СЕНТЯБРЬ 12 года Каимитиро

33. Ремесло межпланетных рудокопов – теперь по-настоящему

Первое правило пребывания на иной планете: сразу реагировать на что бы то ни было в случае, если оно в чем-либо выглядит странно или просто не так, как в прошлый раз. К поведению коллег это тоже относится. Поэтому Олли Лорти отреагировал на вроде бы безобидное обстоятельство: Ларс Моллен более пяти минут стоял неподвижно на краю горной выработки. Практических причин для этого не было, смотреть там не на что. По существу обыкновенный карьер размером с олимпийский стадион… Эта ассоциация не случайная, поскольку геометрия похожа: те же ярусы, спускающиеся к арене. Так вот: в церерианском реголите – силикатной породе типа земной глины, очень мокрой, точнее смешанной с замерзшим рассолом – пришлось вырыть карьер, чтобы добраться до слоя достаточно чистого льда (к которому уже можно применять ледяной бур). Как сказано выше, смотреть там не на что: лишь ярусы из промороженной глины и грязная ледовая арена внизу (снова ассоциация со стадионом!). Однако, Ларс смотрел долго, не сходя с места. Это было странно и могло означать, что с ним не все в порядке. Олли объявил в микрофон, включив общее оповещение: «я прыгну и гляну как дела у Ларса, на всякий случай». Затем он прикинул дистанцию и аккуратно, с паузами, выполнил полдюжины прыжков, каждому из которых на Земле позавидовал бы гигантский кенгуру. Но тут, на Церере, с гравитацией 1/36 земной, это было несложно даже в скафандре… На финише последнего прыжка, Олли затормозил в нескольких метрах от Ларса. Тот повернулся.

— Алло, парень, с чего ты поднял аларм?

— Ну, ты как-то странно тут завис, — пояснил Олли, — а первое правило учит, что…

— …Да, ты прав, — согласился ветеран гренландской экстренной службы, — мне точно не следовало предаваться эстетической и экологической созерцательной медитации.

— Чему-чему предаваться? – удивленно переспросил Олли.

— Насвинячили мы ужас, как, — пояснил Ларс, — была аккуратная долина, а теперь прямо посредине такой вот свинорой.

…Рядом, вроде бы, едва ощутимо вздрогнул грунт (загадочный феномен обостренного тактильного восприятия на Церере). В двух шагах от беседующих финишировала после превосходного прыжка Инге Моллен.

— Что за фигня случилось? — спросила она, в общем-то, для проформы (в режиме общего оповещения), поскольку визуально сходу определила: никакая фигня не случилась, это обычная маленькая нормальная непредсказуемость эмоциональных реакций человека.

— Все ОК, без аварийных предпосылок, — рефлекторно ответил Ларс.

— Просто, — добавил Олли, — возникла идея учредить Движение Эстетической Экологии Цереры. Ну, чтобы не слишком портить очарование здешней природы.

— Очарование? — скептически переспросила Инге, окинув взглядом ландшафт, хаотично заполненный угловатыми серыми скалами из реголита, где-то с вкраплениями льда и с розовато-белыми как бы игольчатыми островками соли, — Такого очарования на Земле внутри полярных кругов чуть больше чем до фига.

Олли жестом предложил ей переместить взгляд на медленное неотвратимое копошение ансамбля роботизированных горнодобывающих машин на дне карьера и произнес:

— Две вещи наполняют душу все новым и нарастающим удивлением и благословением, тем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них. Это: звездное небо над нами и готовность засрать его внутри нас. Иммануил Кант. Критика практического разума.

— По-моему, у Канта там в конце про моральный закон было, — заметил Ларс.

— Было, но теперь неактуально, — выкрутился Олли.

— Что действительно актуально, так это ужин! — объявила Инге, — Мы тут торчим, будто Колосс на Родосе, а солнце уже садится, между прочим. Давайте уже пойдем на поезд.

На уже сложившемся церерианском сленге термином «поезд» обозначалась кольцевая узкоколейка, проложенная между обитаемой базой и карьером, и курсирующие по ней вагонетки. Вообще-то можно было дойти (точнее допрыгать) пешком за полчаса, но не имело смысла, особенно на закате, когда длинные тени скал исчерчивали поверхность маленькой планеты так, что взгляд не разбирал деталей и появлялся риск прыгнуть на какую-нибудь неудачную точку. Кстати, закат наступал тут через два с четвертью часа после полудня. Из этих соображений регулярные приемы пищи делились на:

— завтраки (привязанные к рассветам)

— ужины (привязанные к закатам) Обедов формально не случалось вовсе, а время сна определялось для разных персон в зависимости от графика вахт, без связи с положением небесного светила…

…Доехать на обычной электрической дрезине до базы было минутным делом, а там у въездного шлюза, ни у кого не получалось сдержать улыбку или даже хихиканье. День когда на базу прибыла тройка Хлоя-Олли-Нигиг стал поворотным в истории юмора для астронавтики. Первое, что сделали эти ребята: снабдили окрестности въездного шлюза набором компактных кинопроекторов, применяемых для небольших стадионов. Теперь возвращение полевой группы происходило сквозь рекламный постер, или витрину, или дорожный указатель. В этот раз на въезде красовалась оскаленная морда тираннозавра, взятая с афиши очередной франшизы «Парка Юрского периода», экзотически слитая с условным кроликом от логотипа журнала Playboy. Всю эту красоту пересекала надпись готическим шрифтом: «Кролик! Не опоздай к ужину!». Инге непроизвольно фыркнула, после чего, сдерживая смех, прокомментировала:

— Гаденькая шутка!

