В прошлом году я встретил несколько очень редких муравьев «рабовладельцев» Россомирмекс проформикарум. Они бродили по голому месту, то ли вышли на разведку для очередного грабительского похода, то ли разыскивали свое жилище. Муравей этот считался очень редким и был известен только на юге России, и находка его на юго-востоке Казахстана была необычной.
Долго и без толку бродили россомирмексы, без толку и я следил за ними. Наконец, нашел вход в гнездо муравья проформик, решил, что в нем и живут нарядные муравьи. Тщательно вскрыл его, но напрасно. Ничего не нашел.
Прошел почти год, и я специально приехал на это же место. Часа два бродил, высматривал муравьев, но нигде не было россомирмексов.
Почти рядом с тем местом, где я разрыл в прошлом году жилище, виднелся вход, из которого ежесекундно выскакивали трудолюбивые и торопливые проформики-малышки. Без всякой надежды на успех копнул лопаткой холмик (помощниками у россомирмекса бывают только муравьи проформики). Из кучки земли выскочило наверх несколько юрких рабочих, и сверкнула полированная оранжевая головка.
— Россомирмекс! — от радости я закричал так громко, что ко мне тот час же примчались спутники по поездке.
На этот раз раскопка совершалась очень тщательно. Инструментами служили не столько лопата, сколько ножи и пинцеты. Все до единой камеры были отпрепарированы, все до единого муравьи собраны эксгаустером. Улов оказался необычным. Расскажу о нем подробнее.
Во-первых, нашлась самка. До сего времени она была неизвестна, и никому не удавалось ее обнаружить в семьях. Высказывалось даже предположение, будто эти муравьи вообще не имеют самок и размножаются партеногенетически. Королева маленького государства оказалась такой же, как и ее верные солдаты, только чуточку крупнее и горбатее, да с едва заметными черными полосочками на груди на месте прикрепления когда-то бывших крыльев.
И, наконец, в третьих... Но прежде, чем рассказать об этом, несколько слов о том, как спят муравьи. Было время, когда полагали, что муравьи настолько деятельны, что никогда не спят. Но это предположение не оправдалось. Впрочем, никто не знал толком о сне муравьев. У меня создалось впечатление, что муравьи легко поддаются чарам Морфея. Не раз я встречал спящих муравьев возле их жилица, а однажды днем в камере раскапываемого муравейника нашел целую компанию засонь. Так что спят муравьи, как и все. Как же иначе!
Среди множества солдат россомирмексов десяток, лежало на боку в верхних камерах, скрючив ноги, будто мертвые, не подавая никаких признаков жизни. Пятеро из них быстро пробудились. Еще бы, кругом царила такая паника! Трое очнулись не скоро, примерно через полчаса и принялись бродить сонные, едва переставляя ноги. Двое из десяти казались совсем мертвецами: так мне показалось. Но через час они стали подергивать ножками, усиками, а через два часа проснулись, хотя и были совсем вялые.
Никогда не встречались такие засони у муравьев. Наверное, после зимней спячки они просыпаются, как сейчас, только в разгар весны, перед тем, когда в гнездах муравьев-проформик, их будущих помощников, появляются куколки, за которыми полагается отправляться в поход ради благополучия всей семьи. Зачем прежде времени прерывать сон, коли нет никаких дел, к чему зря есть хлеб насущный. Ведь солдаты россомирмексы только и способны к грабительским походам и более ничего другого делать не умеют.
Интересно бы проверить это предположение. Буду искать еще гнезда и, если найду, замечу, а раскопаю в самом начале весны или глубокой осенью.
Странные муравьи — россомирмексы! Не такие как все, необычные!
Возле небольшого слежавшегося комка земли крутилось несколько черно-красных жнецов. Они попеременно заскакивали под комок, тот час же выбираясь обратно. Поведение жнецов казалось необычным. На поверхности земли этот вегетарианец всегда занят разведкой да заготовкой семян. Сейчас еще было рано до сбора урожая трав пустыни, почти все семьи муравьев спали в своих земляных покоях и не подавали признаков жизни. А тут несколько муравьев...
