Темный грех

ГЛАВА 8

— Я спущусь через минуту, Дания, — говорю я в трубку, роясь в шкафу в поисках второй красной туфли на каблуке. — Но сразу предупреждаю, я не смогу остаться надолго. Я все еще не закончила свою работу, которую должна сдать на следующей неделе.

— Что за тема? Лечение запоров у коз? — Она хихикает.

— Очень смешно.

— Они реально собираются учить тебя принимать роды у поросят и тому подобным вещам?

Я вижу туфлю в углу и достаю ее.

— Возможно. Где ты припарковалась?

— Прямо у входа.

— Окей. Я буду там через секунду.

Я надеваю туфли и иду к зеркалу, чтобы быстро взглянуть на себя. Черное платье-бандо, которое сшила для меня Зара, без бретелек, едва доходит до колен. Я надела его две недели назад на коктейльную вечеринку, которую устраивал мой отец, но это единственное платье, которое не нужно гладить. Вполне сойдет. Захватив сумочку и пальто, я открываю входную дверь и останавливаюсь на пороге. По другую сторону двери к ручке привязан бантом красный шелковый платок. Мое сердцебиение учащается, когда я разглядываю шарф, похожий на тот, которым я останавливала кровотечение своему длинноволосому незнакомцу. Тот, что он взял с собой. Он оставил ее? Я смотрю направо, потом налево по длинному коридору, но там никого нет. Мой взгляд возвращается к ручке, и я протягиваю руку, чтобы развязать шарф. Он не такой же, как тот, что он прикарманил, но я не сомневаюсь, что именно он оставил замену.

Наверное, мне следовало бы забеспокоиться, учитывая, что незнакомый мужчина знает, где я живу. Возможно так и есть. Но я чувствую что-то еще. Волнение.

Несмотря на мои безрассудные действия, которые привели все это в движение, я не совсем невежественна. В него стреляли! И это случилось в ту ночь, когда были убиты все эти люди. Это был он? Свидетель, указавший на длинноволосого мужчину, направлявшегося к тому комплексу зданий, — не доказательство, но я почему-то знаю, что он виновен. Наверное, мне стоит попросить отца приставить кого-нибудь к моему дому. Или еще лучше — продать это место и найти другую квартиру.

Но потом… Я пропускаю шарф сквозь пальцы и собираю волосы на затылке, завязывая их красным шелком.

— Ты пойдешь на девичник Ромины? — спрашивает Дания, пока мы идем к столику в дальнем конце паба, где нас ждут две наши подруги.

— Не уверена, — отвечаю я, пытаясь скрыть зевоту и терпя неудачу. Я всю ночь занималась, поэтому смертельно устала. — У Зары на следующей неделе контрольная по математике, и я обещала помочь ей в эти выходные. Она провалила последний.

— Ох. И… как она?

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не наброситься на подругу. Ненавижу, когда люди говорят о моей сестре так, будто с ней что-то не так.

— Прекрасно.

— Значит, она по-прежнему не хочет общаться? Должна признаться, я была удивлена, что она пошла с нами на вечер караоке.

— Если моя сестра не хочет идти куда-то, это ее выбор. У тебя с этим проблемы?

— Воу, девочка. Я не имела в виду…

— Я знаю. — Я извиняюще улыбаюсь ей. — Прости. Первая выпивка за мной, окей?

— Как скажешь.

Я вешаю пальто на спинку стула, затем машу официанту, после чего наклоняюсь над столом, чтобы чмокнуть каждую из своих подруг в щеку. Ромина сразу же начинает рассказывать о своих планах на девичник, и я не могу не позавидовать ей. Отец Ромины работает в одном из казино Cosa Nostra, но он занимает не настолько высокое положение в иерархии, чтобы считаться крупным игроком. Она выходит замуж по любви, а не потому, что ей нужно пожертвовать собой ради Семьи. Возможно, у меня еще есть несколько лет свободы, но осознание того, что меня ждет слишком скоро, висит над моей головой, как Дамоклов меч.

