Тень амёбы

43. Нео-марсианские хроники: будет ласковый дождь-плюс

Асплейн, модифицированный для условий Марса, отделился от консоли корабля БФМ, движущегося по орбите 6000 километров над поверхностью планеты. Побежала тонкая стрелка секундомера и запрыгали символы на цифровом табло. Асплейн сначала очень медленно падал плашмя, но через минуту относительно быстро ушел вниз и назад. Так выглядел старт первого челночного рейса Фобос-Марс при взгляде из условно-нижней контрольной рубки БФМ — оттуда за стартом следили Ритти Бауэр, Ашока Нарликар и Тилини Нарликар. Лишь трое из семи участников миссии остались на корабле, который присоседился к Фобосу, большему из двух естественных спутников Марса. Если можно назвать соседством — движение по той же орбите с отставанием на полста километров…

…У миссии БФМ было много «если». Например, этот челночный рейс Фобос-Марс был первым, если не считать два тестовых беспилотных рейса до этого. Так или иначе: шли последние часы до того момента, когда человек ступит на поверхность Марса (в хорошо исследованной местности, известной, как Болото Цербера, что в долине Элизиум между Экватором и Северным тропиком).

Между тем, БФМ двигаясь по орбите, нырнул в марсианскую тень, а когда через 3 часа вынырнул из нее опять на солнечный свет, внизу уже наблюдался след асплейна: узкая полоса ряби, уходящая от Экватора, изгибаясь чуть к северу. На контрольном мониторе отображалась фактическая и плановая траектории спуска (отклонение было в пределах допустимого). Второй монитор транслировал видеоряд с фронтальной камеры асплейна, и могло показаться, будто это земная авиа-экскурсия над грандиозным плато Колорадо около границы между штатами Юта и Аризона. Только это плато загадочным образом превратилось в котловину, а его каньоны — в горные хребты. Впереди виднелся аэропорт назначения: вроде небольшой авиабазы с достойной ВПП около мили длиной.

Последний километр снижения с выходом на глиссаду. Шасси выпущены. Последние метры (когда полоса визуально уже под брюхом) Шасси касаются ровной бетонной поверхности. Движки переходят на реверс. Энергичное торможение и, уже с «велосипедной» скоростью выруливание на парковку. Финиш в углу, дальнем от здания диспетчерской башенкой. Тишина. Лишь негромкое басовое гудение разреженного марсианского ветра (почти на грани инфразвука).

В рубке БФМ активировался третий монитор, отображающий видеоряд для земных TV-студий. Тогда Ритти, Ашока и Тилини неудержимо заржали, постигнув глубокую идею телеоператора: найти такой угол съемки, при котором фоном первого шага человека на Марс не станут элементы авиабазы, построенной роботами серии миссий Бифрост-Рэд. Телезритель хочет увидеть шаг на первозданную планету — телезритель увидит это. Как запланировано, Мию Оохаси спустилась по трапу, картинно шагнула на грунт (разных оттенков серого с пятнами и потеками цвета ржавчины) и начала шоу с напоминания о первой эпической фразе Нила Армстронга при лунной высадке 20 июля 1969-го. Затем добавила: «но какая прорва времени прошла до ВТОРОГО шага близкой значимости, а впрочем, тут есть плюс: теперь наши шаги по другим планетам не выглядят, и не будут выглядеть, как заплыв лосося на нерест против течения, обычно смертельный».

Мию не успела продолжить, поскольку Фред Йошида (он же кэп Йода) заметил некую деталь, и тут же сообщил ей по интерком-радио:

— Лапа шримпоида в кадр попала, прокомментировать следует тебе.

— Шримпоиды не получили приказ подождать с постполетным осмотром асплейна, они просто отрабатывают протокол, — отреагировал штурман Вэлент Флаудер.

— А я думаю: это кармический знак, — высказался Сэто Оохаси.

