Глава 16. Танцы и сражения

Несколько дней мы с Августом друг друга избегали. Хотя завтрак и малина исправно появлялись на моем столе, сам Август держался в стороне. Может, его слишком сильно беспокоило то невысказанное, что с нами происходило.

Нас тянуло друг к другу. Наши ночи наполнили грешные сны. А днем мы отводили глаза, опасаясь увидеть правду.

Если бы еще недавно кто-то сказал мне, что я буду нервничать и смущаться при виде молодого мужчины, я бы расхохоталась в лицо этому дураку. Смущенная Кассандра Вэйлинг? Да скорее замерзнет огненная бездна, а демоны начнут плясать джигу и выращивать фиалки!

Но сейчас мне было не до смеха. Вся моя храбрость куда-то испарилась, а я ощущала себя растерянной и испуганной. Я не понимала, что со мной происходит, и сочла за лучшее исключить из зоны своей видимости источник непонятных эмоций.

Судя по всему, Август решил так же.

Увидев меня в коридорах монастыря, он сворачивал в другую сторону. Обедал, не поднимая глаз. И так нагружал себя работой, словно сам император пообещал за это орден!

Я попыталась последовать этому примеру и обратилась к Марте, решив научиться стряпать. Но быстро поняла, что это самое безумное и невыносимое занятие на свете! Марта – образец терпения и доброты – молчала, когда я спалила ее пирог, когда сожгла рагу и пересолила суп, но когда от злости метнула нож, которым резала овощи, и древко со звоном вонзилось в оконную раму, со смущенной улыбкой предположила, что готовка – это не мое.

Я выдернула нож и нахмурилась. Лезвие прибило к дереву жужжащую муху, а ведь я кинула, почти не целясь. Задумчиво качнув нож на ладони, я отошла дальше и метнула снова. Марта испуганно вскрикнула, а я выдернула оружие и хмыкнула. Еще одна муха нашла свою погибель.

Я кидаю ножи как маньяк-убийца. Но не могу одолеть проклятый суп!

И возможно, все это закончилось бы плачевно, если бы на пороге не возник Бернар.

– О, Эсси, ты здесь! А я тебя везде ищу!

Он покосился на побледневшую супругу и выдавил улыбку.

– К тебе там… пришли.

– Пришли?

Сердце испуганно дернулось. Перед глазами встал отряд инквизиторов, караулящий за дверью.

– Пришел Янсан из деревни. – Бернар смущенно потер плешивый затылок. – По понедельникам я покупаю у него молоко и яйца. И как-то само собой вышло… что рассказал о твоем умении. Поломка у него, ценная. Может, посмотришь, милая?

– Вы рассказали ему о генераторе? Но я ведь просила молчать!

Я неосознанно снова качнула на ладони нож, и Марта охнула. Насупившись, я положила оружие на стол.

Бернар покраснел и снова почесал лысину.

– Так-то ж Янсан. Свой же. Он никому не скажет. А поделка ценная, дочке в столице покупал. А она возьми и сломайся. Поделка, не дочка…. Девчонке всего шесть лет, ревет уже третий день. Жалко, маленькая ведь, не понимает, что нет поблизости мастера, который может починить такую тонкую штуку. А до столицы ехать три дня, да еще и мастера искать. Ты глянь просто, одним глазком-то?

Я вздохнула. Ругать Бернара бессмысленно, он не видит опасности в том, чтобы помочь приятелю. Старик привык откликаться на чужое горе и не понимает, что такая услуга может обернуться бедой.

Хотела отказаться, но… но посмотрела на криво порубленные овощи и горелый пирог. И поняла, что мне жизненно необходимо ощутить себя нужной и хоть в чем-то умелой.

– Дайте мне пару минут, – вздохнула я, хватая с крючка соломенную шляпу и выходя в уборную, где теперь были и свет, и вода.

