Тайное письмо

Ли Ги Ен ДОЖДЬ

Третьи сутки, день и ночь, не переставая идет проливной дождь.

В этом году посадили ранний сорт риса, и темно-зеленые стебельки растения уже налились буйной силой, обещая обильный урожай. Но вот третий день льет дождь, угрожая затопить посевы. Сердце сжимается острой болью при виде поникших рисовых кустов, будто с трудом выхоженного, любимого сына сразила неотвратимая, тяжелая болезнь. Да если бы это была болезнь, можно было бы купить лекарство и как-то помочь беде. Но это — дождь. Чем здесь поможешь? Может быть, усердными молитвами умилостивить всевышнего?

Думы О Сок Тяна невеселые. Что делать, как быть? И он решил, что спасти рис можно только молитвой. Он усердно молился в церкви. И дома отдавал молитвам все время, заставляя всех домочадцев следовать своему примеру.

Читать молитву перед завтраком и ужином, молиться, вставая с постели и ложась спать, — обычное явление для добродетельного прихожанина. Но О Сок Тян не знал предела в своем рвении. А дождь все лил и лил. Что это? Почему «он» не хочет внять мольбам?

«Бог неумолим, но разве можно на него сердиться? Это грех, святотатство. Мы, грешные люди, еще недостаточно чисты и преданны в своей любви к нему». Нужно утроить, удесятерить усердие, тогда «он» обязательно услышит и снизойдет до наших земных поклонов.

Всевышний, всемогущий, разве не в твоих силах остановить этот дождь?! Разве не ты ниспослал манну небесную голодающим израильтянам, бежавшим из Египта?! Не ты ли огненным дождем смел с лица земли многогрешную крепость Содом? Бог всемогущ, всесилен! А раз так, то нельзя роптать на него грешному земному рабу. Молись богу от чистого сердца, в каждое слово молитвы вкладывай всю силу души — и твои сокровенные желания и мечты обязательно сбудутся... Он непременно откроет дверь, если ты в нее постучишь, даст тебе то, чего ты просишь. Кто же посмеет перечить его воле и дать тебе вместо хлеба — камень, вместо рыбы — скорпиона!»

И сейчас О Сок Тян, стоя на коленях вместе со своими домочадцами, низко опустив голову, с присущим ему старанием читал вечернюю молитву. Если считать и пятилетнего карапуза Иосифа[16], то в семье пять молельщиков, не два и не три, а целых пять! Это — сила, которая обязательно должна подействовать. Но глупый Иосиф не захотел внять голосу отца и предался после ужина блаженному сну. Поэтому О Сок Тян не мог включить его в число молельщиков. Однако и без него остается четыре человека. Четыре больше двух, даже трех — значит, не все еще потеряно, если только молиться усердно.

Старшему сыну, Иоганну, этой весной исполнилось шестнадцать лет. В будущем году он кончает школу первой ступени в волостном центре. Марии — дочери — четырнадцать лет, но она не по годам рослая.

О Сок Тян ни на йоту не сомневался, что их усердная молитва будет услышана и дождь тут же прекратится. Жена его, Сюзанна, полностью разделяла благие помыслы и надежды мужа и вместе с ним прилежно отвешивала поклоны.

Четыре человека, встав в круг, старательно читали молитву. Голоса у всех были разные, и каждый тянул на свой лад. К великой досаде О Сок Тяна, хор не получился. А неугомонный дождь все лил и лил, накаляя без того накаленную атмосферу в доме.

О Сок Тян с умильным благоговением, полузакрыв усталые глаза, под мигающей керосиновой лампой, произносил слова молитвы и заставлял затем каждого повторять их по кругу.

Вот он опять первый начал читать молитву длинную, как шерстяная нитка, из которой женщины в зимние вечера вяжут носки. Каждый раз, когда с улицы доносился шум усиливающегося дождя, голос О Сок Тяна поднимался до самой верхней ноты и вдруг срывался. Как перепуганный зверек, подгоняемый гончей, он звал бога, молил о помощи.

Сюзанна старалась не меньше мужа. У нее был тоненький писклявый голосок, совершенно не вязавшийся с ее тучной, округлой фигурой. Страх сковывал ее при мысли, что вода может затопить, смыть рисовое поле, в которое они вложили столько труда.

Вдруг ослепительные зигзаги молнии осветили темные окна, и вслед за этим раздались страшные раскаты грома, будто раскалывая небо на мелкие осколки.

