Самый мудрый и отважный воробей в мире проснулся поздно — в его домик под крышей терема уже заглядывало солнце.
Чиврик первым делом посмотрел в осколок зеркала, который нашел весной на мусорнике. Посмотрел — и чирикнул от горя:
— Мое любимое серое перышко!
Мало того, что до сих пор болело правое крыло, так Черный Сквозняк еще попортил и его наряд. Где теперь взять великолепное нежно-серое перышко, которое украшало его «шапочку»?!
Чиврик воинственно нахохлился, прыгнул на порог дома, готовый тут же лететь на поиски Врага и сразиться с ним.
Но в последний момент передумал.
Мерзкий Наплеватель днем, как всегда, отсыпается в своем дворце-бутылке, а Черный Сквозняк — сильный и коварный. К тому же он проворнее любой птицы — попробуй поймай сквозняк.
Воробей вздохнул и вернулся в дом.
Дом свой — широченный паз в балке, откуда давным-давно вывалилось стропило, — Чиврик очень любил. Сюда не попадал дождь, а зимой дерево и теплая подстилка спасали от мороза и ветра.
Хотя воробьи и не запасаются впрок, в доме, кроме спальни, была кладовая, которой Чиврик гордился и хвастал при каждом удобном случае.
Вот и сейчас, чтобы успокоиться, Чиврик принялся проверять свои припасы. Под стенкой в кладовой горками лежали несколько десятков тыквенных семечек, зерна пшеницы, крупа и пшено, а возле «спальни» — семнадцать мух, засохших, однако по-прежнему аппетитных. Припасов, в общем, было немного, но в разговорах с другими воробьями количество их мгновенно возрастало: зерно Чиврик мерил мешками, а мух он, по его словам, заготовлял на зиму столько, что непонятно было — как они еще вообще не перевелись.
Трогать свои припасы Чиврик не стал, а, пригладив перья, выпорхнул из гнезда и перелетел к соседнему пятиэтажному дому, где была вареничная. Вареников воробей не любил — уж очень тесто жесткое, а вот оладьи можно поклевать.
И того, и другого во дворе вареничной была целая громадная кастрюля, которая называлась сложно и не очень понятно для Чиврика — «пищевые отходы».
Возле кастрюли завтракало несколько десятков приятелей Чиврика.
— Привет, — поздоровался один из них. — Присоединяйся. У них сегодня оладьи пригорели — целую сковородку выбросили.
— Где тебя так пощипали? — спросил другой, торопливо проглотив большую крошку.
— Наплевателя, небось, все знаете, — небрежно ответил Чиврик, выбирая, какой из оладушек подзакусить.
Воробьи, услышав зловещее имя, опасливо оглянулись и перестали клевать.
— Так вот, — заявил гордо Чиврик. — Я ему вчера все кости пересчитал. Правда, у этого ничтожества даже костей нет, но после моей трепки лапу ему пришлось перевязать.
— Точно! — испуганно-восторженно пискнул Куцехвост. — Я сам видел — лапа забинтованная.
— А Черный Сквозняк?! — Чиврик даже о боли в крыле позабыл. — Я его вчера узлом завязал.
Воробьи ахнули от восторга. Склонив набок головы, они приветствовали героя.
— Если развяжется, может сюда прилететь, — как бы между прочим, добавил Чиврик.
Его трусливых и глупых приятелей будто ветром сдуло — всей стаей спрятались в ветвях акации.
Чиврик выбрал самую пышную и уже раздолбанную оладью и с аппетитом принялся завтракать.
Поев, он по привычке залетел в самую вареничную, чтобы попрыгать на столах, чем-нибудь запить завтрак — молоком, чаем или компотом.
«Как же там Удивленыш?» — вспомнил он и, благодарно чирикнув девушкам-поварам, полетел в детский городок.
Там было тихо и мрачно. Дети — в школе или в садике, взрослые — на работе. Время тайной жизни зверей, вещей и созданий начнется по-настоящему только с полуночи. Для дня остаются разговоры, да и то шепотом.
Чиврик с высоты осмотрел весь городок, площадку, на которой собрались все Ржавые.
И тут он заметил Филина. Еще более скособоченного и несчастного, с измятым крылом.
Чиврик спикировал на землю и сел напротив старшего собрата.
— Чи-чивр, — удивился он. — Что с вами, уважаемый Филин?
— Ух-ху-хух! — горестно вздохнул Филин. — Я вчера разбился. Мы спасали Удивленыша, я наткнулся на копье Дон Кихота и упал. Я уже совсем слепой, мой брат. Пусть будут целыми твои перья и чистым поутру голос, — добавил Филин традиционное приветствие птиц.
— Вы спасли Удивленыша?! — обрадовался Чиврик.
— В том-то и дело, что нет.
Филин говорил медленно и тяжко, переживая, по-видимому, не только боль от падения, но и душевную боль.