Быстрый взгляд в зеркало – и мои серебряные волосы потемнели, как и глаза. Смена масти не сделала меня кардинально иной, но уничтожила сероглазую блондинку, которую, вероятно, ищет инквизиция.

Натянув шляпу, я решительно кивнула своему отражению и вышла. Бернар и Марта многозначительно переглянулись на смену моего имиджа, но промолчали. Удивительно тактичные люди!

Сломанная поделка оказалась золоченой железной птичкой в небольшой клетке. Господин Янсан – смущенный и обнадежённый одновременно – преданно заглядывал мне в глаза, рассказывая, как пичуга заливалась на жердочке трелями.

– Несколько месяцев копил на эту железную пичугу, а она сломалась! – с досадой поведал он. – Фая – младшенькая моя, плачет, успокоить не можем. Вы уж подсобите, почините пташку! А я не поскуплюсь. Буду приносить молоко и яйца, да отборные, самые крупные! Заклинателей неживого в наших краях мало, все кто с панелями, стремятся уехать в столицы… то и понятно! Там работы и денег больше… а нам что же делать? До Джиена путь неблизкий! А местный механик за поломку не берется, сказал, слишком тонкая работа, нужен тот, у кого имеется на руке браслет…

Не слушая тараторящего мужика, я вытащила из-за прутьев птичку. Железный соловей и правда был сделан мастерски, на крылышках золотились перья, клюв застыл полураскрытым, так и не завершив песню. Я повертела птичку в руках. То, что я починила генератор, и сейчас казалось слишком странным. Может, все это лишь случайность, не имеющая ко мне отношения? Бернар ковырялся с агрегатом, когда я подошла, так может, я лишь подоспела вовремя? Потому что я совершенно не понимала, как работает эта самая… починка. Я ведь просто приложила руки. Я даже не поняла, что случилось!

– …тонкий мастер нужен, а мастера-то и нет! – продолжал бубнить Янсан. – Какой в Шанси мастер? Я к Фадулу отнес, он порой чинит мотор моей лодки, если забарахлит, так он лишь развел руками… Инструмент у него грубый, больше, чем эта птаха. А Фая все плачет…И супруга моя…

Я погладила золоченую головку соловья. Красивая вещь. Только вот как с ней обращаться, я не имею понятия. Жаль маленькую Фаю, но похоже, я ничем ее не порадую.

В моих руках с птичкой ничего не происходило. Видимо, Бернар ошибся, все это и правда лишь совпадение. Я не знала, как направлять свой Дух, чтобы исправить поломку.

За кустами боярышника мелькнула тень. Подняв голову, я увидела Августа. Он стоял там и смотрел на меня сквозь заросли.

Сердце ударило в ребра. Перед внутренним взором развернулась невидимая схема. В пальцах закололо. А железный соловей открыл клюв и запел.

Марта и Бернар – оказывается, они стояли рядом, – начали аплодировать, Янсан восторженно благодарить. Я смотрела в темные глаза Августа. Он удивленно улыбнулся. Поднял руку, показывая знак одобрения. И снова скрылся в тенях деревьев.

А я все смотрела туда, где его уже не было.

Август. Мой якорь. И мой спусковой крючок.

***

Конечно, починка железного соловья оказалась лишь первой… птичкой. Уже на следующий день из Шанси явилась взволнованная госпожа Хафия с целой корзиной рухляди. Внутри я рассмотрела сломанную музыкальную шкатулку, рванный веер, разбитые очки, треснутое зеркало, неработающий фонарь и ветродуй, без которого госпожа Хафия, по ее словам, сходила с ума. Я попыталась объяснить, что каждый мастер-материалист или, как здесь говорили, «заклинатель неживого» – работает лишь с одним материалом, но пышнотелая госпожа лишь отмахнулась и пообещала взамен корзину продуктов и халат, расшитый звездами. Халат она вручила мне сразу же, видимо, опасаясь, что я передумаю. Я могла бы укрываться им как одеялом, настолько огромным он оказался. Хафия ушла прежде, чем я сумела отказаться. Неработающий хлам, который она притащила, остался лежать у моих ног.

