Тайная уступчивость

Один

ЭЛИАНА

Мои ноги ступают по тротуару, я делаю правильный вдох, ветреный воздух пронизывает мои легкие, когда я заканчиваю утреннюю пробежку.

Еще один квартал, и я дома. Мои глаза скользят повсюду, пока я набираю темп и учащаю дыхание.

Нью-Хейвен, штат Коннектикут, прекрасен в августе. Листья приобретают все новые цвета, сигнализируя об осени. Мое любимое время года. Даже те листья, которые начинают падать на землю, представляют собой прекрасное зрелище в городе.

Краски перехода от лета к осени начинают окутывать окрестности, как будто я попала в кино. В воздухе витает крепкий запах кофе, а также свежесть деревьев после ночного дождя. Это почти успокаивает.

В следующем месяце будут открыты тыквенные поля, яблочный сидр появится на полках ближайшего продуктового магазина, и я смогу пользоваться камином в гостиной.

Пробегая мимо любителей утренних прогулок, я не могу не улыбаться. Возможно, жить здесь снова будет не так уж плохо. Он так сильно изменился с тех пор, как я уехала в колледж, и здесь недавно появились новостройки, которые мне еще предстоит изучить.

Наконец я сбавляю скорость, приближаясь к ступеням дома моих родителей. Это старый трехэтажный дом, расположенный в тихом районе, где все дома стоят рядом друг с другом, как таунхаусы. Дом построен из старого красного кирпича с черными акцентами. Мои родители живут здесь с тех пор, как я переехала в колледж, но я приезжала к ним только на праздники.

Раньше они жили в соседнем квартале, но как только я переехала, они получили работу в соседнем университете, не пожалели денег и переехали в другой район. Они ездили на работу в другой колледж, пока не устроились в Йельский университет.

Теперь их дом находится в десяти минутах ходьбы от кампуса. Они могут ходить на работу пешком, если им это действительно нужно, но мои родители никогда не просыпаются поздно. Обычно они встают раньше, чем все соседи.

Мои шаги немного замедляются, когда я поднимаюсь по ступенькам, а ноги после пробежки становятся похожими на желе.

Я достаю ключ от дома из маленького кармашка на молнии сзади леггинсов. Дверь громко скрипит, когда я пробираюсь внутрь.

Запах кофе доносится до меня, когда я закрываю дверь и снимаю наушники с головы, чтобы они болтались на шее.

— Элиана? Это ты?

Голос моей матери доносится по коридору, когда я снимаю кроссовки на площадке перед домом в нашей импровизированной грязной комнате. Я решаю снять с себя наушники и повесить их на свободный крючок рядом с другими куртками.

— Да, только я, — кричу я в ответ.

Из глубины дома, где находится моя мама, доносится стук тарелок. Я следую за шумом по тускло освещенному коридору, в который редко попадает солнечный свет. На стенах висят фотографии моих родителей и меня, а на комодах и маленьких столиках, стоящих вдоль коридора, — предметы антиквариата.

Я захожу на кухню, где наконец-то стало светло от люстры над головой. Я вижу, как мама готовит яичницу на сковороде, и поворачиваюсь к ней, чтобы посмотреть на меня, все еще переводящего дыхание.

— Садись. Я приготовила тосты, яичницу и кофе. Если ты хочешь бекон, тебе придется приготовить его самой.

Ее тон звучит отрывисто, темные волосы рассыпаются по плечам, и она снова поворачивается к сковороде и взбивает яйца. Ее фарфоровая кожа блестит под светом люстры, а дорогие золотые браслеты звенят друг о друга.

— Спасибо. Где папа? — спрашиваю я, пробираясь к кухонному острову и усаживаясь на один из мягких барных стульев.

Стены в этой комнате абсолютно белые с золотыми акцентами. Шкафы приятного светло-кремового цвета, а приборы из нержавеющей стали в каждом углу делают эту кухню словно из каталога. Нетронутая и чистая, прямо как моя мама.

— Он в своем кабинете, проверяет электронную почту, просматривает учебные планы, прежде чем отправиться на встречу с остальными членами отдела. Ты слышала хорошие новости? Он новый заведующий кафедрой.

Я киваю и тянусь к стакану, стоящему на острове, подтаскиваю его ближе к себе, а затем беру кувшин. В кувшине есть небольшая чашка с нарезанными лимонами, готовыми к выжиманию. Я наливаю себе стакан и опускаю четвертинку лимона в холодную воду.