Осторожно приподнял комок земли. Несколько муравьев шмыгнуло из-под него в разные стороны и скрылось. Но осталось два. Они лежали на боку, походили на мертвых. Лишь налетавший порывами ветер шевелил их усики. Ни яркое солнце, осветившее их теневую обитель, ни теплые его лучи, не оказываем никакого влияния на застывших в неподвижности муравьев, Неужели они спали?
Конечно, проще всего было потрогать засонь, убедиться в предположении. Но хотелось узнать, долго ли будут спать эти странные одиночки, уединившиеся от общества.
Прошло пять минут. Муравьи не подавали признаков жизни. Казалось, что может быть бесполезнее сидеть над мертвыми муравьями, оказавшимися под комком земли, надеясь на их оживление! Осторожно потрогал муравьев пальцем и они, неожиданно вскочили на ноги и, даже не удосужив привести в порядок свое тело, расчесать усики, разгладить щетинки, убежали. Муравьи оказались, действительно, спящими.
Рядом нашелся еще один такой же муравей. Он лежал на боку прямо на поверхности земли, уцепившись челюстями за крошечный листик, только что выглянувший наружу из под земли, и тоже спал.
Не встречал я прежде спящих муравьев-жнецов. Почему им, для этого, чтобы отдаться во власть сна понадобилось уединяться из жилища, непонятно!
По асфальтовой дороге незаметно пробегают километры пути. Совсем, казалось, недавно мы покинули озеро вблизи Минусинска, а уже позади более сотни километров. Промелькнули березовые рощи, тучные посевы, тихие поселки, и вот уже первое предверье Саян. Дорога поднимается круто в гору, вокруг темный хвойный лес: мы в Саянах. Под мостом журчит ручей, вправо по склону ущелья едва заметная старая заброшенная дорога. По ней можно свернуть. Быстро закипает работа: раскладывается палатка, готовится ужин. Но куда скрылось такое яркое и жаркое солнце. Мы оставили его в долинах. Над горами же повисли тяжелые серые тучи, в вершине ущелья вспыхивают молнии, слышны глухие раскаты грома.
У самого бивака, на бревне когда-то бывшей елани, крутятся кроваво-красные муравьи Формика сангвинеа. Здесь их гнездо. Иногда из отверстий в бревне выглядывают помощники — черные лесные муравьи Формика фуска. Муравьи сангвинеи носятся во все стороны по чистому гладкому бревну, отороченному с боков травой, темные тучи и раскаты грома их не беспокоят. Но что там сбоку у большой продольной щели? Какое-то странное скопление совершенно неподвижных муравьев. Ведь это так необычно: муравьи без движений! Уж не мертва ли она? Но один ритмично вздрагивает ногой, другой слегка шевелит брюшком. Усики, такие быстрые, не пребывающие ни секунды в покое, у всех согнуты и прижаты к голове. И так долго, вот уже целых полчаса.
Остальным нет никакого дела до неподвижных. Всегда внимательные ко всему необычному, они будто их не замечают, никто к ним не подбегает, не трогает усиками. Напротив, муравьи будто избегают этого скопления и не желают к нему приближаться. Что произошло с муравьями? То они заболели, погибают от какого-то тяжелого недуга?
Нет, больные муравьи ведут себя не так. Вон тот, что лежал на боку, внезапно вскочил на ноги, быстро-быстро помчался по бревну, и, потрагивая усиками встречных, постукивая их головой, полный сил и бодрости скрылся в зарослях трав. За ним вскоре последовал и второй. Но на место проснувшихся и исчезнувших появились другие, прицепились к щели на бревне и, медленно вздрагивая ногами, постепенно затихли. Тогда все стало ясно: муравьи спали. Картину эту пришлось увидеть впервые в жизни, потратив немало лет на наблюдения над этими неугомонными насекомыми.
Почему муравьи предавались отдыху снаружи вне своего жилища? Может быть, там было тесно, а на просторе спокойнее! Помню, как несколько лет, назад, в горах Средней Азии, раскапывая муравейник степного муравья Формика пратензис, я нашел большую камеру со спящими муравьями. Их было несколько сотен. Видимо, во время раскопки ходы, ведущие в эту своеобразную спальную, были завалены, и никто не подали им сигнал бедствия...
