Тень амёбы

31. Глоблобургер: социальный океан, отраженный в одной капле.

Алкйона преодолела дистанцию 4.5 миллиарда километров от Солнца — средний радиус орбиты Нептуна. Впереди лежал пояс Койпера: ареал малых планет и кометных ядер. В практическом смысле для Зенона Пекоша и Ликэ Рэм ничего от этого не изменилось: за бортом во все стороны раскинулась уже привычная черная бездна, скупо и бессистемно засеянная звездами. Впрочем, среди звезд выделялась одна аномально большая: Солнце. Кстати, Солнца с орбиты Нептуна выглядит в 30 раз меньшим, чем с орбиты Земли. Но экипаж Алкйоны уже давно воспринимал такую сравнительную астрономию лишь как повседневный фон. Фокус их увлечений заняло иное: сюрреалистическая социология.

Если уточнить, причины, то фокус увлечений сформировался под влиянием Джил Мба, спросившей однажды, почему экспериллюзионные методы в социальной жизни людей применяются столь непрактично? Причина в общих религиозных табу (если да, тогда в каких) если нет, тогда в чем (если это известно, а если неизвестно, тогда что помешало изучить причину)? Схема вопроса была весьма типичной для Джил Мба: в нем заранее содержалось несколько гипотез ответа. Как однажды предположила Ликэ, такая схема может быть оптимальной для диалога через большие дистанции, когда ограничения на скорость сигнала приводят к длинной паузе между вопросом и ответом. Такая схема в принципе сокращала часть диалога по уточнению вопроса. Джил Мба не отрицала это предположение, но и не подтверждала его. Видимо (как предположил Зенон) эволюция коммуникативных обычаев джамблей была намного сложнее и не сводилась к данному фактору, хотя и содержала таковой среди прочих. Кстати: Джил Мба так и не ответила однозначно на вопрос: преодолимо ли ограничение скорости света?

Но сейчас тема: экспериллюзионные методы. Джил Мба изобрела и предложила такой комбинированный (от эксперимент и иллюзия) термин для класса компьютерных игр в вымышленных социальных мирах. НФ и фэнтези поставляют разработчикам игр такие миры с более-менее связной альтернативной реальностью, и Джил Мба находила очень странным, что все это применяется лишь для развлечения. Ведь в каждом мире можно ставить эксперименты и строить практически полезные модели архитектуры общества. Между тем (как успела заметить Джил Мба) земные социологи в основном пользуются примитивными моделями и потому не могут предложить пути решения проблем, прямо сейчас грозящих очередным глобальным взрывным кризисом (третьим за десятилетие).

При непривычности данной идеи Джил Мба, здравый смысл в этом был несомненный, и экипаж Алкйоны попробовал реализовать нечто в таком роде. Наличие на Земле группы поддержки (многочисленной и разнообразной) позволяло запросто раскидать подзадачи между профи, умеющими их решать. Весьма быстро родилась действующая модель под названием Глоблобургер (от выражения Glob-in-blob: отражение мира в капле). Если не вдаваться в детали, то это был фастфуд-зал, в который заходили персонажи, заказывали всякое, смотрели медиа, обменивались мнениями, дружились, ссорились, мирились, и в результате формировали некую социальную картину. Медиа-поток внутри игры мог или задаваться снаружи, или развиваться самостоятельно по тому или иному алгоритму.

Ликэ и Зенон совершенно не ожидали, что у компьютерной игры — Глоблобургера будет политический резонанс на Земле, хотя, если бы они задумались… Но история не имеет опции «если бы». Как известно, проекты, реализуемые путем краудфандинга (попросту говоря – вскладчину толпой людей, которым любопытно, что выйдет) — имеют свойство быстро распространяться, ведь каждый из толпы хвастается своим участием. Особенно энергично распространяются те проекты, вложения в которые делаются не деньгами, а креативными действиями (на поле VR-дизайна и алгоритмики в данном случае). Самое взрывное распространение свойственно проектам, не похожим ни на что, уже бывшее.

В общем: можно было заранее предположить, что число игроков Глоблобургера вскоре достигнет сотен тысяч. Казалось бы: ну и что? Топ-игры набирали в сто раз больше, но никакого политического резонанса это не вызывало. Ведь прошлые топ-игры даже если содержали политическую конструкцию в сюжете, то тривиальную, как правило, в стиле лубочного феодализма (как и топ-романы фэнтези, кстати) и игрок не мог это поменять. Напротив, в Глоблобургере центральной фишкой стала возможность пользовательских настроек политической системы (или общественно-экономической формации — как это называет марксизм). Тут уместен мем:

А ЧТО, ТАК МОЖНО БЫЛО?!

Оказалось, что можно. И тысячам игроков это показалось чертовски прикольным. Они конструировали порой совершенно сюрреалистические формации, а затем, виртуально устроившись за длинным столом в бургерной, наблюдали, как на большом экране над стойкой, развиваются события в этом мире. Разумеется, они делились своим мнением с другими игроками или фантомными персонами, сидевшими рядом (а те в свою очередь делились своим мнением). Для остроты ощущений, игрок мог пройти сквозь плоскость экрана и оказаться участником новостных событий… Но это уже детали.