Я хотела вышнырнуть этот мусор в ведро и забыть, но потом вспомнила свои мучения с готовкой и решила хотя бы попытаться. Поэтому втащила поломки в свою комнату, разложила на столе и мрачно осмотрела. Железные лопасти ветродуя выглядели угрожающе.

– Так-так, – прошлась я перед столом.

Подняла музыкальную шкатулку и погладила статуэтку-балерину на ее крышке. На этот раз чуда не случилось, и мелодия не полилась. За дужку я приподняла очки с толстыми линзами, поднесла к лицу и брезгливо скривилась. Оба стекла украшали трещины. И зачем вообще чинить эту древность? Разве не проще купить новые?

Я снова покачала окуляры, рассматривая их, словно невиданное и гадкое насекомое.

– Каждый материалист работает лишь с одним материалом, – повторила я аксиому. – Универсалы так редки, что считаются лишь удивительным исключением. Итак, что мы имеем? Очки старческие, жуткие, одна штука. Ну и как вас чинить?

Мне не хватало знаний. Мастера не просто воздействуют Духом, а в буквальном смысле оживляют предметы. Я перебрала в памяти все, что помнила о талане материализации. Еще до создания нейропанелей люди знали, что в их телах содержится ценный ресурс. Церковники называли это душой, поэты – эфиром, а ученые обозначили как силовые лини, столь же реальные, как наши кровеносные сосуды. Люди называют это просто – Дух. Спонтанное оживление неодушевленных предметов отмечалось и раньше: так дома со временем подстраивались под запросы своих жильцов, напитываясь их Духом и стремительно ветшали, становясь безлюдным, механизмы работали у своих «хозяев» и капризничали у чужаков. Кухарка в нашем доме в Нью-Касле каждый день разговаривает с плитой, уговаривая ее не вредничать и приготовить самое вкусное блюдо. Так делают многие люди – болтают с автомобилями, утюгами и пылесосами, и как ни странно, подобные разговоры и прикосновения действительно помогают, а предметы быта становятся более покладистыми и долговечными.

С развитием науки и изобретением нейропанелей бытовое оживление не только объяснили, но и стали использовать. Уже на ином, гораздо более высоком уровне. Материалисты уже способны не только на стихийное бытовое опыление Духом, но и на направленную и тонкую работу с неживым материалом.

Сильные и одаренные специалисты ценятся на вес золота и работают в самых известных корпорациях. Когда-то моя учительница музыки рассказывала об Эмиле Йонхере, изготовителе роялей, его инструменты не ломаются и даже через века звучат так же волшебно, как в день их сотворения. Легенда гласит, что Йонхер растратил свой Дух на рояли, так и умер, но на самом деле это лишь красивая сказка. Растратить Дух невозможно, ведь он бесконечен. Этот ресурс циркулирует в живом человеческом теле и постоянно восполняется. Но чтобы создать материальный условно живой объект с определёнными функциями, надо обладать многими знаниями, а не просто Духом, пусть и усиленным браслетом.

Например, знаменитого Джурана Эхтауэра знает вся империя, мало того, что он доверенный технофикатор восточного наместника, так еще и ведет захватывающее шоу, которое транслируется во всех городах.

В детстве я обожала его смотреть. И сам Джуран – веселый и смуглый – казался мне добрым волшебником, оживляющим механизмы.

Повзрослев, я узнала, что Джуран не волшебник, а талантливый механик и инженер, который умеет не только поднимать в воздух огромные паровозы, но и собирать их руками, без всякого Духа. Хотя это, конечно, выглядит совсем не так впечатляюще.