Я делаю долгий глоток. К сожалению, я забыла взять с собой на пробежку бутылку с водой.

— Это здорово для него, правда. Я забыла, что скоро начнется семестр, верно?

Мама кивает и выключает плиту, а затем направляется ко мне со сковородой. Я быстро беру тарелку, которую она поставила для меня, и поднимаю ее, чтобы она выложила на нее порцию яичницы. Рядом с ней лежит стопка тостов, и она осторожно поднимает один из них между наманикюренными пальцами, а затем кладет его рядом с яичницей. Выражение ее лица на миллисекунду становится кислым, но я все равно улавливаю это.

Какая-то часть меня хочет спросить ее, что я такого сделала, что расстроило ее из-за нашего простого общения, но я знаю, что лучше.

Я слабо улыбаюсь ей, пока она не приготовила свою тарелку и тарелку для моего отца.

— Да, три с половиной недели, а потом здесь будет сумасшедший дом. Ты знаешь, как это делается. Бумаги повсюду. Мы застрянем либо в своих офисах в кампусе, либо здесь.

Я киваю. Я беру вилку и начинаю накладывать яичницу на кусок тоста.

— Папа обычно так рано встречается со своим отделом? Я думала, они встречаются до начала занятий. Разве это не может быть электронное письмо?

Она смеется почти снисходительно, ее зеленые глаза сверкают.

— Нет, дорогая. Карлос предпочел бы встретиться лично, а не по электронной почте. Ты же его знаешь.

Я киваю, потому что знаю, что действительно знаю. Как бы он ни любил звонить и писать мне, он больше дорожит встречами лицом к лицу. Но Флорида была слишком далеко, чтобы я могла это сделать. Бывали моменты, когда я жалела, что переехала в колледж так далеко, что не могла навещать его, когда бы ни захотела.

— Почему бы тебе не отнести ему его тарелку? — спрашивает она, подталкивая ее к острову. Я откусываю несколько кусочков яичницы на тосте, затем киваю и беру тарелку. Я спрыгиваю с табурета и иду обратно по коридору, а затем резко поворачиваю направо. Там есть более короткий коридор, который ведет в ванную, спальню и кабинет.

Кабинет моей матери находится на втором этаже, где расположена их хозяйская спальня и комната для гостей. Третий этаж предназначен только для меня, как собственная квартира. Здесь есть выход на крышу, огромный шкаф, размером с комнату, спальня-люкс и собственная ванная. Единственное, чего здесь не хватает, — это мини-кухни.

Оказавшись перед кабинетом, я поднимаю руку и пять раз постукиваю по ней костяшками пальцев.

— Входите, — зовет голос. Я поворачиваю ручку двери и толкаю ее, пока не оказываюсь внутри. Я позволяю глазам привыкнуть к другому освещению и вижу своего отца, который чешет голову и склонился над стопкой бумаг.

— Завтрак подан, — говорю я, подходя к нему и ставя тарелку на стол.

Он поднимает глаза и сдвигает очки на переносицу, а затем улыбается. Его карие глаза находят мои, и он берет тарелку.

— Спасибо, принцесса. Как прошла твоя пробежка?

Я отступаю на несколько шагов и сажусь в одно из кожаных кресел перед массивным столом. Я перебираю пальцами на коленях. — Все прошло хорошо. Я действительно знакомилась с новыми жителями района.

Он кивает, доедая яичницу и откусывая от тоста. — Ух ты, твоя мама действительно знает, как сделать самые простые блюда экстравагантными.

Я закатываю глаза на его нирванические слова. Он всегда полон ими. Я убеждена, что это его академический мозг, который никогда не перестает брать верх. Он сказал мне, что я выглядела «изысканно» и «шикарно», когда много лет назад кружилась в гостиной в выпускном платье.

Это было оборчатое голубое платье, похожее на павлина, со шлейфом сзади, который касался земли и тянулся наружу. Я вздрогнула при воспоминании об ужасном выборе платья.

— Я слышала, у тебя сегодня встреча? Ты готов к университету? — Я вздергиваю брови.

Он смеется и качает головой. — Я делал это много раз. Первый учебный день больше не доставляет мне хлопот, принцесса.

