Тайна Драконьего Источника

Глава 27. Лили. О делах и идеях

Незаметно, за делами и заботами, прошел почти месяц. Близилось очередное полнолуние. За эти дни я еще лучше узнала Йорана и, к своему стыду, должна себе признаться, что он начал занимать в моем сердце места ничуть не меньше, чем Райнар. Не понимаю, отчего это происходит и возможно ли вообще. Меня ведь трудно назвать легкомысленной особой, которая, как бабочка, порхает от одного кавалера к другому. Да и ни тот, ни другой мне не кавалеры, нас связывают теплые отношения, скорее дружба, чем любовь.

Раньше мне казалось, что никто не сможет сравниться с Райнаром. А теперь я спокойно ставлю рядом с ним Йорана, купца рядом с представителем королевского дома! Еще месяц назад такая мысль показалась бы мне абсурдной, я бы рассмеялась над такой возможностью. А сегодня я думаю о Йоране чуть ли не больше, чем о Райнаре, хотя знаю его гораздо меньше, чем своего школьного друга. От этих мыслей немного неловко, словно я застала сама себя за воровством конфет из буфета, которого строго-настрого запретили касаться родители до субботы, когда разрешается сладкое.

Вижусь с обоими довольно часто. Райнар, как всегда, занимается изучением богословских трактатов в нашей библиотеке. Сидит на своем любимом месте у окна, всецело поглощенный чтением. Голова низко опущена, русые локоны закрывают часть лица, на бледные щеки падают тени от длинных ресниц, а губы иногда непроизвольно шевелятся, проговаривая, очевидно, поразившую его мысль. В такие минуты и часы меня для него словно и не существует. Вернее, я есть только в качестве библиографа, который может предоставить ему полезную информацию о той или иной книге.

Йоран другой. Он каждую секунду своей жизни проживает с полной отдачей, не витает где-то среди философских конструкций, он живет здесь и сейчас. Он постоянно занят чем-то конкретным, жизненно необходимым, практическим. Раньше я, пожалуй, сочла бы такой стиль жизни неинтересным, недостаточно возвышенным. Но глядя на воодушевление Йорана, на его горящие энтузиазмом пронзительно-голубые глаза, я понимаю, что благодаря ему я открыла для себя эстетику другого образа жизни. Если Райнар — это эстетика глубокой мысли, работы с информационными потоками, то Йоран — это эстетика живого дела, создания того, чего раньше не было, но столь необходимого людям.

Раньше я вообще мало задумывалась о вещах практичных, материальных. Они казались мне скучными, лишенными всякой эстетики. Сейчас же когда утром я иду в библиотеку, то с радостным удивлением ощущаю, как мне нравится видеть соседей, открывающих лавки, кондитерские и кофейни, из которых тут же начинают доноситься заманчивые ароматы свежей выпечки, ванили и кофе. Приятно видеть, как горожанки с маленькими плетеными корзинками, полными земляники, черники и малины, только что сорванными в огородах, спешат на рынок, чтобы распродать утренний урожай своим землякам. А звуки постукиваний молотком, обрывки разговоров между мастерами и подмастерьями, тихая песня портних, доносящаяся из окна швейного ателье, сливаются в одну добрую мелодию, приятную моему уху. Во всем этом я нахожу светлую, добрую гармонию жизни, без которой не может существовать мир идей.

Часто мне приходится слышать от знакомых и незнакомых людей, обучавшихся в лучших учебных заведениях Дрокенсвёрда, рассуждения о том, что-де чернь не способна мыслить, живет примитивными инстинктами в отличие от них, таких образованных и утонченных. Да что там, я и сама недавно была такой же! А ведь если хорошенько подумать, то все эти рассуждения возможны только при условии, что эта самая чернь каждый день исправно работает. Крестьяне на полях, потом торгуют своим урожаем на рынках. Горожане дубят кожи, мастерят замки, дубовые бочки для вина и снеди, рыбаки выходят в море, конюхи ухаживают за лошадьми в барских конюшнях, горничные вытирают пыль и помогают одеваться господам, в девичьих белошвейки колют себе пальцы иглами, обшивая хозяев. Вся челядь снует по хозяйству с утра и до вечера.

Я представила, как вся эта чернь куда-то пропала. И что тогда с нами со всеми будет? Жизнь станет тогда невыносимой, а те, кто рассуждал о правильности е эстетики и неправильности простонародной, будут бороться за элементарное выживание. И станет им всем не до глубокомысленных рассуждений о высоком, тут бы еды добыть да тряпки, чтобы прикрыть наготу. Ведь размышления о высоком требует праздности. Поэтому нам следует благодарить простой люд за то, что своим трудом, без которого нам не обойтись, они дают нам возможность размышлять.

Йоран недавно высказал любопытную мысль. Мол, каждый слой общества занимает свою нишу, и все связаны друг с другом взаимообменом тем, что они производят. Крестьяне, ремесленники, купцы — производят товар и торгуют им, а высшие слои — производят идеи, которые помогают остальным разобраться в смысле жизни, своем предназначении. Он считает, что нет важных и неважных частей общества, и интеллектуал без свежей сорочки был бы так же ущербен, как белошвейка с пустой головой. «Каждый должен заниматься своим делом и делать это с полной самоотдачей», — сказал он.

Йоран очень интересный человек, общение с ним дает новые направления для моей мысли. Он, конечно, не дракон, и даже не аристократ, и этот факт меня несколько удручает. Но не могу не сознаться себе в том, что меня волнует его рукопожатие, я начинаю испытывать доселе не известные мне ощущения. Мне хочется почувствовать его прикосновения не только к моей руке… Мне нравится смотреть, как он командует рабочими на стройке больницы, как его светлые волосы развеваются на ветру и в лучах солнца кажутся золотыми. Энергичный, умный, красивый… Ох, Лили, Лили! Айвена, наверное, не поймет меня: у них с Эриком все ясно и прочно в планах на будущее — любовь, потом свадьба, дети. А я запуталась в двух соснах. Хочу верить, что испытание в Башне Стража Юга поможет мне понять, что для меня главное. А оно уже скоро!