Пока я наблюдал за муравьями, тучи все больше и больше сгущались над ущельем и вскоре закрыли его так, что стало совсем темно и старые ели, обвешанные серыми мохнатыми лишайниками, казалось, еще ближе придвинулись к ручью. Неожиданно сверкнула яркая молния, все озарилось ее светом, и сразу же грянул взрыв грома. Он был таким громким, что мне почудилось, будто вздрогнула земля под ногами. Кучки спящих муравьев как будто и не было. Муравьи мгновенно проснулись и разбежались. Только двое продолжали крепко спать.
Вскоре в верховьях ущелье послышался неясный шум. Он становился громче с каждой секундой: к нам медленно приближался дождь. Вот упали первые крупные капли, затем они стали чаще, дождь забарабанил по бревну, занятому муравьями, и наконец хлынул ливень. Два муравья продолжали спать. Я не выдержал и побежал в палатку. Не думаю, что засони теперь могли предаваться своему отдыху, дождь лил как из ведра. К вечеру дождь прекратился. Но ночью облака заглядывали в ущелье, и тогда в палатке становилось сыро, холодно и неуютно. А когда рассвело, зарядил нудный дождь. Муравьи с бревна исчезли все. Теперь они, наверное, все дружно спали в своем жилище.
В общем, каждый вид насекомого придерживается установленного испокон веков ритма жизни, деятелен в определенное время суток, руководствуясь степенью освещения, температурой, чувством времени и т. п. Муравьи это правило не всегда соблюдают, и хотя среди них есть деятельные только ночью или только днем, многие активны в любое время суток, лишь бы не было слишком холодно или нестерпимо жарко и сухо.
Суточный ритм жизни на поверхности жилища меняется в различные сезоны года. Летом с наступлением жары в пустыне многие деятельны только вечером и утром, устраивая дневной перерыв.
Наш бивак у подножия гор Богуты. Перед нами обширная панорама, далекие горы Джунгарского Алатау, долина реки Или, бесконечные пустыни. И небо в облаках, темных, слоистых, кучевых и грозовых, с кривыми полосами дождя, протянувшимися на землю. Кое-где видны маленькие голубые окошки и далеко от них на земле — светлые пятнышки.
Поеживаясь от прохлады, мы с надеждой смотрим на эти далекие проблески солнца, несущие тепло. Вчера же было жарко, синее небо, иссушающий зной. Переменчива погода в пустыне!
От прохлады замерли все насекомые. Никого не видать. Лишь одни муравьи-жнецы рады непогоде, растекаются ручейками из своих жилищ во все стороны в поисках семян.
Но к полудню голубых окошек больше, далекий Джунгарский Алатау светлеет, потом неожиданно разрываются облака, выглядывает солнце и так старательно греет, будто вовсе и не было похолодания.
Моментально пробудились пчелы, и звеня крыльями, помчались от цветка к цветку собирать пыльцу да нектар. Тонко зажужжали мухи-бомбиллиды, закричали хором цикады, кобылки наладили свои скрипки. Все ожило и заторопилось в быстром темпе жизни знойной пустыни.
Что же стало с муравьями-жнецами. Как им, бедняжкам, не по себе от жарких лучей солнца, как невыносим зной, которым заполыхала земля. В панике, обгоняя друг друга, они помчались все сразу дружным скопищем по узким тропиночкам в свои спасительные убежища. Необычное это бегство было таким поспешным, что, казалось, будто в каждом тельце, поблескивавшем черными латами, кипела неугомонная жажда к темноте и прохладе.
Над горами светит солнце, бурная речка переливается голубыми, зелеными, синими тонами. Пышные травы разукрашены цветами. Пахнет дикой земляникой, полынью эстрагоном. Слышен звон крыльев насекомых. Жарко...
Но вот из-за склона ущелья, покрытого еловыми лесами, показывается краешек белой тучи. Она растет с каждой минутой, быстро темнеет и закрывает собою синее небо. Сразу становится сумрачно, прохладно. Речка темнеет, затихает звон крыльев насекомых. Налетает порыв ветра. Он пригибает ветви ивы, серебрит листья тополей, прокатывается волнами по траве. Раздаются далекие раскаты грома, на землю падают редкие капли дождя.