Не то чтобы игроки массово прониклись настроениями классического революционного марксизма и ринулись силой переустраивать свои страны по избранной модели. Дело в другом аспекте марксизма (и прочих рациональных учений). События, которыми живет общество, и интерпретация этих событий в медиа, зависят от преобладающих способов материального производства и распределения благ. Добро и зло, восторг и отвращение, гордость и стыд, красота и уродство — легко инвертируются одним кликом в регуляторе материального базиса модели, ведь оценочные категории это функции надстройки, они вторичны, они социальные суеверия, они лишь тень материальной реальности. Медиа — вообще продукт приложения социальных суеверий к текущим событиям. Тень тени.

ТЕНЬ, ЗНАЙ СВОЕ МЕСТО

Фаны Глоблобургера массово перетаскивали реальные события из топа новостей в свои виртуальные модели с другими настройками, и получалось феерическое глумление над Устоями. Не над какими-то устоями, которым без году неделя, и которые сложились на памяти нынешних поколений — а над Устоями с большой буквы, корни которых лежат в глубине веков. В мозгах обывателя эти Устои смешались с законами природы, и теперь осмеяние этой части (как бы) законов природы угрожала обывателю экзистенциальным кризисом. Мироздание рушится! Кали-юга! Истеблишменту было плевать на душевные травмы обывателей, но осмеянные устои уже не могут быть скрепами в обществе. Миф становится анекдотом, и вряд ли возможно управлять обществом через анекдоты.

Смешно: революции XX века обещали «разрушить старый мир до основания», однако опирались на это основание. На Устои. Теоретикам революции не хватало фантазии на альтернативы. Они строили ту же самую пирамиду власти и распределения благ, лишь мелочами отличающейся от разрушенной. Даже в полит-романтическом жанре Утопий (начиная с «Утопии» Мора 1516 года) они, с упорством идиотов, рисовали все то же. В организации, мотивации, коммутации, даже в сексе и науке — штампы из средневековья. Упомянутый лубочный феодализм в фэнтези стал модным, поскольку ни авторы, ни их читатели, не видели у политиков ничего, кроме этой лубочной схемы, замаскированной бессодержательными усложнениями (то ли для приличия, то ли для спасения лица)…

…Но внезапно, общедоступная игра Глоблобургер показала всем интересующимся, что альтернативы есть, причем их много. Они определяются не особенно сложной теорией биматричных игр (созданной в 1950-м). И что для работы экономики вовсе не требуется гигантская бюрократическая, статусная и финансовая иерархия. Как высказался об этом гуру Талвиц: «публика узнала, что королевская карета едет не благодаря позолоченным херувимам и расписным панелям, а благодаря лошадям и колесам». К этому он добавил несколько дополнительных ироничных замечаний, в частности:

— Что ранее сценарные игры работали на укрепление социально-политических мифов, а Глоблобургер – на разрушение.

— Что главное в Глоблобургере это сам факт, что с устоями можно играть.

— Что вскоре появится продолжение культовой книги Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», с заменой первого слова на «Исчезновение».

Гуру экономики смыслов, по обыкновению, троллил цивилизованную публику. Дело не зашло так далеко (по крайней мере, пока), но достаточно далеко, чтобы Еврокомитет по безопасности потребовал объяснений от дирекции MOXXI. По сложившейся традиции объясняться в Брюссель полетел вице-директор Штеллен. Ничего особенного — если бы беседа осталась кулуарной, но в слушания влезли несколько депутатов Европарламента, притащив с собой СМИ. Так обмен репликами оказался залит в паблик, и теперь Ликэ и Зенон, находясь уже за орбитой Нептуна, получили возможность ознакомиться с этим.

…

После обычного обмена вводными фразами и заверениями в приверженности идеалам гуманизма, демократии, толерантности, транспарентности и инклюзивности, началось, собственно, слушание. Штеллену был задан вопрос: проводит ли MOXXI мониторинг глобальной угрозы, исходящей от джамблей, и если да, то как конкретно? В частности: почему не была своевременно распознана угроза, привнесенная игрой Глоблобургер?

Штеллен ответил, что Глоблобургер является земным софтвером, джамбли же (точнее, единственный джамбль — Джил Мба) это лишь триггер, мотивировавший на разработку данного игрового продукта. Если говорить в общем, то от джамблей исходит лишь эта угроза: мотивационная, иногда называемая «угрозой Сократа». Согласно легенде, вина Сократа перед властями Афин состояла в том, что он задавал нежелательные вопросы, мотивирующие граждан к размышлениям, опасным для сложившегося порядка.

Такой ответ вызвал острый спор в Комитете, поскольку возникла коллизия принципов. Гуманизм и толерантность требовала исключать ряд вопросов из публичного поля. Но демократия и транспарентность наоборот, требовали публичности любого вопроса. Что касается инклюзивности, то она требовала обоих вариантов одновременно. Обсуждение зависло — решение подобных коллизий выходило за рамки компетенции комитета. Этот вопрос должны были решать совместно Европарламент и Высокий суд…

…Ликэ Рэм задумчиво посмотрела на заставку-эмблему Еврокомиссии и произнесла:

— Вот так пар уходит в свисток. А у меня, похоже, пробелы в политическом лексиконе.