— Да ладно, — отреагировал Олли, — вот когда мы залили рекламу «Титаника» 1912 года с надписью «Добро пожаловать на борт», это действительно было гаденько.

— А это что за хрень?! – изумился Ларс, когда дрезина въехала в технический ангар.

— Это не хрень, а креативное барбекю, — сообщила Ханка Качмарек, переворачивая при помощи длинной вилки ломтики эрзац-мяса на металлической сетке над огнем.

— Спокойно, дружище, тут вокруг ничего пожароопасного, — добавил Эрик Лафит.

— Но открытый огонь в техническом помещении… — возразил Ларс.

— Да! – Эрик вскинул правую ладонь, — Но лишь благодаря кислородному наддуву. Тут парциальное давление кислорода не выше чем в Горакшепе, как ты помнишь.

— Я помню, какое у нас давление кислорода, но что, на хрен, такое Горакшеп?

— Это озеро и деревня в Гималаях, на высоте 5200, там неподалеку базовый лагерь под Джомолунгмой.

— Между прочим, практически готово, — добавила Ханка, позвенев вилкой об сетку…

…Тут уместно пояснение: обычный человек приспособлен к атмосферному давлению примерно 760 мм ртутного столба (или 100 кило-паскалей), но может адаптироваться к давлению на высоте 5000+ метров, где 410 мм р.с. или 54 кПа. Кстати, шерпы живут в таких условиях и удивляются: почему туристы первую неделю ведут себя, будто рыбы, вытащенные из воды? А команда астронавтов на Церере, за счет генной модификации, чувствовала себя при таком обеспечении кислородом не хуже, чем шерпы. Еще нюанс: состав воздуха в Гималаях как везде на Земле: кислород 21, азот 78 и 1 процент всякой мелочи. Здесь же, на церерианской базе в долине Вендимия, применялся почти чистый кислород, и суммарное давление здесь было около 85 мм р.с. или 11 кПа. Смысл такого трюка понятен: чем ниже давление, тем слабее последствия аварий с частичной потерей герметичности (такое порой случались на базе из-за тектонических толчков — близость к действующим криовулканам давала о себе знать). С этим давлением была связана одна смешная кухонная проблема: невозможность сварить или заварить что-либо в открытой посуде — вода закипала при температуре ниже 50 Цельсия. Разумеется, можно готовить, используя плотно прилегающую крышку, но этот путь отсекает множество прекрасных рецептов. И, чтобы компенсировать такое снижение разнообразия блюд, персонал стал экзотически экспериментировать (впрочем, не забывая азы техники безопасности). Для астронавта 1-й или 2-й космической эры, такое выглядело бы дико. Разнообразие блюд вообще было за гранью мыслимого в космических миссиях. Но вот 3-я космическая эра отсекла героизм первопроходцев и дискомфорт миссий. Многое стало иначе…

…Пока Инге (как и остальные двое, вернувшиеся «со льда») снимала скафандр, у нее в голове всплыл естественный вопрос, который она в следующий момент задала:

— Ребята, а откуда уголь для барбекю?

— Так, это не уголь, — сообщила Ханка, помогая Эрику перекладывать готовые ломтики с сетки в миску-термос, — это что-то среднее между горючим сланцем и метангидратом.

— Кокопеллит, — подсказал Эрик и пояснил, — название не слишком удачное, но минерал найден на северо-западе от нас, со стороны криовулкана Кокопелли, поэтому…

— …Стоп! – строго сказал Ларс, — если это местный минерал, то прежде всего он имеет значение для науки, а не для барбекю!

— Для науки там… — Эрик показал ладонью на северо-запад, — …Полмиллиона тонн или больше. Как выход магматической породы площадью около гектара.

— Понятно… — Инге погладила затылок ладонью, — …А кстати, как вообще обстановка?

— Обстановка в норме. Наф улетела обратно на орбиту. Хлоя и Нигиг спят… — тут Эрик прислушался к звуку, донесшемуся из-за переборки, — …Или уже не спят.

Упомянутый звук можно было идентифицировать как специфический глухой всплеск. Бытовые реалии базы в долине Вендимия были таковы, что подобный звук возникал в случае, если кто-то шлепался в бассейн (или сам по себе, или будучи брошен туда). По конкретным обстоятельствам и с учетом некоторого опыта можно было угадать: Хлоя проснулась первой и бросила еще сонного Нигига в бассейн. Ее веселила возможность поднять парня, весившего на Земле 250 фунтов, и бросить как шар в боулинге (как раз здешний вес Нигига соответствовал весу второго шара: 7 фунтов).

