Тайна двухколесного экипажа

ГЛАВА 10 Именем королевы

День был изнуряющее жарким; это был один из тех безоблачных дней, когда солнце жжет сухие улицы, отбрасывая густые, черные тени, — настоящий австралийский декабрьский день, по ошибке заброшенный небесным распорядителем погоды в середину августа. Но после действительно холодной прошлой недели это радовало.

В это субботнее утро весь модный Мельбурн вышел «фланировать» на Коллинс-стрит. Для южного города Коллинс-стрит — то же самое, что Бонд-стрит или Роу для Лондона, или бульвары для Парижа.

Во время этого «фланирования» люди показывают новые наряды, раскланиваются с друзьями, отворачиваются от врагов и ведут светские беседы. Несомненно, все то же самое происходило на Аппиевой дороге, этой модной улице Древнего Рима, еще в те времена, когда Катулл нашептывал веселые глупости на ушко Лесбии, а Гораций принимал поздравления от друзей по поводу новой части своих гражданских стихотворений. История повторяется, и каждому городу всеми законами цивилизации предопределено иметь одну особенную улицу, на которой могут собираться поборники моды.

Коллинс-стрит, конечно, не так грандиозна, как упомянутые выше улицы, но люди, расхаживающие туда-сюда по брусчатке, одеты так же нарядно и так же приятны, как любители променадов в этих знаменитых городах. Как солнце заставляет распускаться яркие цветы, так и соблазнительное воздействие жаркой погоды вывело из домов женщин в платьях самых разнообразных цветов и оттенков, отчего длинная улица стала походить на одну сплошную беспокойную радугу.

Мягко катились кареты, их пассажиры улыбались и кивали, узнавая друзей на тротуарах. Адвокаты, на неделю покончив со своими юридическими увертками, расслабленно шли с черными портфелями в руках; тучные торговцы, позабыв о Флиндес-лейн[8]и прибывающих судах, вышагивали рядом с красивыми дочерьми; а представители светского общества прогуливались в обычных для этого сословия нарядах: шляпа с полями, стоячий воротничок и безукоризненно чистый костюм. В общем и целом улица являла собою картину приятную и оживленную, и порадовала бы сердце любого человека, если только он не удручен и не влюблен, потому что удрученные и влюбленные (несчастливо, конечно) имеют обыкновение воспринимать мир скептически.

Мадж Фретлби предавалась занятию, столь дорогому сердцу каждой женщины, — ходила по магазинам. Она побывала у Мобрэя, Роуэна и Хикса, рассматривала ленты и кружева, пока верный Брайан ждал ее снаружи, развлекаясь наблюдением за текущим по улице людским потоком.

Ему хождение по магазинам не нравилось так же, как большинству представителей его пола, и хотя он, как влюбленный, ощущал определенную потребность в самоотречении, ему было трудно прогнать приятные мысли о клубе, где он мог бы почитать и покурить, а возможно, и выпить чего-нибудь прохладительного.

Купив дюжину или даже больше совершенно ненужных вещей, Мадж вдруг вспомнила, что ее ждет Брайан, и поспешила к выходу.

— Я ведь не слишком долго, да, милый? — спросила она, легко коснувшись его руки.

— О нет, дорогая, — ответил Брайан и посмотрел на часы. — Каких-то полчаса… Сущие пустяки, когда речь идет о новом платье.

— А я думала, дольше. — Лицо Мадж просветлело. — Но ты наверняка все равно чувствуешь себя мучеником.

— Вовсе нет, — ответил Фицджеральд, помогая ей сесть в коляску. — Я прекрасно провел время.

— Глупости! — рассмеялась она, раскрывая зонтик от солнца, пока он садился рядом с ней. — Все считают, что должны так говорить из чувства долга. Боюсь, я и правда заставила тебя ждать… Хотя, — продолжила она, чисто по-женски понимая течение времени, — всего-то парочку минут.