— Какие пробелы? — спросил Зенон Пекош.

— Вот, — она развела руками, — я припоминаю, что транспарентность это нечто наподобие гласности, в смысле: если решения принимаются за стенкой, то за прозрачной. Но я не смогла вспомнить, что в политике называется инклюзивностью.

— Это, — сказал он, — когда в любой социальный процесс включаются все, несмотря на их различия по этносу, гендеру, образованию, благосостоянию и религии.

— Так… — она задумалась, — …А следует ли приглашать пуританина на конкурс ню-арт?

— Да и нет, — ответил Зенон, — да по инклюзивность и нет по толерантности.

— А, ну теперь я достигла буддистского просветления! – констатировала Ликэ.

Зенон удовлетворенно потер руки и поинтересовался:

— Если ты достигла просветления, то, может, тебе открылось, что там в толще льда?

— В толще льда на Церере? – уточнила она.

— Да, — он кивнул, — объект Акиваша под поверхностью долины Вендимия.

— Ну… — Ликэ сделала паузу, чтобы принять аутентичную позу лотоса, — …Там какая-то угловатая штуковина из сплава хром-кобальт-никель.

— Штука естественная или искусственная? – спросил Зенон.

— Чудеса исключены, такой сплав не бывает естественным, — уверенно сказала она.

…

32. Шаг из цивилизации голода в цивилизацию любопытства

Солнце зашло. Оглушающая жара в Фамагусте сменилась относительной прохладой, и одновременно чуть поменялся звуковой фон поющих цикад. Говорят, раньше на Кипре цикады стрекотали лишь при дневной жаре, и лишь в XX веке стали появляться такие разновидности цикад, которые стрекочут в сумерках или даже ночью. Постепенно три разновидности выровнялись по численности и теперь они пели круглосуточно — только мелодии менялись… Если это можно назвать мелодиями. Габи Витали остановила свой скутер у декоративных ворот кампуса EMU с надписью «parking for staff only», минуту послушала цикад — без жужжания мотора и, шагнув в ворота, прошла к одной из секций таунхауса. Дверь распахнулась раньше, чем она протянула руку к звонку.

— Ой! — вскрикнула журналистка, увидев почти атлетическую (чуть оплывшую) и почти голую (чуть прикрытую зловещим черным фартуком) фигуру с жутким тесаком в руке. Готовый стоп-кадр из слэшера «Поворот не туда»

— Салют, Габи! — добродушно откликнулся генерал Штеллен, запихнул тесак в широкий карман на животе фартука, и левой рукой хлопнул гостью по спине, — Давай, заходи, не стесняйся. Ты тут не впервые, так что знаешь, где кухня-гостиная.

— А-а… — протянула она.

— А это я готовлю том-ям-тхале-нам-хон-гунг-пхут, — пояснил он.

— Что-что?

— Поясняю для тех, кто не знаком с 1000-летней тайской культурой: это суп из овощей с сифудом, кокосом и дьявольским грибом. Хотя дьявольский гриб это недавний вклад в классику, продукт генного дизайна.

— А-а… — снова протянула Габи.

— На твой третий вопрос отвечаю: сегодня я шеф-повар, поскольку Кристина зависла на выставке в Айя-Напа. Презентация нового офисного стиля IQR, Intuitive Quasi-Reality.

— Ах да, она ведь стилист-фрилансер, — вспомнила Габи Витали род профессиональных занятий формально-бывшей жены Вальтера Штеллена.

— Верно, — генерал кивнул, — а сейчас не пугайся слишком сильно.

Предупреждение оказалось своевременным, поскольку они дошли до кухни-гостиной, напоминавшей сейчас… Черт его знает… В лексиконе Габи отсутствовали достаточно яркие эпитеты, чтобы описать увиденный чудовищный бардак.

— Ой…

— Расслабься и возьми из холодильника две банки пива, одну тебе, одну мне, — спокойно распорядился он, возвращаясь к тому, что должно было считаться стряпней.

— Ладно, — она сделала, что сказано, глотнула пива, и вопросительно протянула, — А-а..?

— Говорю же, расслабься. Когда я закончу, то включу спайдербота и он уберет срань. Я выключил его пока, поскольку он точно перепутал бы срань и ингредиенты супа.

Действительно, в углу наблюдался робот-уборщик, поджавший все 8 лапок. На спинке робота тускло светился алый светодиод, сообщая о пассивном режиме.

— Ладно, я расслабилась… А можно уже начинать?

— Да, включай свой репортерский гаджет и поехали, — сказал генерал и поиграл тесаком около стола, на котором были разложены еще не измельченные субстанции для супа.

— ОК, — Габи начала запись, — Вальтер, как ты относишься к тому, что Хлоя полетела во втором эшелоне к Церере? Если вопрос слишком личный, то…

— …Не слишком! — генерал махнул свободной левой рукой, — Ясно, что любые родители напряглись бы от такого действия своего ребенка. Но благоразумие требует в какой-то момент осознать тот факт, что ребенок повзрослел. У Кристины и у меня это осознание произошло довольно давно, когда Хлоя с двумя бойфрендами занялась аргонавтингом. Впрочем, ты неплохо знакома с Хлоей, так что в курсе ее биографии.

