Тайный ребенок для безжалостного дона

Глава 17

Елена.

Я занимаю всю нашу гостиную, останавливаясь лишь для того, чтобы проверить телефон каждые несколько минут. Со своего места на диване Киара вздыхает. Она держит на руках крепко спящую Кэсси, ее тихое дыхание слегка успокаивает меня.

— Елена, я гарантирую, что твой темп не заставит Романа прибыть сюда быстрее.

— Я бы предпочла, чтобы он вообще не приходил, — говорю я.

Она бросает на меня неодобрительный взгляд.

— Ты должна сказать ему. Лучше поздно, чем никогда. А это уже крайне поздно.

Я стону, садясь рядом с ней. Кэсси шевелится на руках, прежде чем снова заснуть. Для трехмесячного ребенка она спит довольно хорошо, и я этому очень рада. Мы наняли няню в первый месяц после ее рождения, потому что мы с Киарой бегали повсюду, пытаясь подготовить все к нашему переезду в Нью-Йорк. Няня не могла перестать говорить о том, какая она сладкая малышка. Конечно, она еще не начала спать по ночам, но почти не плачет и ест без особой суеты.

Когда я пытаюсь отобрать ее у Киары, она качает головой, уходя вне досягаемости.

— Э-э-э, я собираюсь пойти и взять бутылочку и одеяло, чтобы укутать ее. Нам тоже нужно уйти сейчас, чтобы нас не было здесь, когда придет Роман, — говорит она.

Мы оба решили, что будет лучше, если она возьмет Кэсси на прогулку, пока я поговорю с Романом. Она не заходит слишком далеко, чтобы вернуть ребенка, как только я закончу вводить Романа в курс дела.

— Или тебе нужно, чтобы мы были здесь с тобой?

Я не сразу отвечаю. На каком-то уровне мне, возможно, было бы неплохо поговорить с ним наедине, но на каком-то другом…

— Я имею в виду, что, если было бы неплохо иметь между нами буфер?

Она пристально смотрит на меня.

— Если ты хочешь, чтобы я осталась, я останусь.

— Нет, — я качаю головой. — Мне следует поговорить с ним наедине. Я знаю, что он разозлится, и это справедливо, но он не собирается меня убивать. Плюс, если что-то пойдет не так, я не хочу, чтобы мой ребенок был здесь.

— Роман может быть страшным, но он не монстр, — кивает Киара.

Я фыркаю.

— На самом деле он такой. Возможно, мне следует попросить его снять все свое оружие, прежде чем войти.

Я лишь полушучу. Киара должна увидеть беспокойство на моем лице, прежде чем наклониться ближе и положить руку мне на бедро.

— Ты справишься, Елена. Ты самый сильный человек, которого я знаю. Доказательство Кэсси, что ты можешь сделать все, к чему пожелаешь. Ты почти в конце своего пути, любимая. Теперь все, что тебе нужно сделать, это сказать ее отцу правду. Вместе вы двое решите, как разговаривать с остальными членами семьи.

Мое сердце колотится при этих словах, еще один разговор, которого я совершенно не хочу вести. Очень осторожно Киара поднимается на ноги и направляется в спальню. Кэсси выглядит такой крошечной в ее руках, что у меня болит сердце. Она такая невинная, иногда больно на нее смотреть.

Когда Киара возвращается через несколько минут, на ней поверх одежды накинуто пальто. Я встаю и смотрю на крошечного ребенка, запеленутого в одеяла. Она до сих пор так мирно спит. Я кладу руку на ее мягкую щеку, чувствуя, как у меня болит сердце.

— Ты думаешь, я поступила правильно, Ки? Скрывать свою беременность и рождение Кэсси? Что, если это непростительно? — спрашиваю я, нервничая.

— Нет ничего непростительного, — твердо заявляет Киара. — Всем потребуется некоторое время, чтобы смириться с этим, но в конечном итоге они это сделают. Вот увидишь.

Она уходит вместе с Кэсси, и следующие двадцать минут я провожу в тишине, ожидая прибытия Романа. Он приезжает ровно в 18:00. Когда я открываю дверь, на его лице появляется любопытное выражение.

— Елена, — дружелюбно здоровается он.

— Роман, — говорю я, мой голос звучит немного запыхавшимся. — Входи.

Я отодвигаюсь от дверного проема, предоставляя ему доступ в нашу квартиру. Я наблюдаю, как он замечает свое окружение, и пытаюсь увидеть дом его глазами. Стены сиреневого цвета и кремовая мебель. Учитывая, что мы переехали всего два дня назад, дом по большей части пуст, лишен чего-либо по-настоящему личного. Мы с Киарой позаботились о том, чтобы очистить гостиную от всего, что могло указывать на то, что в доме живет младенец.

Лицо Романа остается пустым. Я вытираю потную ладонь о платье и жестом приглашаю его сесть. Выражение его лица становится подозрительным.

— Ты ведешь себя странно, — говорит он. — Это тревожно.

— Определи странность?