Откатим события на сотню секунд в прошлое, чтобы прояснить цепь событий. На базе Вендимия скользящий график времени сна в сочетании с психическим эффектом от 9-часовых суток, привели к тому, что астронавты спали, как кошки. В смысле: не только когда угодно, но и где угодно (не где попало, а именно где угодно). На этот раз Хлоя и Нигиг улеглись в оранжерее у пруда-охладителя (важного элемента для энергоблоков, также годного для купания). При здешней гравитации, пластиковая циновка — фиксатор грунта не отличалась от пуховой постели для сказочных принцесс, так что механически спать на этом было вполне комфортно. Итак: Хлоя открыла глаза, ощутила себя вполне выспавшейся, улыбнулась качающимся над головой адскими яблоками (кто-то изобрел такое название для этих генно-синтетических фруктов), и подумала: пора похулиганить слегка для подъема тонуса. Достойный объект хулиганства — вот, под боком: Нигиг, чья внушительная туша ритмично вздымалась и мелодично храпела в такт дыханию. Хлоя оттолкнулась ладонями, подпрыгнула, качнулась в воздухе, бесшумно приземлилась на босые стопы, и прицелилась. Задуманное требовало грамотной оценки параболической траектории. Ведь, хотя тело Нигига весило не больше, чем шар для боулинга, его массу никто не отменял — таковая составляла центнер с восьмушкой, определяя инерционные характеристики для планируемого броска…

…Хлоя усилием воли отбросила мысль использовать калькулятор (это стало бы явно неспортивным актом) и трижды посчитала в уме. Трижды получив одинаковые числа и прокрутив в уме предстоящее действие, она приступила. Чем-то это напоминало заход тяжелоатлета-любителя на сложный пауэрлифтинг. Хлоя присела, втиснула ладони под массивный объект, и выпрямилась, продолжив движение дальше силой рук, стараясь не только придать снаряду достаточную скорость, но и сделать это под расчетным углом к горизонту. Нигиг взлетел лениво, как перегруженный аэростат, и поплыл по параболе к теоретически-экстремальной точке высоты, достигнув ее примерно за 4 секунды. Этого времени ему хватило, чтобы проснуться, открыть глаза, понять обстановку, и объявить:

— Блин, я так и знал! В финале фразы ему оставалось до встречи с поверхностью воды около двух метров по горизонтали, одного по вертикали, и менее секунды по времени. Он успел трагическим тоном добавить:

— Бум! Через мгновение его тело врезалось в воду, создав картину, похожую на ту, которую в фильмах-катастрофах конструируется для сюжета с падением астероида в океан.

Погрузившись до дна (в шутку тут была сделана глубина фольклорные 7 футов), Нигиг оттолкнулся, всплыл на поверхность, легко шевеля ногами поднялся по пояс из воды, и начал наблюдать, как по бассейну катаются этакие игрушечные цунами, вызванные его падением. Отражаясь от стенок и взаимодействуя между собой, они формировали узор, мотивирующий вспомнить тему «интерференция волн» из школьной физики. А еще…

— Алло! – окликнула Хлоя, — Что молчишь? Ты ведь не обиделся, правда?

— Не обиделся, — ответил он, — просто, я засмотрелся на волны и задумался об уголковых отражателях. Почему Акиваша построена именно из них? Чего хотели строители?

— По-моему, это ясно, — Хлоя выразительно раскрыла ладони, — они хотели максимально упросить для адресата поиск этих штук по радио-эхо.

— Значит, по-твоему, это межзвездное материальное послание? А кому?

— Ну, не знаю… Может, марсианам? Что было четверть миллиарда лет назад на Марсе?

Нигиг не успел ответить, поскольку из технического ангара появились пять остальных астронавтов, и Ханка, которая несла на голове (в африканском стиле) термоконтейнер с барбекю-продуктов, возмущенно воскликнула:

— Ну, это какое-то вавилонское свинство! Пока кое-кто готовят самый вкусный ужин на просторах Солнечной системы, кто-то другой без них обсуждает интересные темы!

— Мы рассуждали, кому адресована Акиваша, — сообщила Хлоя, — может, марсианам?

— Вряд ли, — отреагировал Эрик, — к моменту прилета Акиваши, на Марсе уже примерно миллиард лет была такая же унылая пустыня, как сейчас.

— Может, обсудим это за ужином? – практично предложила Инге.

В кают-компании, похожей на клубный кинозал или планетарий, совмещенный с кафе, обсуждать подобные вещи было удобнее, чем в оранжерее. Тут сервис позволял залить медиа-файлы к любой идее прямо на большой экран, причем для этого не требовалось ничего кроме голосовых команд робармену. Но, это не исправляло баги самой идеи — а таковых багов имелось предостаточно. На первый взгляд изложение Нигига выглядело прекрасно-логичным. Четверть миллиарда лет назад некая цивилизация, лишь чуточку более продвинутая, чем нынешнее человечество, решает адресно заявить о себе. С этой целью она рассылает сотни или тысячи стандартных «почтовых зондов». Каждый зонд состоит из движителя типа управляемого солнечного паруса и полезного груза: пакета уголковых отражателей, к которым прикреплены информационные носители. Тут надо вспомнить, что в 1-ю Космическую эру земная цивилизация действовала так же: были пластинки из металла с гравированными посланиями на двух аппаратах Пионер и двух аппаратах Вояджер, улетающих из Солнечной системы. В этой гипотезе инопланетяне чуточку прогрессивнее, поэтому запуск организован технологичнее. Аппараты летят с большей скоростью, порядка милли-С (300 км/с) к конкретным планетам с шансами на существование цивилизации. Мы отправляли межзвездные послания наугад, поскольку научились искать экзопланеты лишь во 2-ю космическую эру…