Габи кивнула, подтверждая последнюю фразу генерала, и он продолжил. … — Когда Хлоя сообщила о намерении сделать заявку от группы, Кристина задала мне единственный вопрос: о карте рисков этой миссии. Как ты знаешь, сейчас астронавтика кардинально отличается о той, какая была в 1-й космической эре.

— Вальтер, ты сказал: Хлоя и парни сделали заявку. Это что, на общих основаниях?

— Габи, ты же знаешь что да.

— Но зрители, — напомнила она.

— Черт! — генерал сделал жест тесаком, — Я дорежу супо-заправку и перестану тормозить мозгом. Да, это было на общих основаниях. И у офиса не было сомнений, что их заявка ценна. На Земле мало микрогрупп, хорошо ориентирующихся в иных цивилизациях.

— Э-э… Ты о том, что они администрируют эхоконференции Lackhole.FIDONEXT?

— Да, в частности, об этом.

— Так, — произнесла Габи, — а может ли объект Акиваша быть случайной игрой природы? Насколько сильна гипотеза, что во льдах Цереры лежит артефакт иной цивилизации?

— Геохимия, астрофизика, планетология и кристаллография могут оказаться ошибками научного познания, — сказал Штеллен, — вот тогда Акиваша может быть игрой природы.

— ОК, Вальтер. Тогда что это может быть? Любой артефакт бывает сделан для чего-то.

— Да. Например, составной уголковый отражатель. Такие штуки являются пассивными маяками, удобными для навигации, в частности — космической. Вот, на полочке тебя за спиной лежит уголковый отражатель-октаэдр. Знакомься. А я пока заправлю суп.

Габи развернулась кругом и с любопытством воззрилась на очень простую штуку. При первом взгляде казалось, что это правильный восьмигранник из блестящего металла, а более внимательное рассмотрение показывало: это не восьмигранник, это его каркас из дюжины равнобедренных прямоугольных треугольников размером с чайное блюдце.

— Похоже на детскую развивающую игрушку, — высказала она спонтанное мнение.

— Возьми, как сувенир, — предложил Штеллен, последовательно высыпая ингредиенты в котел мультиварки, — будешь показывать зрителям для их развития.

— Мерси! Классная идея!.. А что, Акиваша похожа на…

— Да. Только она составлена из нескольких сотен таких отражателей. Точнее, она была составлена, но развалилась, и сейчас это россыпь, погребенная на глубине 600 метров, вмерзшая в ледяные наплывы времен земных трилобитов.

— Вальтер, а насколько сложно пробурить лед до Акиваши? Только не говори как у вас в пресс-релизе: «это технически решаемая задача». Хотелось бы капельку конкретнее.

— Ладно, только давай перейдем, например, на балкон, а тут я натравлю спайдербота на посткулинарный кошмар.

…

На балконе, неплохо оборудованном для маленькой частично-цивилизованной тусовки, генерал, уже сменивший фартук на футболку и шорты, извлек откуда-то две бутылки.

— Блин… — выдохнула Габи, видя как внутри бутылок лениво перемещаются маленькие световые пятнышки вроде болотных огней, — …Это что, можно пить?

— Да, — подтвердил Штеллен и глотнул из горлышка. Внутри бутылки возникли тусклые вихри зеленого свечения, феерически выглядящие на фоне вечерней темноты.

— Блин… — уже полушепотом повторила журналистка и последовала его примеру. Если кратко характеризовать вкус, то похоже на густое домашнее вино с оттенком карамели. Угадывалась еще нотка корицы, — …О! Необычно! Это что, очередной сопутствующий продукт космического бизнеса MOXXI? Как вино из одуванчиков и пиво Wild Knight?

— Да, — Штеллен улыбнулся, — ты ведь знаешь нашу традицию: проводить антигуманные слабоалкогольные эксперименты над гостями. Конкретно это: пунш Криовулкан… Что ассоциативно возвращает нас к твоему вопросу о бурении льда до Акиваши…

— И?.. – заинтригованно спросила Габи, глотнув еще Криовулкана.

— …И, — продолжил генерал, — это действительно технически решаемая задача. В составе второго эшелона экспедиции к Церере, кроме известных тебе ребят, есть двое монстров арктической экстренной службы: Ларс и Инге Моллен с большим опытом бурения льда.

Габи задумалась на несколько секунд и спросила:

— Это что, та самая парочка, которая копала лопатой комету-мумию?

— Они, — подтвердил генерал.

— Им ведь вроде по 90 лет, — заметила она.

— Все-таки меньше, — сказал он, — но это мелочи, ведь у них сделан эйдж-реверс. И, хотя примененный ими кустарный векторик типа sizif дал побочные эффекты, в частности, с памятью, их профессионализм не снизился. Точнее, повысился и расширился. Буровая установка выбрана та, что им знакома по гренландскому проекту EGRIP 2012 года. Это надежная машина массой 11 тонн, она отправлена отдельным беспилотным рейсом. По сложившейся практике, MOXXI не отправляет людей и груз вместе. Так безопаснее.

