Тайна двухколесного экипажа

ГЛАВА 9 Мистер Горби наконец-то доволен

Несмотря на долгую прогулку и еще более долгую поездку, в ту ночь Брайану не спалось. Он постоянно ворочался и метался или же лежал на спине и широко раскрытыми глазами смотрел в темноту, думая об Уайте. На заре, когда первые робкие лучики утреннего света просочились сквозь жалюзи, он забылся беспокойной дремой, полной ужасных сновидений. Ему виделось, что он едет в хэнсоме и вдруг обнаруживает рядом с собой Уайта в белом саване, который начинает улыбаться и что-то рассказывать, охваченный жутким весельем. Потом кэб сорвался с края обрыва, и он полетел в пропасть, ниже и ниже, а в ушах его продолжал звучать насмешливый хохот, пока он не проснулся с криком и не увидел, что уже совсем рассвело. О том, чтоб попытаться снова заснуть, не могло быть и речи, поэтому с усталым вздохом Брайан встал с кровати и пошел в ванную, чувствуя себя разбитым и обессиленным волнением и нехваткой сна. Холодная вода принесла некоторое облегчение.

Он взбодрился и собрался с мыслями. И все же не смог сдержать удивленный возглас, когда увидел в зеркале свое лицо — постаревшее, изможденное, с темными кругами под глазами.

— Хорошенькая жизнь меня ждет, если так будет продолжаться, — горько промолвил он. — Лучше бы я никогда не видел и не слышал об этом Уайте!

Оделся Брайан аккуратно — он был не из тех людей, которые могут пренебречь туалетом, что бы ни творилось у него в душе. И все же, несмотря на все усилия, перемена в его внешности не осталась незамеченной домовладелицей. Это была маленькая хрупкая старушка с морщинистым желтоватым лицом. Кожа ее выглядела совершенно сухой, а каждое движение сопровождалось пощелкиванием и хрустом суставов, и тот, кто находился рядом с ней, пребывал в постоянном страхе, что ее иссохшие конечности того и гляди начнут ломаться, как ветки какого-нибудь мертвого дерева. Разговаривала она голосом твердым и резким, не лишенным сходства со стрекотом сверчка. Когда она (а это случалось довольно часто) облачала свое худосочное тело в выцветшее коричневое платье, сходство с этим подвижным насекомым становилось разительным.

Этим утром она прихрустела в гостиную Брайана с кофе и «Аргусом», и при виде его изменившейся внешности на ее крохотном сморщенном лице появилось беспокойство.

— О боже, сэр, — прострекотала она, поставив свою ношу на стол, — вам нездоровится?

Брайан покачал головой.

— Просто не выспался, миссис Сэмпсон, — ответил он, разворачивая «Аргус».

— A-а, это потому что у вас не хватает крови в голове, — мудро сказала миссис Сэмпсон, у которой имелись свои представления о здоровье. — Нет крови — нет сна.

Услышав это, Брайан посмотрел на нее, потому что в ее собственных жилах, казалось, текло так мало крови, что она вообще не должна была спать.

— У моего отца был брат, это мой дядя, разумеется, — продолжила домовладелица, наливая Брайану кофе, — и у него кровь была просто поразительная. Ее у него было столько, что он не мог проснуться утром, пока из него не выпускали пару пинт.

Брайан поднял повыше «Аргус» и за этим прикрытием беззвучно рассмеялся.

— Кровь из него текла рекой, — продолжала миссис Сэмпсон черпать из богатых запасников своей фантазии. — И доктор, так тот прямо остолбенел, когда увидел такую Нигагару... Но сама я не такая полнокровная.

Фицджеральд опять чуть не прыснул со смеху и подумал, не боится ли миссис Сэмпсон, что ее постигнет участь Анания и Сапфиры, но вслух насчет этого ничего не сказал, только намекнул, что если она уйдет, то он сможет приступить к завтраку.

— А коли вам что нужно будет, мистер Фицджеральд, — сказала она, подходя к двери, — дорожку к звоночку вы знаете не хуже, чем я знаю дорогу в кухню.

И хрустя суставами миссис Сэмпсон вышла из комнаты.