Домашние пчелы, недовольно гудя крыльями, мчатся на пасеку. Большая белая бабочка с красными глазчатыми пятнами — красавиц аполлон, легла на теплый камень и раскрыла свои чудесные крылья, наверное, для того, чтобы согреться. Бабочка белянки, пеструшки, перламутровки, голубянки попрятались в траву.
В это время на дорогу, вьющуюся узкой лентой среди валунов, с обеих сторон навстречу друг другу, выползают маленькие блестящие черные муравьи Лазиусы нигер. Они тянутся вереницей нерешительно, робко, кое-кто возвращается обратно. Расстояние между муравьями сокращается. Вот они встретились по средине дороги и потекли в обе стороны живым ручейком. Здесь, оказывается, по сторонам дороги находятся родственные муравейнички. Из одного ходят охотиться от дороги в гору, из другого — к речке.
Сижу на большом камне, занят своими делами, краешком глаза слежу за муравьями. Скоро светлую дорогу пересекает оживленная процессия муравьев. Они не торопливы, эти крошки, деловиты и без лишней суеты движутся в обоих направлениях, сталкиваясь на пути друг с другом, задерживаются на долю секунды, чтобы обменяться мимолетным сигналом дружелюбия и принадлежности к своему клану.
Мне пора продолжать путь, иду дальше, вниз, поглядывая на речку, на скалы, на дорогу, думая о том, что некстати задержался в походе, что давно пора быть на биваке. И, вот удивительно, вижу вторую такую же полоску муравьев черных лазиусов, третью, четвертую... Что стало с муравьями? Когда светило солнце на узкой дороге их не было. Наверное, лазиусов обманула тучка, обманули ложными сумерками. Неужели муравьи наведываются друг к другу только когда гаснет день, вечером, ночью. И еще, не потому ли, что в темноте никто не ездит по горной дороге, и она становится безопасной для этих маленьких жителей горного леса?
В горах трудно предугадать погоду, не видно все ли небо затянуло тучами или только одна повисла над головой. Кажется, солнце исчезло надолго. Но вскоре серая туча светлеет, появляется ее ослепительно белый край, потом проглядывает голубое окошко неба и опять горячее солнце, сверкают цветами травы, пахнет земляникой и воздух гудит от крыльев насекомых.
Муравьи на дороге зашевелились быстрее, все тоньше их черная полоска, все спешат с дороги в свои темницы, где будут сидеть до вечера или до следующей темной тучки.
Чем больше наблюдаешь жизнь рыжего лесного муравья, тем чаще убеждаешься что семья-семье — рознь и в каждой обязательно имеются свои особенные правила жизни. Вот и сегодня... Впрочем, сегодня зависело от того, что было вчера. Очень холодная была вчера погода. Все небо закрылось свинцовыми тучами, дул холодный северный ветер, на землю падала крупка и хлестала лепестки цветущей черемухи. В Западной Сибири нередко цветение этого дерева совпадает с значительным похолоданием. Ночью из-за холода спалось в палатке плохо. Потом утром потеплело и так хотелось еще подремать. Тепло шло от солнца, показавшегося из-за бугра, поросшего березовым лесом, в тени же было только шесть градусов.
Стало тепло и муравьям. Большой плоский муравейник, рыжего лесного муравья, обросший со всех сторон травой, проснулся. Но повел себя не так, как все. С центральной части, с главных входов во все стороны потек необыкновенно дружный поток муравьев. Это не был тревожный бег в поисках неприятеля, нарушившего мирное течение жизни, а спокойный и деловое и необыкновенно массовое мероприятие. Чтобы так дружно ринуться на выход, надо было обладать каким-то телепатически сигналом, воздействующим сразу на всех обитателей многочисленных ходов и галерей жилища.
Те, кто достигал зарослей травы, исчезал, скрываясь в ней, из входов же беспрерывно выходили другие муравьи, и мощный поток не прерывался.