— О милостивый бог, спаси нас! — голос О Сок Тяна снова зазвучал на высокой нотке. В этот момент он напоминал шкипера утлого суденышка, застигнутого штормом в открытом море.

Иоганн и Мария не отставали от родителей, с усердием читая молитву. Им тоже стало страшно, когда ударил гром. Но гораздо больше их мучило другое: подумать только, сколько же можно стоять так на коленях? Иоганн начинал терять терпение... Да и Марии уже порядком надоела эта бесконечная молитва, к тому же ее сильно клонило ко сну.

И вот, когда очередная молитва приближалась к концу, Иоганн начал потихоньку, незаметно от отца, дергать мать за кофту. Поняв намек, Сюзанна стала читать сразу последнюю главу молитвенника, а сын и дочь с особым старанием вторили ей.

Закончив молитву, О Сок Тян поднял голову и присел. Всем своим видом он как бы молча упрекал жену за своеволие.

Улучив момент, Иоганн и Мария, которые почти возненавидели это бесконечное богослужение, улизнули из комнаты. Зная отцовский характер, они побаивались открыто выражать свое недовольство, но зато не церемонились с матерью и нередко посмеивались над ее набожностью.

За окном была уже глубокая ночь, а дождь все продолжался. По стенам, оклеенным старыми газетами, ползали клопы. Слабый, мигающий огонек коптилки тускло освещал комнату. Угнетенные непрекращающимся шумом дождя, муж и жена некоторое время молча сидели друг против друга.

— Ай-гу![17] Если так будет продолжаться, нам беды не миновать, — нарушила гнетущее молчание Сюзанна, перекладывая малыша, дрыгающего ногами от укусов назойливых клопов.

Подождав, чтобы уснули дети, О Сок Тян начал упрекать жену:

— Неужто тебе надоело молиться богу? Дети-то, скажем, еще глупые, но ты-то?!.

— А кто сказал, что надоело?..

— Тогда почему ты в середине молитвы ни с того ни с сего вдруг стала читать последнюю главу?

Тучная остроносая жена и маленький, сухопарый муж, сидящие в полутьме друг против друга, удивительно напоминали дятла с его острым клювом и тщедушного кузнечика с его тонкими ножками.

— Я думала, что только один раз будем читать молитву, и вот получилось...

— Замолчи, глупая! По-твоему, выходит: если позавтракали — обедать не нужно. Так, что ли?

— Как можно молитву сравнивать с завтраком или обедом?

— Это важнее, чем завтрак или обед... Из-за вас, из-за вас бог не хочет внять нашему голосу. Подумать только: молиться без усердия! Один срам, тьфу!

— Ай-гу! Ты-то вот отличаешься усердием, но разве бог внял твоей мольбе? — Жена скривила губы. — Это благодаря твоему усердию мы так богато живем?

— Что? Разве хватит усердия одного человека? Все должны стараться!.. — О Сок Тян вскипел.

— Почему? Ведь недаром говорят: «Будешь грешен — будешь наказан, будешь добрым — сам бог тебя одарит».

На этот раз О Сок Тян промолчал. Он решил: «Если дашь волю гневу, то попадешь еще в немилость к богу». И он снова стал молиться, чтобы всевышний простил жену и глупых детей.

Всю ночь провел О Сок Тян на коленях в молитвах. Под утро, вконец измотавшись от чрезмерного усердия и бессонной ночи, он уже бессмысленно повторял только одно слово: «О всемогущий!..», стараясь вложить в него всю силу своей души. У него был вид человека, который у смертного одра близкого безумно кричит о своем неизбывном горе.

И Сюзанна провела ночь с открытыми глазами, сильно обеспокоенная все усиливающимся дождем.

Едва на востоке появилась серая полоска, О Сок Тян вышел в сени и, накинув на себя дождевик, хлопнул дверью. Он ничего не ответил Сюзанне, которая умоляла его немного подождать, так как на улице еще совсем темно и ходить небезопасно — разлилась вода.

В предрассветной мгле зловеще разносились раскаты далекого грома. Ослепительные огненные змеи раскалывали зыбкое тело темного неба. Дождь еще сильнее стал хлестать обильно пропитанную влагой землю, будто торопясь до наступления нового дня затопить все окрестности.

О Сок Тян с трудом пробирался по окружавшим рисовые поля скользким земляным валикам, тяжело опираясь на деревянную лопату. Несколько раз он, поскользнувшись, падал, но с уст его не сорвалось ни единого слова недовольства.