…У гипотетических зондов четверть миллиарда лет назад предусматривался механизм частичного торможения на финише. Их солнечный парус по мере приближения к цели работал, как парашют в потоке излучения звезды-хозяйки целевой планеты. Этот трюк понижал скорость с 300 до, например, 30 км/с. — типичной ударной скорости метеорита, разрушающей метеорит лишь частично. Солнечная система попала в выборку по ясной причине: тут три планеты в Поясе Златовласки (Венера, Земля, Марс) и еще три супер-спутника планет-гигантов в Поясе Снегурочки (Ганимед, Каллисто, Титан). При таком раскладе логично направить послание на что-нибудь посредине. На Цереру…

…Практических обоснований у этой гипотезы пока имелось мало: только факт наличия объекта Акиваша в толще льда и еще следы бора и азота в слое чуть выше объекта. По данной гипотезе это могли быть остатки солнечного паруса, сделанного из борофена – двумерно-кристаллического вещества, рассматриваемого наряду с графеном как очень перспективный материал для солнечных парусов…

…Зато (как уже упомянуто) багов в гипотезе имелось предостаточно. Как парус из двумерно-кристаллического вещества (т.е. пленки толщиной в один атом) выдержал бы 10 тысяч лет полета в условиях стандартной космической радиации? Реальна ли схема такого радикального торможения солнечным парашютом? А если она реальна, что мешало вообще ронять зонд? Можно вывести его на орбиту, заметную для любой местной цивилизации, владеющей хоть какими-то космическими технологиями. Что касается следов бора и азота, то бор мог попасть в лед Цереры из некоторых типов железных метритов, а азот (в форме аммиака) содержится в выбросах криовулканов.

Помимо таких возражений, сразу предъявленных коллегами-астронавтами, возник еще длинный перечень возражений с Земли через 4 часа после того как беседа была залита в эхоконференцию Lackhole.FIDONEXT. Но самая интересная реакция последовала через церерианские сутки: гипотезу почтового зонда прокомментировала Джил Мба. У нее не возникло серьезных замечаний, а лишь уточнение: задачей Акиваши мог быть выход на орбиту вокруг Цереры. Причем эта задача, вероятно, была выполнена — но за несколько миллионов лет схемы стабилизации Акиваши разрушилась и она упала на Цереру. Как обычно, Джил Мба добавила ответы на предсказанные вопросы к своему комментарию. Почему целью Акиваши мог быть выход на такую орбиту? Потому, что здравый смысл указывает: любая космическая цивилизация в Солнечной системе сделала бы у Цереры транзитную парковку дальних кораблей. Здесь удачная сумма свойств: состав, орбита, гравитация. На такую роль годятся также Веста, Паллада и Гигея, но Церера лучше.

Участники эхоконференции немедленно отметили тактичность джамбля: она могла бы указать еще один вопрос и ответ: почему человечество не сделало парковку у Цереры? Потому, что человечество пока не космическая цивилизация, а говно на лопате… Хотя, после подсказки Джил Мба, организация парковки у Цереры стала делом решенным. А раскопки в долине Вендимия, между тем, приближались к кульминации.

34. Эксперимент это путь превращения маленьких загадок в огромные.

Медленно, но верно, проходя в среднем 5 метров в час, ледяной бур приближался к той точке на глубине 600 метров, где в застывшей криолаве была замурована Акиваша. Вот пришел день, когда между кромкой бура и загадкой возрастом четверть миллиарда лет оставался, поэтически выражаясь, последний шаг. А технически выражаясь, оставалось несколько наиболее сложных, не вполне стандартных процедур. Вкратце:

— Извлечь термобур и расширить скважину от 600 мм до 4000 мм путем электронагрева алюминиевой обсадной колонны с откачкой воды погружаемой помпой и оборудования стенок формируемой шахты — скользящими кольцами (такой диаметр требовался чтобы охватить все фрагменты Акиваши, залегающие компактно – а разлетевшимися дальше можно будет заняться позже).

— Извлечь обсадную колонну и погрузить нестандартный колонковый бур с кольцевой режущей кромкой диаметром (понятно) 4000 мм. В общем смысле колонковый бур это стандартная машина для отбора керна (цилиндрической пробы породы), однако размер (внезапно!) имеет значение. Так задача становится уникальной. На Земле ледяной керн диаметром 4000 и высотой 5000 мм весил бы 63 тонны, но на Церере – 1.75 тонны. Это частично снимало проблему подъема, но никак не упрощало задачу самого кольцевого бурения и среза нижней поверхности.

— Если все сказанное выше пройдет по проекту, то поднятый керн грузится на дрезину, перевозится в криолабораторию при базе, и там уже можно что-то делать дальше. Что именно – вопрос следующего проекта: как освободить артефакты из льда, не допустив повреждения их поверхности от смены прилегающей среды.