Нам нужно предъявить наши поддельные удостоверения личности, прежде чем официант согласится принять наши заказы. Если бы мы пошли в один из баров, принадлежащих Cosa Nostra, никто бы не посмел спросить у меня документы, но я не так уж часто туда захожу. Если бы кто-то из Семьи заметил меня в баре без телохранителя, он бы сразу же связался с доном. Затем позвонит отец и прочтет мне лекцию за безответственность, а потом пришлет двух громил, которые будут ходить за мной до конца вечера.

Когда я тянусь за мохито, который официант ставит на стол, меня охватывает странное чувство. Ощущение такое, будто тысячи маленьких иголочек колют открытую кожу на моем затылке. Это то же ощущение, которое я периодически испытываю уже несколько месяцев, но никогда еще оно не было таким сильным.

Я потираю ладонями затылок и бросаю быстрый взгляд по сторонам. Дания и девочки все еще болтают о вечеринке Ромины, обсуждая, кто что наденет. Группа за столиком слева от нас смеется, один из парней развлекает всех историей, его руки дико размахивают во все стороны. Справа также — люди просто разговаривают и прекрасно проводят время. За барной стойкой сидят около дюжины мужчин, некоторые из них выглядят довольно пьяными. Вроде бы ничего необычного, но все же я не могу избавиться от ощущения, что что-то изменилось. Я просто не могу понять, что именно.

— Нера? — Ромина подталкивает меня локтем. — Ты пойдешь с нами?

Я пытаюсь отвлечься и делаю глоток своего мохито.

— Куда?

— В магазин за туфлями. Мне нужно что-то, что подойдет к моему наряду для репетиции ужина. Поедем завтра днем.

— Не могу. Мне нужно закончить свою работу про роль регулирующих органов в ветеринарной практике.

Ромина дважды моргает на меня, а потом начинает хихикать.

— Я правда не понимаю, зачем ты так с собой поступаешь. Ветеринарная практика? Серьезно?

— Представь, если бы твоя ценность в жизни не зависела только от того, что ты можешь сделать для семьи? — спрашиваю я. — Что твои навыки и опыт могут быть использованы для того, чтобы изменить к лучшему общество в целом, когда ты этого хочешь, а не только для процветания Семьи? Но в нашем мире никто не спрашивает совета у женщины, даже если она является самым блестящим экспертом в какой-либо области. И, как женщина, я просто средство для обеспечения хороших деловых отношений или укрепления позиций мужчины в организации. Поэтому, я выбрала программу ветеринарного техника, потому что люблю животных и потому что выгода от получения этих знаний — моя. Не Коза Ностры. Только моя.

За столом воцарилась неловкая тишина. Я знаю, что мне не следовало быть такой резкой, но я просто не могла больше держать язык за зубами.

— Пойду подышу воздухом, — говорю я и, схватив сумочку, выхожу из-за стола. Когда я ухожу, это странное ощущение преследует меня, но я все еще не могу определить его причину.

За последние десять минут в пабе стало тесно, и мне приходится протискиваться между телами, когда я направляюсь через зал. В баре группа мужчин шумит и спорит, а бармен пытается всех успокоить.

Из-за общей конфронтационной атмосферы и тяжелого аромата алкоголя, витающего в воздухе, мне кажется, что я задыхаюсь, пока иду по узкому коридору к выходу.

Я выхожу на улицу и делаю глубокий вдох. Справа от меня четыре человека сидят и курят. Мне нужно отвлечься, я поворачиваю налево и иду по тротуару, подальше от запаха, пока не дохожу до угла здания. Музыка и веселый смех изнутри паба доносятся сюда, в этот переулок, но здесь гораздо спокойнее, чем у входа. Закрыв глаза, я прислоняюсь спиной к холодной кирпичной стене и наконец-то вдыхаю свежий воздух. Я люблю гулять с друзьями, но иногда все это слишком.

— Ты подхватишь пневмонию, тигренок.

Я напрягаюсь, и мои глаза распахиваются. Мой длинноволосый незнакомец прислонился к противоположной стене, скрестив руки на груди и наклонив голову набок, наблюдает за мной. Мое сердцебиение учащается только от того, что я снова рядом с ним. Он снова одет во все черное — костюм, который выглядит сшитым на заказ и дорогим даже при слабом освещении, и расстегнутое пальто поверх него. Я не вижу никакого оружия, но у меня такое чувство, что у него его больше, чем одно. Кажется, каждая молекула воздуха вокруг него излучает очень четкий сигнал: Опасность! Угроза! Не подходи! Я игнорирую предупреждение, желая быть ближе к нему, а не дальше.