— Чудесно! — обрадовалась Мию, — Давай, ты спустишься на грунт и экспромтом…

— Я попробую, — согласился он. И никто не мог бы угадать, что он сделал после того, как загерметизировал скафандр и вышел на грунт. Итак: Сэто схватил первого попавшегося робота-шримпоида, и шагнул в сектор TV-съемки (будто японский рыбак, поймавший гигантского краба-паука и хвастающийся добычей с трехметровым размахом лап). Для театральности, он сделал паузу, после которой объявил: «благодаря вот таким големам, миссия на Марсе непохожа на миссии Apollo-11/17 и на последний заплыв лосося». …Случилась пауза, и кэп Йода сообщил по интерком-радио:

— Про лосося фразы ваши теперь объяснять придется кому-то.

— Вот это уже не к нам, — весело сказала Мию, — это орбитальной команде. Ведь большой телемост сегодня будет у них.

…

Ритти, Ашока и Тилини не сомневались, что им предстоит в процессе телемоста давать объяснения о лососе, и поэтому предусмотрительно освежили в памяти первоисточник: «Я думаю, что мы полетели на Луну, поскольку это в природе человека: сталкиваться с трудностями. Это в природе его глубоко внутренней души… мы обязаны делать все эти вещи так же, как лосось должен плыть против течения» (Нил Армстронг, первая пресс-конференция после полета на Луну, 1969).

Не зря освежили. Вопрос о преодоления трудностей для развития человеческого вида и индивида (с метафорой нереста лосося) открылся в первом же кейсе телемоста. На этот вопрос заранее вызвалась отвечать Тилини. Она начала с краткого рассказа о детстве, в котором преобладали элементы социального триллера (речь шла о Шри-Ланке). Хотя, о «преодолении трудностей» в тамошнем провинциальном домохозяйстве она говорила с некоторым юмором: «Нередко бывает такая трудность: нет денег, чтобы покушать. Но обычно это преодолимо, если знать, где свалка свежих рыбных субпродуктов, а где – некондиционного зерна. Суп из рыбных субпродуктов с зерном весьма питателен, так можно прожить, если никто не болеет. А если заболел, то не повезло. Конец нереста». Рассказ завершился тезисом: «Удивительное дело: преодолевая эти трудности больше тысячи лет, никто не развился. Некоторые сделали большие деньги на общей нищете и радовались, но остров был примитивно-аграрным гетто до Вандалического кризиса».

Тилини вбросила еще ряд сюжетов и обобщила их: «Преодоление трудностей рабом на плантации — чтобы угодить лорду и получить миску каши или робототехником на почти такой же плантации — чтобы понять пределы своих возможностей и завтра выйти за эти пределы. Две разные вещи. Точнее — несовместимые. Зачем роботы, когда есть рабы? И зачем рабы, когда есть роботы?»… Отсюда оставался один шаг к социальной проблеме НТР: если новые технологии отменяют рабочие места, то чем занять людей? У Тилини имелся краткий жесткий ответ: не надо ничем специально занимать людей. Люди, если освободить их от трудной борьбы за миску каши, сами найдут, чем заняться. Не делать вообще ничего способны лишь немногие. Большинство людей займутся разным хобби (соответственно склонностям) или участием в волонтерских программах, придуманных энтузиастами. Они найдут именно те трудности, преодолевать которые интересно, и на преодолении которых можно развиваться. Разумеется, это не значит, что все подобные занятия принесут материальную пользу обществу, но достаточно лишь малой доли. Тут (весьма выразительно) Тилини напомнила, что почти все научные открытия до XX века сделаны в порядке хобби. Наука, как наемный труд 8x5 сложилась в эру мировых войн, однако еще целое поколение ученых мотивировалось более своим любопытством, чем зарплатой. Когда их сменило поколение «монетизированных ученых», с наукой что-то случилось. Это что-то теперь называют «постыдным тридцатилетием» (по аналогии со «славным тридцатилетием» НТР и 1-й Космической эры). Такая история…