— А остальные минуты? — спросил Брайан, с улыбкой глядя на ее очаровательное раскрасневшееся лицо под широкополой белой шляпой.

Мадж не обратила внимания на вопрос.

— Джеймс, — обратилась она к кучеру, — едем в клуб «Мельбурн». Там будет папа, — пояснила она Брайану, — мы его заберем и попьем чаю вместе.

— Но сейчас всего лишь час, — заметил Брайан, взглянув на часы ратуши. — Миссис Сэмпсон еще не готова.

— Ничего, нам не нужен пир горой, — ответила Мадж. — Чашка чая, какой-нибудь бутербродик — это не так уж трудно приготовить. Я не голодна, папа вообще днем мало ест, а ты…

— Ем много и в любое время, — со смехом закончил Брайан.

Мадж продолжала беззаботно щебетать, и Брайан слушал ее голос с удовольствием. Эти приятные разговоры прогоняли злого духа, преследовавшего его последние три недели. Но вдруг, когда они проезжали памятник Берку и Уиллсу, Мадж сделала замечание, которое заставило его вздрогнуть:

— Это здесь мистер Уайт сел в кэб? — спросила она, глядя на угол дома возле Шотландской церкви, где какой-то бродяга с музыкальными наклонностями играл «Перед самым боем, мама» на старенькой разбитой концертине.

— Так пишут в газетах, — равнодушно ответил Брайан, не поворачивая головы.

— Интересно все-таки, кем был тот джентльмен в светлом пальто, — сказала Мадж, снова откидываясь на спинку сиденья.

— Похоже, этого никто не знает, — уклончиво ответил он.

— Но у них есть одна зацепка, — напомнила она. — Знаешь, Брайан, он был одет, как ты, — в светлое пальто и мягкую шляпу.

— Надо же! — произнес Фицджеральд насмешливым голосом и насколько мог спокойно. — Он был одет, как одеваются девять из десяти молодых мужчин в Мельбурне.

Мадж посмотрела на него, удивившись тону, столь не похожему на его обычную невозмутимую манеру говорить, и уже хотела что-то ответить, но тут экипаж остановился перед клубом «Мельбурн». Брайан, чтобы не продолжать разговор об убийстве, выпрыгнул, взбежал по лестнице и нырнул в дом.

Мистер Фретлби с довольным видом курил и читал «Эйдж». Когда Фицджеральд подошел, он поднял на него глаза, положил газету и протянул руку, которую тот пожал.

— A-а, Фицджеральд, — сказал он. — Что, решили поменять удовольствия Коллинс-стрит на еще большие удовольствия клуба?

— Только не я, — ответил Брайан. — Я всего лишь зашел пригласить вас выпить чаю со мной и Мадж.

— Я не против, — ответил мистер Фретлби, вставая. — Но не слишком ли рано пить чай в половине второго?

— Какая разница! — рассеянно обронил Фицджеральд, когда они вышли из комнаты. — Чем вы занимались сегодня утром?

— Последние полчаса сидел здесь и читал, — беззаботно ответил тот.

— О рынке шерсти, видимо?

— Нет, об убийстве в хэнсоме.

— О ч… Ах, об этом! — поспешно произнес Брайан и, увидев, что спутник с удивлением посмотрел на него, извинился: — Меня уже порядком раздражают люди, которые расспрашивают про Уайта, как будто я должен все о нем знать, хотя ничего не знаю.

— И хорошо, что не знаете, — ответил мистер Фретлби, когда они вместе спускались по лестнице. — Он был не слишком приятным человеком.

Брайана так и подмывало сказать: «Однако вы хотели выдать за него свою дочь», но он благоразумно воздержался от этого, и до экипажа они дошли в молчании.

— Итак, папа, — сказала Мадж, когда все уселись на места и экипаж мягко тронулся в сторону Ист- Мельбурна, — чем ты занимался?