Рассветало. С низко спустившегося неба, залатанного черными клочьями туч, словно через сито, на его крошечное рисовое поле все падали и падали дождевые капли.

О Сок Тяну никак не верилось, что его поле будет затоплено. Он с трудом добрался до дамбы, которая соединяла речку Кхэннэ с оросительными каналами.

У бога ведь тоже должна быть совесть! В прошлом году посадили поздний рис, но жестокая засуха выжгла все дотла, не дав ни одному колоску созреть.

Но что это? Подойдя к своему участку, О Сок Тян вдруг врос в землю, точно его поразил столбняк: не только его поле, но и соседнее — Сан Нама, расположенное выше его участка, было полностью затоплено. Что делать? Не небесная ли это кара? Теперь одна только дорога — к голодной смерти. Еще вчера здесь колыхались по ветру сочные, крепкие стебельки. Их листья впитывали в себя запах жирной земли и, точно от собственной тяжести, низко пригибались, радуя глаз. И вот за одну ночь все затоплено, похоронено заживо.

В этом году, наученный горьким опытом, О Сок Тян посадил ранний рис, и с весны они всей семьей холили его, удабривали. А какой была земля — мягкая, точно клейстер из хорошей добротной муки! Он удобрил поле даже куриным пометом. И рис, точно отвечая на усердие хозяина, рос сильный и сочный.

О Сок Тян не находил себе места от радости. Он аккуратно очистил все межи от сорняков и по нескольку раз в течение дня ходил в поле, чтобы отрегулировать воду.

— У тебя хороший рис, вам больше не придется потуже затягивать пояса, — говорили ему соседи.

О Сок Тян не мог скрыть довольной улыбки и с нарочитой небрежностью бросал:

— Рис так себе, средний, но жаловаться не приходится.

При этом он мысленно благодарил милостивого бога за его неусыпное бдение о счастье людей.

Каждое утро он первым делом спешил в поле полюбоваться, посмотреть, на сколько за ночь подрос рис. При этом он шептал какие-то слова, точно спрашивая, не случилось ли за ночь чего недоброго, не нужно ли рису чего-либо еще. И, выдергивая затерявшиеся среди рисовых кустов сорняки или очищая заболевшие листья от вредных насекомых, он бережно, с материнской любовью чуть-чуть приподнимал рисовый куст, чтобы его корни шире обхватывали благодатную почву.

Он уже подсчитал: сема[18] четыре надо оставить себе и столько же продать, чтобы погасить прошлогодние долги. То, что останется, пойдет на покупки. Сколько лет он собирается купить жене отрез искусственного шелка, такого дешевого, но до сих пор никак не мог, все не хватало денег. Да, еще нужно какую-то часть выделить на пожертвования богу. Если добавить урожай с суходольного участка, то осенью он наверняка соберет несколько семов сои и несколько маров[19] гороха да с приусадебного рисового поля — еще несколько семов. Этого будет вполне достаточно, чтобы прожить до будущего урожая. О Сок Тян невольно удовлетворенно покрякивал.

И вот вдруг такая напасть! Все эти радужные надежды превратились в мыльные пузыри. О Сок Тян опустился на землю и зарыдал, призывая всевышнего в свидетели этой вопиющей несправедливости.

Когда еще больше рассвело, его глазам открылась безбрежная водная ширь, безжалостно, одним махом погубившая его мученический труд. Сильно вздувшаяся Кхэннэ со злорадным ревом катила свои багряно-желтые воды. Маленькая деревенька, в которой жил О Сок Тян, казалась чудом уцелевшим островком среди этой бушующей стихии.

Сюзанна уже успела приготовить завтрак, но ушедший на поле муж все не возвращался. Встревоженная — не ровен час, может, упал и разбился, — она обратилась к сыну:

— Иоганн, сходи-ка в поле. Что-то отца долго нет.

— Чего зря беспокоиться? Придет.

— Но все же. Посмотри, какая вода! Всю ночь лил дождь.

В это время на крыльце послышались чьи-то шаги.

Увидев вошедшего в комнату мужа, Сюзанна радостно бросилась к нему:

— Почему так поздно? Как наш участок?

О Сок Тян только тяжело вздохнул в ответ.

— Чего молчишь? Отвечай скорей!

Но муж молча, не спеша разулся и прошел во внутреннюю комнату. Там, бросившись на кан, он вдруг стал бить себя в грудь кулаками и громко выкрикивать:

— Ай-гу, мы погибли! Ай-гу, милостивый бог, за что нам такое наказание!