— Уф! — выдохнула Габи, — Допустим, с технической стороной более-менее ясно. Но как оценить нетехнические риски? Я имею в виду: из-за случая с игрой Глоблобургер люди начинают опасаться инопланетных вещей, о свойствах которых понятия не имеют.

Штеллен трижды хлопнул в ладоши.

— Из твоей фразы выйдет четкий афоризм, если убрать лишнее слово: «инопланетных». Итого: «люди начинают опасаться вещей, о свойствах которых понятия не имеют».

— Стоп, Вальтер! С чего ты взял, будто слово «инопланетных» лишнее?

— Хотя бы с того, что Глоблобургер вовсе не инопланетная вещь, а компьютерная игра, разработанная конкретными людьми, можно посмотреть их имена и кто что делал.

— Игра – да, но идея этой игры исходила от джамблей! – возразила Габи.

— Какая именно идея?

— Идея показать общественные устои, как произвол модератора игры. -А-а… — иронично протянул он, — …Справедливое есть попросту выгодное для того, кто могущественнее.

— Можно и так это выразить, — проворчала она.

— Так, — сообщил генерал, — это выразил Фрасимах, современник Сократа. Если открыть статью «моральный нигилизм» в любой энциклопедии, то можно обнаружить сходные формулировки, дававшиеся в следующие 25 веков. И не надо валить это на джамблей.

— Подожди, Вальтер! Одно дело философская абстракция времен Сократа, а другое…

Тут Габи мысленно споткнулась, поскольку закончить фразу словами «…а другое дело компьютерная игра» значило бы лишить тезис серьезности. Штеллен подмигнул ей.

— Я помогу. Одно дело философская абстракция, изложенная в узком кругу философов, причем на сленге, непонятном широкой публике. А другое дело компьютерная игра для широкой публики, где та же идея изложена по схеме умственного фастфуда.

— Нет, Вальтер, я о другом хотела сказать! Я хотела сказать, что реалистично сделанная компьютерная игра очень сильно упрощает перенос идей в живую реальность!

— Верно. В этом смысл умственного фастфуда: нажми кнопку – получишь результат. Но хорошо это или плохо зависит от идеи. Если идея хорошая, то…

Генерал дружелюбно улыбнулся и раскинул руки жестом готовности обняться — будто дядька из рекламного клипа, где текст начинается словом «Welcome». Габи покрутила головой в знак неготовности согласиться с таким нарочитым вульгаризмом.

— Ты говоришь как о рецептах пиццы. А университетские социологи пишут, что мир на пороге самого сильного излома со времен неолитической аграрной революции, которая произошла примерно 10 тысяч лет назад.

— Социологам виднее, — отреагировал он, — однако, мир это не мост, и излом мира порой бывает полезным или даже необходимым, чтобы жить дальше. Если какой-то мировой порядок существует много тысяч лет, то весьма вероятно, что пора ломать.

— На это, — сообщила она, — социологи отвечают, что крайняя древность этих элементов порядка указывает на их необходимость. Ведь иначе, уже нашлась бы альтернатива.

— Слабый аргумент, — прокомментировал генерал, — за последние 300 лет так говорили в защиту теократии, аристократии и монархии. Практика последовательно опровергла.

— Но, Вальтер, сейчас социологи утверждают, что угроза намного серьезнее. Игра, идея которой подарена джамблями — как троянский конь. Игра разрушает корневой принцип порядка в обществе. Любой формы порядка. И это катастрофа. Причем знаешь, на кого ссылаются университетские социологи?

— На кого же?

— На Филиппа Уэллвуда, профессора эксплитики здешнего университета, EMU!

— Ого! — удивился Штеллен, — Я знаю Фила, и я уверен, что он такого не говорил.

— А вот говорил! — с детским азартом заявила Габи, — У него это названо: третий путь в футурологии или Хампти-Дампти! Так статья называется!

— Ого! — повторил генерал, — Хотел бы я увидеть сцену гнева Фила, когда он узнает, как некоторые псевдо-коллеги извратили его вполне ясную работу.

— А если по существу? – ехидно спросила она.

— По существу… — сказал он, мельком глянув на экранчик браслета, стилизованного под наручные часы начала XX века, — …про Хампти-Дампти лучше расскажет Кристина. Из данных позиционирования можно заключить, что она подъедет через 8 минут.

…

Появившись действительно через 8 минут, бывшая жена генерала для начала, занялась окультуриванием ситуации, в смысле: размещением всех участников за столом в кухне-гостиной, поскольку суп том-ям-тхале-нам-хон-гунг-пхут сварился. Гастрономические свойства получившегося супа слишком многогранны чтобы можно было изложить их в коротком тексте, потому лучше даже не начинать. Просто: суп был великолепен, хотя у снобов из Индокитая могло сложиться иное мнение… Хотя нет, не могло, ведь суп был съеден абсолютно без их участия. Лишь затем (в фазе чаепитие) Кристина приступила к изложению концепции «третьего пути в футурологии — Хампти-Дампти».

