Тайна затворника Камподиоса

КАРЛИК ТОКСИЛЬ

Витус старался идти побыстрее. Его воодушевляла мысль пройти во второй день больше, чем в первый. Спустя два часа быстрой ходьбы он увидел впереди какое-то странное существо, сидящее у дороги. Оно чем-то напоминало собаку, но чем ближе юноша подходил, тем отчетливее было видно, что это человек. Все в нем было поразительно малых размеров. Особенно выделялись две приметы: большая голова и горб, начинавшийся сразу за шеей и напоминавший бочонок. Ни голубой праздничный цвет его наряда, ни висящий на ремне через плечо красный деревянный ящик не смягчали отталкивающего впечатления. Он не шевелился, и нельзя было с уверенностью сказать, жив сидящий или уже преставился.

– Откуда топаешь? – маленькие глазки, сверкнули из-под полуприкрытых век. Они были посажены близко к едва заметному носику, а крошечные розовые губки по-рыбьи вытягивались, когда горбун что-то говорил. Глаза, рот и нос как-то терялись на широком плоском лице, обрамленном рыжеватыми кустиками, которые при всем желании нельзя было назвать бородой.

– Так откуда топаешь? – снова открылся рыбий рот. – А тити-мити у тебя есть?

– Простите, я не понял?

– Ну, я нащщет того, водятся ли у тебя деньжата?

– Нет... То есть да. – Витусу не хотелось врать. Однако не станешь же каждому встречному-поперечному рассказывать, что у тебя есть золотые эскудо. – Но мне деньги не нужны, – быстро добавил он. – Я ими не интересуюсь.

– Будь у тебя тити-мити, можно было бы кое-ще сожрать, – прошепелявил незнакомец. – Слыхал ты про «Розу»? Это такая шамовочная милях в трех отсюда. – Он вытянул руку, маленькую, как у ребенка, и совершенно безволосую, указывая, куда идти. – Так есть тити-мити или нет?

– Мне очень жаль, – пожал плечами Витус. – Но я тебя не понимаю.

– «Я тебя не понимаю», – передразнил его коротышка. – Черещщур ты тонкая штущка, щебы понимать язык тех, кто командует движением облаков, да?

Витус решил на эти уловки не поддаваться.

– Если хочешь поесть, могу поделиться с тобой каплуном, – предложил он. – Я бы с удовольствием поел бы с тобой за компанию.

– Ты всегда так цветисто выражаешься? Из монастыря, ще ли? – коротышка нетерпеливым движением поправил ремень висевшего через плечо ящика. – У тебя, знащит, есть кастрированный куриный капрал? А крестьянская пушка найдется? – И когда Витус вопросительно на него посмотрел, объяснил: – Ну, фасоль вареная или ще-нибудь такое?

– Нет. Только каплун. Погоди, я достану его. – Витус воткнул посох в землю и поставил на землю кожаный короб. Когда он присел рядом с коротышкой, послышался какой-то звук. Похоже, металлический. Во имя всего святого, да это же его золотые монеты! Он поднял голову с самым невинным видом – и поймал на себе проницательный взгляд карлика.

– Этот короб издает самые неожиданные звуки, когда ее поставишь, – смущенно улыбнулся он. – Хочешь ногу или крыло?

– Ще-ще? – глазки карлика заблестели. Он никак не мог отвести их от каплуна. – Ежли ты не жадный, то и тем угостишь, и другого дашь попробовать.

Витус поспешил выполнить его желание. Быстро разделав птицу, он протянул куски мяса на своем «столовом приборе».

– Вот, угощайся, э-э... как тебя, вообще говоря, зовут?

Коротышка, изготовившийся ловким жестом ухватить самый смачный кус, так и застыл с вытянутой рукой.

Неужели этот прощелыга, этот лежебока хочет расколоть его? Неужели он решил, что его, хитреца Токсиля, так легко вывернуть наизнанку? Он чуть не расхохотался – вот недотепа-то!