Как только за ней закрылась дверь, Брайан опустил газету и, позабыв о тревогах, разразился хохотом. Он обладал удивительно живым ирландским темпераментом, который позволяет человеку оставить в стороне любые неприятности и от души насладиться настоящим. Хозяйка с ее сказками тысячи и одной ночи служила для него источником постоянного веселья, и странный оборот, который приняло сегодня ее чувство юмора, в значительной степени поднял его настроение. Однако через некоторое время смех его прекратился, и на Брайана снова нахлынули заботы. Он выпил кофе, но отодвинул еду и принялся листать «Аргус» в поисках новостей о расследовании убийства. То, что он прочитал, заставило его побледнеть еще больше.

— Значит, они напали на след. — Он встал и начал беспокойно ходить по комнате. — Интересно, что они нашли? Вчера вечером я отделался от этого человека, но, если он меня подозревает, выяснить, где я живу, не составит труда. Что же это за чепуху я горожу! Я жертва воспаленного воображения. Ничто не связывает меня с этим преступлением, и не нужно мне бояться собственной тени. Я бы уехал на время из города, но если я под подозрением, то это сыграет против меня. О Мадж! Дорогая! — пылко воскликнул он. — Если бы ты знала, как я страдаю, ты пожалела бы меня… Но ты не должна узнать правду! Никогда! Никогда!

И упав в кресло у окна, он закрыл лицо руками. Проведя в таком положении несколько минут, после тяжких раздумий он встал и дернул сонетку. Легкое поскрипывание в отдалений указало на то, что миссис Сэмпсон услышала звонок, а вскоре она и сама вошла в комнату, как никогда похожая на сверчка. Брайан удалился в спальню и крикнул ей оттуда:

— Я еду в Сент-Килда, миссис Сэмпсон, и думаю, что вернусь очень поздно.

— Надеюсь, вам это пойдет на пользу, — ответила она, — вы ведь ничего не съели, а морской ветер так аппетит нагоняет, что просто чудо. Брат моей матери был моряком, и у него был удивительный желудок: когда он ел, после него голый стол оставался, как будто акариды по нему прошлись.

— Что-что? — удивился Фицджеральд, застегивая перчатки.

— Акариды! — ответила домовладелица, удивляясь его невежественности. — Даже в Священном Писании сказано, что Иоанн Креститель их любил. Как по мне, разве ж таким наешься? Но он, сластена, с медом их употреблял.

— A-а, вы имеете в виду акриды, — сообразил Брайан.

— Что же еще-то? — негодующе воскликнула миссис Сэмпсон. — Я хоть и не ученый какой, но говорю по-английски. У моей матери младший двоюродный брат даже первый приз взял на состязании по правильному писанию, хоть и умер ребенком от воспаления мозга из-за того, что голову себе забил разными словами.

— Боже, — механически ответил Брайан, — какая жалость! — Он не слушал болтовню миссис Сэмпсон, потому что вдруг вспомнил уговор с Мадж. — Миссис Сэмпсон, — сказал он, остановившись у двери. — Я в обед приглашу мистера Фретлби с его дочерью на чай, приготовьте, пожалуйста.

— Приму как полагается, — гостеприимно отозвалась миссис Сэмпсон, довольно хрустнув суставами. — Заварю чай и напеку своих особенных пирожков. Это мать научила меня их делать, а ее — одна леди, которую мать выхаживала, когда та болела скарлатиной; она совсем слабенькая была, поэтому подхватывала все болячки, какие только можно.

Брайан поспешно вышел, чтобы миссис Сэмпсон не разразилась новыми замогильными рассказами в духе Эдгара По.

Какую-то часть своей жизни эта маленькая женщина была сиделкой, и поговаривали, что одну из своих пациенток она напугала до нервных припадков, описывая по ночам трупы, с которыми ей приходилось иметь дело. В конце концов эта любовь к кладбищенской тематике поставила крест на ее служебном росте.

Как только Фицджеральд удалился, она шагнула к окну и провожала его взглядом, пока он медленно шел по улице — высокий, красивый мужчина, которым гордилась бы любая женщина.

— Как ужасно думать, что настанет день, и он ляжет в гроб, — весело прострекотала она. — Хотя у такого важного господина будет большой, красивый склеп, а это куда удобнее, чем тесная, душная могила, пусть даже вся в фиалках и с надгробным камнем. О, а это еще что за нахал? — воскликнула она, когда какой-то плотный господин в светлом костюме перешел через дорогу и позвонил в дверь. — Зачем так дергать звонок? Это же не ручка колонки.

