Темный грех

ГЛАВА 20

Ранний утренний ветерок, проникающий через открытое окно, ласкает мою обнаженную плоть. Я протягиваю руку и убираю черные пряди, упавшие на его лицо. Мы лежим в моей постели уже почти час, просто наблюдая друг за другом.

— Что теперь будет? — шепчу я.

Я хотела спросить об этом с тех пор, как мы в изнеможении рухнули на простыни после того, как занялись любовью во второй раз с тех пор, как солнце поднялось над горизонтом, слишком боясь услышать ответ. Но я больше не могу сдерживаться.

— Я не знаю, тигренок. — Его рука поднимается к моему лицу, кончик пальца осторожными, нежными движениями проводит по линии моей левой брови, затем по носу и к губам. — Что ты хочешь, чтобы произошло?

Мое сердцебиение участилось, когда я набралась смелости и сказала.

— Я хочу, чтобы ты остался. И я не имею в виду только сегодня.

— Я не знаю как.

— Иди домой. Собирай вещи. И вернись сюда. — Я улыбаюсь. — Это не так сложно.

— Я не это имел в виду. — Его рука касается моей щеки, а большой палец гладит кожу под глазом. — Я не знаю, как жить такой жизнью, как ты. То, что ты знаешь обо мне, — это всего лишь мутная поверхность в черном пруду моего существования. Детка, я слишком испорчен, чтобы жить среди нормальных людей.

— Тогда мы тебя вытащим.

Его губы трогает грустная улыбка.

— Я не один из твоих зверей, Нера. Некоторые вещи невозможно сшить обратно.

— Мы можем попробовать.

— Ты хочешь для себя такой жизни? — Он сжимает челюсти. — Разве ты не хотела бы иметь хорошего, образованного мужчину, которого ты заслуживаешь?

— Ты так думаешь? — Я наклоняюсь вперед, заглядывая ему в лицо. — Значит, если я скажу "да", ты снова меня бросишь?

— Я никогда не брошу тебя, — говорит он. — Даже если бы захотел. Я знаю, что никогда не смогу. Я буду присматривать за тобой до самой смерти, тигренок. И пока я жив, никто не посмеет тронуть ни единого волоска на твоей прекрасной голове.

— Ты будешь присматривать за мной даже тогда, когда я пойду к алтарю и поклянусь в любви хорошему и образованному мужчине? — Я вырываюсь и толкаю его в грудь.

Его лицо не выражает никаких эмоций, но большой палец, поглаживающий мой глаз, не шевелится. — Ты будешь прятаться в каком-нибудь уголке, пока я буду отдаваться ему так же, как отдавалась тебе? — Я продолжаю. — Будешь ли ты смотреть, как он берет меня на кухонном островке, пока я кричу от удовольствия?

Окоченение охватывает все его тело, только сердце, кажется, работает. Я чувствую его громоподобные удары под своей ладонью. Что-то опасное мелькает в его глазах, когда они заглядывают в мои, но он по-прежнему не произносит ни слова.

Я наклоняюсь вперед, пока мои губы почти не касаются его губ.

— Ты позволишь мне принадлежать кому-то другому, демон?

Ты будешь присматривать за мной даже тогда, когда я пойду к алтарю и поклянусь в любви хорошему и образованному мужчине?

У меня в ушах раздается непрерывный пронзительный звук, смешивающийся с голосом Неры. Это началось как слабое жужжание, когда я заставил себя сказать ей, что она должна быть с другим, но теперь частота повысилась, отдаваясь внутри моего черепа, как мстительная дрель.

Ты будешь прятаться в каком-нибудь уголке, пока я буду отдаваться ему так же, как отдавалась тебе?

В голове возникают образы: она целуется с безликим мужчиной, а он прижимает ее к стене. Затем видение смещается и перестраивается на Неру, распростертую на кухонном острове, ее лицо взволновано и покрыто испариной. Это не горько-сладкое воспоминание, а преследование, потому что это не я ее. Этот пронзительный звук в моей голове резко усиливается, а перед глазами появляются белые точки.

…позволишь мне принадлежать кому-то другому, демон?

— Только через мой труп, — рычу я.

Обхватив ее за талию, я переворачиваю нас, пока не оказываюсь на ней сверху.

— Мне все равно, насколько этот ублюдок лучше меня или достоин ли он тебя. Я, блядь, выпотрошу любого мужчину, который приблизится на пятнадцать футов к тому, что принадлежит мне.

— Хорошо. — Ее рот приподнимается, прижимаясь к моим губам. — Потому что нет никого лучше тебя. Не для меня.