Жена и дети сильно перепугались и бросились в комнату:

— Что случилось?

— Папа, что с тобой?

А О Сок Тян продолжал причитать:

— Ай-гу, от рисового поля и следа не осталось, все затоплено! Знал бы это, лучше сберег бы удобрения. Как же теперь быть? Чем расплатиться с долгами, как будем жить?.. Ай-гу, милостивый бог мой!..

Сюзанна будто окаменела: беда нагрянула так неожиданно. Такой хороший рис — и затоплен!.. Вот какая благодарность за усердные молитвы!

— Все-все затоплено? — с затаенной надеждой услышать отрицательный ответ тихо спросила она.

— Конечно, все до последнего кустика! — Вдруг, вытерев кулаком слезы, О Сок Тян гневно взглянул на жену и закричал: — Что я тебе ночью говорил?! Нужно было усердно молиться, до конца! Дура!

— Больше молиться просто невозможно! Мы уж и так старались...

— Что ты, безумная, болтаешь? Все на свете покорно его воле! Только молитвами мы...

— Значит, по-твоему, я виновата, что рис затопило? Ты, старик, видно, совсем рехнулся.

— А кто тогда виноват? Отвечай!.. — О Сок Тян пришел в ярость, и, как будто желая выместить на жене все свои горести, он, сжав кулаки, двинулся к ней.

В первое мгновение Сюзанна попятилась: вид мужа был страшен — чего доброго, еще ударит. Но в следующую минуту она сама рассердилась и двинулась ему на встречу:

— Как ты смеешь называть меня дурой? Ты что, вздумал вымещать свою злобу на невинном человеке?

Чувствуя, что с гибелью рисового поля в доме исчезла последняя надежда выкарабкаться из липкой трясины нищеты, Сюзанна больше не в состоянии была почтительно преклоняться перед мужем.

— Ах, так! — О Сок Тян размахнулся, пытаясь ударить жену.

Но она легко оттолкнула его руку и задела при этом маленького Иосифа по пухленькой щеке. Мальчик заревел. К нему бросилась Мария, взяла на руки и стала успокаивать.

— Ты что... с ума сошла?

— Это не я — ты!

Малыш плакал, спрятав голову на груди сестры.

Иоганн молча смотрел на происходящее.

— Ты думаешь, я не найду на тебя управы? Чтобы тебя громом поразило! — О Сок Тян разошелся вовсю.

— Молчи уж, что пустое молоть! Какое ты имеешь право, на самом-то деле, говорить мне это, когда до сего дня не смог купить своей жене ни одного порядочного платья?! Скажи, когда я хоть один раз вдоволь, по своему вкусу, наелась в твоем доме? И не стыдно тебе?

— Разве я виноват, что мы бедны? Сама видишь, как я надрываюсь. Я содрал все ногти на руках и ногах, чтобы жить как другие! — О Сок Тян с силой ударил кулаком по кану.

— Тогда кто же виноват?! Я тоже изо всех сил старалась тебе помочь. Да к тому же возилась с детьми. Разве я праздно сидела дома и отдыхала?! — Сюзанна не выдержала и начала всхлипывать.

О Сок Тяну с детства пришлось хлебнуть горя. Рано лишившись родителей, он жил в батраках до тридцати лет. Человек исключительной честности, он ни разу в жизни никого не обманул, хотя другие часто обманывали его. Нелегко было ему жить у чужих. Но благодаря своей доброте и честности он пользовался среди крестьян доверием и уважением. За свою долгую батрацкую жизнь он накопил небольшую сумму — около ста вонов[20]. Это дало ему возможность жениться на Сюзанне. Правда, он собрал бы еще больше, но однажды, поддавшись уговорам товарища, сел за карты, и ловкие игроки обчистили его. С тех пор О Сок Тян возненавидел все азартные игры.

После женитьбы он стал очень набожным. Как раз в то время в местечке появилась протестантская церковь, и он стал одним из самых усердных прихожан. «Лучше довериться богу, чем людям», — считал О Сок Тян.

На свадьбу О Сок Тяну пришлось истратить более половины своих сбережений.

А оставшиеся деньги незаметно таяли, как снег под палящим солнцем. Всевозможные налоги и высокая арендная плата неотвратимо втягивали его в трясину нищеты, откуда никак нельзя было выкарабкаться. К тому же почти каждый год рождались дети. Многие из них преждевременно умирали, точно желая облегчить и без того тяжкую участь родителей.