Его взгляд на секунду остановился на маленьком деревянном ящике, который он повсюду таскал с собой. Его содержимое и на этот раз пригодится. Никто из посторонних никогда не видел спрятанных внутри него двенадцати бутылочек, содержимое которых, порошки и микстуры, карлик постоянно пополнял. Они были его гордостью, они давали ему некую власть над людьми, которую другие обретали лишь с помощью богатства. Это ощутил на своей шкуре один здоровенный мужлан, с которым он некоторое время назад пил и закусывал в придорожной бодеге. Он, хитрец Токсиль, допустил при этом непростительный промах. Опьянев, он расхваливал свои яды, как будто рассказывал о своих возлюбленных. Мужлан смеялся над ним, как над последним дурачиной.

С тех пор этому типу никакая еда не по вкусу. И день ото дня он слабеет.

А другой ни с того ни с сего отшвырнул его в сторону во время публичной казни. Когда Токсиль, стеная, запротестовал, этот увалень с разбега бросился прямо ему на горб.

– Вот и лежи, где стоял! – заорал он. – Я у тебя места не отниму!

Стоявшие вокруг зеваки корчились от смеха до колик и до того сомкнули круг вокруг них двоих, что он никак не мог вырваться и так или иначе вынужден был таскать увальня на себе. А тому эта игра пришлась, как видно, по вкусу, и он еще веселил толпу разными шутками-прибаутками.

Но так как даже самая продолжительная казнь когда-нибудь да подходит к концу, то люди стали расходиться, а шутник идти домой не смог.

Кто-то облил его ноги соляной кислотой.

– Я из Аскунезии, ястреб ты в рясе. Из земель, что лежат на восток от Рейна, если тебе это ще-то говорит. Здесь, в Испании, у меня тьма всяких имен. Для кого я Педро, а для кого – Франко. Хайме, Хуан или еще кто угодно. Выбирай на свой вкус.

Токсиль потянулся за следующим куском каплуна и впился в него зубами. Он не сомневался, что сильно смутил этого молокососа, и не в последнюю очередь благодаря некоторым словечкам, которые искусно вплетал в свою речь, – это дело проверенное! Но пора самому перейти в атаку и кое-что у него выспросить.

– Ну, а тебя-то как зовут?

– Витус.

– Витус? Вот так имещко! – карлик снова впился зубами в мясо, отхватив большой кусок своими маленькими, но острыми, как иглы, зубами. – А сам че не шамаешь?

– Почему, я поем, – Витус старался особенно не шевелиться, чтобы опять не зазвенели монеты. Карлик же поглощал каплуна невообразимо быстро. Витус с натянутой улыбкой взялся за крыло. Каплун и на второй день после того, как был изжарен, оставался деликатесом. Что же странного в том, что карлик так и уплетал его?

Через несколько минут трапеза подошла к концу, причем львиная доля мяса досталась карлику. Он, ничуть не стесняясь, отрыгивал и вытирал жирные пальцы о полы куртки. Потом он вытянулся на траве и задрал в воздух обе свои маленькие руки. На ремне стали видны кожаные мешочки для воды. Отцепив один из них, карлик протянул его Витусу.

– Не нацедишь ли немного водицы? Там, за поворотом, есть ручеек. Только пока я на моих ходулях туда дойду...

«Этого мне только не хватало!» – подумал Витус, поднялся и пошел осторожненько, словно по битому стеклу.

– С удовольствием схожу!

– Спасибо, Витус, – медоточиво произнес карлик.

Его глазки внимательно следили за удалявшейся фигурой. «Провалиться мне на этом самом месте, если у него в накидке нет рыжих монеток», – захихикал он. Потянулся своими крохотными ручонками к ящику и открыл его.

– А-а-а, ну-ка, поглядим, где у нас тут за бутылощки подобрались! Красота, а не бутылощки, а?