Он запихивает в себя еще одну порцию яичницы, затем проглатывает и прочищает горло. Он вытирает руки об усы, а затем снова надвигает очки на нос.

— Ты хочешь мне что-то сказать.

Я барабаню пальцами по коленям.

Он кивает. Я всегда могу сказать, когда он собирается предложить мне способ улучшить свою жизнь или прочитать мне нотацию. Я надеюсь на первое — не в том настроении, чтобы читать нотации.

— Мы с твоей мамой разговаривали вчера вечером…, — его голос прерывается, прежде чем он поднимает глаза на меня. Я жду, что он продолжит, но он не продолжает.

— И о чем же вы говорили…? — спрашиваю я. У меня есть предчувствие, что я здесь не просто для того, чтобы дать ему завтрак. Но, зная своего отца, мне придется вытягивать это из него.

Он вздыхает, складывает руки на груди и откидывается в кресле. — Она хочет, чтобы ты нашла работу.

Я насмехаюсь, прежде чем поспешно встать. Он следит за моими движениями. — Она действительно так сказала? У тебя есть право голоса во всем этом?

Он поджимает губы в тонкую линию, а затем пожимает плечами.

— Думаю, она права. Ты здесь с мая и до сих пор не нашла себе занятие. Мне нравится, что ты здесь, поверь мне, но твоя мама считает, что это непродуктивно с твоей стороны — просто тратить дни на ничегонеделание.

— Я кое-что делаю, — огрызаюсь я. Его взгляд смягчается, и я расслабляюсь, понимая, что не должна срывать на нем злость. Он всего лишь посланник. — Я пыталась устроиться на работу. Все они по-прежнему полностью укомплектованы или студенты возвращаются в кампус, где их ждут закрепленные места. Я пыталась… поверьте мне.

Он кивает и на мгновение замолкает. — Ты можешь подать заявку и на медицинскую работу. Не только в розничную торговлю или что-то еще, на что ты претендуешь.

Я качаю головой. Я лучше буду работать на худшего продавца, чем думать об этом.

— Это не та область, в которой я хочу работать. Я же говорила, что медицинская карьера не для меня, и я с ней завязала!

— Чего мы до сих пор не понимаем. Это обещало прекрасное будущее. Хорошую жизнь. Стабильную.

— Да, но я не была счастлива.

— Ты не расскажешь нам всего, — начал он, положив руку на грудь. — Но ты должна рассказать нам достаточно, чтобы мы могли поддержать тебя и понять.

Я качаю головой и смеюсь. — Она никогда не поймет.

— Она думает только о твоем будущем.

— Стать нейрохирургом? Быть как дедушка? Тетя Беатрис? Я так не думаю. Она не должна оказывать на меня такое давление, когда она чертов профессор, даже не нейрохирург. Я устала от этих ожиданий. Я хочу заниматься тем, что приносит мне радость.

— Ну… а что тогда?

Его вопрос застал меня врасплох. Что приносит? Откуда, черт возьми, мне знать? Я потратил пять лет своей жизни, думая, что медицина — это то, чем я хочу заниматься. Я потратила эти годы на карьеру, которая мне больше не подходит.

— Я… я не знаю, — признаюсь я.

Он хмыкает, снова поднимает вилку и доедает яичницу и тосты. Он смотрит на меня, когда заканчивает, а я продолжаю стоять и смотреть.

— Что?

Он поджимает брови.

— Она сказала тебе что-то еще.

Точно так же, как он может сказать, когда я упускаю важные детали того, почему я переехала обратно домой, он упускает детали разговора, который у него был с женой.

Он щелкает языком по зубам, а затем снова вздыхает. — Она хочет, чтобы ты решила.

— Что решить?

— Она хочет, чтобы через две недели ты нашла работу, и если ты ее найдешь, мы выделим тебе деньги, чтобы ты смогла переехать самостоятельно.

— Или? — спрашиваю я, потому что знаю, что это ультиматум, а когда речь идет о моей матери, всегда есть «или».

— Или… — начинает он. — Она хочет, чтобы ты вернулась в школу. Найти новую карьеру, чтобы, так сказать, погрузиться в нее.

У меня отвисает челюсть, и я расширяю глаза. Я сажусь обратно в кресло и чувствую, как воздух вырывается из моих легких. Мои пальцы вцепились в подлокотник кресла и сжались, пытаясь успокоить дыхание.