Следующий кейс (о первых впечатлениях от Марса и перспективах его освоения) был разыгран при помощи монетки между Ашокой и Ритти, и отвечать выпало Ритти. Она азартно потерла руки и начала с самого дальнего из вопросов, содержавшихся в кейсе: почему реакция общества 3-й космической эры на новые шаги астронавтики иная, чем наблюдалась в 1-ю и 2-ю космические эры? Что иная — видно даже по трендам научной фантастики. Надо лишь психологически интерпретировать, что и сделала Ритти. Итак:

1-я космическая эра: романтическая эйфория и великие ожидания. Мир собрал первые плоды НТР и ощутил достижимость изобилия для всех. Мир опасается эксцессов гонки вооружений, но слабо верит в Армагеддон. Мир увлечен астронавтикой и восторгается Гагариным, Леоновым, Армстронгом. Мир взахлеб читает Брэдбери, Хайнлайна, Лема. Мир обсуждает «Космическую Одиссею 2001» Кларка и Кубрика, мечтает о городах на Луне и яблонях на Марсе к 2000-му. Но после Нефтяного кризиса все сворачивается.

2-я космическая эра: экономический нокдаун и парализующий ужас. Астронавтика, как будто, начинает оживать, но обстановка уже не та. Вместо НТР и роста благополучия — туманная цифровая революция и рост неравенства. Вместо мечты о яблонях на Марсе — готовность бежать от будущей жути, рисуемой в медиа. Мир слушает обещания Илона Маска увезти миллионы беженцев на Марс. Но технологии забыты, и даже сроки тест-полета много раз сдвигаются. А затем Мировая Гибридная война рушит все планы.

3-я космическая эра: креативный хаос и эскалация изобилия. Дары Каимитиро вызвали миграцию аргонавтов и Вандалический кризис. Мировой порядок, растрескавшийся от предыдущих кризисов, теперь упал – очень кстати, чтобы не мешать Рогу Амалтеи. На общество (и на астронавтику тоже) хлынуло изобилие. 3-й космической эре, возможно, капельку не хватает романтизма 1-й эры, зато оно свободно от страхов 2-й эры. Теперь другие планеты это не мечта, не убежище, а новые берега, которые обустраивают наши роботы, чтобы мы шагнули туда, комфортно следуя нашему природному любопытству.

Кто-то назвал научную фантастику 3-й космической эры – ласковым дождем наоборот, намекая на новеллу «Будет ласковый дождь» Брэдбери. Там умный дом продолжает по программе обслуживает жильцов, которых уже нет, они погибли при Армагеддоне. Тут наоборот: умный дом обслуживает жильцов, которых еще нет, они приедут позже и их встретит уют, заранее настроенный на их вкусы и привычки. С местоположением дома возможны варианты: где-то на Земле, или на орбите Земли, или на другой планете. Это новое отношение к космосу, а главное: это новое отношение к самим себе…

…Тут Ритти уточнила, что это уже не совсем фантастика, в чем публика скоро сможет убедиться, поскольку два таких коттеджа, в долинах Лета и Латона, уже построены (по манга-проектам Мию и Сэто Оохаси). Это похоже на жилища хоббитов у Толкиена, но адаптированных к марсианским условиям. Проектанты сами смогут оценить, насколько работа роботов реализовала это в материале. Так Ритти перешла собственно к Марсу.

Марс при встрече не преподнес сюрпризов. Он такой, каким выглядел в медиа-файлах, полученных от прошлых беспилотных миссий. Ясно, что у команды, которая сейчас на поверхности Марса, возникли свои эмоциональные впечатления и что-нибудь они сами расскажут позже (когда впечатления поднакопятся). Нынешние условия Марса вообще непригодны для человека под открытым небом. Даже глубокая генная модификация не изменит этого, а лишь снизит экстремальную непригодность до умеренной. Так что нет альтернатив частичному терраформированию Марса. В смысле: повысить атмосферное давление с нынешних 5 мм ртутного столба для начала хотя бы до 10 мм. Это довольно реалистичная цель, для которой сейчас тут на орбите Фобоса проводится эксперимент «янтарная тень». Уже в сентябре мы узнаем, работает ли это. Если да, то придет черед эксперимента «ледяной ангел», но не будем бежать впереди событий…

…Ритти хлопнула в ладоши, сигнализируя, что передает условную эстафетную палочку Ашоке, которому достался третий кейс (о будущей социологии и политике Марса). Эти вопросы выглядели слишком форвардными, однако миллионы зрителей интересовались именно такими вещами. Ашока обладал достаточным зарядом креатива, чтобы никто из аудитории не ушел разочарованным.