Иногда материалисты идут незаконным путем и используют свои умения преступно, как печально известный вор Карис Матье. Обладая золотым браслетом и сильными способностями «кузнеца», он стал самым известным в империи вором. Против Кариса не мог устоять ни один сейф и ни один банк, пока преступника не поймали и не отправили в Крестовицы – одну из самых строгих тюрем.

Удивительно, но Дух, способный оживлять железо или стекло, не может удержаться в живом организме. Хотя несколько лет назад ученый из Западной столицы написал резонансную статью о питомцах, которые тоже поглощают остатки Духа хозяев и со временем перенимают человеческие привычки и даже становятся похожими на своих людей. Этот факт исследователь счел основанием для опытов, но Ассамблея ученых признала выкладки смельчака кощунственными, а Святая Инквизиция задержала по обвинению в распространении ереси и вивисекции. Кажется, его даже причислили к банде жутких Отрезателей, наводящих ужас на всю империю. Эти мерзавцы верят, что можно отрезать часть чужого Духа и тем самым усилить свой без всяких нейропанелей.

Хотя даже в школьных учебниках сказано, что это невозможно.

Живой Дух циркулирует в живом человеческом теле, но его части-эманации можно поместить в неодушевленный предмет. Считается, что проще всего работать с железом, почему-то металл лучше удерживает капли духа. А вот дерево и бумага почти не поддаются преобразованию, хотя есть умельцы, научившиеся работать с папирусом и книгами. О реставраторе Василисе Златовой знают в каждом уголке нашей страны, ведь она сумела не просто сохранить древние фолианты, относящееся к первой домиротворческой эпохе, но даже восстановить истертые от времени тексты, которые считались давно утерянными. Сила ее Духа буквально заставила исчезнувшие буквы вновь проявиться на хрупкой бумаге.

Неужели я действительно смогу делать что-то подобное? Смогу работать с неживой материей? А может, даже создавать наряды, как Дюран Моро? Когда-то я мечтала об этом… До того, как осознала необходимость стать миротворцем.

Я ощутила воодушевление.

– Ну ладно. Как это работает?

Попыталась собрать свой Дух на кончиках пальцев, которые держали дужку очков, а потом растянуть на стекла. Любая работа с Духом начинается с его ощущения и вывода за пределы физического тела. Дальше необходимы расчеты и понимание, что именно я хочу сотворить с предметом. У меня такого понимания не было, но я попыталась вывести Дух и влить его в очки. Конечно, ничего не выйдет. Раз уж вышло с железом, то я наверняка кузнец, а не стекольщик. Но чтобы быть честной, я все же сосредоточилась и представила Августа. Его образ возник перед глазами без малейших усилий…

С противным скребущим звуком толстые стеклянные линзы дрогнули в оправе и… трещины на них затянулись, словно стекло на миг стало жидкой волной, смывающей повреждение!

– Твою ж мать, – изумленно сказала я и выронила очки. Они шмякнулись об стол и снова треснули. Левое стекло вывалилось и раскололось.

Я выругалась в голос и кое-как вставила оставшийся кусок. Осмотрела удручающую рухлядь. Исправить увиденное не получалось и даже зрительный образ Августа теперь не помогал.

Однако я ведь видела, как трещины затянулись!

Схватила веер и полчаса махала им, надеясь преобразовать. Но ничего не вышло. Похоже, ткань и бумага моей силе материалиста не нравились. Тогда я взяла зеркало. Рассмотрела свое лицо и ухо – к счастью, зажившее. На мочке остался шрам, кусочка снизу не хватало. Это выглядело странно, но не так страшно, как я боялась. И все благодаря нейропанели, усилившей мою регенерацию.

Красивое овальное зеркало со сколом исправно отражало мое лицо, но отказывалось меняться, как я его ни трясла. Один раз мне почудилась пробегавшая по амальгаме рябь, но она тут же стихла.