— Я почти разучился летать, мой брат. Я рухнул, потому что Удивленыш не мог пробраться сквозь сеть-западню, а Дон Кихот вместо того, чтобы разогнать пауков, ткнул копьем мне в крыло. Удивленыш теперь погибнет. Мерзкий Наплеватель пытает его Черными Словами…
— Нет! — решительно чирикнул самый мудрый и отважный в мире воробей. — Я спасу Удивленыша! Это дело чести. Мерзкий Наплеватель и его не менее мерзкие слуги оскорбили самых достойных в мире птиц. Моя месть будет ужасной.
— Как же ты спасешь Удивленыша, если мы, такие огромные, железные, не сумели это сделать? — удивился Филин.
— Еще не знаю, — беспечно ответил Чиврик. — Если силой не получается, попробуем хитростью. Я лучше всех птиц знаю стратегию и тактику военного искусства!
Филин промолчал, а Чиврик вдруг понял, что он только что слово в слово повторил хвастливую фразу Филина. Неловко, конечно, но что поделаешь: наверно, все мудрые птицы думают одинаково.
— Сейчас я его освобожу, — неожиданно для самого себя заявил воробей и испугался: чего его несет, что он так сегодня расхвастался? Так можно не то что перо — голову потерять.
Чиврик так подумал, а вслух, замирая от собственной дерзости, произнес:
— Не пройдет часа — и Удивленыш будет на свободе. Подумайте лучше, где и как его спрятать.
Чиврик взлетел и несколько минут метался в воздухе, не зная, как вести себя дальше и что предпринять.
Ничего не придумав, он сел на знакомый край бревна Угловой башни, где его вчера подстерег Черный Сквозняк, заглянул в щель.
Сеть-западня была готова. Один из тройки толстяков-пауков куда-то исчез, а двое тотчас забились в разные углы, поблескивая на воробья выпученными глазками.
— Где ты там, малыш? — позвал Чиврик, заглядывая во мрак темницы. — Ты еще жив? Пробирайся сюда.
— Здравствуй, Чиврик, — отозвалось существо-облачко, поднимаясь к щели. — Я рад, что ты прилетел меня проведать. Тебе вчера не очень досталось?
— Чип-чип-чепуха. Я этот сквозняк в узел завязал, — привычно прихвастнул Чиврик.
Ему показалось, что пауки, как и в прежний раз, захихикали в своих углах.
«Жаль, что ваша дурацкая сеть так глубоко, — подумал воробей, прикидывая, сможет ли он клювом или лапкой забраться в щель. — Ну, ничего. Сейчас мы что-нибудь придумаем».
— Ты знаешь, Чиврик, меня вчера чуть не спасли Ржавые, — послышался из мрака башни голосочек Удивленыша.
— Знаю, малыш, знаю.
— Но у них что-то не получилось. Прибежали стражники. Теперь там, внизу, сидит Фу-ты.
— Пусть сидит, мохом зарастает, — весело ответил воробей. Ему пришла в голову неожиданная идея.
— Эй, вы, толстобрюхие, — обратился он к паукам. — Вы знаете, что Чиврик — самый честный воробей в мире?
Пауки, конечно, не ответили.
— Так вот, — продолжил Чиврик. — Если вы смотаете край сети — немножко, лишь бы мой друг выбрался на волю, то я обещаю вам по десять великолепных мух каждому. Ну как?
Пауки отвернулись и заползли поглубже в свои укрытия.
— Не нравится, значит, — заключил Чиврик. — Мало предлагаю. Хорошо. Я выделю вам из своих запасов пятьдесят самых вкусных сушеных мух.
Пауки в ответ нахально развалились и сложили лапки на животах.
— Они ведь глухие, — напомнил Удивленыш. — Ты сам мне об этом говорил.
— Ничего. Сейчас услышат, — проворчал Чиврик, раздумывая, что же в его заманчивых предложениях могло прийтись не по вкусу толстобрюхим.
— Ага! — воскликнул он. — Я же забыл, ребята, что вы — кровопийцы. В самом деле — зачем вам сушеные мухи? Весной я поймаю вам сотню самых жирных и вкусных мух. Слышите, ребята!? Слово Чиврика — закон.
Глухонемые пауки переглянулись и, выскочив из своих укрытий, принялись торопливо сматывать край сети-западни.
— Вот и ладненько, вот и молодцы, — приговаривал воробей, наблюдая за их спорой работой.
Он заглянул в щель, позвал:
— Давай, малыш, вылезай. Только осторожно: к паутине не приклейся.
Удивленыш, ошеломленный внезапным освобождением, осторожно протиснулся в прореху.
Чиврик помог ему больным крылом, опять вспомнил про злодея Наплевателя и его слуг и, изловчившись, клюнул зазевавшегося паука.
— Очень даже вкусно, — с удовлетворением отметил воробей и, склонив голову, заглянул в щель. — Теперь, извиняюсь, долг мой наполовину уменьшился… Но мухи за мной. По первому требованию, господа толстобрюхие.
Он повернулся к Удивленышу, подмигнул:
— Полетели?!