— Отдыхал, — ответил отец, — пока не появились вы с Брайаном и не вытащили меня в эту жару.

— Брайан в последнее время был таким милым, — сказала Мадж, — что мне нужно было как-то отблагодарить его, а я знаю: ничто не порадует его больше, чем возможность побыть хозяином.

— Да, конечно, — согласился Брайан, выходя из задумчивости. — Особенно когда у тебя такие очаровательные гости.

Мадж рассмеялась и скорчила рожицу.

— Если у тебя чай не хуже комплиментов, — легкомысленно обронила она, — я уверена, папа простит нас за то, что мы вытащили его из клуба.

— Папа простит все, — пробормотал мистер Фретлби, надвигая шляпу на глаза, — если только спрячется куда-нибудь от солнца. Мне не хочется играть роль Седраха, Мисаха и Авденаго в раскаленной печи жаркого мельбурнского дня.

Столь раннее появление гостей постояльца застало врасплох и обескуражило миссис Сэмпсон, что она не замедлила показать.

— Когда гости сваливаются как снег на голову, — сказала она с извиняющимся смешком, — нечего ждать чудес на кухне. Печь у меня весь день погашена из-за этой жары. Никогда еще так жарко не было, хотя, когда я была совсем еще дитя, помню, бывало, так пекло, что тетя моей двоюродной сестры иногда жарила суставы на солнце.

Рассказав эту сказку и оставив гостей гадать, о чьих суставах шла речь, животного, тети ее двоюродной сестры или ее самой, миссис Сэмпсон поскрипела в кухню.

— Какая у тебя забавная хозяйка, Брайан, — произнесла Мадж из глубин огромного кресла. — Наверное, она кузнечик из Фицрой-гарденс.

— О нет, она женщина: по длине языка можно определить, — язвительно заметил мистер Фретлби.

— Распространенная ошибка, папа, — резко возразила Мадж. — Я знаю множество мужчин, куда более болтливых, чем любая женщина.

— Надеюсь, я никогда таких не встречу, — ответил мистер Фретлби. — Потому что если это случится, боюсь, мне придется согласиться с Де Куинси, что убийство — это разновидность изящных искусств.

Брайан от этих слов вздрогнул и посмотрел на Мадж, но та, к его облегчению, на отца внимания не обращала, потому что прислушивалась.

— Это она, — сказала Мадж, когда треск за дверью возвестил о приближении миссис Сэмпсон с чайным подносом. — Скажи, Брайан, ты, когда слышишь этот постоянный звук, не думаешь, что в доме пожар? Ей нужно масло.

— Да, «масло святого Иакова», — рассмеялся Брайан, когда миссис Сэмпсон вошла и поставила ношу на стол.

— Пирога у меня нет, — сообщила леди, — потому как меня не предупредили, когда вас ждать, — хотя меня редко что врасплох застает, разве что головная боль, но она ведь никого не предупреждает, — поэтому вот, пожалуйста, хлеб с маслом; булочник и бакалейщик у нас просто золотые, если бы только о своих деньгах поменьше волновались, а то они, поди, думают, у меня тут в доме банк, пещера Аладдина; я читала про нее в «Тысяче и одной ночи», которую выиграла в школе на конкурсе по английскому, а меня-то тогда считали прилежной ученицей.

После того как навязчивые извинения за отсутствие пирога были приняты, миссис Сэмпсон отправилась прочь, и Мадж принялась разливать чай по чашкам из фарфорового китайского сервиза затейливой работы, который Брайан приобрел во время путешествий. Пользовался он им только в особых случаях и сейчас, наблюдая за Мадж, невольно залюбовался тем, как ловко летают ее руки между чашек и блюдец в причудливых желтых и зеленых драконах. С грустной улыбкой он подумал: «Интересно, если бы им было известно все, стали бы они вот так спокойно пить чай?»

Мистер Фретлби, глядя на дочь, подумал о покойной жене и вздохнул.