— Видишь ли, Габи, рассуждать о Хампти-Дампти на нынешнем уровне материального развития, это примерно как о термоядерной войне между Монтекки и Капулетти. Я не ошибусь, если скажу, что ты не читала саму статью Фила?

— Не ошибешься, — со вздохом созналась журналистка, — а что, очень заметно?

Кристина обворожительно улыбнулась.

— Очень! Дело в том, что Фил обсуждает переход цивилизаций от 1-го ко 2-му типу, а в данный момент, даже после взрывного прогресса последнего 10-летия, наш уровень не превышает одного процента от энергетики модельной цивилизации 1-го типа.

— А-а… — Габи задумалась, — …Ты ведь сейчас про шкалу Кардашева, да?.. Дождавшись утвердительного кивка Кристины, она спросила: … — А энергетика у 2-го типа цивилизаций сколько по этой шкале?

— У 2-го типа в 10 миллиардов раз больше, чем у 1-го типа, — последовал ответ.

— Так, ладно… — Габи задумалась, — …А тогда Хампти-Дампти это о чем?

— Это о том, у индивида цивилизации переходного 1-2-го типа есть самодостаточность. Практически для материального обеспечения ему никто не нужен. Он в любой момент может выбрать астероид, поселить розу под колпаком и играть в Маленького принца.

— Подожди, Кристина, а как этот индивид туда долетит, чем будет дышать и питаться?

— Габи, отвлекись от человеческих и вообще от любых биологических мерок. Индивид цивилизации 1-2-го типа это совсем другая штука.

— Например, как Джил Мба, — добавил генерал.

— А разве Джил Мба это не просто компьютерный аватар?

— Чей аватар? – иронично спросила Кристана.

Журналистка застыла на мгновение. Она лишь сейчас подумала о том, что персонаж (джамбль), чьим аватаром является мультяшная лягушка, физически присутствует на борту Чубакки… Если к такому объекту как Чубакка применим термин «на борту».

— Итак… — генерал позвенел ложечкой о блюдце, — …Хампти-Дампти это пока не наша человеческая футурология. Можно, однако, продолжить об этом, или можно вернуться обратно к человеческим делам.

— Давайте к человеческим делам, — выбрала Габи, — вот допустим: устои упали, порядок сломался. Как общество будет жить дальше?

— Например, как Робинзон и Пятница, — моментально ответила Кристина.

— Подожди! Это ведь вымышленная история!

— Эта – да, но есть куча похожих реальных историй. Взаимовыгодная линия поведения практически всегда формируется между несколькими людьми, попавшими в ситуацию оторванности от своих сообществ, даже если нет ничего общего в их культурах. Лишь немногие особые культуры так разрушительны для разума, что подавляют эту опцию.

— Так, я запуталась… — Габи покрутила головой, — …Это мы что сейчас обсуждаем?

— Мы, обсуждаем, нужны ли обществу устои, — напомнил генерал, — и обобщенная схема Робинзон-Пятница отвечает: не нужны. У людей, как и у любых более-менее разумных существ, есть врожденная опция сходу строить схемы полезного взаимодействия с себе подобными. Это легко заметить, наблюдая, как дети выдумывают коллективные игры.

— По-моему, Вальтер, это уже избыточное упрощение сути дела, — предположила Габи.

Кристина щелкнула пальцами, взяла свой телефон, открыла на экране некую избранную страничку, и зачитала: «Человеческие сообщества создают культуру в результате ошибок, неудачных попыток, промахов, заблуждений и недоразумений. Люди, в поисках истины скатываются ко лжи, так возникают обычаи, нравы, святыни, вера, тайна… Ложно оценивая поведение других людей, собственного тела, сил природы, считая предопределенным то, что случайно, а то, что предопределено — чистой случайностью, выдумывая все больше несуществующих явлений, люди обзаводятся культурой, по ее представлению перекраивают картину мира, а потом, через тысячи лет, еще и удивляются, что им в этой тюрьме не очень удобно». …Затем отложила телефон и пояснила:

— Это Станислав Лем, эссе «Культура как ошибка», 1971 год.

Габи с сомнением покачала головой.

— Я не спорю, что Лем был великий человек, но это уже как-то слишком жестко.

— А по-моему, слишком мягко, — возразил генерал, — на самом деле генезис того, что Лем назвал культурой, а консультанты ООН — устоями, это накопление не случайных а очень закономерных ошибок при попытках увековечить обреченные социальные пирамиды. В начале каждой эпохи кучка случайно-успешных людей строила пирамиду, а в конце эта пирамида рушилась, несмотря на миллионы заклинаний. Начиналась следующая эпоха, снова выделялась кучка случайно-успешных людей… Но заклинания прошлой эпохи не исчезали, они накапливались, и в какой-то момент весь этот трэш был назван устоями.

— Знаешь, Вальтер, вот я слушаю тебя, а на языке крутится нетактичный вопрос…

Журналистка резко замолчала, сосредоточенно крутя чашечку на блюдце. На несколько секунд воцарилась тишина, затем Кристина звонко искренне расхохоталась и спросила у генерала:

— Солнце мое, ты понял, о чем наша очаровательная гостья?