Я беру ее лицо в свои ладони, осыпая поцелуями ее губы, нос, глаза… везде, где я представлял, как целую ее, но не решался. Таким монстрам, как я, не позволено мечтать, и я никогда не мечтал. Пока я не встретил ее. Впервые в жизни я вижу возможность иметь что-то свое. Ее. Моего тигренка.

— Я собираюсь купить нам дом, — бормочу я, проводя губами по ее шее. — И несколько десятков акров земли вокруг, чтобы ты могла держать своих животных. Никаких других людей поблизости. Я ненавижу соседей и не хочу их иметь.

— Звучит дорого. — Она хихикает, когда я целую мочку ее уха.

— У меня есть деньги.

— Может, не стоит тратить все на дом?

— Если ты хочешь, чтобы я купил весь этот чертов штат, то я не против. — Я возвращаюсь к ее шее. Думаю, место под ее ухом — мое любимое.

Еще один приступ хихиканья.

— Сколько?

— Пятьсот. Может быть, шестьсот. Я не проверял баланс своего счета в течение последнего года или около того.

— Здесь, конечно, есть неплохие дома за пятьсот тысяч, но, боюсь, тебе придется сократить стоимость на недвижимость.

— Миллионов, тигренок. Не тысяч. — Я покусываю ее ключицу. — За убийство людей хорошо платят. А за убийство людей, которых трудно убить — еще лучше.

Нера словно замерла подо мной. Черт, не стоило мне этого говорить. Я поднимаю голову и встречаюсь с ее теплыми янтарными глазами.

— Тебе нравится это делать? — шепчет она. — Ее рука тянется к моему лицу, поглаживая подбородок. — Они все же люди. Я уверена, что некоторые заслужили это, но не все. Ты должен что-то чувствовать, когда лишаешь человека жизни. У них есть семьи. Друзья. Люди, которые любят их, и которые будут опустошены их уходом.

И вот мы здесь. Момент, которого я так боялся. Я мог бы сказать, что меня это беспокоит, или что я думаю о тех, кого убиваю, но это будет неправдой. Дружба. Семья. Для меня это просто слова, не имеющие смысла, как иностранный язык, который я слышу, но не могу понять.

— Я не знаю, тигренок, — говорю я, а потом решаю рискнуть и быть честным. Даже если это означает, что после этого она не захочет иметь со мной ничего общего. — Мне все равно.

Несколько мгновений она молча наблюдает за мной, но, в отличие от моих ожиданий, в ее глазах нет отвращения. Только печаль.

— Кто сделал это с тобой? — спрашивает она, ее голос едва слышен.

— Кто сделал из меня бесчувственную машину для убийства? Просто жизнь, Нера. Винить некого.

— Может, ты и машина для убийства, демон, — грустная улыбка появляется на ее губах, когда она заглядывает в ящик тумбочки, — но ты не бесчувственный. На самом деле, я думаю, что ты испытываешь слишком сильные чувства, и из-за этого ты нашел способ подавлять свои эмоции.

— Боюсь, ты ошибаешься, тигренок. — Прищурившись, я удивляюсь, почему она достала маленькие маникюрные ножницы.

— Разве? — спрашивает она. И тут она вонзает острый кончик ножниц в середину своей левой ладони.

— Господи! — Я вскакиваю с кровати и смотрю на ее руку, из раны которой сочится кровь. Схватив ближайший предмет, который попался мне под руку, я снимаю белую наволочку и, как можно осторожнее, беру ее пострадавшую руку в свою. — Зачем ты это сделала? Черт! Отпусти гребаные ножницы.

Кончик ножниц вонзился в ее плоть, и, как только она вытащила его, кровь начала хлестать из раны еще быстрее. Прижимаю свернутую ткань к ее ладони и обхватываю за шею, пригвоздив ее взглядом.

— Какого хрена, тигренок?! — Я не хотел кричать на нее, но, черт возьми, я схожу с ума. То, что ей больно, потрясло меня до глубины души. Я ошеломлен; мой чертов мозг не хочет принять возможность того, что такое может произойти.

— Ты сказала, что тебя не волнует, что другим людям больно.

— Ты не другие люди! — Я поднимаю окровавленную ткань, чтобы взглянуть на ее ладонь. Кровь еще идет, но, похоже, порез не такой глубокий, как я боялся. — Тебе больно?

— Немного. — Она качает головой. — Тебе больно?

— Будто ты вонзила мне в грудь гребаный нож.

— И все же ты сказал, что ничего не чувствуешь. — Она прижимается своими губами к моим.

— Больше никаких демонстраций, подобных этой, — говорю я ей в рот. — Ты поняла меня?

— Громко и четко. А теперь ответь на звонок, пожалуйста. Он звонит уже пять минут.

Раздается звонок моего телефона где-то в квартире. Я встаю, затем просовываю руки под тело Неры и выношу ее из комнаты.