— Ну, за последнюю минуту ты не пошутила и не сказала ничего слегка оскорбительного или раздражающего.

Ах. Он ожидал бы этого от меня.

— Я изменилась.

Он поднимает бровь. — Действительно? И что привело к этому… изменению?

— Не мог бы ты присесть и дать мне говорить? — спрашиваю я, слегка расстраиваясь.

Он ухмыляется, садясь на диван. Я делаю паузу, прежде чем сделать то же самое.

— Ты бы хотел что-нибудь? Вода? Сок?

Брови Романа взлетают вверх. — Теперь я знаю, что что-то не так. Ты в порядке? Что-то случилось в Англии? У тебя проблемы?

— Нет я не….Все в порядке.

— Тогда почему ты попросила меня прийти сюда?

— Ты знаешь, что этот разговор пошел бы быстрее, если бы ты просто позволил мне высказаться, — огрызаюсь я.

Я внутренне вздыхаю, потому что была полна решимости не позволить ему добраться до меня. Роман тревожит меня так, как никто другой. И я почти уверена, что он это знает. На его лице появляется самодовольная ухмылка, когда он скрещивает руки на груди.

— Давай, — говорит он, жестом предлагая мне говорить.

Я открываю рот, чтобы сделать это, и тут же теряю самообладание. Очень медленно мой рот закрывается, и я тяжело сглатываю. Я отворачиваюсь от него, глядя в стену.

— В чем дело?

Я качаю головой.

— Роман, я собираюсь задать тебе несколько вопросов, и мне нужно, чтобы ты ответил мне честно. Ты мог бы это сделать?

Выражение его лица задумчивое, когда он наблюдает за мной. Я улавливаю легкое беспокойство в его темных глазах. И, возможно, некоторые подозрения. Потом я понимаю, что в последний раз, когда я задавала ему вопросы, мы трахались в его машине. Именно это и привело к этой ерунде. Почему-то я улыбаюсь.

— Не волнуйся, я обещаю не карабкаться на тебя и не делать ничего плохого.

— Залезть на меня? — сухо говорит Роман, закатывая глаза. — Хорошо, задавай свои вопросы.

— Хорошо. Первый вопрос: почему ты меня ненавидишь?

Он издевается. — Я не ненавижу тебя, Елена.

— Ты ненавидел меня с тех пор, как я была подростком. Роман, ты меня терпеть не мог. Ты заставил меня чувствовать себя дерьмом из-за моего желания преследовать свои мечты. У нас был секс, и для тебя это ничего не значило. Ты обращался со мной как с мусором, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

Я позвала его сюда не для того, чтобы высказать свое недовольство, но благодаря Кэсси у нас будут хорошие отношения, нравится нам это или нет. И я бы предпочла, чтобы эти отношения не были напряженными.

Роман испускает многострадальный вздох, глядя в потолок. Вероятно, он вообще задается вопросом, зачем он сюда пришел. Когда он снова смотрит на меня, он откидывается на спинку дивана.

— Ты помнишь свой первый год обучения в средней школе? Ты пробралась на вечеринку для старших людей одна. Ты там никого не знала, и все же, когда случайный парень предложил тебе алкоголь, ты выпила его, не задумываясь. Мы с Тони прибыли прежде, чем что-то могло случиться, но, Елена, ты была так близка к тому, чтобы проследить за парнем до комнаты.

Я вздрагиваю от воспоминаний. Признаюсь, тогда я была крайне незрелой, тупой и все еще не оправившийся от ухода матери из моей жизни.

— Слава богу, что ты не была под наркотиками. Тони буквально пришлось вытаскивать тебя из дома. Ты разозлилась и продолжала кричать на брата. Ты назвала его мудаком. Ты сказала, что он тебя душил. Ты сказала ему оставить тебя в покое, — продолжает Роман, стиснув челюсти. — Он не сделал этого в ту ночь и никогда не делал. Но это был всего лишь один момент из многих, когда тебе пришлось выдержать столько всего.

— Значит, ты ненавидишь меня, потому что я была незрелым подростком, которая злилась из-за того, что скучала по маме? — спрашиваю я, не в силах сдержать горечь в голосе. — Роман, ты был для меня мудаком много лет! Я не могла находиться с тобой в одной комнате, потому что ты либо оскорбил меня, либо каким-то образом унизил. Ты заставил меня почувствовать себя никем.

На этот раз его очередь вздрагивать.

— Мне очень жаль, — говорит он тихо. — Я тоже был незрелым подростком. Я наблюдал за борьбой моего лучшего друга, и вид тебя в таком виде меня чертовски разозлил. Ты не осознавала, что было прямо перед тобой. У тебя была семья, Елена. Семья, которая так заботилась. Раньше я немного завидовал твоим отношениям с отцом и даже с Тони. Моя семья и я, конечно, близки, но не так, как ваша. Мы всегда были более традиционными, наши взаимодействия были скучными. И ты была тут же — ты не знала, что у тебя есть, и ты все это выбрасывала. Я ничего не мог делать, кроме как смотреть.

