Тайна банкира. Красная мантия

ГЛАВА VI

Клара Вестфорд медленно оправлялась. На бледных щеках стал появляться слабый румянец, и впалые глаза начинали блестеть блеском возвратившегося сознания. Первый вопрос ее был о муже и о том, нет ли писем от него. Ответ был отрицательный. От капитана не было получено ни строчки. Это молчание не беспокоило ни Лионеля, ни Виолетту. Они просто думали, что ему не представилось случая переслать письмо. Но сердце Клары не разделяло спокойствия детей. Муж обещал ей при прощании переслать немедленно квитанцию на капитал, который он намеревался вручить банкиру. Деньги эти стояли, конечно, для нее на втором плане; но она поняла, как серьезно смотрел на это дело муж, и его молчание удивляло ее не без причины. Ее тревога была так сильна, что она почти не находила силы скрывать ее, и дети, заметив это, старались успокоить ее по силе возможности.

— Ты можешь вообразить, — говорил ей Лионель, — что если бы была действительно какая-нибудь причина к беспокойству, я не был бы так весел, каким ты меня видишь. Ты, вероятно, забыла пословицу, что у дурных вестей есть крылья? Если бы с отцом нашим случилось что-нибудь неприятное до выхода «Лили Кин» в море, то Жильбер Торнлей не замедлил бы уведомить нас. Ты знаешь, как он предан отцу и всем нам, — сказал молодой человек, бросив выразительный взгляд на Виолетту, которая, краснея, отвернулась к окну.

Лето прошло для обеих любящих безмятежно и счастливо в беседах с глазу на глаз, а иногда с участием Лионеля.

Приближалась осень; дни становились короче, и маленькое семейство уже проводило вечера в ярко освещенном салоне. Ни писем от Гарлея Вестфорда, ни известий о счастливом плавании «Лили Кин» не было. У мистрисс Вестфорд и ее детей было много друзей и знакомых в соседстве, но, несмотря на то, их навещали редко; все знали, что Клара в отсутствие мужа избегала общества.

В один прекрасный осенний вечер Клара Вестфорд послала детей своих в Винчестер за покупками; она любила видеть их занятыми и веселыми. Она сидела в салоне, большие окна которого выходили на веранду. День был теплый и приятный, и чистый вечерний воздух и ароматный запах цветов проникали в открытое окно. Подле Клары стоял маленький стол, покрытый книгами, но ни одна из них не была открыта. Она не была в состоянии читать; мысли ее бродили далеко; они следили по широкому морю за плаванием «Лили Кин».

Никогда еще, даже в полном цвете молодости, Клара Вестфорд не была так хороша, как в эту минуту. Шум поднявшейся портьеры заставил ее поднять голову, и в комнату вошел человек, при виде которого невольный крик ужаса вырвался из ее груди. Вошедший был не кто иной, как Руперт Гудвин, банкир из Ломбартстрита.

— Вы здесь! — воскликнула она, — вы здесь?!

— Да, это я, Клара Вестфорд, — сказал он совершенно спокойно. — Ровно через двадцать лет я вижу эту женщину, которой суждено было иметь такое губительное влияние на всю мою жизнь!

— О Боже! — сказала содрогнувшись, Клара Вестфорд, — могла ли я думать, что после двадцати лет счастия услышу опять этот голос?!

— Да, Клара, в продолжение двадцати лет между нами было перемирие; теперь же война опять начинается и кончится только тогда, когда я одержу победу!

Жена капитана закрыла лицо руками.

— Вы все еще прекрасны, Клара, но не так горды, как прежде, — сказал банкир, — жена капитана уже не высокомерная дочь баронета.

— Вы ошибаетесь! — воскликнула она, устремив глаза свои на Руперта Гудвина, — я горда теперь более, чем когда-либо, потому что теперь я должна защитить честь мужа моего, как свою собственную!

— Хорошо сказано, Клара! Я вижу, вы все еще та же гордая королева; но тем более славы принесет мне теперь победа, которая непременно останется за, мною!