— Нам обоим нужно отвечать на звонки? — спрашивает она, проводя пальцами по моим волосам. Мне все еще кажется странным, что кто-то прикасается к ним. Но мне это нравится.

— Сначала мы должны разобраться с последствиями твоего безумного эксперимента. — Я кладу ее на кухонную стойку и открываю ящик с левой стороны. — Где твоя аптечка?

— В шкафу под раковиной. Я добавила в него еще больше материалов, и мне понадобилось больше места для коробки. Я хотела быть лучше подготовленным, поскольку ты часто вступаешь в перепалки с людьми в моем районе и приходишь сюда с самыми причудливыми ранами.

Кладу пластиковую коробку рядом с ней, затем обхожу остров, чтобы достать из пиджака чертов телефон. Проклятая штука все еще звонит, а на экране высвечивается имя Крюгера.

— Чего тебе? — Я спрашиваю и кладу телефон между плечом и ухом, чтобы руки были свободны.

— Я звоню тебе уже двадцать минут.

— Я заметил. Что за срочность?

— План изменился. Где ты?

— Не твоя проблема, мать твою. Я позвоню тебе через полчаса.

Я бросаю телефон на стойку и осматриваю свою работу.

— Не слишком ли туго?

— Все в порядке. Похоже, у тебя больше навыков, чем у меня. — Она проводит кончиками пальцев по моей обнаженной груди. — В следующий раз попрошу сделать так же.

— Надеюсь, следующего раза не будет, — Я провожу руками по ее бедрам и вверх по нежной грудной клетке, все еще не в силах поверить, что она наконец-то моя.

— Тебе нужно уходить?

— Да. — Я делаю глубокий вдох. Это противоречит всем моим инстинктам, но на этот раз я расскажу ей все. — Работа ждёт. Я должен отправиться в Мексику.

— Ты ранен.

— Это ничего не меняет. Мне все равно нужно ехать.

— Когда ты вернешься?

— Я не уверен. Это займет не больше недели.

— Пожалуйста, береги себя — Она проводит ладонью по моей щеке. — И вернись ко мне.

Я не помню, просил ли меня кто-нибудь когда-нибудь о заботе, даже когда я был ребенком. Я мало что помню из своего раннего детства, но сомневаюсь, что смог бы это забыть. Беспокойство и озабоченность, ясно читающиеся в глазах Неры, не дают мне покоя. Вот каково это — иметь кого-то, кого можно назвать своим? Кого-то, кому действительно небезразлично, буду ли я жить или умру, помимо того факта, что моя смерть будет означать потерю чего-то ценного? Впервые в жизни я чувствую себя настоящим человеком, а не просто обломком, сделанным так, чтобы походить на него.

— Ничто на этой земле не помешает мне вернуться к тебе, мой тигренок, — Я прижимаюсь к ее губам. — Обещаю.

Я прижимаю телефон к уху и выхожу из квартиры Неры.

— Я слушаю.

— Ты сказал, что перезвонишь через полчаса! — Крюгер рявкает. — Прошло уже почти два часа!

Я ухмыляюсь.

— У меня были дела поважнее. Что тебе нужно?

— Мы переносим работу в Мексике на более поздний срок. Только что появился еще один заказ, и он должен быть выполнен сегодня вечером.

— Поконкретнее?

— Требуется оружие дальнего действия. Я высылаю тебе детали. Никаких отклонений, Кай.

— Принято к сведению. И еще одно. Тебе придется поручить заказ с мексиканцами кому-нибудь другому.

— Почему?

— Потому что сегодняшний заказ будет моим последним. Я увольняюсь.

Я прерываю связь и сажусь за руль, затем открываю письмо от Крюгера с конкретным заданием. Обычно в досье входят как снимки головы из документов, удостоверяющих личность цели, так и фотографии, собранные группой наблюдения Крюгера. Учитывая, что задание было получено в кратчайшие сроки, в письме нет ни снимков с камер наблюдения, ни распорядка дня цели. Единственная предоставленная информация — это временной интервал в два часа, в течение которого должно быть совершено нападение, и краткая биография с фотографиями для опознания.

Я пропускаю такие сведения о жертве, как имя и род занятий, которые меня совершенно не интересуют, и останавливаюсь на прилагающихся снимках головы. Мужчина лет пятидесяти — зачесанные назад светло-коричневые волосы, с сединой на висках. На каждой фотографии он одет в костюм и галстук, и вид у него серьезный. Возможно, это бизнесмен, который наступил не на те грабли. Выглядит более чем правдоподобно, учитывая сумму контракта в три миллиона, с бонусом в полмиллиона, если исполнение будет выполнено одной пулей в лоб.