О Сок Тян со стоическим терпением встречал тяготы жизни, принимал их как должное, как плату за счастливую жизнь «на том свете». Его усердие и смирение были замечены в церкви, поэтому он втайне надеялся, что его грешная душа после смерти, хотя и последней, но все же попадет в рай. Он был глубоко убежден, что всевышний неусыпно заботится о бедных и обездоленных...

Когда О Сок Тян вышел на улицу, перед дамбой собралась большая толпа. Люди с немым отчаянием в глазах смотрели на яростно ревущие волны. Река еще заметнее поднялась. Крестьяне стояли понурив голову, будто на похоронах.

Пусть земля не своя, помещичья, но они возлагали такие надежды на эти крохотные участки. Пусть высока арендная плата, пусть они еще не вполне рассчитались с долгами, но урожай с этих клочков земли позволил бы им, хотя и с большими трудностями, продолжать существование. Теперь они лишились и этой возможности. Такой рослый рис похоронен под водой — для них это было равносильно смерти. Это неожиданно свалившееся бедствие причиняло их сердцам настоящую физическую боль.

В безмолвной тишине раздавался одинокий плач вдовы Ким:

— Ай-гу, ста-рик ты мой!.. На кого же ты оставил меня одну с мале-еньким сыном... Ка-акой ты‑и бессердечный. Все затоплено во-одой. Как те-еперь бу-удем жить? — вдова громко причитала, проклиная покойного мужа, который раньше ее ушел в другой мир и оставил бедную женщину с ребенком на волю злой судьбы.

— Да что за напасть такая!

— Когда же прекратится этот проклятый дождь? Всех, наверное, хочет погубить!

— Лучше сразу умереть, тьфу!

— Небо, видно, дало трещину. Эй, слышишь, О Сок Тян, почему же твой бог посылает беду на землю, где живут такие его преданные сыновья, как ты?

— Как же это так? Мы-то думали, что чье-чье, а твое-то поле не будет затоплено! — Неверующие крестьяне даже в эту трудную минуту не могли удержаться, чтобы не посмеяться над набожностью О Сок Тяна.

«Несчастные, ослепшие перед властью земных благ, как вы можете так отзываться о всевышнем!» — возмущался О Сок Тян. Затем обратился к односельчанам:

— Люди, как вы смеете своим скудным человеческим умом осуждать бога! Нам ли судить, какова его воля? Слишком много грехов на земле, и вот бог послал такое испытание грешникам...

— Какое такое испытание? Разве кто кончает школу... Ха-ха-ха!

— Что, дурень, болтаешь? Разве ты не слышал, что недавно бог совсем обанкротился и решил зарабатывать себе на жизнь учительством?! Он получает теперь зарплату.

— Ха-ха-ха, разве?

С трудом сдерживая себя, О Сок Тян вновь обратился к крестьянам:

— Чего зубоскалите? Вы забыли про Ноев ковчег? Тогда невежественные антихристы тоже так рассуждали, и рассерженный бог затопил всю землю. Только своему верному Ною и его домочадцам он позволил спастись. Недаром говорится, что когда Христос соберется спуститься на землю для великого суда, то перед этим будет землетрясение или неурожай, сыновья изобьют своих родителей, жена начнет перечить мужу, появятся воры и пьяницы и народ поведет праздный образ жизни. Сейчас наступило именно такое время. Никто не знает, когда он придет, сегодня или завтра. Но он придет! Его достойно встретят только те, кто верен ему, аминь!

Слушая эти слева, сказанные с убежденностью фанатика, соседи замолчали и лишь насмешливо поглядывали на него. Но О Сок Тян принял это за раскаяние, за страх перед могуществом бога.

Вечером, вернувшись из школы, Иоганн застал мать в крайне удрученном состоянии. Дождь все еще не кончился. Заглянув в соседнюю комнату, мальчик спросил:

— Где папа?

— Кто его знает, ушел куда-то...

— Братик, иди узнай, где он... Он до сих пор еще ничего не ел, целый день голодный ходит.

— Ты, когда шел из соседней деревни, не видел его? — Сюзанна взглянула на сына.

— Нет, там его не было.

— Ай-гу, что это такое?.. Все из-за тебя, Иоганн. Если бы вчера вечером ты не выкинул этакое во время молитвы, отец сегодня не придирался бы ко мне! — Мать сердито посмотрела на мальчика.

— Что из-за меня?