— Чего вы хотите здесь? Как нашли вы это скромное убежище?

— С помощью вашего мужа. Вы сейчас узнаете это подробнее!

— С помощью мужа моего?! Не может быть, чтоб он был у вас!

— Да, я его видел!

— Теперь вспоминаю, — сказала мистрисс Вестфорд. — Он хотел вручить вам значительную сумму на сохранение?

— Вы ошибаетесь, Клара, — ответил банкир, — ваш муж не вручал мне никаких денег. Он отыскал меня, чтобы взять у меня денег на плату за часть нагрузки его корабля и оставил мне в залог законные акты на владение этим имением.

— У вас он занял деньги! — воскликнула Клара. — К чему же говорил он мне, что намерен вручить вам 20000 фунтов?

— Он говорил вам неправду; он потерял все свое состояние во внешних спекуляциях и только с помощью занятых у меня денег ему было возможно отправиться в путь для новых предприятий. Но я не требую, Клара, чтобы вы мне верили на слово; у меня есть бумаги за подписью вашего мужа, которые я не замедлю представить вам.

— О, Боже! — воскликнула несчастная женщина, — Гарлей ваш должник! Должник последнего человека, к которому он должен был обратиться!

— И в самом деле, — ответил банкир, — это довольно странно, не правда ли, Клара, даже очень странно?

Устремив неподвижные глаз на банкира, Клара думала молча о последних минутах, пробытых ею с мужем, и вспомнила каждое его слово. Возможно ли было, чтоб он обманул ее насчет настоящего положения дел своих?

— Покажите мне подпись Гарлея Вестфорда, — сказала она, — иначе я вам не верю!

— Не к чему торопиться узнавать неизбежное, — возразил банкир, — а вспомним лучше прошлое. Теперь, когда после двадцатилетнего перемирия снова начинается сражение и на этот раз сражение на жизнь и на смерть!

— О, нет, нет! — воскликнула жена капитана, умоляющим голосом, — оставьте прошлое!

— Я хочу только показать вам, как хороша моя память, и потому позвольте мне рассказать вам всю историю нашего знакомства. Ответа не было. Мистрисс Вестфорд опять отвернулась от Руперта Гудвина и закрыла лицо обеими руками, как будто не желая ничего более ни слышать, ни видеть; но банкир, несмотря на то, начал говорить: — Двадцать лет прошло с той осени, которую я провел в приморском городке, славившемся тогда своими целительными водами. Все, что было нарядного, знатного и принадлежащего к аристократии, назначало там свидание во время сезона. В среде всех этих людей высшего происхождения я, однако ж, не был неизвестным человеком; слава богатства отца моего сопровождала меня. Я тогда кончил свое образование в столичных городах и мог назваться, в полном смысле этого слова, светским человеком. Много красивых женщин посетили тогда этот приморский городок, но прекраснее всех их была дочь сэра Джона Понсонби, богатство барона из Иоркшира. В театре, на балу ли, на прогулке, в библиотеке ли — везде встречал я ее в обществе старика отца. Я влюбился в нее безумною, дикою страстью и решился жениться на ней.

Клара Вестфорд открыла лицо свое и посмотрела на банкира с презрительною улыбкой.

— О! Я понимаю смысл этой улыбки, Клара, — сказал Руперт Гудвин, — я требовал невозможного, не правда ли, когда решился назвать эту девушку моею? Но вспомните, что эта девушка сама подала к этому повод; она своими ласковыми и нежными улыбками довела меня до этого решения. Ее окружала толпа поклонников, — но меня она предпочитала всем им; в разговоре со мною она, видимо, находила более удовольствия, чем с кем-либо другим.

— Это была просто слабая девушка, — ответила Клара, — но она не имела никаких дурных намерений!

