы примете команду над ним.

— Я буду повиноваться вам, капитан, и просить Бога, чтобы он ускорил ваше возвращение.

— Все это, конечно, в Его святой воле, — отвечал Гарлей Вестфорд. Он вручил молодому человеку некоторые нужные бумаги и сделав ему несколько кратких, но отчетливых инструкций, он еще раз пожал ему руку и спустился в лодку, чтобы отправиться на берег. Там он взял первый попавшийся ему кабриолет и приказал кучеру везти его вскачь в Ломбартстрит.

Банк только что закрылся в минуту приезда Гарлея Вестфорда, и мистер Гудвин уже был на пути к своему загородному дому. Так, по крайней мере, сказали приказчики, заметив при этом, что на нынешний день все дела по банку были окончены.

— Ну так я поеду в его загородный дом, — сказал капитан. — Но где же он находится?

— В Вильмингдонгалле по северной дороге, невдалеке от Гертфорда.

— Каким образом я доеду туда?

— Вы можете ехать по Гертфордской железной дороге и взять потом карету до Вильмингдонгалля.

— Хорошо, — сказал Гарлей Вестфорд, и, сев в кабриолет, приказал везти себя со всевозможною скоростью на станцию северной дороги.

«Ни я, ни Руперт Гудвин не будем покойны, пока эти деньги не вернутся к законным владельцам!» — воскликнул капитан, подняв руку с угрожающим видом, как будто призывая небо в свидетели этой клятвы. Он не предвидел, каким ужасным образом будет исполнена эта самая клятва; он не знал, какие несчастия, какие преступления вызывает демон, который бы должен был быть рабом человека и которого человек сделал своим повелителем, демон, который на земле носит название золота.