Входная дверь открывается, и появляется темноволосый мужчина лет тридцати с небольшим.
— Вам нужна помощь?
— Да. — киваю я. Затем бью его прямо в лицо.
Парень падает назад и оказывается распростертым посреди коридора. Может, не стоило бить его так сильно. Я делаю шаг внутрь, закрываю за собой дверь и хватаю парня за рубашку. Я тащу его через гостиную в маленькую, неубранную кухню и бросаю на один из стульев. Его голова ударяется о стол, и он падает вперед, все еще не приходя в сознание. Я сажусь напротив него и откидываюсь на спинку кресла, чтобы подождать.
Оперативника, которому поручили это задание, остановили за нарушение правил дорожного движения, и во время остановки офицер обнаружил в машине незарегистрированное оружие. Тупого придурка сразу же взяли под стражу. На сегодня он выведен из строя, или, по крайней мере, до тех пор, пока люди Крюгера не принесут свои сверхсекретные бумаги в полицейский участок и не вытащат парня. Поскольку этот контракт нужно было выполнить сегодня, поэтому на это задание взяли меня, видимо, из-за того что я был рядом.
Мужчина вздрагивает и стонет. Он медленно выпрямляется и растерянно смотрит на меня.
Я достаю свой телефон и кладу его на кухонный стол экраном вверх. Парень смотрит на изображение USB-накопителя на телефоне и быстро качает головой.
— У меня его нет. Я клянусь. — Он выплевывает полный рот крови на пол кухни и продолжает говорить. — Не знаю, кто ее взял, но это не я. Я даже не знаю, что на ней. Ты обратился не к тому человеку.
Я скрещиваю руки на груди и вздыхаю. Извлечение информации — не моя специальность. Для этого нужно, чтобы цель оставалась живой и вменяемой. Поддерживать его в живом состоянии достаточно долго, чтобы он мог обдумать свой жизненный выбор, пока я вытаскиваю из него информацию, — не проблема. Проблема в том, что я не уверен, насколько связным он окажется, когда придет время петь. Пока я размышляю над своей дилеммой, я беру одно из аппетитно выглядящих яблок из миски, стоящей в центре стола. Я откусываю кусочек, но он не такой сладкий, как казалось.
Парень перестает ерзать на своем месте и смотрит на меня. Думаю, он воспринимает мою расслабленную позу как безразличие. Его глаза метнулись к двери, потом обратно ко мне, сосредоточившись на яблоке. В следующее мгновение он вскакивает со стула и бежит к двери. Я откусываю еще кусочек, потом лезу в куртку и достаю пистолет. Этот идиот истерично дергает ручку двери, как маньяк, пытаясь ее открыть. Неторопливо прикручиваю глушитель к пистолету, прицеливаюсь в его руку и стреляю. Болезненный крик заполняет комнату.
— Вернись на место, — приказываю я.
Мужчина продолжает хныкать, ковыляя обратно к столу, прижимая руку к груди.
— Заткнись и сядь. — Я убираю пистолет и указываю ему на место.
Ему удается захлопнуть рот и он сползает на стул.
— Теперь слушай меня внимательно, потому что я не собираюсь повторяться. Мой приказ на это дерьмовое задание прост: достать флешку любым способом, но оставить тебя в живых. — Я киваю на его руку. — Предупреждающий выстрел кажется не совсем мой конек. Похоже, я задел артерию. Если через двадцать минут ты не получишь помощь, тебе конец.
— Банка с сахаром, — задыхается он.
— Что?
— Флешка в банке с сахаром.
Я поднимаюсь и беру со стойки белую керамическую банку. Под поверхностью мелких белых кристаллов лежит флешка. Когда я уже собираюсь взять ее, за спиной раздается слабый скрип дерева по линолеуму пола.
— Черт, ну ты и тупой, — говорю я, разворачиваясь, когда парень бросается на меня с кухонным ножом в руке.
Я хватаю его за запястье и сжимаю. Вслед за этим раздается приглушенный хруст костей. Нож выскальзывает из его руки. Я ловлю нож в воздухе и вонзаю лезвие в боковую часть головы идиота, прямо в его ухо.