— Дорогая? — спрашивает он с трещиной в голосе.

— Ты ставишь мне ультиматум?

Он качает головой и смеется. — Боже, принцесса, нет! Это не ультиматум, это шанс изменить свою жизнь.

Я закатываю глаза. Шанс изменить мою жизнь? Они обращаются со мной, как с примером для выступления в TedTalk. Я не их благотворительный случай, который нужно препарировать и контролировать.

Мой взгляд медленно скользит над головой отца в сторону задней части его кабинета, где в стеклянной витрине выставлены несколько египетских артефактов.

В центре витрины стоит каменная статуя бога божественного возмездия Аммита. Рядом со статуей находятся весы, одетые в золото.

Весы Маат, богини правды и справедливости, смотрят прямо на меня. Поскольку он профессор египтологии, я хорошо знакома с артефактами, которые он хранит в своем кабинете. Может быть, даже слишком хорошо.

В детстве это наверняка вызывало у меня кошмары, но теперь я просто отворачиваюсь от весов, да и от статуй тоже, всякий раз, когда прохожу мимо кабинета. Когда-то я считала, что это круто, что мой отец — умный парень, который любит изучать Египет и его историю, но это быстро надоело. Особенно когда моя мать нашла в этом возможность напугать меня, когда я плохо себя вела.

— Я не уверена, что новая карьера что-то изменит. Насколько все изменится по сравнению с тем, что было, когда я уходила с медицинского факультета?

Я насмехаюсь.

Я не хочу добавлять, что внутри меня что-то тянется к возможной идее начать все с чистого листа. Ведь именно этого я и хотела, верно? Перестать жалеть себя и не чувствовать себя привязанной к непрекращающемуся контролю моей матери. Может, это пойдет мне на пользу?

Он пожимает плечами и вымученно улыбается. — Я просто говорю тебе то, что она сказала мне. У тебя есть две недели.

И с этими словами он поднимает тарелку и подталкивает ее ко мне. Я с силой беру ее, затем поворачиваюсь на пятках и закрываю дверь его кабинета.

Я топаю по коридору в сторону кухни. Мамы уже нет, и моей тарелки тоже. Я не закончила есть. Я сжимаю губы и сдерживаю крик.

Если у меня есть две недели, чтобы найти работу, то хорошо. Я найду работу и заставлю ее это сделать.

Я бросаю папину тарелку в раковину и направляюсь к передней части дома, где находится лестница. Я взбегаю по ней на третий этаж так быстро, как только могу, делая шаги легкими, чтобы мама не услышала.

Оказавшись на своем этаже, я протискиваюсь в двери номера и закрываю их. Я прислоняюсь к ним, прижимаясь лбом к твердому дереву. Я делаю глубокий вдох, позволяю своему телу вздрогнуть, и слезы наполняют мои глаза.

С тех пор как я переехала сюда, я пыталась найти работу, и я не врала отцу. Многие места не принимали на работу или просто резервировали места для вернувшихся студентов. Я выбрала не тот город, чтобы переехать обратно.

Я делаю глубокий вдох, прежде чем повернуться и собрать свои вещи, чтобы принять душ. Я снова выйду на улицу и поищу новые вакансии. Я чувствую, как в сетчатом кармане на боку брюк зажужжал телефон. Я достаю его и вижу, что мама написала сообщение.

Дьявол

В следующем месяце исторический музей открывает новую выставку Египта, и сегодня вечером состоится мероприятие, на которое можно попасть заранее. Они пригласили твоего отца и кафедру египтологии, а также другие университеты. Присоединяйся нам, в семь вечера.

Я перечитала текст и закатила глаза. Она никогда не предлагала. И никогда не будет. Видимо, мне придется пойти на это после того, как я займусь поиском работы.

Приходит еще одно сообщение, и я смотрю на него. Это от моей мамы. Опять.

Дьявол

Явись к нему.

Бросив телефон на кровать, я направляюсь в ванную, чтобы смыть с себя утреннюю беготню и неприятности. Если бы все было так просто.

Теперь мне придется появиться сегодня вечером и изображать из себя «идеальную» дочь, которая все еще стремится стать нейрохирургом, чтобы репутация моих родителей осталась нетронутой.

Нуждаясь в мгновенном отвлечении, я включаю душ и сразу же вхожу внутрь, позволяя ледяной воде коснуться моей кожи.