Рядом с муравейником росла береза. Часть муравьев карабкалась по ее стволу по теневой ближней к муравейнику стороне. Ползли они вяло, едва передвигая ногами: здесь в тени было холодно, перейти же на южную сторону не полагалось, для этого надо было сойти с проложенного ранее пути. Колонна на березе была многочисленная, плотная. В десяти сантиметрах ее я насчитал около 70 муравьев, во всей же получалось — тысячи полторы. Сколько же всего отправлялось муравьев на охоту? Наверное, не менее ста тысяч! Впрочем, эта цифра не так уж и велика. В большом муравейнике не менее половины миллиона, жителей.
Через час, когда потеплело, запели птицы и среди белых берез на солнце засверкали цветы-огоньки, с березы вниз стали спускаться доильщики тлей с непомерно раздувшимся брюшком, а из зарослей травы потащили охотничьи трофеи — различных насекомых.
Интересно посмотреть, как ведет себя эта семья каждое утро. Всегда ли муравьи так дружно расходятся на промысел или только после ненастья и холода, когда с таким нетерпением ожидаются первые лучи солнца?
На правом берегу реки Оби, напротив села Шегарки, в старом кедраче когда-то располагался большой муравьиный городок рыжего лесного муравья. Но потом на его месте обосновался поселок и разделил городок на две части, малую верх и большую — вниз по течению. Время шло, поселок рос и оттеснял муравьиный городок. Старели кедрачи. Когда могучие деревья спилили, лес сильно поредел, и многие муравейники оказались на полном свету.
Муравьям свет не помеха. Под солнечными лучами быстрее развиваются личинки, яички, куколки. Но что делать, когда в летние дни в самое жаркое время солнце нещадно накаляет крышу муравейника? Как-то надо приспособляться к новым условиям жизни. Приходится муравьям устраивать большой обеденный перерыв, и чем сильнее греет солнце, тем он дольше.
В это же самое время муравейники в тени благоденствуют. Им не нужен обеденный перерыв. Зато с каким рвением муравьи солнечного жилища стремятся наверстать упущенное время, как только спадает жара!
Август в Сибири. Становятся прохладными ночи. Рано утром на лес опускается роса, но не доходит до земли, оседая на деревьях. Скользнет луч солнца по лесу, и загорятся вершинки сосен.
В такое время на муравейнике рыжего лесного муравья рядом с нашим биваком затишье. Лишь немногие бродят поверху, перетаскивая с места на место палочки. Все остальное население глубоко под землей. Но с одной стороны конуса к жилищу тянется вереница муравьев. По прозрачным раздувшимся животикам в них легко узнать доильщиков тлей. Им, оказывается, полагается работать и ночью. Тли, которых они обслуживают, сосут соки растений без отдыха, круглые сутки, беспрерывно выделяя сладкую жидкость. И хотя ночью в прохладе они делают эту работу менее энергично, чем днем, зачем же зря пропадать добру! К тому же колонию тлей полагается еще и оберегать от врагов.
Солнце поднялось выше. Потянулись струйки теплого воздуха. Муравьи оживились. С каждой минутой все больше и больше их появляется на поверхности. Побродив по конусу, один за другим они исчезают в зарослях травы. Вскоре к муравейнику тянутся первые охотники с добычей. Наступил и их черед работы. Ночью по холоду плохо охотиться. Коченеют ноги, притупляется обоняние.
Когда совсем потеплело, все жители муравейника начали дружно трудиться.
В зависимости от обстановки, семья муравьев может менять ритм жизни, Так муравьи Тетрамориум цеспитум, оказавшись поблизости муравейника рыжего лесного муравья, деятельного днем, чтобы избежать столкновений с соседями, переходит на ночной образ жизни, скрываясь днем в жилище под землей и не выдавая своего присутствия. Дневные муравьи-грибкоеды Атта стриата и Атта нигра, если много врагов, становятся ночными, и этот переход происходит быстро и без особенной перестройки.
В тропиках, где нет зимы, муравьи деятельны круглый год. В странах с умеренным климатом и тем более с климатом холодным, муравьи на зиму впадают в спячку, пробуждаясь весной.