Ясно, что этой истории предстояло продлиться не одну неделю даже до момента, когда большой керн окажется в криолаборатории. Между тем, через обсадную колонну было несложно разместить любые сенсоры примерно в двух метрах от артефактов, причем в арсенале науки есть методы, позволяющих разглядеть мелкие детали сквозь такой слой грязного льда. Здесь пригодился акустооптический локатор, он же микрадсонар, он же терагерцевый фонон-фотонный интерферетрон. Принцип действия такого инструмента основан на квантовом взаимодействии электромагнитных и ультразвуковых волн одной частоты с кластерами атомов в микроструктуре твердого тела, открытом в 2010-х. Этот метод позволяет путем обработки данных о рассеивающихся волнах, нарисовать весьма качественную 3D-картинку объекта, на котором они рассеялись.

Первая серия полученных картинок не дала по сути ничего нового, лишь подтвердила и уточнила уже готовую гипотезу. Акиваша представляла собой исходно симметричную конструкцию сотового типа, все элементы которой — конихромовые каркасы октаэдров размером с крупный грейпфрут — соединялись склейкой ребер. Для склейки был выбран менее прочный и достаточно вязкий материал — он не сохранился, но сыграл свою роль демпфера при сильнейшем ударе о поверхность Цереры. Так, конструкция развалилась, однако большинство октаэдров сохранили геометрию типа уголковых отражателей, что привлекло внимание других разумных существ через четверть миллиарда лет.

Вторая серия картинок (после тонкой подстройки микрадсонара) вызвала почти фурор. Почти — в смысле: результат не стал совсем неожиданным (некоторые эксперты заранее прогнозировали что-то в таком роде), и все-таки мало кто верил в их догадку. В общем: поверхности октаэдров были покрыты регулярными оптическими неоднородностями, а попросту: рисунками или надписями, или какой-то иной содержательной графикой.

Точнее будет назвать это не «почти фурор», а «феерический азарт». Азарт охватил всех участников миссии и на базе, и на борту Нерривик над базой. Азарт докатился до самой Земли, заразив и персонал ЦУП MOXXI и неформальную группу поддержки. Никто не желал ждать, все надеялись увидеть гравюры Акиваши еще в сентябре. Ярким финалом лихорадочной научно-прикладной деятельности этого немалого самоорганизующегося коллектива людей, объединенных общим капризом любопытства, стало ноу-хау, позже опубликованное в British Journal of Applied Physics под ужасающе длинным названием: «Кратное увеличение точности определения геометрии поверхностной неоднородности металла при акустооптическом исследовании цепочки релаксационных состояний после возбуждения мягким рентгеновским излучением и фиксации затухающих колебаний». Кстати, история капризов подобного рода — неплохой повод снова задуматься о шаге из цивилизации голода в цивилизацию любопытства. Но сейчас не об этом…

…А о том, какого результата удалось достичь применением такого ноу-хау к Акиваше. Можно сказать: случился частичный успех: контрастная проекции картинок с четырех октаэдров, которые лежали в толще льда самым удачным образом, причем только с тех поверхностей треугольных элементов в них, что обращены вверх (не слишком сильно развернуты относительно поверхности льда у нижнего края обсадной колонны). Таким образом, в распоряжение команды попало как бы 11 треугольных листков из блокнота, исчерченного скетчами неизвестного значения по замыслу неизвестной цивилизации.

В последнюю неделю сентября на базу Вендимия прибыли пять астронавтов с опытом оборудования ледяных шахт, тогда как Хлоя, Нигиг и Олли улетели на Нерривик чтобы составить компанию Йорму и Наф. При разросшейся орбитальной инфраструктуре (на текущий момент уже включавшей три пассажирских и три грузовых корабля) двоих на орбитальной вахте интуитивно было мало. Технически вроде бы там вовсе не имелось потребности в людях: бортовая автоматика и команда роботов (точнее големов) могла решать все плановые и возможные внеплановые задачи, но…

…Если интуиция подсказывает, что люди нужны и если никаких причин для работы в безлюдном режиме нет, то лучше послушаться голоса интуиции. Йорм и Наф, кстати, успели заскучать на борту без компании (за время миссии они лишь по разу слетали на Цереру, а остальное время проводили в орбитальном комплексе, как пилоты на всякий случай). Прилет дополнительной тройки выглядел событием, достойным фестиваля — и фестиваль состоялся с соответствующими атрибутами: симфоник-рок, уличные танцы, подвижные игры, хаотический секс, и циклопический ужин…

…Циклопический — не в смысле объема поглощаемой пищевых субстанций, а в смысле изумителнього разнообразия блюд.

— Оцените, коллеги! — произнесла Наф, взмахом руки указав на самодельный банкетный стол, — Кто-то на Земле решил, будто мы тут испытываем тут адские страдания, если не получаем всего спектра продукции кулинарных бутиков.

— Хотя бы, — уточнил Йорм, — всего спектра продукции, годной для транспортировки по крио-капсульной технологии. Так что, например, яйцо-пашот от Мишлен отсутствует.

— О-о! — трагически пропела Хлоя, обхватив голову руками — О-о, как страдаю я без яйца пашот от Мишлен. Всю жизнь адски страдаю я без!..

— Я разделяю с тобой этот кошмар, — объявил Олли, — однако, я не понял: что среди всех вкусняшек тут делает ланч от HortuX? Неужели глобальная лавка веганского фастфуда считается кулинарным бутиком? От того, что ежедневно HortuX продает эту хренотень большему числу людей, чем население Японии, пищевкусовое качество не появилось.