— Мне нужно было подышать свежим воздухом, — шепчу я. Это странное чувство гудит во мне, как будто невидимые руки легонько гладят мою кожу. Я чувствовала, что это он.

— Вижу, ты нашла шарф. — Он переводит взгляд на мой аксессуар для волос.

— Ну, он был привязан к ручке моей входной двери. Трудно было не заметить.

Он просто кивает. Никаких объяснений, откуда он знает, где я живу, и почему оставил его там.

— Ты выглядишь хорошо, — добавляю я. — Никаких кровоточащих ран сегодня?

— К сожалению, нет.

Я поднимаю бровь.

— К сожалению?

— Мне очень нравятся наши маленькие приключения между врачом и пациентом. Может быть, в следующий раз, когда меня ранят или зарежут, я снова обращусь к тебе.

От одной мысли о том, что он снова будет ранен, у меня сжимается грудь. Даже если это позволит мне увидеть его. Прикоснуться к нему. Может быть, он даже снова поцелует мои пальцы, как во время наших предыдущих двух встреч. Думаю, это его особый способ поблагодарить меня. Но я не хочу, чтобы он пострадал.

— Пожалуйста, не надо.

Он внезапно напрягается, его глаза вспыхивают.

— Пожалуйста, не дай себя снова подстрелить или пырнуть ножом, — уточняю я. — Что ты здесь делаешь?

— Это не очень безопасный район. Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Я могу постоять за себя, когда этого потребует ситуация.

— Да, у меня такое чувство, что ты можешь. — Оттолкнувшись от стены, он преодолевает расстояние между нами в несколько длинных шагов, пока не оказывается на расстоянии вытянутой руки. — Повернись.

Я смотрю ему в глаза, пока он возвышается надо мной, как какой-то прекрасный темный призрак. В этой ситуации нет ничего даже отдаленно нормального. Непринужденная беседа с незнакомым мужчиной в пустынном переулке, словно мы соседи, которые неожиданно встретились. Опасный человек, который явно следил за мной. Кто в здравом уме так поступает? Это просто глупо.

И все же… Я медленно поворачиваюсь к нему спиной.

Грубая, тяжелая ткань накидывается на мои плечи. Пальто все еще теплое от тепла его тела, и слабый запах его одеколона проникает в мои чувства. Не слишком сильный, резкий аромат, как у многих мужчин Cosa Nostra, что затрудняет определение его специфического запаха. Скорее легкий комфорт, чем конкретный аромат. Что-то свежее и дикое, как горный ветер.

— Спасибо, — говорю я, поворачиваясь к нему лицом.

— Сегодня не поём?

— Не то место.

— М-м-м… Я не очень разбираюсь в музыке, но ты пела довольно плохо.

— Я знаю. — Уголки моих губ пртподнимаются. Парни, которых я знаю, никогда бы не сказали мне ничего подобного. Они осыпали бы меня фальшивыми комплиментами, говорили, как прекрасно я пою, потому что, по их мнению, именно это я и хочу услышать.

— Так почему же ты это сделала?

— Это было весело. И потому что это вызвало улыбку на лице моей сестры.

Он нахмуривает лоб.

— Ты хотела, чтобы твоя сестра смеялась над тобой?

— Она смеялась не надо мной. Она смеялась из-за меня.

— Разве это не одно и то же?

— Неа. Настоящие друзья и семья никогда не будут смеяться над тобой, какими бы глупыми ни были твои поступки.

— Хм… Я никогда не думал об этом. — Он отступает и снова прислоняется к стене, скрещивая руки, как и раньше. Его поза натягивает черную ткань рубашки на мускулистые руки и широкие плечи.