Перехожу к деталям, уточняющим место, отмечая, что цель будет произносить речь на мероприятии, проводимом только по приглашениям, которое состоится на частной территории. Вероятность проникновения — отсутствует. Ближайшее место, откуда можно совершить покушение, — здание в пятнадцатистах ярдах к северу от участка.

Неудивительно, что Крюгер решил отложить миссию в Мексике, чтобы поручить ее мне. Хотя в его распоряжении две команды, состоящие в основном из бывших военных, они обычно используются только в ситуациях, требующих применения тупой силы. Устранение цели одной пулей с расстояния почти в милю требует огромного мастерства и точности. И ничто не сравнится с опытом человека, который с шестнадцати лет расправляется с целями из дальнобойного оружия.

Я ввожу координаты из файла в картографическое приложение на своем телефоне. Местонахождение указано в тридцати милях к северу от Бостона. В последний раз, когда я работал в этой области, я встретил Неру. Часы на дисплее показывают девять утра. Это значит, что у меня есть двенадцать часов, чтобы вернуться в Нью-Йорк, вооружиться и добраться до места выполнения задания.

Бросив последний взгляд на окно Неры, я выезжаю на улицу и нажимаю на педаль газа. Даже в воскресное утро движение на дорогах интенсивное, но оно не беспокоит меня, как это обычно бывает. Время, проведенное с моим тигренком, оказывает на меня странное успокаивающее действие, и иногда оно длится несколько дней. Вещи, которые обычно раздражают меня или приводят в бешенство, теперь не так сильно влияют на меня, будто мир больше не такой ужасный. У меня нет ощущения, что я один против гребаной вселенной. Начинаю подумывать о том, что жизнь действительно может быть чем-то хорошим. Но проходит время, и успокаивающее действие ее присутствия на меня рассеивается, и реальность моего мира возвращается к своему первоначальному состоянию — вражеской территории. И я больше не хочу жить в этой пустоши.

Ни разу в жизни я не думал о том, чтобы сменить свое профессию. Все, что я умею делать, — это убивать. Это единственное, в чем я когда-либо был хорош. Единственное будущее, которое у меня было. Но теперь передо мной открылся другой путь. Путь, о котором я и не мечтал, потому что у таких душ, как моя, не бывает второго шанса.

Не то чтобы я считал себя искупимым. Нет, моим грехам нет отпущения. И мое отношение к людям не изменилось — мне по-прежнему плевать, живы ли они или умирают. Но Нера не все равно. И я готов на все, лишь бы стать более достойным ее. Хорошим человеком я никогда не стану, но я мог бы стать лучше. Для нее.

Я найду вечернюю школу или репетитора — что-нибудь, что позволит мне наконец научиться нормально читать. Я даже сдержу свой нрав и не убью учителя, если он назовет меня тупицей за то, что я не могу прочитать больше, чем элементарные слова. И я найду какую-нибудь дурацкую постоянную работу, хотя деньги мне не нужны. У нормальных людей есть работа. У меня нет никаких особых навыков, кроме устранения целей, так что это должно быть что-то простое. О работе с людьми не может быть и речи. Скорее всего, я задушу начальство и коллег еще до конца первого дня работы. Может, складским рабочим? Нет, там тоже будут люди. Единственный тип людей, с которыми я могу работать, — это мертвецы. Может, мне стоит поработать в похоронном бюро?

Крюгер плохо воспримет мою отставку и попытается остановить меня. Мне придется решить этот вопрос раз и навсегда. После двадцати лет работы мне надоело его дерьмо. Пришло время разрушить эту нашу неблагополучную семью. Семью… блять. Одна только мысль о нем говорит о том, насколько глубоко я в дерьме. Если он будет стоять у меня на пути, я убью его, несмотря ни на что. Я убью всех людей в этом мире, если они посмеют встать между мной и моим тигренком.

После того как я закончу с последним заданием, я наконец-то отвечу Феликсу Аллену. Понятия не имею, как этот чокнутый старикашка узнал мой номер телефона, который нигде не указан, но он присылает мне сообщения каждые пару месяцев, спрашивая, не хочу ли я, чтобы он помог мне избавиться от Крюгера навсегда. До этого момента я игнорировал каждое сообщение, но он продолжает их присылать. Мне не нужно, чтобы он спасал мою задницу, сам справлюсь с этим, но я попрошу его достать мне новую личность. Имя по-прежнему не будет моим, но и то, которым я пользовался почти всю жизнь, тоже не мое. Может, я попрошу Неру выбрать его для меня. Мне все равно, что это будет, лишь бы ей понравилось. Да, я так и сделаю.

Последняя работа.

А потом, может, я смогу начать новую жизнь. С моим тигренком.