Поскольку джентльмен у двери, а это был не кто иной, как мистер Горби, не слышал ее, он, разумеется, не ответил, поэтому она поспешила вниз, негодующе потрескивая суставами от такого грубого обращения с ее звонком.

Мистер Горби, увидев, как ушел Брайан, решил, что настала подходящая минута для разговора с его хозяйкой.

— Вы мне чуть колокольчик не сорвали, — сварливо сказала миссис Сэмпсон, когда явила взору сыщика свою худую фигуру и морщинистое лицо.

— Прошу меня простить, — кротко ответил Горби. — В следующий раз я буду стучать.

— Нет, не будете! — возразила домовладелица, вскинув голову. — У меня нет дверного кольца, а руками вы поцарапаете мне краску на двери, которую только полгода тому покрасил двоюродный брат моей золовки, а уж он-то знает толк в краске, потому как он художник и держит свой магазин в Фицрое.

— Мистер Фицджеральд здесь проживает? — негромко спросил мистер Горби.

— Да, — ответила миссис Сэмпсон. — Но он ушел и вернется только днем, поэтому передать что-то ему я смогу только тогда, когда он явится.

— И хорошо, что его нет, — сказал мистер Горби. — Я бы хотел с вами побеседовать. Вы не уделите мне пару минут?

— А в чем дело? — с любопытством поинтересовалась домовладелица.

— Все расскажу, когда войдем, — ответил мистер Горби.

Она очень внимательно осмотрела его и, не увидев ничего подозрительного, пошла наверх, беспрестанно похрустывая. Это до того удивило мистера Горби, что он задумался над объяснением сего феномена.

«Суставам не хватаем смазки, — было его заключение. — Никогда не слышал ничего подобного, и она до того хрупкая, что того и гляди переломится».

Миссис Сэмпсон привела Горби в гостиную Брайана, закрыла дверь, села и приготовилась слушать.

— Надеюсь, дело не в счетах, — сказала она. — У мистера Фицджеральда есть деньги в банке, и вообще он уважаемый джентльмен; хотя, конечно, может, он и удивится, когда про ваш счет узнает, если просто забыл про него, ведь не у всех же такая хорошая память, как у моей тетушки по материнской линии, которая славилась тем, что помнила все-все даты из истории, не говоря уже о таблице умножения и номерах домов.

— Дело не в счетах, — ответил мистер Горби, который попытался было идти против этого потока слов, но, не преуспев, сдался и спокойно дожидался, когда она сама замолчит. — Я просто хотел узнать что-нибудь о привычках мистера Фицджеральда.

— И зачем это? — негодующе осведомилась миссис Сэмпсон. — Вы что, из тех газетчиков, что пишут статьи о людях, которые не хотят, чтобы про них писали? Я ваши привычки хорошо знаю. Мой покойный муж служил печатником в газете, которая уже закрылась, потому что им не за что было жалованье платить, и они задолжали ему один фунт шесть пенсов и полпенни, которые я, как его вдова, должна получить, хотя я и не жду, что увижу эти деньги на этом свете… О господи, нет! — И она издала пронзительный, какой-то призрачный хохоток.

Мистер Горби, видя, что если не взять быка за рога, он никогда не получит того, что ему нужно, заволновался и ринулся in medias res[7].

— Я страховой агент, — быстро начал он, чтобы не дать себя прервать, — и мистер Фицджеральд желает застраховать жизнь в нашей компании. Поэтому я хочу узнать, что он собой представляет, ведет ли он размеренную жизнь, поздно ли ложится, в общем, все, что можно.

— Я с радостью отвечу на любые ваши вопросы, сэр, — ответил миссис Сэмпсон. — Уж я-то знаю, что значит страховка для семьи, если она вдруг лишается главы и вдова остается одна-одинешенька. Я это к тому говорю, что знаю, что мистер Фицджеральд скоро женится, и надеюсь, что он будет счастлив, хотя из-за этого я потеряю хорошего постояльца, который и платит всегда вовремя, и ведет себя как джентльмен.

— Значит, он человек спокойный? — спросил мистер Горби, осторожно нащупывая правильный подход.

— Совершенно спокойный, — убежденно ответила миссис Сэмпсон. — И я никогда не видела, чтобы он пил; дверь всегда сам ключом открывает и разувается, когда в кровать ложится, — что еще нужно от постояльца женщине, которой приходится самой стиркой заниматься?

— И он никогда не приходит поздно?