Жар заливает мои щеки, когда я вспоминаю, как он сидел передо мной без рубашки в тот день в ветеринарной клинике. Думаю, любая женщина была бы очарована таким мужчиной, как он. Не могу сказать, что я не представляла его обнаженным. Но мое очарование незнакомцем выходит за рамки физического влечения. С одной стороны, его неожиданное появление, а затем и исчезновение, оставляет мне мало загадочных ответов и еще больше вопросов после нашего короткого пребывания вместе. Он остается полной загадкой. С другой стороны, он открыто признался, что преследует меня. Любая здравомыслящая женщина на моем месте убежала бы далеко и быстро, крича во все горло. Я? Я просто хочу знать о нем больше.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — Его хрипловатый голос нарушает тишину, и, клянусь, я чувствую его вибрацию на своей коже.

— Конечно, — выдыхаю я.

— Что это за трава?

— Что?

— Те зеленые штуки, которые ты держишь на подоконнике?

Я выгибаю бровь.

— Откуда ты знаешь о моих растениях?

— С крыши напротив твоего здания открывается хороший вид на твой дом. Я видела, как ты опрыскивала листья, когда приходил проведать тебя.

— Это зелень. Орегано. Мята. Петрушка. Розмарин. Мне нравятся их запахи. Хотя, боюсь, я возможно погубила петрушку. Она почти полностью высохла. — Я вздыхаю. — Придется купить новый, когда у меня появится свободное время.

— Я думал, женщинам нравятся цветы. А не травы.

— Зелень, — снова указываю я. — Мне тоже нравятся цветы, но у меня начинается приступ, когда я подхожу слишком близко к большинству сортов.

— Угу. — Он кивает. — Значит, эта штука может расти сама по себе, да? Как травка?

Я фыркаю.

— Не могу поверить, что обсуждаю комнатные растения с парнем, который меня преследует.

— А что? По-моему, пока что это была приятная и интересная беседа.

Мои брови сошлись на линии роста волос.

— Тебе нужно больше гулять, приятель.

На его губах появляется крошечная улыбка, от этого в животе порхает рой бабочек.

— Почему ты здесь, а не с друзьями?

— Мне не понравилось направление нашего разговора, и мне нужен был перерыв. — Я прикрываю рот рукой, чтобы скрыть зевок. — Прости. Я не выспалась прошлой ночью.

— Почему бы тебе не пойти домой?

— Я бы с радостью. Но я приехала сюда с подругой. — Я встречаю его взгляд. — И я бы предпочла не брать такси, по возможности.

Он наклоняет голову в сторону.

— Ты тайно просишь меня подвезти тебя?

— Может быть. — Я прикусываю нижнюю губу.

— А как же совет твоей сестры?

— Я несколько раз оставалась с тобой наедине, и я все еще жива, и моя добродетель в целости и сохранности. Я думаю, что на тебя можно положиться в большей степени, чем на сумасшедшего таксиста, который может мне попасться.

— Ты слишком безрассудна, тигренок. — Он показывает подбородком в сторону здания на другой стороне улицы. — Я припарковался вон там.

Я плотнее закутываюсь в массивное пальто, шагая рядом с моим незнакомцем, пока он ведет нас к черному Dodge Charger. На каждый его шаг мне приходится делать два своих, чтобы не отставать. Наши руки слегка соприкасаются, пока мы идем. Лишь случайные крошечные прикосновения, незаметные из-за плотной ткани его пальто. Тем не менее, для меня каждое прикосновение к нему ощущается как небольшой электрический разряд.

Когда мы добираемся до его машины, он открывает для меня пассажирскую дверь, затем обходит капот и садится за руль. Пока он заводит машину, я отправляю сообщение Дании о том, что поехала домой, а затем откидываюсь на спинку кожаного сиденья.

— Наверное, нет смысла говорить свой адрес, — говорю я.

Уголки рта моего преследователя отклоняются вверх на мизерную величину. Если бы я не смотрела на него открыто, я бы этого не заметила.

— Нет.

Я поджимаю губы, пряча ухмылку.

— И должен ли меня беспокоить тот факт, что ты знаешь, где я живу?

Его взгляд прикован к моему.

— Нет.

Мне много раз лгали в лицо и я не замечала этого, но в глазах этого мужчины есть что-то такое, что заставляет меня быть уверенной в том, что он говорит правду.

— Хорошо. — Я киваю и сосредотачиваюсь на уличном пейзаже за лобовым стеклом.