Важно то (сообщил он), что Марс это как Зазеркальный пирог в математической сказке Кэрролла. Такой пирог невозможно разрезать на куски, если прежде не раздать его. Но, когда он роздан, уже нет смысла разрезать его. Вот ответ на вопрос о дележке Марса на сектора между государствами-претендентами, как это сделано с Антарктидой в 1961-м. Только специфические люди могут длительно находиться на Марсе. И этим людям, по причинам, известным на примере аргонавтов, абсолютно безразлична тема государств. Вопрос о политическом строе на Марсе, соответственно, тоже лишен смысла…

Ашока задумался (или артистично изобразил задумчивость) и добавил: …Кстати, с тех пор, как Антарктиду стали обживать аргонавты-экстремалы, там такие вопросы тоже утратили смысл. И мне кажется: остальные континенты и острова Земли теперь на очереди. Ведь государство, политический строй, бедные и богатые, иерархия подчинения, пирамида статусов — вот это все постепенно подтаивает по схеме айсберга, занесенного течением из заполярья в тропические воды. Монументальная ледяная гора продолжает возвышаться над водой, но подводное основание уже сильно подточено. И никто точно не знаем момента, когда вся эта красота феерично опрокинется.

Он снова изобразил задумчивость и добавил еще: …Тропики в моем примере это аллегория изобилия. Никогда в истории не было ничего подобного. Даже «Золотой миллиард» времен расцвета (в конце XX века) не располагал такими богатствами, чтобы забыть долговую удавку. Эта удавка казалась вечной осью, вокруг которой крутятся все отношения. Но кажущаяся вечность исчерпалась. Теперь розничные сети вынуждены раздавать даром больше товаров, чем продавать за деньги, иначе к ним никто не зайдет. Мэрии вынуждены раздавать деньги горожанам, иначе те уедут. Схема «деньги-товар-деньги» превратилась из реального коня в педального…

…Под конец телемоста пришли вопросы о педальном коне, и Ашока объяснил, что это английская, а позже советская игрушка — имитация конной двуколки, популярная в 1-ю космическую эру, но (кажется) никак не связанная с космонавтикой. Познавательно получилось.

…

44. Хоббиты отсутствуют на Марсе. Но это не точно.

4 миллиарда лет назад, в Нойский период, болото Цербер было полноводным соленым бассейном, размерами как Мраморное море на Земле. Из Цербера к Экватору вели два широких мелководных стока-долины: Лета на юго-восток и Латона на юго-запад. Но в Гесперийский период климат сменился на сухой и морозный, часть воды замерзла, все остальное испарилось, и только причудливые кристаллы соли местами проступали над высушенной песчано-глиняной поверхностью цветов гранита и ржавчины…

…80-километровое сафари от порта Цербер-лог по долине Латона до умного коттеджа Зюйдвест-Хол на пневмо-карах Hortu-T выглядело безумием. Эти трехколесные мини-пикапы были разработаны компанией HortuX (Оуэна Гилбена) для доставки веганского фастфуда и не годились ни для сафари по пересеченной местности. Мелкие переделки (переделка шасси под колеса большого диаметра и герметичное исполнение кабины) не превращали этих уродцев в функциональные марсианские роверы. Но…

…Дирекция MOXXI заранее обещала Гилбену это сафари, причем будущие участники, информированные о рисках, согласились тоже заранее. Если бы Мию и Сэто Оохаси не прошли глубокую генную модификацию, никто не решился бы на это. Но они прошли и теперь, объективно такое сафари не создавало существенного риска для них, поскольку:

— Они выехали на двух машинах, держа интервал 50 метров, чтобы при аварии один мог оказать экстренную помощь другому.