— Это гребаный стыд человечества, — поддержал Нигиг, — хотя по-человечески мне даже симпатичен Оуэн Гилбен.

— Он классный дядька, — согласилась Хлоя, — к тому же, он соинвестор MOXXI, но мне кажется, это не повод ставить данный условно-съедобный гербарий рядом с хамоном и осетровой икрой. Для PR достаточно того, что оно вообще попало сюда.

— Обосновали, — заключила Наф, взяла lunchbox HortuX и поставила рядом с консервной жестянкой, раскрашенной в желто-красных тонах.

— Это что, surstromming? — осторожно предположил Нигиг.

— Да, а что, ты любитель квашеной сельди?

— Нет, я спросил, чтобы случайно не открыть. Не факт что вентиляция справится.

— Вентиляция справится… — возразил Йорм, сделал паузу и добавил, — …но не сразу.

— Закат! — воскликнула Хлоя, и все сразу оторвались от еды и от обсуждения оной.

Такая модель кают-компании имела панорамный иллюминатор и, хотя из-за вращения обитаемого симплекса возникал эффект гигантского колеса обозрения, закат все равно выглядел волшебно. Солнце почти пропало за краем огромного темного диска Цереры, остался лишь узкий сияющий серп, и последний солнечный луч превратился в каскады ярких радуг. Они постепенно тускнели, становясь подобными полярному сиянию. Три минуты и наступила темнота. Астронома, не знающего о раскопках в долине Вендимия, такой феномен поставил бы в тупик. Но если знать, то ответ понятен: раскопки создают выброс кристаллической ледяной пыли на огромную высоту. Когда свет преломляется в прозрачно-зеркальных гранях этих кристаллов, возникает спектральное световое шоу…

…Диск Цереры полностью закрыл солнце, и орбитальный комплекс погрузился в ночь.

— Свет! – скомандовала Наф и, когда зажглись лампы, добавила, — чем мне нравится эта кают-компания: наличие панорамного вида и отсутствием Большого Брата.

— Резонно, — откликнулся Нигиг, — ведь если бы здесь шел сквозной мониторинг, как на Алкйоне, то пришлось бы играть в тактичность по отношению к.

— Хотя, — отметила Хлоя, — ребята на Алкйоне не очень-то играют. И если фрагменты их нефильтрованной речи попадают на TV, то случается очередной медиармагеддон.

— Итак, — подвел итог Олли, — для менеджеров MOXXI проще не мониторить вовсе, чем мониторить, фильтровать, и затыкать утечки нефильтрованного. Хотя, бывает такое…

— …Что проще заткнуть жерло вулкана, чем это, — договорила Хлоя.

— Ты про иероглифы Акиваши? – спросил Йорм.

Хлоя утвердительно кивнула и он продолжил. … — но в них ведь ничего толком не разобрать. Абсолютно чужая знаковая система.

— Чужая, но не совсем, — возразил Олли, — среди рисунков там четко видна схема нашей галактики с самыми яркими долгоживущими объектами, включая галактики-спутники: Магеллановы облака и что-то там еще. В общем: достаточно графики, чтобы провести тетрангуляцию… В смысле, триангуляцию с привязкой к галактическому времени.

— Мы в курсе, — сказала Наф, переглянувшись с Йормом, — но вот две адские проблемы: выбор точек отсчета в 4-мерной схеме координат и уровень точности при отображении галактической навигации на карте размером с листок из карманного блокнота.

— Но там есть оконтуренные области и выноски с детализацией! — снова возразил Олли.

— Сейчас, — предположил чуть иронично Йорм, — мы услышим прекрасную новеллу про звезду Лоуэлла, которая в начале Триасового периода летела мимо Солнечной системы, обдирая краску. Это столь же достоверно, как каналы Марса в его книге 1895-го года.

— Хм! — буркнула Хлоя, — Посмотрела бы я, каким ты был бы умным в XIX веке!

— Слушай, — ответил он, — мы все уважаем Лоуэлла, но объективно у него куча багов.

— Но не этот, — твердо сказала она, — Даже если не рассматривать звезду Лоуэлла, другие звезды сближаются с Солнцем до менее одного светового года каждые 3 миллиона лет. Любая из сблизившихся звездных систем могла быть той, откуда отправлена Акиваша.

Персиваль Лоуэлл — человек-легенда в астрономии. Его деятельность это причудливое сплетение гениальных научных проектов и абсурдных эзотерических идей. Почему-то большинство людей, для которых наука это хобби, помнят Лоуэлла лишь как создателя дипфейка о каналах Марса (причем в этой истории все еще много белых пятен). То, что Лоуэлл в 1915 открыл Плутон, мало кто помнит. Официально Плутон открыт в 1930-м, обсерваторией, созданной Лоуэллом, но уже без него самого. С другой стороны, порой Лоуэллу приписывается гипотеза о контактах цивилизаций при сближении звезд, хотя доказательств нет. Такая гипотеза высказывалась учеными лишь в кулуарах, и широкая публика узнала о ней из научной фантастики 1-й половины XX века, и название: звезда Лоуэлла также взято не из реферируемых журналов, а из НФ. Говорил ли сам Лоуэлл о рандеву некой звезды и Солнца на предыдущем витке вокруг ядра галактики — осталось неведомым. Типичная история. Точно также неведомо, говорил ли Эйнштейн о пчелах (архивы молчат, а защитники пчел ссылаются на Эйнштейна без тени сомнения)…