— Всегда дома до того, как часы двенадцать бьют, — ответила домовладелица. — Хотя это я так просто говорю, все часы в доме бьют только раз, потому что сломались давно от слишком тугого завода.

— Всегда дома до двенадцати? — переспросил мистер Горби, заметно разочарованный ее ответом.

Миссис Сэмпсон посмотрела на него, и на ее маленьком сморщенном личике проступила лукавая улыбка.

— Молодые люди — это вам не старики, — начала она издалека, — а греховодники — не святые. Ключи делают не для украшения, а чтобы ими пользоваться, и мы же не думаем, что мистер Фицджеральд, красавец мужчина, один из лучших в Мельбурне, даст своему ключу заржаветь, хотя он человек воспитанный и пускает его в дело не часто.

— Но вы, наверное, не всегда просыпаетесь, когда он приходит действительно поздно, — заметил сыщик.

— Да, не всегда, — согласилась миссис Сэмпсон, — потому что я крепко сплю и люблю, знаете, понежиться в кровати, но я слышу, когда он возвращается после двенадцати, последний раз это было в четверг.

— А-а… — заинтересованно протянул мистер Горби, ведь именно в четверг было совершено убийство.

— У меня тогда голова разболелась из-за того, что я весь день на солнце провела, стирала, и лежать мне хотелось не так сильно, как обычно; поэтому я спустилась в кухню, чтобы сделать себе льняную припарку на затылок, боль хотела снять, это меня так научил доктор в больнице, когда я была сиделкой; сейчас у него свое дело в Джилонге и большая семья, он рано женился. И вот когда я выходила из кухни, я услышала, как в дом заходит мистер Фицджеральд, и я повернулась, посмотрела на часы; это у меня такая привычка еще с тех пор, когда мой муж, покойник, возвращался под утро, а я ему готовила есть…

— И сколько было на часах? — затаив дыхание, спросил мистер Горби.

— Без пяти минут два, — ответила миссис Сэмпсон, и сыщик задумался.

«Кэб был остановлен в час — в Сент-Килда отправился примерно через десять минут — доехал до школы, скажем, минут через двадцать пять — Фицджеральд минут пять разговаривает с извозчиком, таким образом, уже половина второго — потом он ждет минут десять другой кэб, это без двадцати два — еще минут двадцать нужно, чтобы доехать до Ист-Мельбурна, — и пять минут, чтобы дойти сюда. Получается, пять минут третьего, а не без пяти два… Черт!»

— Часы в кухне правильно идут? — вслух спросил он.

— Думаю, да, — ответила миссис Сэмпсон. — Иногда они немного отстают, их давно не чистили, а мой племянник часовщик, и я всегда даю их ему.

— И, конечно, в ту ночь они отставали, — торжествующе произнес Горби. — Должно быть, он пришел в пять минут третьего, и тогда все сходится.

— Что сходится? — тут же спросила домовладелица. — И откуда вы знаете, что мои часы на десять минут отстают?

— Так я прав? — подался вперед Горби.

— Я не говорила, что не правы, — ответила миссис Сэмпсон. — Часам не всегда можно доверять больше, чем мужчинам и женщинам… Но это же не помешает ему страховку получить, правда? Обычно- то он раньше двенадцати приходит.

— О, насчет этого можете не беспокоиться, — ответил сыщик, радуясь добытым важным сведениям. — Это комната мистера Фицджеральда?

— Да, — ответила домовладелица, — но он сам здесь мебель ставил, потому как любит роскошь; хотя не сказать, что у него самого такой уж хороший вкус, ведь, чего уж тут скрывать, это я помогала ему выбирать. У меня есть еще одна такая комната, и если кто-то из ваших друзей подыскивает жилье, то у меня очень хорошие отзывы, и готовлю я вкусно, и если…

Тут звонок в дверь заставил миссис Сэмпсон отвлечься, и, торопливо извинившись перед Горби, она, хрустя суставами, поспешила вниз. Оставшись в одиночестве, мистер Горби встал и осмотрелся. Комната была меблирована отлично, радовали глаз и картины. В конце комнаты, у окна, стоял письменный стол, заваленный бумагами.

«Искать бумаги, которые он достал из кармана Уайта, пожалуй, бесполезно, — подумал сыщик, просмотрев несколько писем, — потому что я не знаю, что это, и даже если увижу, не пойму, что это они. Но мне бы хотелось найти недостающую перчатку и бутылку из-под хлороформа, если он еще не избавился от них. Тут их не видно, придется поискать в спальне».