— Над ними летели два дрона-дирижабля (на вид: гибриды медузы и бабочки размером с автобус), так что оператор в порту Цербер-лог наблюдал сафари сверху непрерывно.

— Варианты безопасных маршрутов размечены с точностью до сантиметра, загружены в автопилоты машин, так что водители могли на свой выбор: отдать руль автопилоту или управлять вручную, сверяясь с дисплеем.

— На крайний случай расписан план спасательного рейда — чтобы успеть с медицинской помощью к участникам сафари. Их модифицированная биология оставляет очень много времени на спасение (около 100 минут против 10 минут для обычного человека)…

…На рассвете Мию и Сэто покатились в сторону юго-западных холмов, видневшихся у линии горизонта, где небо еще было темно-фиолетовым, и там еще виднелись блестки тускнеющих звезд. Дно моря, высохшего миллиарды лет назад, осталось сравнительно ровным, серым, местами чуть охристым, и с редко разбросанными валунами серьезных размеров. Под «серьезным» понимался размер больше грейпфрута – такой, на который лучше не наезжать колесом. Все такие валуны подсвечивались на дисплее — чтобы если человек решит порулить, ему не пришлось перетрудиться с внимательностью.

Мию ехала позади и развлекалась фотосъемкой шлейфа пыли, улетавшего из-под колес машины Сэто. Пыль вела себя иначе, чем на Земле. Циркуляция разреженного воздуха способна была удержать лишь очень мелкую пыль, так что шлейф, вытягивающийся по ветру на запад, казался скорее туманом. Этот туман приобретал причудливые формы и неуловимо менял цвет в зависимости от грунта под колесами. Из серого он становился оранжевым (когда Сэто проезжал полосы охристой породы) или будто алмазным (при пересечении ярко-белых пятен бывшей морской соли). Сафари начиналось в отличном темпе: за полтора часа были пройдены 60 километров, отделявших порт Цербер-лог от цепочки выветренных холмов. 4 миллиарда лет назад это был молодой горный хребет, а волны моря Цербер прогрызли сквозь него узкий пролив в море Прометей. Теперь этот пролив стал каньоном, довольно широким, однако местами сужавшимся до менее, чем полкилометра, а в одном месте почти перегороженным скалой (бывшим островком). С обеих сторон островок огибался протоками, и по карте предпочтительнее выглядела та, которая слева. Причем даже эта предпочтительная протока (и на карте, и на местности) вызывала тревожные ассоциации со старыми дорогами через перевалы на Балканах.

Вроде ничего страшного: просвет между склонами достаточный и грунт на дне бывшей протоки более-менее ровный, не усыпанный сплошь валунами. Проехать реально, хотя придется держать «пешеходную» скорость. Машины двинулись по выбранному пути и уменьшили интервал до 10 метров, чтобы не исчезать из виду друг у друга в каменном лабиринте… Хотя, лабиринт это слишком сильно сказано. Просто кривая полоса грунта между подошвами бурых скал… Полоса сузилась до пяти метров, но впереди уже стала видна точка за островом, где две высохшие протоки соединятся в общее русло и дорога снова станет широкой. Еще несколько минут и… Фиг вам! С головной машиной вдруг случилось нечто вроде подрыва на мине, снятого ультра-рапидом и воспроизведенного обычным темпом 24 кадра в секунду. Машину плавно качнуло, из-под ее брюха лениво расползлась бесформенная туча пыли, а с потревоженных склонов соскользнули мини-оползни, создав по бокам от машины маленькие насыпи, высотой по колено примерно.

Под аккомпанемент грубой ругани (собственной и той, что в эфире) участники сафари переключились на автономное дыхание кислородом из ранцев своих скафандров. Если точнее, то они закрыли герметизирующие щитки шлемов, после чего подача кислорода включилась автоматически. Теперь можно было выйти наружу и попытаться выяснить ситуацию с головной машиной. Хотя, капитан Йошида готов был сразу объявить старт спасательного рейда, Мию и Сэто смогли в полуминутном диспуте настоять на том, что ситуация никак не критическая и следует использовать ее как спонтанный тест полевых аварийных работ (для накопления опыта в помощь будущим марсонавтам).