…Между тем, спор в кают-компании Нерривик как раз добрался до пчел. Только не до земных пчел, а до криоби — разумных космических пчел, возникших на некой холодной планете или спутнике из Пояса Снегурочки (вроде Ганимеда или Титана). Тема криоби восходит к мифам Xflora, опубликованным в 2004-м, и тогда никто не предполагал, что такие пчелы, культивирующие гигантскую псевдо-флору в межзвездном пространстве, будут рассматриваться как модель первого шага от цивилизации к сверхцивилизации…

…В кают-компании про криоби по случаю вспомнила Наф:

— Ребята, вы тут классно рассуждаете, что и зачем рисовали алиены на своих октаэдрах, однако представляете себе алиенов, как зеленых человечков из уфологии. А что, если в действительности алиены больше похожи на космических пчел из мифов Xflora?

— Ну, я представил, и что изменилось? – отозвался Нигиг.

— То, что их не интересуют звезды уже сформировавшие планетную систему. Их среда: межзвездные облака, где много рассеянного запыленного газа, где лишь формируются молодые звезды. Значит, на их космических картах особо выделено именно это.

— Для криоби все, конечно, так… — Нигиг сделал паузу и своей внушительной лапищей помассировал затылок, видимо для интенсификации мышления, — …Но разве Акиваша похожа на продукт цивилизации криоби? Или она больше похоже на продукт какой-то сравнительно отсталой цивилизации вроде человеческой?

— Я отвечу, — чуть иронично сказала Наф, — когда увижу какой-нибудь продукт, который точно создан цивилизацией криоби.

— Удобная позиция! — Нигиг широко улыбнулся, — Ясно, что криоби пока лишь гипотеза. Однако, я могу показать сразу два продукта человеческой цивилизации. Это пластинки «Пионеров» и «Вояджеров». Если положить рядом с ними октаэдр Акиваши, то может показаться, что это вообще продукты одной цивилизации. Мы сразу опознали рисунки галактики, разве нет? И стиль: выделить что-то рамкой на одном рисунке, чтобы затем показать увеличенную внутренность рамки на другом рисунке. Очень по-человечески.

Возникла пауза, после которой Йорм предположил:

— А, может, это универсальный подход любого разума? Логично ведь. И арифметика, и планиметрия, подчиняются теоремам о единственности.

— Слушайте! — встряла Хлоя, — Может, я некультурно воспитана в духе Абвера, но меня интересует вопрос: алиены отправили эти октаэдры с рисунками, чтобы что? Кого они предполагали в качестве адресата и на какую его реакцию они надеялись?

— Опять же аналогия с пластинками «Пионеров» и «Вояджеров», — добавил Нигиг, — и не говори, Йорм, что отправка таких штучек тоже универсальный подход любого разума.

— Я и не говорю. Надо подумать. Может, эти октаэдры не совсем то, что нам кажется.

— Кстати, да! — поддержала Наф, — многое из того, что мы будто видим, на самом деле не более, чем дорисовка воображения. Как фигуры при гадании на кофейной гуще.

— А если мы загружаем фото объекта в распознающий софтвер? – спросил Олли.

— Это без разницы, — ответила она, — ведь софтвер обучается распознаванию на такой же выборке, значит, у него будут получаться такие же глюки. Хочешь, я покажу тебе софт, гадающий по фото кофейной гущи на дне чашечки?

— А хочешь, — встречно предложил он, — посмотреть, как распознающий софт предложил интерпретировать гравюры Акиваши?

— Похоже, ночь начинает становиться жаркой! – объявила Хлоя и переключила в режим презентации большой монитор на стене кают-компании.

Первая серия гравюр напоминала цветные иллюстрации в научно-популярной книжке о космогонии. Последовательно были изображены:

— Местная группа галактик, включая галактики Млечный Путь и Андромеда — с кратким объяснением, сгенерированным софтом в процессе идентификации.

— Галактика Млечный Путь с орбитами Солнца и другой звезды вокруг ядра галактики.

— Область, где эти орбиты сближались, и их соединяла линия – маршрут Акиваши?

— Солнечная система — вполне узнаваемая по относительным размерам восьми планет.

— Планетная система другой звезды (маленькая, как и сама звезда — красный карлик).

Йорми и Наф переглянулись, и Йорм удивленно спросил:

— С чего вдруг распознающий софт сделал эти гравюры цветными?

— Они и есть реально цветные, — пояснил Олли, — помните при рентгеноскопии Акиваши нашлось сколько-то оксида алюминия в никель-кобальт-хромовом сплаве.

— Но, — заметил Йорм, — тут ничего удивительного. При столкновении, Акиваша пробила тонкий слой глины-реголита на поверхности Цереры. Оттуда попал оксид алюминия.

— Оказывается, — сообщил Олли, — этот оксид алюминия с примесями титана, ванадия и всяких других металлов, придающих разные цвета. Короче: это искусственный цветной корунд, микрометровые зерна которого были заряжены в лазерный принтер или что-то вроде того. Чертовски прочная картинка.