— Тут даже шляпная болванка поймет. Габи хочет спросить: а как я с такими взглядами столько лет служил, грубо говоря, в охранке?

— Как вы оба так угадываете? – пробурчала журналистка.

— Спецкурсы, плюс тренинги, плюс оперативно-аналитический опыт, — сказал генерал.

— А я прожила с этим парнем столько, что заразилась, — пошутила Кристина.

— Теперь по существу вопроса, — продолжил он, — да, я много лет служил в охранке и это можно считать аморальным. Но сейчас мы говорим не о морали, а о термодинамике.

— О термодинамике? – изумленно переспросила Габи.

Генерал выразительно развел руками, как иллюзионист, только что на глазах у публики доставший белого кролика из пустой шляпы.

— Представь: политэкономия это частный случай неравновесной термодинамики, науки о системах, самоорганизующихся и поддерживающихся только за счет потока ресурсов из внешней среды. Вопрос в том, что для данной системы является внешней средой. Иначе говоря: какие виды необходимых ресурсов данная система не может производить сама.

— Пока я не понимаю, к чему это, — призналась она.

— Еще один шаг и станет ясно, — пообещал он, — в конце XX века власти Китая поменяли маоизм на западные устои в рафинированном виде. За счет этого Китай стал эталоном рыночной успешности, а главным в рафинаде устоев была доктрина Huminerals. Люди, подобно минеральному сырью, добываются, загружаются в бизнес, расходуются, затем оставшийся шлак утилизируется. Как ты думаешь, что самое важное в этом?

— Мм… Наверное, то, что это запредельное свинство.

— Мы говорим не о морали, — напомнил генерал.

— Мм… Даже не знаю… Но в этом есть что-то очень неправильное.

— Не дави девушке на мозг, — вмешалась Кристина, — слушай, Габи, самое важное то, что поток человеческого ресурса — внешний для бизнеса. И если поток обмелеет, то бизнес сломается. Именно это случилось в начале второй четверти XXI века.

Журналистка отпустила чашечку и обхватила голову руками.

— Блин! У меня мозги пухнут. Я знаю историю восточноазиатской депопуляции, но мне никогда не приходило в голову рассматривать это вот так.

— В этом весь смысл устоев! — Кристина снова щелкнула пальцами, — Мужик пашет, как проклятый, чтобы прокормить семью, в которой баба рожает, как проклятая, насыщая систему хуминералами — детьми, которые вырастут, чтобы тоже пахать и рожать. Но на очередной исторической фазе пролетарии стали сокращать издержки, происходящие от детей. Рождаемость упала втрое ниже критического уровня. Далее как мифе о рыцаре на развилке трех опасных дорог, попробуй угадать: каких?

…Сюжет о рыцаре, попавшем на развилку, где выбор каждого из трех путей сулит ему проблемы разного типа, восходит к античным мифам о троичном делении вселенной, и прослеживается далее в героическом эпосе, скальдической поэзии и новейшей фэнтези. Факультет журналистики Сорбонны лишь немного затрагивает эту область всемирного наследия изящной словесности, но все-таки достаточно, чтобы Габи могла экспромтом сочинить подражание средневековым образцам:

Возникла пауза — слушатели оценивали восьмистишье, затем Кристина спросила:

— Мне лишь кажется, или это Старшая Эдда в креативном переложении?

— Наверное, слог немного похож, — скромно ответила Габи и улыбнулась.

— А как насчет толкования этого пророчества? — полюбопытствовал генерал.

— Разве я похожа на толкователя?

— Габи, не прибедняйся, для этого требуется чуть больше артистизма, чем у тебя есть на данный момент жизни.

— Что ж, если ты так говоришь, то мне придется попробовать…

Журналистка сделала длинную паузу, упорядочивая мысли в голове. Мыслей там было предостаточно — своих и чьих-то (запомненных на тусовках, в которых Габи принимала участие). Как-то само собой эти мысли стали складываться в историю, сначала немного сумбурно, а чем дальше, тем увереннее. Кстати, история получалась не такая сложная и очень логичная. Элитаризм оказался обречен в тот момент, когда плебс перестал даром следовать Устоям: кормить Систему свежим человеческим мясом. Элита могла сделать ультраправый шаг: силовое принуждение плебса к Устоям — но реакцией плебса станет поддержка любой антисистемной группировки. Как это работает еще в 1810-х показал Симон Боливар, а в XXI веке это крайне упростилось технологически. После появления «даров Каимитиро» и «химеризации» общества — упрощение стало радикальным…

…В общем: после «Вандалического кризиса» для элиты уже очевидно не годится идея ультраправого поворота. Но не годится и средний путь, т.е. игнорирование изменений (принцип «to do business as usual»), ведь человеческий ресурс сокращается, а в том, что осталось — сокращается доля, отвечающая Устоям. Ресурсный коллапс. Хотя, в реально возможном сценарии не будет коллапса. Химеризация общества создаст (уже создала) альтернативные экономические центры, которые тихо заместят старую систему, как в биоценозах более приспособленные существа замещают менее приспособленных…