Выяснение упрощалось наличием на пневмо-карах Hortu-T — куста цепочек внутренней диагностики с выводом красивой разноцветной картинки на водительский дисплей. Эта картинка показала ясно и четко: при переключении со 2-й на 3-ю питающую емкость, в редукторе-сумматоре случился фатальный сбой, газ под давлением 350 бар вырвался во внешнюю среду… А дальше все понятно по наблюдавшейся внешней картине.

После выяснения произошел второй короткий диспут с капитаном Йошида (на этот раз поучаствовал также помкэп Флаудер), и сафари-команда еще раз выторговала попытку решить проблему своими силами. У них нашелся аргумент: до коттеджа Зюйдвест-Хол примерно 6 километров, и при имеющемся запасе кислорода на 100+ минут, они могут дойти туда пешком. Но сначала они попробуют освободить дорогу, чтобы использовать вторую (пока исправную) машину и комфортно доехать на ней вдвоем.

На Земле пневмо-кар Hortu-T весил четверть тонны, но на Марсе лишь центнер, так что вдвоем можно было без запредельных усилий руками поднять эту машину, переставить немного в сторону и открыть проезд. Пока Мию и Сэто выполняли такую процедуру, в штабном чате шел мозговой штурм на тему: «что не так с редуктором-сумматором?». И результатом коллективной фокусировке ума стал совет: «заблокируйте автоматическое переключение питающих емкостей». Не то, что сафари-команда очень удивилась этому совету (есть бытовой здравый смысл в запрете действия, однажды вызвавшего аварию), однако вопрос: как доехать до Зюйдвест-Хол на остатках газа во 2-й емкости? Или суть совета в том, чтобы ехать, на сколько хватит, а дальше, все-таки, пешком? Ответ был, в общем, утвердительный, но с бантиком: штаб успел рассчитать оптимальный профиль маршрута по траектории и скорости, чтобы минимизировать расход газа, в частности с использованием естественных перепадов высот для качения вниз и пробега по инерции (профиль уже готов для загрузки в автопилот — если сафари-команда принимает совет). Кроме того, штаб частично задействовал план спасения, так что на точке Зюйдвест-Хол дистанционно расконсервирован грузовой робот-багги, способен (если надо) встретить гостей в любом месте после выезда из узкой части долины на оперативный простор.

Совет был принят, и следующие полчаса машина под управлением автопилота творила чудеса экономии. Долина Латона раздавалась вширь, становясь похожей не на каньон, а скорее на чуть вогнутое поле окраса выцветшей леопардовой шкуры между неровными линиями полосатых ржаво-серых холмов. А далеко впереди на горизонте уже виднелись причудливые силуэты Гесперийских гор, которые поднялись 3.5 миллиарда лет назад, и вытеснили море Прометей на запад. Непривычно-уменьшенное Солнце, между тем, уже прошло половину пути до зенита, и два дирижабля-дрона теперь отбрасывали огромные кривые тени на поверхность каменистой пустыни слева от маршрута.

Скоро в поле зрения появился Зюйдвест-Хол. Точнее, он появился раньше, но взгляд не задерживался на этом объекте, принимая его за мираж, порожденный мириадами ярких бликов, игравших спектральными цветами на гранях прозрачных кристаллов соли. Тут высыхали последние лужи, оставшиеся от дельты пролива Латона при впадении в море Прометей. Сушь наступала очень медленно, миллионы лет, иногда сменяясь короткими эпизодическими паводками, когда таял все более соленый лед, занесенный слоем песка. Кристаллы росли из насыщенного раствора, и образовывали, будто бы, грядки. На краю одной из грядок возвышался ансамбль из трех куполов: красный, зеленый, синий. Когда взгляд замечал его – сознание недоумевало: как настолько контрастный объект, причем очевидно искусственный и довольно большой, мог оставаться незамеченным? Разгадка заключалась в психологии восприятия: слишком много непривычных сочетаний форм и цветов, увиденных за короткое время, потому случаются парадоксы невнимательности.