— Это, конечно, круто, — произнесла Наф, — я имею в виду, и такой метод гравировки, и определение цветов по спектрам примесей на рентгенограмме. Но в чем практический смысл этой самоцветной красоты?

— Наглядность, — подал голос Нигиг, — судя по всему, алиены нарисовали наиболее яркие звезды в нашей части галактики, теми цветами, которые отражают спектральный класс. Жаль, что теперь это неактуально. Звезды-гиганты выгорают слишком быстро, и мы не сможем уточнить гравюру по этим ориентирам, они давно исчезли. Взорвались и стали сверхновыми ненадолго, превратились в яркие пятна вроде Крабовидной туманности и рассеялись. Вероятно, алиены предполагали, что Акиваша будет найдена в течение 10 миллионов лет. Но прошло 247 миллионов, если верить софту, который делал расчеты, опираясь на еще оставшиеся сверхдолгоживущие объекты. За это время Солнце успело повернуться вокруг центра галактики на 373 плюс-минус 2 градуса… Жаль, что не 360, наложение картинок было бы красивее. Мы бы четко видели, где исчезли яркие звезды сверхгиганты, и где родились новые сверхгиганты… Хотя, на мой вкус и так неплохо.

— И так неплохо… — эхом отозвалась Наф, и чуть растерянно потерла ладонями уши.

— Все-таки я повторю вопрос, — сказала Хлоя, — алиены сделали все это, чтобы что?

— Мое мнение ты знаешь: по-моему, ответ зависит от того, что вот тут, — произнес Олли, прокрутил несколько слайдов с картинками и символами, в основном маркированными тоскливой надписью с репортом софта о невозможности сопоставить данную графику с имеющимися образцами, после чего остановился на более любопытном слайде.

Этот слайд содержал две явно разные композиции. Первая не вызвала у софта проблем с распознаванием, и оказалась маркирована вполне конкретным объяснением: «космический аппарат с движителем типа световой парус». Вторую софт не понял вообще, о чем сообщил в репорте. С человеческой точки зрения, картинка напоминала как бы пунктирную восьмерку, только вместо черточек пунктира использовались фигуры причудливой формы. Всего было 13 фигур, все чуть разные, но построенные по общей схеме. Будто один и тот же абстрактный либо условный объект, состоящий из криволинейного замкнутого контура и невыпуклых многоугольников по периметру, показан в 13 возможных конфигурациях, переходящих одна в другую…

…Йорм побарабанил пальцами по столу и предположил:

— А может, это иллюстрация к их философской системе? Гляньте: если представить две семиконечные звезды с центрами на одной линии и одной общей вершиной, то все эти трансформирующиеся штучки окажутся в вершинах. Все вместе будет похоже на знак бесконечности, математический, но и философский тоже.

— Отлично! — воскликнула Наф и ласково похлопала его по спине, — Конечно, у алиенов такой же знак бесконечности, как у нас. И шнапс они тоже пьют из граненых стаканов.

— Обалдеть, как остроумно, — проворчал он, — а давай, примени свой гениальный разум к данной задаче. Вдруг у тебя выйдет что-то поразительно ясное, как Эврика Архимеда?

— Может и выйдет, — откликнулась она и вгляделась в картинку, — хотя, лучше бы как-то спросить у самих алиенов.

— Увы, — Олли артистично развел руками, — по всем реконструкциям звездной динамики выходит, что между Солнцем и звездой Лоуэлла сейчас несколько тысяч световых лет, причем наши звезды находятся по разные стороны от ближайшего рукава галактики.

Наф понимающе покивала головой и вгляделась в пунктирную восьмерку.

— А знаете, может, Йорм угадал. Я сейчас вспомнила прошлогоднюю майскую лекцию Фанни Шо в офисе ESA в Риме. Фанни изложила самое обобщенное кибернетическое объяснение разума через множество немонотонных размытых логик (NMFL). Разным разумным существам могут быть свойственны разные NMFL, но все они принадлежат одному множеству и покрываются абстрактной архитектурой, называемой: тень амебы. Теперь гляньте на картинку. Не похоже ли это на 13 проекций тени одной амебы?

— Если даже похоже, — отозвалась Хлоя, — то алиены нарисовали это, чтобы что?

— Ну… — Наф пожала плечами, — …Может такая форма приветствия иному разуму.

— Ладно… — Хлоя сделала хитрое лицо и плечом толкнула Нигига, — …По-моему, самый подходящий момент тебе выгрузить свою Эврику.

Олли кивнул и жестом предложил Нигигу принять эстафету презентации. Тот немного задумчиво покрутил пульт в своей лапище и поменял слайд. Вместо изображения двух композиций алиенов (светового парусника и пунктирной восьмерки) возникли земные композиции с пластинки-послания космических аппаратов Пионер 1972 года. Там одна представляла эскизный чертеж самого Пионера, а вторая – мужчину и женщину, очень схематично изображенных, в стиле карандашных набросков с античных скульптур. Не комментируя это словесно, Нигиг выдержал паузу, после чего уменьшил этот слайд и в освободившееся поле вывел рядом опять ту же композицию с Акиваши.

— Э-э… — протянул Йорм, — …Ты что, намекаешь, будто эти фигуры на восьмерке, типа, изображают самих алиенов?

— Заметьте, не я это сказал! – с ноткой триумфа объявил Нигиг.

Загрузка...