— Я больше не та девушка, — шепчу я.

Он смотрит мне в глаза: — Нет, это не так. Ты выросла, Елена Леган. Повзрослела. И как бы мне ни было больно это признавать, ты была права. Тебе действительно нужно было быть вдали от своей семьи, чтобы найти себя. Переезд в колледж стал началом того, что ты стала настоящей взрослой. И я горжусь тобой.

Я тихо вздохнула, чувствуя неустойчивое жужжание в груди. — Мне бы очень хотелось, чтобы мы могли оставить всю ненависть позади.

— Как я уже сказал, это не была ненависть. Больше похоже на раздражение, направленное на тебя, потому что ситуация вышла из-под моего контроля, и я не знал, как помочь.

— Но ты больше так не чувствуешь?

Он качает головой.

Я улыбаюсь. — Означает ли это, что мы теперь друзья?

Роман наклоняет голову набок. — Не пойми меня неправильно, ты все еще меня раздражаешь.

— Придурок, — говорю я, ударяя его по плечу.

Он усмехается. — Но да, я думаю, мы можем быть друзьями. Ты в моей жизни, Елена. Всегда будешь. Это никогда не изменится.

— Это действительно хорошо. Я так рада это слышать, — говорю я, с энтузиазмом кивая.

Он выгибает бровь.

— Почему это хорошо?

Я тихо вдыхаю, прежде чем выпалить слова, над которыми работала с момента его прибытия.

— Роман, у нас есть общий ребенок. Я беременна… или, по крайней мере, я… я была, — заикаюсь я, мое сердце колотится в груди.

Я планировала сказать ему спокойно, но, думаю, придется сделать так.

Роман напрягается. Его глаза на секунду изучают мое лицо, прежде чем он смеется.

— Очень смешно, волчонок, — говорит он, проводя рукой по волосам.

— Нет, Роман, я серьезно. У меня родился ребенок.

Его темно-карие глаза останавливаются на мне.

— Забавно, — невозмутимо говорит он.

Я внутренне стону, поднимаясь на ноги. Я начинаю ходить перед ним. Он наблюдает спокойно, на его лице отчетливо прослеживается тревога.

— У нас был секс в прошлом году.

— Я помню, — говорит он, снова скрещивая руки на груди. — Твоя точка зрения?

— Я хочу сказать, что это привело к рождению ребенка. Я была беременна. А потом я родила.

Роман моргает. Медленно. Было бы смешно, если бы мне не было так страшно.

— Именно поэтому я переехала на год в Лондон, — мягко объясняю я. — Я была беременна, и мне пришлось скрывать это от тебя, от всех. И мне очень жаль, что я это сделала. Я пыталась поступить правильно. Я подумала, что будет полезно, если я останусь в стороне на год. Так я и сделала. Я уехала и родила ребенка. Это девочка. Ее зовут…

— Заткнись, — ледяным тоном говорит Роман.

Мой рот закрывается. Выражение его лица гораздо мрачнее, чем я когда-либо видела. Я смотрю, как он медленно поднимается на ноги.

— Елена, ты сейчас кажешься чертовски расстроенной. Какого черта ты несешь?

— У тебя, у тебя есть ребенок. Маленькая девочка, — говорю я с колотящимся сердцем.

Он издает резкий смешок.

— Это вздор. Ты ни за что не забеременела, и вместо того, чтобы сказать мне, ты решила перебраться через океан!

— Я могу объяснить…

— Нет! Я устал это слушать, — говорит он, явно рассерженный.

— Роман, я…

— Просто перестань, ладно?! Черт возьми, остановись.

Он прерывисто вздыхает и, последний раз взглянув на меня, уходит, покидая квартиру. Как только он ушел, я падаю на диван. Моя голова обхватывается руками, а глаза наполняются слезами.

— Ну, все прошло очень плохо, — говорю я себе.

От нечего делать я пишу Киаре и прошу ее прийти домой с моим ребенком. Она приходит в квартиру с обеспокоенным выражением лица, особенно когда осознает тот факт, что его здесь нет.

— Где Роман?

— Он ушел, — категорически отвечаю я, забирая Кэсси из ее рук.

Она уже проснулась с очаровательно счастливым выражением лица. Я несу ее на диван и сажусь, издавая тихие воркующие звуки. Ее щеки покраснели, а короткие темные волосы слегка растрепаны. Она самое прекрасное существо, которое я когда-либо видела.

— Что случилось? — спрашивает Киара, все еще стоя у двери. — Ты ему не сказала?

Я издал резкий смешок. — Я сказала ему.

— А что потом?

— И ничего, Ки. Он мне не поверил. Я пыталась с ним поговорить, но он просто ушел.

— Это… — Киара замолкает.

Я просто вздыхаю, прежде чем обратить внимание на комочек радости в своих руках. Ее карие глаза практически блестят, когда она смотрит на меня.

— Я так тебя люблю, — дышу я, прижимая ее ближе к груди.

Больше, чем что-либо еще в мире.