— Я же говорил тебе, — говорю я в его остекленевший взгляд и позволяю телу упасть на пол. — Привычка профессионалов, придурок.
Я достаю флешку из банки с сахаром, затем смотрю на настенные часы. Половина второго. Если я отправлюсь сейчас, то смогу быть в Бостоне к семи. Сегодня моя девочка должна работать в дневную смену. Как обычно по четвергам.
Двадцать семь дней. Десять часов. И двадцать пять минут. Именно столько времени прошло с тех пор, как я с ней разговаривал. Я регулярно проверял ее, но держался на расстоянии.
Нера.
Я не собирался выяснять ее имя, опасаясь, что знание его еще больше затянет меня в эту одержимость, но один из ее друзей окликнул ее, когда я был достаточно близко, чтобы услышать.
Нера.
Интересно, как бы это прозвучало, если бы я произнес его вслух.
Я хочу поговорить с ней снова.
Взяв филейный нож из ножевого блока, я проверяю пальцем остроту лезвия, а затем подхожу к длинному зеркалу, установленному в прихожей.
Звонок над дверью разрывает тишину в маленькой ветеринарной клинике.
— Мы закрыты, — говорю я, потянувшись за курткой.
— Я знаю.
Я резко поворачиваю голову на голос. Дизайнерский полностью черный костюм сидит на нем идеально, обнимая его широкие плечи, две верхние пуговицы черной рубашки расстегнуты. Воротник полностью покрыт засохшей кровью. По диагонали через всю щеку проходит длинный порез неприятного вида.
— Ты серьезно? — задыхаюсь я и бросаю пиджак обратно на вешалку.
Мой демон оглядывает офис, затем небрежно заходит в одну из смотровых комнат и садится.
— Как жизнь, тигренок?
— Невероятно, — бормочу я себе под нос, суетясь вокруг, собирая дезинфицирующее средство и марлю. — Просто… невероятно.
Я чувствую на себе его взгляд все время, пока роюсь в ящиках, чтобы найти остальные вещи, которые мне понадобятся, и кладу их рядом с ним на стол. Вымыв руки, я направляюсь к нему, пока крошечные бабочки трепещут крылышками в моем животе, и это ощущение сталкивается с ужасом от того, что он ранен.
— Думаю, мне снова нужно наложить тебе швы.
Я моргаю и перевожу взгляд на порез на его щеке.
— На этот раз достаточно стерильных полосок. Кровотечение уже остановилось, так что тебе нужно просто закрыть рану.
— О… Какая жалость.
— Жалость? Ты что, мазохист, что ли? — спрашиваю я, вытирая засохшую кровь с пореза и окружающей кожи.
— Нет.
Очень трудно сосредоточиться на своей задаче, когда он так близко. Моя нога прижата к его бедру, а грудь касается его верхней руки.
— Эм, ты можешь немного наклонить голову?
Он поднимает подбородок.
— Я не это имела в виду. Мне нужно, чтобы ты… — Я кладу ладонь ему на другую щеку, осторожно наклоняя его голову в сторону. — Вот так.
Кончик моего большого пальца касается уголка его губ, а его дыхание веером пробегает по тыльной стороне моей руки. Тишина в комнате такая абсолютная, что я уверена, он слышит, как бьется мое сердце, словно чертов метроном, настроенный на максимальный темп.
— Выглядит как чистый, острый порез, почти хирургический, — говорю я и достаю коробку со стерильными полосками.
Чтобы фиксировать из на коже, приходится обе руки, и мне очень нравится касаться его кожи.
Не сводя с него глаз, я убираю руку с его щеки и как бы "случайно" касаюсь пальцами его губ.
— Учитывая, тот опыт, который ты мне даешь, мне стоит подумывать о смене специальности на медсестру.
На его лице появляется едва заметная ухмылка.
— Рад быть полезным.
— Опять бездомный?
— Да, тот же парень, что и раньше.
— Не знала, что здесь ошиваются ненормальные люди.
— Никогда не знаешь, что прячется в темных углах.