Тогда я решила вернуться к железу, все-таки с ним у меня выходило лучше. Положила ладони на ветродуй, закрыла глаза. Но лопасти висели мертвыми тряпками, механизм не работал. Тогда, прикусив губу, я произнесла имя Августа. И нахмурилась – упрямый ветродуй остался недвижим.

Потрогав его со всех сторон и представив Августа в разных позах, я покрылась горячим румянцем, но не сумела совладать с механизмом. То, что получилось само собой с птичкой и генератором, теперь не работало. Может, я что-то делала не так, все-таки мне отчаянно не хватало знаний и умения направлять свой Дух.

А может, дыра в моих линиях разрослась и поглотила скоротечное умение материалиста.

Я помрачнела. То, о чем я старалась не думать, снова ожило. Как бы я ни пыталась забыться, но мои линии повреждены. Я – деструкт.

Под моей подушкой лежал пузырек из синего стекла. Лекарство из него я так и не выпила.

И сама лишила себя спасения, покинув Кастел. Что теперь со мной будет? Кем я стану?

Я вытянула руку, почти ожидая увидеть на ней что-то жуткое. Шестой палец. Или язвы. Но моя ладонь была все той же.

Рассердившись на собственную слабость, я стукнула кулаком по агрегату.

– Не смей раскисать! Ты Вэйлинг, а значит, найдешь выход!

Ветродуй крякнул и махнул лопастями, словно пробуждающаяся ото сна птица. Железные крылья начали вращение, сначала медленное, потом все ускоряясь. Пока железная штука не приподнялась над полом, а потом не полетела, угрожая разрезать меня на куски!

Взвизгнув, я рухнула на пол и закрыла голову руками. Ветродуй промчался сверху и взрезался в стену. Я обернулась. Тарахтя лопастями, агрегат развернулся и снова полетел в мою сторону.

– Что здесь происходит? Кассандра?

Дверь хлопнула за спиной вошедшего, и Август одним движением сбил ветродуй и отправил его в угол за кроватью. Там механизм и замер, словно подбитый и нахохлившийся ворон.

– Ого, – одобрила я. – А у тебя отличная реакция! Где научился?

– Тренировался немного. Место был неприятное, но учитель отменный, – отозвался Август, с изумлением рассматривая вздрагивающие лопасти. – Что это за старье?

– Пра-пра-пра дедушка вентилятора. – Я поднялась и пригладила растрепавшиеся волосы. – Госпожа Хафия из Шанси не в курсе, что древний мусор надо выкидывать. И ни разу не была в магазине современной бытовой техники.

– Ты пытаешься это починить? – поднял Август брови, и я хмыкнула.

– Не вздумай смеяться.

– Что ты. Я исполнен благоговенья перед титанической задачей, которую ты на себя взвалила.

Я хмыкнула и рассмеялась сама. И отвела взгляд, надеясь, что в глазах не пляшут те картины с участием Августа, которые я только что себе представляла. Необходимо было отвлечься, поэтому я спросила:

– И где же ты тренировался? В семинарии обучают не только молитвам?

– Тех, кто готовится служить у границы, духовники обучают защите. Некоторым приемам. Но моя основная практика прошла в другом месте.

– В каком? – Все, что касалось прошлого Августа, слишком сильно меня интересовало.

– Не самом приятном. – Он легко улыбнулся, словно опровергая свои же слова. – Но учитель там был хороший. Научил меня многим интересным приемам.

– И что ты умеешь?

Август пожал плечами.

Не оборачиваясь, я сгребла со стола изломанные очки, сжала их в кулаке, скользко шагнула вперед и нанесла удар, метя прямиком в сердце.

И не поняла, как меня развернули, и я оказалась прижата спиной к мужской груди, а моя ладонь разжалась, выпуская «оружие». Очки шлепнулись на пол и разбились окончательно. Мое запястье мягкими тисками охватывали пальцы Августа. Он обезоружил меня в два счета, и это несмотря на мое обучение в Кастеле! Ладно, я была не самой рьяной ученицей, но все-таки… это ведь Кастел! Лучшие наставники и самые жесткие тренировки. Никто не может сравниться с инквизиторами, говорят, даже военные миротворцы не проходят такой муштры.