…Остается лишь левый путь (если нечто неотвратимо, то надо возглавить это), и вроде шансы элиты на этом пути неплохие. Новая роботизация (големизация) снимает любые проблемы с низовым человеческим ресурсом, а векторики эйдж-реверса также снимают проблему старения и выбытия квалифицированного персонала. Проблемы энергетики и продовольствия уже, по сути, решены. Бинго! Но есть нюанс: все проблемы решаются СЛИШКОМ легко (тут Габи по памяти процитировала фрагмент из «1984» Оруэлла): …Общий рост благосостояния грозит иерархическому обществу гибелью, а в каком-то смысле и есть уже его гибель. Став всеобщим, богатство перестает порождать различия. Можно, конечно, вообразить общество, где блага доступны всем, но власть останется у элитной касты. Однако, подобное общество неустойчиво: как только люди заметят, что элитная каста не выполняет никакой практической функции, и выбросят ее. Вообще-то иерархическое общество зиждется только на нищете и невежестве…

Габи замолчала и сделала жест, означающий бы в студии завершение съемки дубля. В ответ на это генерал удивленно поднял брови, казалось, почти до середины лба.

— А где самое интересное: что дальше?

— Munu osanir akrar vaxa, bols mun alls batna, — продекламировала Габи и, насладившись удивлением собеседников (не знающих старо-норвежского языка), перевела, — взойдет урожай на полях, где не сеяли, зло станет благом… Ну, поскольку меня заподозрили в плагиате со Старшей Эдды, я решила, что финал можно взять из прорицания Вельвы о событиях, которые последуют за Рагнареком и гибелью богов вместе с великанами.

— А знаешь, — сказала Кристина, повернувшись к бывшему мужу, — она права.

— Я вижу, — согласился он, — хотя, тут снова возникает вопрос толкования.

— Минутку, Вальтер! – возмущенно воскликнула журналистка, — Как случилось, что ты задаешь вопросы, а я отвечаю? Ведь формат беседы подразумевает обратное!

— Это как? — брови генерала опять сделали попытку взлететь до середины лба.

— Это называется «интервью», причем я интервьюер, значит, я задаю вопросы.

— А-а… — выразительно протянул он, — …Извини, просто от службы в секторе активного реагирования контрразведки осталась профессиональная деформация, в силу которой я подсознательно веду любой диалог к тому, чтобы визави отвечал на мои вопросы.

— Понятно-понятно. Всегда найдется причина тиранить журналиста. Чего уж там.

— Не дуйся, это контрпродуктивно, — сказала Кристина, — тем более, Вальтер извинился.

— У меня и в мыслях не было дуться, — ответила Габи, — я лишь тактично веду разговор к прекрасной кульминации, когда Вальтер истолкует прозвучавшее пророчество Вельвы относительно мира после Рагнарека.

Возникла пауза, генерал залпом допил кофе из чашечки, и лаконично объявил:

— Шаг от цивилизации голода и прибыли к цивилизации изобилия и любопытства.

— Что-что? — изумилась Габи и, когда он повторил, попросила, — А можно детальнее?

— Да. Кстати, это давно известно. Ты сама цитировала Оруэлла. У Оруэлла даны только предпосылки, но по ним несложно сделать выводы. У общества так или иначе появится сообразная структура, иная чем лестница иерархии между нищетой и сверхбогатством. Элита может успеть сделать это, если же не успеет, то это сделают силы неравновесной термодинамики, и тогда элита удивительно быстро превратится в дым из трубы.

— Подожди, Вальтер, ты хочешь сказать, что Оруэлл ошибался? Что иерархия могла бы существовать без нищеты внизу лестницы?

— Да. Например, иерархия шоуменов разных уровней популярности.

— Это явно другое! — возразила Габи.

— Ты так уверена? — иронично поинтересовалась Кристина.

— Э-э… Гм… После твоего вопроса я уже не так уверена.

— О! Ты всего лишь не так уверена? Маловато для выпускницы Сорбонны. Неужели там будущие журналисты не изучают историю PR Красной весны в Париже?

— Блин! — Габи хлопнула себя ладонью по лбу, — Ги Дебор, Общество спектакля! У меня сейчас уши сгорят от стыда, что я забыла! Ну, точно! Власть в обществе материального благополучия это не более чем шоу! И это устраивает всех, кроме нищих. Значит, если нищих нет, то это устраивает всех… Но…

На лице ее отразились серьезные сомнения. После паузы она договорила: … — Согласится ли элита на роль шоуменов, конкурирующих за любопытство плебса?

— Одни согласятся, — сказал генерал, — ведь это хороший вариант, свидетельством чему являются номинальные монархии с номинальными аристократиями. То самое шоу.

— Ладно. Допустим, одни согласятся. А другие?

— А для других есть выход через трубу.

— Ладно, — она кивнула, — допустим, это произойдет. Элита станет артистами шоу. Но, в таком случае, у кого будет реальная политическая власть?

— Ни у кого. Обществу изобилия не нужны институты политической власти.

— Как не нужны? — удивилась журналистка.

— Никак, — предельно кратко пояснил он.

…