— Ведь ты меня толкал в бок? Разве можно во время молитвы? Если отец узнает об этом, тебе несдобровать, так и знай!

— Ну ладно, мам... Не из-за этого же дождь лил всю ночь. — Иоганн, чувствуя свою вину, старался как-нибудь задобрить мать.

— Но отец-то считает, что все случилось из-за нашего недостаточного усердия.

— Хо-хо, разве поэтому наше поле затоплено? Вы бы знали, как образуется туча и откуда идет дождь!

— Это в школе вас так учат. Но как можно сравнивать земные дела с небесными!

— Ну что же, если вам так хочется верить, пожалуйста. Раз бог всемогущ, он должен знать, для чего затопил наши поля. Значит, это к лучшему. Зачем же горевать?

— Ох, паршивец, кому ты это говоришь, над кем смеешься, негодный мальчишка? — Сюзанна, вскочив с места, торопливо начала искать палку. — Чтоб тебя громом поразило! Целое утро твой отец не давал мне покоя, а тут еще ты!

Не найдя палки, она бросилась к сыну с кулаками, но предусмотрительный Иоганн уже успел выскочить на улицу.

— Ай-ай, что он болтает! — Тут Сюзанне подвернулся веник, и она, выбежав на улицу, с силой бросила его вслед сыну.

Мария покачивала на спине[21] Иосифа и при виде убегающего брата громко рассмеялась.

— А ты что хохочешь? Иди убери в комнате, а то и тебе всыплю!

— Ты что, мам, на меня-то кричишь, ведь я ничего не говорила. — Мария с обиженным видом вошла в дом и стала подметать покрытый старыми циновками кан.

О Сок Тян вернулся домой поздно вечером. Он был настолько пьян, что едва держался на ногах. Вся семья затаив дыхание смотрела на него. Удивляться было чему: такой случай произошел с О Сок Тяном впервые в жизни.

— Что с тобой, старик? — Сюзанна первой нарушила молчание, видя, что муж до такой степени напился, что не может выговорить ни слова и качается из стороны в сторону, словно тростинка на ветру.

О Сок Тян, взглянув на нее помутневшими бессмысленными глазами и с трудом ворочая языком, проговорил:

— Что... со мной? Эх ты, дурная голова, не ви-иидишь, что я готовлюсь в далекий путь, в ра-а-ай.

— В рай так в рай, но зачем ты напился сури?[22]

— Су-ури... Су-ури... Что его, нельзя пить? И Христос пил виноградное вино.

— Ты и вправду с ума спятил, в жизни не пил, а сегодня налакался где-то. — Сюзанна не на шутку встревожилась: как бы, чего доброго, мужа не наказал бог. Если укоряешь бога в душе, никто об этом не знает, но на глазах у всех, так открыто, употреблять грешные напитки — это уж никак не утаишь от людей.

— Не... невежественная женщина, лучше помалкивай! Христос перед тем, как его распяли за грехи людей, тоже выпил вина. Если сам бог, понимаешь, сам бог, послал такой дождь, то зачем сопротивляться? Лучше не перечить ему и отправиться в тот мир. Я после долгого раздумья решил покинуть этот свет. — Слезы текли по щекам О Сок Тяна.

Сюзанна не могла понять, пьяный ли это бред мужа или он говорит всерьез, и не знала, как отнестись к его словам.

— Ну ладно, хватит ерунду молоть! Ты что, старый, думаешь: каждый, кто хочет, может попасть в рай? Ложись-ка скорей спать, не стыдно ли тебе, пьяному, соседей!

Но О Сок Тян упал на колени и начал читать последнюю молитву — исповедь перед смертью. После молитвы он подозвал к себе жену:

— Ну, старуха, желаю тебе безбедно жить с детьми... прощай! — И он свалился как подкошенный. Плотно закрытые глаза, крепко стиснутый рот не предвещали ничего доброго. От чрезмерного употребления непривычного крепкого напитка он весь горел.

От кого-то Сюзанна слышала, что, когда человек горит от сури, то лучшее лекарство — свежий огуречный сок. Несмотря на проливной дождь, она побежала на огород за огурцами, выжала сок и начала поить мужа. Но все было тщетно! На рассвете следующего дня О Сок Тян скончался, оставив постылый свет, где льются, как этот не знающий конца дождь, неутешные людские слезы.

Сюзанна и трое детей, так неожиданно лишившись кормильца, плакали навзрыд. А на улице все лил и лил дождь, заглушая своим шумом рыдания осиротевших.