Я ударила локтями, вывернулась и атаковала снова. Успела увидеть улыбку Августа. И не успела понять, как он опять увернулся и обхватил мою шею. Мягко погладил и отпустил.

– Невероятно! – восхитилась я. – Черт! Вот это скорость! Как ты это делаешь?

– Пожалуй, я умею избегать ударов. – Дыхание Августа коснулось моего виска. И я замерла, слишком явно вспомнив все то, что представляла, пытаясь оживить ветродуй.

Резко согнулась пополам, вставая на руки. Захват Августа ослаб, а я, сделав стойку на руках, ударила ногами – сразу обеими, встала на ступни в сандалиях и легко выпрямилась, сжимая многострадальные очки. Развернулась, торжествующе улыбаясь. Вот только Августа не было там, куда я отпихнула его миг назад. Передо мной было пусто. А когда я начала разворачиваться, чуя подвох, меня снова обезоружили и прижали к груди.

Август повертел гнутые дужки очков.

– Что это такое? – Он даже не запыхался.

– Вероятно, семейная реликвия госпожи Хафии, – буркнула я. – Правда, когда мне ее принесли, очки выглядели несколько лучше. В них хотя бы были стекла.

Ударила Августа локтем вбок, вздернула руки, выворачиваясь. И снова ударила! Мимо, мимо.

– Но придется сказать госпоже, что эти окуляры погибли смертью храбрых.

– Уверен, ты сможешь их поправить. – Голос Августа звучал так ровно, словно он не уходил от моих ударов, а нежился в траве на солнышке. Он крутанулся, снова уворачиваясь и не позволяя мне достать его бок или грудь, в которые я метила.

Рассвирепев, я сжала кулак и треснула его в челюсть. Рука прошла в миллиметре от мужского подбородка. Словно Август просто взял и повернул голову, не прилагая для этого особых усилий! Я выхватила из его руки чертовы очки, сжала, словно это был клинок.

– Вряд ли. Стекла меня не слушаются.

– Иногда для успеха надо лишь немного больше времени. И веры в свои силы. Попробуй еще раз.

Внутри дрожала дьявольская смесь азарта, наслаждения и предвкушения. Я ощущала пальцы Августа на своей коже, там, где он касался, сдерживая мои атаки. Там, где прикосновение становилось необходимостью. На моих плечах. На спине. Шее.

Я снова крутанулась на носках, танцуя в мужских руках. Подол моей юбки взлетел, обнажая колени. Рассмеявшись, я нацепила очки на нос Августа и положила ладони на его щеки, словно собиралась поцеловать. Август застыл с поднятой рукой, позволяя мне это прикосновение.

– Это невыносимо…– шепнула я в его губы. – Сложно.

Провела пальцами по трещинам очков, словно желая коснуться темных ресниц, скрытых за ними. И увидела, как затуманились разбитые стекла. Оправа выпрямилась, линзы с хрустом распрямились.

– Вот видишь…

От наших движений в комнате поднялся ветер, его потоки трепали подол моей юбки и пряди волос. Музыкальная шкатулка на столе подпрыгнула и начала наигрывать незатейливую мелодию. Август поймал мои руки, вздернул и прокрутил меня, словно изображая фигуру затейливого танца.

– Мы деремся или танцуем? – развеселилась я.

– Мы разговариваем.

Новый удар – кулаком в его нос. Он поймал мою руку и разжал мои пальцы, по одному. Удовольствия стало больше.

– И о чем же этот разговор?

– О нас, Кассандра.