— Она не имела дурных намерений, — повторил банкир, — но она питала страсть мою. И когда я пришел к ней, полон надежды найти сочувствие, она посмотрела на меня холодным взором и отвечала мне, что она уже обещалась другому. — Банкир замолчал; но минуту спустя он продолжал дрожащим от волнения голосом: — Я был не таков, Клара Вестфорд, чтоб спокойно прослушать подобный ответ. Я не принадлежу к числу тех слабых созданий, которые могут прощать и забывать. Я тогда оставил Клару Понсонби с бурею в сердце. В ту ночь я поклялся себе отомстить за унижение, я клялся, что Клара Понсонби рано ли, поздно ли будет моею. На следующее утро я увиделся с нею и познакомил ее с моею клятвой; но она происходила от гордых предков и ответила мне с привычною надменностью. Шесть месяцев продолжалось сражение; шесть месяцев мы молча вели дойну. Везде, где показывалась Клара Понсонби, видели и меня в ее обществе; я ее преследовал всюду. Отец (ее любил меня и доверял мне, — она не могла выключить меня из его общества, не признавшись ему в любви к человеку, который по своему положению в свете стоял гораздо ниже ее и которому отец ее отказал бы наотрез в ее руке. Клара молчала, и как ни было ей неприятно мое общество, она была принуждена сносить его. В театре я стоял за ее креслом, на прогулке я верхом сопровождал ее карету. У меня было много друзей, которые всячески старались услуживать мне. Простая шутка с моей стороны, легкое пожатие плечами — и хорошая репутация Клары Понсонби была запятнана еще до окончания сезона. Подозрительные слухи дошли и до ее отца, и слабый старик, поверив им, выгнал ее из дому, запретив ей являться на глаза. Тогда я думал восторжествовать, — продолжал Руперт Гудвин, — опозоренною, изгнанною, какою она была тогда, я надеялся ее (увидеть в прекрасном жилище, которое я ей приготовил. Страстные письма мои говорили, что я готов принять ее с открытыми объятиями. Агенты мои наблюдали за нею, когда она оставила дом отца своего; но я тогда ошибся, она направила шаги свои не в мой дом. Она поехала в Сутгамптон, откуда вскоре и отправилась в Мальту, и месяц спустя я уже прочел в газетах объявление о ее бракосочетании с Гарлеем Вестфордом, капитаном торгового корабля «The Adventurer». В Мальте она соединилась с человеком, которому дала давно слово. Далеко от круга, в котором она жила до того, проводила она теперь свою жизнь, и скандальные слухи, изгнавшие ее из родительского дома, до нее уже больше не достигали. Этим кончилось первое действие. Три месяца тому назад началось второе — появлением Гарлея Вестфорда, вашего мужа, по милости которого вы меня обидели, — в моей конторе в Ломбартстрит.

Клара Вестфорд внезапно поднялась и обратилась к банкиру с движением, полным гордости: — Оставьте этот дом, — сказала она, указывая ему на дверь, — ваша присутствие в нем неуместно! Двадцать лет тому назад, когда вы мне навязывали ваше общество, мы были в доме моего отца, где я не имела власти выгнать вас, но этот дом, Руперт Гудвин, принадлежит мне, и я приказываю вам сию же минуту оставить его и не переступать более его порога!

— Это жестокие слова, Клара, но тем не менее я не могу не повиноваться им. Я ухожу, но только не надолго. Настанет день, когда я буду иметь большее право войти сюда. Но прежде чем, оставлю вас, позвольте обратить ваше внимание на один параграф этой газеты, который может иметь для вас некоторый интерес. — Руперт Гудвин подал мистрисс Вестфорд газету, в которой было обозначено одно место; оно гласило: «Председатели Лойда начинают беспокоиться об «участи корабля «Лили Кин», который 27-го нюня этого года отправился в Китай и о котором до сих пор нет нигде никаких известий».

Пронзительный крик вырвался из груди Клары Вестфорд, и она без чувств упала на пол.

— Не прав ли я был, Клара, — сказал банкир, с злобною улыбкой взглянув на ее безжизненное тело, — не прав ли я был, сказав, что началось второе действие драмы!