— Да, наверное, ты прав. — Я наклеиваю вторую полоску на порез. — Похоже, ты часто здесь бываешь. Я заметила, что ты скрываешься в тени.
Прошел месяц с нашей последней встречи на моей крыше. Сначала я думала, что он ушел, и мы больше не увидимся. Но потом, время от времени, снова появлялось это колючее ощущение, когда я гуляла с друзьями. Поэтому я стала обращать больше внимания на все, что меня окружает. И это всегда был мимолётный взгляд, движение в тени или блеск внимательных глаз в темноте. Я никогда не видела его лица, но знала, что он там.
— Как тебе удалось проскользнуть на вечеринку в честь дня рождения моей подруги? — Я спрашиваю, устанавливая очередную стерильную полоску. — Там были только приглашенные гости.
— Через окно в гардеробной.
Мои руки замирают.
— Вечеринка Джаи проходила на третьем этаже частного клуба.
— Водосточные трубы здания были довольно прочными, — пробурчал он. — А их охрана — это гребаная шутка.
Прикрепив последнюю полоску, мой взгляд скользит вниз, а затем вверх по его телу. Он выше шести футов ростом и сильно мускулистый.
— Водосточные трубы были сделаны из стали? — спрашиваю я, снова встретившись с ним взглядом.
— Угу. — Он не сводит глаз с меня, когда тянется к моей руке. Еще до того, как я почувствовала его прикосновение, мое сердце забилось в груди, потому что я знаю, что сейчас произойдет. Мое запястье кажется таким маленьким и хрупким в его огромной руке, и, похоже, он тоже это замечает, потому что держит так нежно, словно хрупкую стеклянную статуэтку.
— Спасибо. — Его голос грубый, и он проводит губами по кончикам моих пальцев.
— Я думала, ты не благодаришь людей.
— Никогда не было повода. До недавнего времени.
— Разве ты не благодаришь своих друзей, когда они тебе помогают?
— У меня нет друзей, тигренок.
— У всех есть друзья.
— У меня был один. Кажется. Он был моим коллегой, но он ушел.
— А ты благодарил его, когда он делал для тебя что-то хорошее?
Он опускает мою руку, но продолжает держать меня за запястье, и его взгляд становится отстраненным, как будто он погружен в свои воспоминания, пытаясь найти что-то конкретное.
— Он чуть не взорвал меня вместе с другим членом подразделения. Спусковой механизм в бомбе, которую он смастерил, вышел из строя, но ему удалось вовремя ее починить. Я ударил его по лицу и сломал ему нос.
— По-моему, это не похоже на "спасибо".
— Я оставил его дышать.
Он говорит это так непринужденно, что я не могу удержаться от смеха.
— Вы уладили между собой, значит.
— Думаю, да. А как насчет твоих друзей? Можешь ли ты положиться на них, когда тебе нужна помощь?
— Разве не для этого нужны друзья?
— Наверное. Но ты не ответила на мой вопрос.
— В моем мире с друзьями… сложно.
— И что это за мир?
— Где людей ценят только за статус и положение в обществе, — говорю я. — Мой отец — очень важный человек. Люди всегда стараются угодить ему. Поэтому, когда кто-то делает для меня что-то приятное, я никогда не знаю, искренен ли он, или это только из-за того, кто мой отец.
— Да. Родители влияют на жизнь своих детей будь то косвенно или напрямую, — отвечает он, проводя большим пальцем по внутренней стороне моего запястья, чуть выше точки пульса.
— А как насчет твоих? — спрашиваю я.
— Они умерли задолго до того, как смогли оказать на меня значительное влияние.
— Мне жаль.
— Не стоит. Я не жалею. Некоторым людям не суждено иметь детей.
— И что они сделали?
— Ничего. — Он переводит взгляд на вешалку для одежды, стоящую у входа в смотровую. — Ты снова носишь шарф.
— Да. Мне он очень нравится. — Я поворачиваю руку так, чтобы наши ладони соприкоснулись. — Ты сказал "член подразделения". Ты военный?
— В каком-то смысле — да, — бормочет он, опустив глаза, глядя на наши соединенные руки.
— Что значит "в каком-то смысле — да"?