Времени терять было нельзя — миссис Сэмпсон могла вернуться в любую минуту, поэтому мистер Горби быстро прошел в спальню, в которую вела дверь из гостиной. Первым, что бросилось в глаза сыщику, была стоявшая на туалетном столике большая фотография Мадж Фретлби в богатой рамке — точно такая же, как он уже видел в альбоме Уайта. Он взял ее и усмехнулся.

— А вы красивая девушка, — сказал он, обращаясь к изображению. — Но вы дали свою фотографию двум молодым мужчинам, оба были влюблены в вас, и оба были вспыльчивы. В итоге один из них мертв, а второй ненадолго переживет его. Вот что вы наделали.

Он поставил портрет на место и, обведя взглядом комнату, заметил короткое светлое пальто на стене у двери и мягкую шляпу.

— Ага! — произнес сыщик, подходя. — Вот и то самое пальто, в котором вы убили несчастного. Интересно, что у вас в карманах.

И он по очереди их осмотрел. В одном обнаружились старая театральная программка и пара коричневых перчаток, но во втором мистер Горби сделал открытие — нашел не что иное, как недостающую перчатку. Да, это была она, грязная белая перчатка на правую руку с черными швами на тыльной стороне, и сыщик с довольной улыбкой осторожно положил ее обратно в карман.

«Утро прошло не зря, — подумал он. — Я выяснил, что он вернулся домой во время, согласующееся со всеми его передвижениями после часа ночи в четверг, и нашел недостающую перчатку, которая явно принадлежит Уайту. Если бы еще найти бутылочку из-под хлороформа, я был бы совсем доволен».

Но бутылку из-под хлороформа найти не удалось, хотя Горби и обыскал самым тщательным образом всю комнату. Наконец, услышав шаги миссис Сэмпсон, он оставил поиски и вернулся в гостиную.

«Наверное, выбросил ее, — подумал он, усаживаясь на прежнее место. — Но это не имеет значения. Пожалуй, на основании того, что уже найдено, можно выстроить цепочку доказательств, которых хватит, чтобы засадить его. К тому же, я полагаю, когда его арестуют, он сознается во всем. Похоже, его гнетет содеянное».

Дверь отворилась, и в комнату ворвалась разгневанная миссис Сэмпсон.

— Один из этих китайских торговцев, — пояснила она, — вздумал спорить со мной о моркови, как будто я не знаю, что такое морковь, и молол что-то про шиллинг на своем наречии — можно подумать, у них там не знают, что такое шиллинг! Но я на дух не переношу иностранцев с того случая, когда один француз, который учил меня своему языку, сделал ноги, прихватив с собой мамин серебряный заварник, который всегда стоял в буфете для гостей.

Мистер Горби прервал поток воспоминаний миссис Сэмпсон заявлением о том, что теперь, когда она сообщила все интересующие его сведения, он покинет ее.

— И я надеюсь, — сказала миссис Сэмпсон, отворяя ему дверь, — что буду иметь удовольствие видеть вас снова, если дела мистера Фицджеральда этого потребуют.

— О, мы еще увидимся, — с натужной веселостью заверил ее мистер Горби.

«И наша следующая встреча, возможно, понравится вам меньше, потому что вас вызовут как свидетеля», — добавил он мысленно.

— Правильно ли я вас понял, миссис Сэмпсон, — продолжил он, — мистер Фицджеральд обещал сегодня вернуться пораньше?

— Да, сэр, — ответила миссис Сэмпсон, — он будет пить чай со своей юной леди, мисс Фретлби, у которой денег столько, что она не знает, куда их девать; хотя, что ж, и у меня столько было бы, будь мой отец таким богатым.

— Не нужно рассказывать мистеру Фицджеральду, что я приходил, — сказал Горби, закрывая калитку. — Я, наверное, сам зайду сегодня поговорить с ним.

«Какой толстяк! — подумала миссис Сэмпсон, когда сыщик ушел. — Точно как мой покойный отец, который всю жизнь был тучным, потому как много ел и часто к стакану прикладывался; хотя я-то пошла в мать, а у нее в семье все худые были, чем и гордились».

Она закрыла дверь и пошла наверх убирать посуду. Горби тем временем мчался в полицейское управление за ордером на арест по обвинению в умышленном убийстве.