Он доставал одну бутылочку за другой и внимательно разглядывал на свету. В первой был сильно ядовитый, густой отвар бледной поганки, во второй – настойка из цветов белладонны, в третьей – цикута, а в четвертой – обыкновенный гипс, который, попав в руки карлика, обретал смертоносное действие. Отравителю удавалось превратить его в крохотные шарики, которые он обматывал сырой куриной кожей. Хитрец продавал их на базаре, убеждая покупателей, что это чудодейственное средство от любой боли в желудке и вообще во внутренностях. Если удавалось продать, старался поскорее унести ноги, ибо тот, кто такое лекарство проглотил, поначалу действительно чувствовал, как внутри у него теплело, а потом внутри начинало давить так, будто туда свинца налили. Если кому-то удавалось избавиться от «согревающего шарика» естественным путем, мог считать, что ему несказанно повезло. Если же нет, иногда не удавалось избежать и самого худшего. А в пятой был мышьяк, белый порошок, действующий быстро и сильно. Карлик получал его собственноручно из мышьяковой руды. Ну, и так далее.

Токсиль разглядывал одну бутылочку за другой. Наконец, в руках карлика оказалась последняя из них – это был небольшой пузырек с зауживавшимся кверху горлышком. Он был запечатан красным сургучом. «Дурман», – удивленно пропищал он фистулой. Сняв сургуч, вынул пробочку и принюхался.

Токсиль довольно улыбнулся.

– Ничего, не пожалеем и столовой ложещки.

Огляделся, не возвращается ли Витус, он положил несколько чайных ложечек в оставшийся мешочек. Там оставалось немного жидкости, и он все взболтал.

– На, держи, освежись, – вернувшийся Витус протянул ему полную воды кожаную фляжку.

– Спасибо, – горбун хотел показать себя с лучшей стороны. Он с шумом отхлебнул из фляжки. – Ты и сам промощи горлянку, – пропищал он, протягивая заранее приготовленное питье.

Витус сделал несколько глотков.

– Да это вино! – вырвалось у него. – Почему ты сам его не выпил?

– Что-то мне от этого пойла не по себе делается, – с простодушным видом объяснил он. – А тебе оно в самый раз пришлось, да?

– Пожалуй, что так, – Витус сделал еще один большой глоток. – Какое-то оно все-таки необычное...

– Уи, уи! Это вино не из здешних мест. Его чем больше пьешь, тем лущще оно на вкус. На-ка, вот! – Карлик чуть слышно икнул.

– Не привык я пить много вина, – Витус отложил фляжку с вином.

Плоское лицо карлика налилось кровью.

– Выпей, чего там!

Витус выпил еще. Вино было чересчур крепким, какими бывают дешевые вина – не то, что те, которые ему доводилось пробовать прежде. А может быть, все дело в том, что монахи знали толк в винах и всегда считали, что выпить доброго вина в меру отнюдь не грех.

– К сожалению, твое вино что-то горчит...

– Ну, еще глоток-другой, и я к тебе больше приставать не буду, клянусь святой Марией!

– Ну, если так настаиваешь, – Витус сделал еще глоток, и вдруг красная краска с лица карлика пропала, оно стало фиолетовым, а потом светло-зеленым. Оно донельзя сузилось, а потом вдруг расплылось, разделилось на части, которые разлетелись, как осколки. Словно из дальней дали он услышал голос:

– Они позовут тебя на большой совет при дворе, там тебя и припещатают: дергать будут, щипать, тискать, таскать за волосы...

Четыре маленьких колючих глаза вертелись на этом лице, приковывая к себе взгляд Витуса. Число этих глаз все время увеличивалось. Их все больше и больше! Бесчисленное количество ртов, напоминающих рот рыбы, открывались и закрывались попеременно:

– Тити-мити сюда, ястреб в сутане! Сюда, в ящик! – свистящим шепотом произносили они. – Спи сладко! Ты мой, ты в моих руках!..

Земля приподнялась, как будто кто-то складывал ее поперек, с шумом ударила его по лбу – и Витус провалился в бездонную пропасть...