Снова поворот, движение тела и ветра. Взметнувшиеся ткани и волосы. Скользкий шаг, мягкое прикосновение. Говорят, танец – это всегда о чувствах и желаниях, тайных и скрытых, тех, которые нельзя называть вслух. Возможно, сражение – тоже об этом. Возможно, сражение даже больше.

Наслаждение и азарт вскипятили кровь и затуманили разум. Дыхание Августа наконец сбилось – и это добавило мне эйфории. Взгляд упал на ветродуй в углу. И не думая, я дернула его на себя. Дернула свой Дух внутри сломанного агрегата, словно потянула за невидимую ниточку. Железный прибор подскочил, лопасти завертелись, и он полетел в спину Августа.

– Ложись! – опомнилась я.

Мы рухнули на пол одновременно, Август – сверху, закрывая меня собой.

Ветродуй пролетел через всю комнату и, врезавшись в окно, пробил стекло и вывалился наружу.

– Это что еще такое? – Ветер принес возмущенный вопль Бернара. – Кто разрешил бить стекла в моей вотчине? А ну я сейчас…

– Прячься, – сдавленно посоветовала я.

– Куда? – Август обвел ошарашенным взглядом пустую келью. Прятаться здесь было негде.

Шаги Бернара прошаркали в коридоре, и Август, внезапно покраснев, скатился с меня и вскочил. Дверь открылась, впуская рассерженного настоятеля.

– Мое стекло! Разбили! Нет, это никуда не годится! – завопил он. А потом осмотрел келью и разбросанные вещи – хотя я не помнила, как они оказались разбросанными, смущённого Августа и меня – растрепанную, сидящую на полу и с трудом сдерживающую смех. Пухлые щеки Бернара стали пунцовыми, и он резко замолчал. – Ох. Простите, я не знал… Я, пожалуй, пойду… Марте надо помочь…

Пятясь спиной, настоятель вывалился обратно в коридор.

– Я починю окно. – Август с улыбкой посмотрел на меня и устремился за Бернаром, а я не выдержала и расхохоталась.

Отлично поговорили.

Потянувшись, подобрала с пола очки – стекла в них стали такими целыми и чистыми, что казались невидимыми, – нацепила на нос. И опешила. Комната окрасилась в золото. Она сияла, словно каждый предмет припорошила божественная пудра. Детали стали четче и яснее, на спинке кровати проступил давно стертый лиственный узор, на столе – имена бывших учеников, выцарапанные много лет назад. На пустом стуле у стола возник силуэт послушника, склонившегося над акварелью с рекой и лотосами. На щеке и губах парня темнела краска. Образ давно минувших лет, бережно хранимый этой комнатой. Послушник посмотрел в мою сторону, улыбнулся, помахал кому-то невидимому за моей спиной. И легко поднявшись, прошел мимо и исчез, растворившись в потоках времени.

– Невероятно… – пробормотала я, изумленная увиденным.

Я слышала о разных умениях «заклинателей неживого», но никогда о возможности увидеть образы прошлого. Этот послушник давно стал мужчиной, но келья все еще помнит его мальчишескую улыбку и подростковый вихор. Помнит и хранит.

Сдёрнула очки, и келья стала привычно-обыкновенной. Я задумчиво покачала дужку. Адриан из бара «Глотка» в Старограде порой показывал диковинные и незаконно произведенные вещицы, продаваемые на черном рынке города. За очки, позволяющие увидеть образы прошлого, там можно получить внушительную сумму. Сколько человек с готовностью раскроют кошелек, чтобы увидеть своих молодых родителей или давно ушедшую бабушку? А может, потерянного друга, – юного и беззаботного, качающегося на качелях в летнем саду? Камни и стены хранят частицы Духа, но я создала очки, способные собирать эти частицы в зримый образ. И это чудо, способное потеснить даже достижения Джурана Эхтауэра.

Я медленно положила очки в корзину. Что ж, кажется, я сумела наделить стекла новыми свойствами. Скверна снова проявила себя. Самым невероятным образом.

Загрузка...