— Что ж, джентльмены, — сказала Мадж, раздав чашки и взяв себе тонкий кусочек хлеба с маслом, — вы — чудесная компания: папа сопит, как паровоз, а Брайан таращится на меня глазами размером с эти блюдца. Вам обоим нужно оставить свое уныние для похорон.

— Почему уныние? — лениво поинтересовался Брайан.

— Боюсь, мистер Фицджеральд, — сказала юная красавица с веселыми искорками в глазах, — вы не слишком хорошо знаете «Сон в летнюю ночь».

— Пожалуй, не очень, — ответил Брайан. — Здесь летом ночи такие жаркие, что спать невозможно, какие уж тут сны? Уж поверь, если бы четверо влюбленных, с которыми так жестоко обошелся Пак, жили в Австралии, они бы не смогли спать из-за москитов.

— Что вы несете, молодые люди? — сказал мистер Фретлби с улыбкой, помешивая ложечкой чай.

— Duke est desipere in loco[9], — многозначительно заметил Брайан. — Жизнь человека, который на это не способен, скучна и неинтересна.

— Не люблю латынь, — покачала красивой головкой мисс Фретлби. — Я согласна с Гейне, который говорил, что если бы римляне изучали все исключения из правил своей грамматики, то у них не осталось бы времени на покорение мира.

— Что было куда более приятным занятием, — вставил Брайан.

— И гораздо более прибыльным, — закончил мистер Фретлби.

Они довольно долго продолжали такой легкий разговор, пока Мадж наконец не встала и не сказала, что пора идти.

Брайан предложил пообедать в Сент-Килда и после всем вместе сходить на фейерверк. Мадж на это согласилась и уже надевала перчатки, как вдруг они услышали звонок в дверь, а потом и возбужденный голос хозяйки.

— Говорю вам, вы не войдете, — вопила она, — и не пытайтесь; я всегда слышала, что для англичанина дом это его крепость, а вы нарушаете закон и еще ковры мне портите, которые только недавно постелили!

Кто-то ответил, потом дверь комнаты Брайана распахнулась, и вошел Горби в сопровождении другого мужчины. Фицджеральд побледнел как мел, ибо сразу почувствовал, что они пришли за ним. Однако, взяв себя в руки, он полным достоинства тоном осведомился, какова причина вторжения.

Мистер Горби подошел прямиком к Брайану и положил руку на плечо молодого человека.

— Брайан Фицджеральд, — отчеканил он, — именем королевы вы арестованы!

— За что? — механическим голосом промолвил Брайан.

— За убийство Оливера Уайта.

Мадж вскрикнула и выпалила:

— Это неправда! Господи, это неправда!

Брайн молча вытянул перед собой руки, и Горби застегнул на них наручники. Да, он радовался тому, что настиг преступника, но на сердце отчего-то было тревожно.

Фицджеральд повернулся к Мадж, которая стояла бледная и неподвижная, как будто окаменела.

— Мадж, — произнес он чистым, тихим голосом, — я отправляюсь в тюрьму… возможно, на смерть, но клянусь всем дорогим и святым для меня, что я не совершал этого убийства.

— Милый!

Она подалась вперед, но отец шагнул между ними.

— Назад, — железным голосом произнес он. — Теперь между тобой и этим человеком ничего нет.

Мадж с гордым видом на пепельно-бледном лице отвернулась, но ответила:

— Ты ошибаешься. Теперь я люблю его больше, чем когда-либо. — И прежде чем отец успел помешать ей, обвила руками шею возлюбленного и принялась страстно его целовать. — Милый мой, — промолвила она, и по ее бледным щека потекли слезы, — что бы ни говорили люди, ты всегда будешь для меня дороже всего на свете.

Брайан крепко поцеловал ее и вышел из комнаты. Мадж, лишившись чувств, как подкошенная упала к ногам отца.