Мию и Сэто рссуждали об этом, и как раз тогда ресурс газа во 2-й емкости исчерпался. Затихло чуть слышное, почти музыкальное стрекотание мотора. Маленький пневмо-кар проехал по инерции еще дюжину метров и застыл.

— Приехали, — констатировала Мию, — может, все-таки, попробовать переключение?

— А если оно и на этой машине хлопнет? – спросил Сэто.

— Ну, хлопнет… — Мию пожала плечами, — …Терять тут нечего, зато мы узнаем, что это: случайный сбой или закономерный.

— Да, логично, — согласился он, и несколькими секундами позже машинка подскочила от толчка сжатого газа, обильно вылетающего под днище из контура высокого давления.

— Chi! — хором отреагировали оба (спонтанно не сговариваясь применив к этой ситуации мягкий японский аналог немецкого Scheisse или французского Merde).

Мгновением позже в эфире послышалась мешанина ругани, среди которой преобладали производные когда-то английского, а ныне интернационального Fuck. Тем временем, от трехцветного ансамбля куполов к аварийному пневмо-кару уже катился робот-багги…

…

— Нора хоббита с нетрадиционной спектральной ориентацией! — такую характеристику марсианскому коттеджу Зюйдвест-Хол дала Мию через минуту после того, как зашла и освободилась от скафандра, — Зря мы не глядя одобрили изменение цветовой гаммы.

— Да, — согласился Сэто, окидывая взглядом интерьер, — в нашем исходном проекте была более адекватная расцветка. Но ты же помнишь: группа психологов без тени сомнений твердили, что цветовую бедность марсианского ландшафта…

— …Надо компенсировать! — подхватила Мию, — Конечно, я помню! Но я не думала, что компенсация будет раскрашена, как восторженный LSD-трип.

— Ты капельку преувеличиваешь, — сказал он, — хотя, если так, то это повод развлечься. Я вдруг подумал: никто ведь пока не варил кофе вручную на марсианской воде.

— Вручную? – переспросила она.

— Да. Представь: добыть марсианский лед обычной лопатой, принести сюда, перегнать в лабораторной посуде, она тут есть, сварить кофе и снять хорошее кино про это.

— О! Звучит прикольно… А где тут ближайшие залежи льда?

— Хороший вопрос! — Сэто картинно поднял руки, — Я глянул геологическую карту и, ты удивишься: небольшое замерзшее озеро рассола есть в трехстах метрах отсюда.

— О! Когда предлагаешь пойти копать? – деловито поинтересовалась Мию.

— В полдень, — лаконично сказал он.

…

Получив в чате короткий план познавательно-развлекательной прогулки за водой (или точнее за соленым льдом) для кофе, капитан Фред Йошида не пришел в восторг. И это крайне мягко сказано.

— Лопатой копать лед для кофе зачем? — произнес он (в своей привычной манере Йоды, учителя рыцарей-джедаев) покачивая на ладони чашечку с крепчайшим кофе.

— Идея-то хорошая, — как бы лениво отозвался помкэп Вэлент Флаудер и отхлебнул дозу черного грога-бумбо.

— Чем идея эта хорошая, думаешь ты? – внешне спокойно спросил Йошида.

— Это идея-тест. Кто мы на Марсе: туристы или колонисты? Если туристы, как было на Луне в 1-ю Космическую эру, то мы стараемся держаться рамочного плана экскурсий и ничего не делать сверх того. Если колонисты, то мы делаем, что хотим, сдерживая себя только объективно-обоснованной техникой безопасности.

— По-твоему, колонистами готовы быть мы?

— По-моему, мы уже далеко не такие биологически-хрупкие, как бравые парни, которые гуляли по Луне в прошлом веке.

— На вопрос мой не ответил ты, — капельку сердито заметил Йошида.

— Никто не сможет ответить на твой вопрос, кэп. Мы не узнаем, пока не проверим чисто практически, — произнеся такую тираду в духе пиратского фатализма, помкэп отхлебнул очередную дозу черного грога.

…