Стивену с любовью
Я резко открываю глаза в темноте, чувствуя, что что-то не так. Комната все такая же знакомая, все отчетливо видно благодаря свету от ночных фонарей, который просачивается сквозь римские шторы. На стене висят со вкусом подобранные гравюры, два кресла стоят как стражи у камина, на одном из них в беспорядке свалена гора одежды Пола, на другом лежит мой аккуратно сложенный пеньюар. Я в нашей спальне, самом безопасном месте, убежище от внешнего мира. Вторая половина нашей огромной кровати пуста, подушка даже не примята. Пола нет дома. Я затаила дыхание, потому что снова слышу шум и шорох, идущий отовсюду и в то же время ниоткуда. Стук сердца отдается в моих ушах. На часах 3:32, а внизу раздается уже просто грохот. Он может разбудить детей. Именно эта мысль заставляет меня вылезти из-под уютного, теплого пухового одеяла. Я мать, и пункт первый в должностной инструкции — защитить своих детей, любой ценой. Я тщательно взвешиваю каждое свое движение и пытаюсь решить, что же делать. Затем беру мобильный телефон и осторожно поворачиваю ручку, чтобы бесшумно открыть дверь нашей спальни. Кто-то стонет в коридоре, но на Пола это не похоже.
Я довольно часто проигрывала в уме, что может произойти дальше, потому что Пол в последнее время много работает, а мне важно знать, как я буду бороться за единственное, что имеет для меня значение, — свою семью. Я люблю быть подготовленной. Поэтому, словно пожарный во время работы, я полностью сосредотачиваюсь на своих действиях. Глубоко вдохнув, я набираю 999, но не нажимаю на зеленую кнопку вызова, включаю свет и бегу к лестнице. Мой громкий крик нарушает ночную тишину:
— Убирайся из моего дома!
Я размахиваю в воздухе телефоном, словно копьем.
С шумом спустившись по лестнице, я с разгона поворачиваю внизу у перил и вижу, как чья-то тень перемещается с конца коридора в кухню.
— Убирайся! Убирайся! Полиция уже на улице!
Я нажимаю на кнопку выключателя, и мой мир озаряется светом, а что-то темное при этом с грохотом падает на пол вместе со стулом. Я хватаю с вешалки крикетную биту и ощущаю ее приятную тяжесть в своей руке, а через секунду я уже в кухне и крепко прижимаю оружие к груди.
— Вон из моего дома!
Какой-то человек лежит вниз лицом на кафельном полу кухни, но как только я поднимаю биту, он поворачивается, и я узнаю мужа, уставившегося на меня.
Это мой муж, но таким я его еще никогда не видела.
Он рыдает навзрыд. Я бросаю телефон на стол и роняю биту на пол.
— Пол, что, черт возьми, происходит?
Он не отвечает, потому что не может. Потом поднимает на меня глаза, и мой недавний страх за себя сменяется еще более острым беспокойством о нем. Я пытаюсь его приподнять, но такое чувство, что он окаменел. Он согнулся и сжался, что так на него не похоже. Вот почему я не узнала его со спины — он вел себя совсем не так, как обычно.
— Что случилось?
Пол бьет себя по голове и снова рыдает.
— Кейт, Кейт…
— Господи, что происходит?
Он с трудом поднимается на колени, оставляя на полу ключи от машины. Пол крупный мужчина. Он высокий, и на его широком плече так спокойно спится, — именно за это я влюбилась в него много лет назад. Он дарит мне ощущение защищенности.
— Кейт, помоги мне…
На его руках кровь.
— У тебя кровь!
Он с отвращением опускает глаза. Затем, покачиваясь, поднимается на ноги, и я осторожно тяну его за пальто, под которым, должно быть, скрывается рана.
— Ты ранен?
— Я… я, о боже, похоже на то.
— Что?
Он закрывает глаза, покачивается и молчит.
— Что все-таки произошло?
Он качает головой, бредет в туалет на первом этаже и начинает мыть руки. Запекшаяся кровь и коричневая вода медленно стекают в раковину.
— Пол!
Он вытирает щеку о плечо и кивает.
— Я убил ее…
Он стряхивает с рук воду, и я изо всей силы даю ему пощечину.
— Скажи мне, что происходит!
Муж смотрит на меня, его застывшие карие глаза покраснели от слез.
— Что за бред? Что за чепуха…
Он глубоко вздыхает.
— Черт возьми, Кейт, я так сильно люблю тебя…
С этими словами он падает на пол в коридоре прямо возле меня и отключается, так что никакие толчки, пинки и крики не могут его разбудить.
По крайней мере, хоть что-то мне стало понятно: Пол в стельку пьян. Должно быть, он чертовски нажрался. Наверное, мне сейчас нужно многое сделать, но сначала я должна сходить в туалет. Я сажусь на унитаз и пристально смотрю на тело мужа, бесчувственно лежащее на полу. Его руки и ноги повернуты так, словно он хотел принять какую-то позу йоги. Меня трясет от злости из-за того, что он мог сесть за руль и приехать домой в таком состоянии. Я тормошу его, но он не двигается. Меня нельзя назвать спонтанным человеком, мне нужно все планировать, обдумывать; никогда раньше я даже представить себе не могла такой ситуации, вот почему я сейчас в недоумении от того, сколько всего необходимо выяснить. После многочисленных толчков и пинков мне все-таки удается перевернуть Пола на спину, стащить с него куртку и проверить, не ранен ли он. Ничего не обнаружив, я облегченно вздыхаю — не переношу вида крови. Я снова присаживаюсь и пристально изучаю его. Твердые изгибы его красивого лица превратились в отекшую массу, волевой подбородок вдавлен в шею. В доме тихо, дети спят и ни о чем не догадываются. Пол храпит, его грудная клетка поднимается и опускается. Кухонные часы отрывисто тикают ему в унисон. Гудит холодильник, и стучит окно. Дом снова погружается в ночной ритм. В 3:50 утра я устало поднимаюсь на ноги. Я не могу придумать ничего лучше, чем лечь спать. В конце концов, он проснется.