После этого мы едем в тишине, но эта тишина комфортна. Как правило, я ненавижу находиться в компании малознакомых людей, когда воцаряется неловкое молчание. Необходимость заполнить его пустой светской болтовней становится непреодолимой, но и страх показаться глупой тоже. Мой незнакомец, похоже, не собирается нарушать спокойствие между нами. Я тоже. Приятно с кем-то побыть просто в тишине.

Начинается дождь, лужи быстро образуются вдоль дороги и отражают множество белых и красных огней машин вокруг нас. Дворники на лобовом стекле быстро взмахивают, стараясь не отстать от ливня.

Влево-вправо.

Влево-вправо.

Влево…

— Тигренок. — Хриплый голос едва проникает в мое затуманенное сознание. — Мы приехали.

— Хорошо. — Вместо того чтобы открыть глаза, я еще глубже зарываюсь лицом в грубую шерсть. От нее слегка пахнет лесом — цитрусовым хвойным и земляным ароматом.

Где-то захлопывается дверьца машины. Еще один щелчок, и в мои чувства врывается аромат свежего дождя. Чьи-то руки создают вокруг меня земное тепло, и вот я уже парю. В чьих-то объятиях. Не в чьих-то. Его. Боже, это так приятно.

Вдалеке слышен шум машин, ветер дует мне в лицо. Я поворачиваю голову и утыкаюсь носом в шею моего темного незнакомца, вдыхая. Спокойствие.

От меня исходит тепло. Слегка прижимаюсь к его груди. Я остаюсь в дрейфе, убаюканная гулким эхом его шагов. Их много. Он несет меня вверх по лестнице.

— Где твой ключ?

— Я не знаю. Дай мне поспать.

Тишина. Затем раздается громкий удар.

— Твоя дверь — отстой.

Еще шаги. Мягкий скрип деревянных половиц. Я ощущаю запаха моего любимого кондиционера для белья, когда моя щека касается подушки. Хм. Я скучаю по аромату леса, когда он начинает исчезать.

В страну грез… Нет.

Грубый, тихий голос, говорящий быстро. — Немедленно! — Это звучит как приказ. Мне хочется подчиниться.

Я открываю глаза и вижу, что мой незнакомец стоит у моей кровати, прижимая к уху телефон.

— Спи. Кто-нибудь придет сейчас и починит твою дверь.

— Конечно, — бормочу я и закрываю глаза.

Когда я снова погружаюсь в дремоту, то чувствую, как грубая рука обхватывает мое запястье, а затем легкое прикосновение теплых губ к кончикам пальцев. А может, это был всего лишь сон.

— Мне очень жаль, сэр, но у нас нет петрушки.

Я сужаю глаза на продавца цветочного магазина и делаю шаг ближе. Мужчина быстро отступает, ударяясь спиной о стену позади себя. Это уже четвертый цветочный магазин, открытый двадцать четыре семь, который я проверил, и ни в одном из них не было этой чертовой травы. И я теряю терпение.

— Мне нужна петрушка. — Я наклоняюсь вперед и рычу ему в лицо. — Сейчас.

— Мне о-очень ж- жаль. Я-я.. — заикается он. — У моего соседа может быть немного. Он держит местную теплицу и выращивает овощи и зелень. Они еще не собрали весь урожай. Если вы придете завтра, у меня будет для вас немного.

— У меня завтра двойной удар.

Мужчина растерянно смотрит на меня.

— Удар?

— Убийственная работа, — уточняю я. — Дайте мне адрес этого места".

Мужчина сглатывает, его лицо приобретает зеленоватый оттенок, затем называет название улицы и номер. Я киваю и выхожу из цветочного магазина.

Место, которое он мне назвал, находится в пригороде. Проходит почти час, прежде чем я оказываюсь на гравийной площадке перед уютным одноэтажным зданием с парой длинных стеклянных теплиц по бокам и полуакровым садом на заднем дворе. Небо темное, и свет уличного фонаря не доходит до главного здания, поэтому мне приходится использовать свой телефон в качестве фонарика, пока я шагаю среди беспорядочной зелени, размышляя, что заставило меня отправиться на охоту за проклятой петрушкой в три часа ночи. Но я знаю ответ — я в долгу перед тигренком за сегодняшним вечер.