— Это значит, что нет ничего черного и белого, тигренок. Существуют только оттенки серого. — Он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются. — За исключением тебя.
Становится невозможно держать под контролем дыхание, пока он так смотрит на меня. Словно я единственный человек в мире.
— И кто же я?
— Ты, мой тигренок, — луч света в абсолютной тьме, которой стала моя жизнь и была уже очень долгое время.
Я вдыхаю, потрясенная его словами. Никто никогда не говорил мне ничего подобного.
— Если бы ты спросил мое имя, то понял бы, насколько оно противоречит твоему мнению, — шепчу я.
По-итальянски Нера означает "черная". Но он не мог этого знать, ведь я никогда не называла ему своего имени.
Мой демон склоняет голову набок, его взгляд опускается к моим губам.
— Да. Но с другой стороны, оно также означает свет. Сияние. Или яркость.
— И откуда ты это знаешь? — Мой голос теперь едва слышен.
— Я слышал, как один из твоих друзей произнес твое имя.
Я делаю шаг ближе, так что оказываюсь между его ног, и наши глаза оказываются почти на одном уровне, и глажу его по подбородку, стараясь не задеть порез на щеке.
— Когда?
— Несколько недель назад. Ты выходила из бутика в центре города.
Да, я помню тот день. Я составляла компанию Дании, пока она ходила по магазинам в поисках новых сапожек. Приятная дрожь, которая ассоциировалась у меня с ним, присутствовала все это время, и я постоянно оглядывалась через плечо.
— Я тебя не видела.
— Меня видят только тогда, когда я этого хочу.
— А как же те другие разы, когда я замечала тебя?
— Может, я хотел, чтобы ты видела меня.
— Почему?
— Так ты могла беззаботно веселиться с друзьями. И знать, что с тобой ничего не случится, потому что я присматриваю за тобой, тигренок.
— Тигренок? Ты знаешь мое имя. Почему ты не используешь его?
— Я услышал его случайно. Ты никогда не давала мне его. Я не люблю пользоваться вещами, которые мне не давали. Это воровство.
— У тебя уникальные принципы для преследователя. — Я перевожу взгляд на его губы. — Могу я открыть тебе секрет?
— Да.
Я наклоняюсь вперед, пока мои губы не оказываются почти у его уха, и шепчу:
— Мне нравится, что ты присматриваешь за мной, демон.
В течение нескольких молчаливых мгновений он сохраняет невозможную неподвижность и почти не двигается — наше учащенное дыхание — единственный звук в комнате.
— Я бы хотела делать гораздо больше, чем просто присматривать за тобой. — Он берет мое лицо в свои ладони, и, хотя его прикосновения легки, я чувствую каждую клеточку на его коже. — Но некоторым вещам не суждено случиться.
Он продолжает обнимать мое лицо, когда встает, его массивное тело отбрасывает тень, когда он возвышается надо мной.
— Уже уходишь? — Я спрашиваю.
— Чтобы свет засиял, тьма должна отступить. Это то, чему суждено быть.
Его руки опускаются, и я наблюдаю за его широкими плечами, когда он направляется к внешним дверям.
— И все? — кричу я ему в след. — Ты появился из ниоткуда, попросил меня подлатать тебя, а потом просто ушел?
— Я хотел поговорить с тобой. Все-таки, мне приходится прибегнуть к воровству.
Я не хочу, чтобы он уходил. Я никогда не знаю, сколько времени пройдет, пока он решит снова показаться.
— Могу я украсть тебя? — выпаливаю я, когда он переступает порог. — Только на одно воскресное утро.
Он останавливается.
— Зачем?
— Хочу тебе кое-что показать.
Склонив голову набок, он несколько мгновений наблюдает за мной, прежде чем ответить.
— В следующее воскресенье. В восемь часов. Я буду ждать тебя перед твоим домом.
— Может, мне дать свой номер? На случай, если что-то случится и ты не сможешь прийти?
Он смотрит на меня через плечо, и кажется, что его глаза пронзают меня насквозь.
— Даже если начнется ад, я буду там, тигренок.
Его длинная коса развевается в воздухе, когда он отворачивается и исчезает в ночи.