Никто не разговаривал со мной, как с обычным парнем. Честно говоря, кроме деловых разговоров, которые я веду с Крюгером и командой поддержки, люди вообще редко со мной разговаривают. И меня это вполне устраивает.

Вернее, устраивало.

Сегодня вечером, в том переулке, моя девочка разговаривала со мной так, словно я не был чудовищным уродом, скрывающимся в тени. Это было странно. В хорошем смысле слова. На какое-то время я действительно почувствовал себя человеком. Чего я не чувствовал уже очень, очень давно. А потом она потеряла бдительность и заснула в моей машине. Когда я был рядом с ней. Верить в то, что я не причиню ей вреда, пока она находится в самом уязвимом состоянии, было безрассудством.

Это потрясло меня до глубины души.

Ни разу никто не доверил мне ничего, особенно свою жизнь. Большинство миссий Z.E.R.O. состояли из убийств и прочей гадости, но бывало и так, что наш отряд привлекали для спасательной операции. Как правило, их поручали Азу и в редких случаях Сергею Белову. Никогда мне. Единственное, на что я годился, — это на уничтожение жизней. И никогда на спасение их.

Сначала я подумал, что Крюгер, возможно, опасается, что я сойду с ума во время миссии и ненароком убью своего подопечного. Но тут меня осенило — ему и в голову не приходило рассматривать меня в качестве спасателя. Леннокс Крюгер выбирал оперативников, исходя из их квалификации и навыков. И меня сочли неподходящим, потому что, видимо, принять мысль о том, что кому-то может понадобиться моя защита, было не той способностью, которой, по его мнению, я обладал. Возможно, он был прав.

И все же моя девочка доверила мне свою безопасность. Даже подставила мне свою незащищенную спину, когда я попросил, а потом заснула наедине с монстром. Позволила мне отнести ее внутрь. В ее дом. В ее безопасное пространство.

Я опускаю взгляд, понимая, что мой фонарик выключен. Гребаная батарея телефона выбрала идеальное время, чтобы сдохнуть. Сквозь облака пробивается немного лунного света, его голубоватый блеск освещает участок зелени вокруг меня, но недостаточно, чтобы четко различить разные сорняки. Я дергаю ближайший зеленый куст, похожий на петрушку, и выдергиваю его из земли. Он поддается после третьего рывка. Я подношу его к глазам и поворачиваю влево-вправо, рассматривая листья. Затем корнеплод, длинный и оранжевый.

— Чертова морковка, — бормочу я и перекидываю ее через плечо, смещаясь немного вправо. Еще больше зеленого дерьма. В полумраке верхушки листьев похожи на фотографии петрушки, которые я ранее искал в Интернете. Прогуливаясь по саду, я выдергиваю наугад еще несколько, поднимая растения к скудному свету над головой. Все эти гребаные листья выглядят одинаково. Ну… почти; корни разные. Некоторые из них длинные и немного тощие. Но она сказала, что петрушка — это зелень. В чем, черт возьми, разница?

Я потянул за один и обнаружил… морковку-альбинос?

Еще один, и он выглядит круглым, как шар, а не нормальный корень. Поскольку мой телефон разрядился, я не могу проверить, что есть что, и не могу вспомнить, как выглядит петрушка на самом деле. У меня есть час до того, как мастер должен прийти к моему тигренку, чтобы поменять дверь, которую я умудрился прикрутить, когда уходил, и я намерен быть там, пока он будет заниматься своими делами. Во-первых, потому что я ни за что на свете не позволил бы мужчине войти в ее квартиру без моего присутствия. А во-вторых, я хочу убедиться, что он будет работать тихо, как я велел, чтобы не разбудить ее.

Черт. Я подношу каждый сорт выдернутой зелени к носу, нюхаю листья. Господи Иисусе. Если бы Крюгер видел меня сейчас, приседающего посреди овощных кустов, он бы решил, что я окончательно спятил. Когда меня просят определить калибр оружия по одному только звуку, я могу ответить правильно в девяти случаях из десяти. Но это? Я ни черта в этом не понимаю. Я продолжаю принюхиваться к этому дерьму, но все пахнет только мокрой грязью.

— К черту! — Я выпрямляюсь и, сжимая в кулаке пучок растений, направляюсь обратно к машине.