Зимовка муравьев не изучена. В лесах Западной Сибири, там, где зимой царит сильные морозы, и термометр нередко показывает температуру около сорока градусов ниже нуля, я предпринял несколько попыток узнать, как зимуют рыжие лесные муравьи...
Давно прошло то время, когда муравьи приняли первую весеннюю солнечную ванну. Промелькнуло и лето бурного строительства жилищ, маленьких и больших происшествий, забот по воспитанию потомства. Уходит осень, дела все закончились, впереди долгая зимняя спячка.
Сегодня наш лыжный поход за город не совсем обычен. С несколькими студентами я собрался в лес за муравьями. У каждого из нас за спиной рюкзаки, из них торчат ручки лопат. Позвякивают чайники и кружки. Только одна Зина налегке — ей привилегия. За городом сильнее дует ветер, несет поземку, и темная полоска хвойного леса на горизонте совсем закрылась снежной мглою. Путь до леса тянется медленно. Но вот голые поля льда и снега реки Томи позади и мы в бору, темном, тихом и строгом. Иногда от ветра вверху закачаются вершины деревьев, сосна к сосне прикоснется, заскрипит, издалека донесется крик ворона, упадет сверху ком снега, и снова тихо.
Недалеко от болота на краю леса находится настоящий муравьиный городок. Там вся земля в холмах больших муравейников и есть среди них великаны — выше человеческого роста. Туда и лежит наш путь.
Нам надо узнать, как зимует рыжий лесной муравей. Об этом ничего неизвестно. Спят ли муравьи всю зиму, или, зарылись глубоко, бодрствуют. Где помещаются зимой муравьиные матки, личинки и куколки. Неизвестно и как устроились в муравейнике многочисленные квартиранты, пауки и насекомые, приспособившиеся жить в обществе муравьев.
Мороз пощипывает лицо, поскрипывают лыжи, из-под них чистый белый снег крупинками отскакивает в стороны. Темный хвойный лес неожиданно расступается. Светлеет. Потом становится еще светлее: сверху на сером небе появляется голубое окошко, в него проглянули солнечные лучи и позолотили стволы деревьев.
Успеем ли мы раскопать муравейник до вечера? Хлопот предстоит немало. Земля от сибирских морозов, наверное, промерзла. Довезем ли до дома живыми муравьев? Не замерзнут ли они в рюкзаке? И еще мелькает в голове одна за другой беспокойные мысли.
Сквозь сосны начинают проглядывать редкие осинки, еще дальше виден чистый осиновый лесок. Все чаще встречаются муравейники, прикрытые снегом, а на краю соснового леса, рядом с осиновым лесом, муравейники особенно многочисленны и крупны.
Пора приниматься за раскопку. Быстро закипает работа. Мелькают в воздухе лопаты, летит во все стороны снег. До самой земли расчищена площадка. Здесь будет костер. Другая площадка подготовлена возле большого муравейника. Но прежде неплохо бы измерять температуру воздуха. Термометр показывает –18 градусов.
Муравейник освобожден от снега. Вот оно — муравьиной жилище! Стройный гладкий конус высотой около полутора метров. Он прикрыт слоем мелких соринок, перемешанных с землей. Здесь нет ни палочек, ни хвоинок. Все это еще осенью припрятано глубже. Наружный слой осенью промочили дожди, он промерз, затвердел и если по нему постучать, то раздается глухой звук, как из глубокого подземелья — настоящая крыша, крепкая, прочная. Если взобраться на нее, то она только чуть-чуть прогибается под тяжестью человека, но не ломается. Под крышей располагается самая рыхлая часть конуса, сложенная из крупных палочек и хвоинок множество бесчисленных коридоров и камер.
Попытаемся сделать вертикальный разрез муравейника Он даст наглядное представление об архитектуре строения и, кроме того, половину сооружения удастся сохранить целой. Осторожно сгребаем в сторону одну половину многоэтажного дома. Здесь не менее кубометра строительного материала. Сколько лет работы маленьких тружеников ушло на то, чтобы построить это жилище!
Внутри конуса сухо, теплее, чем снаружи и термометр показывает всего лишь –7 градусов.
Но вот все хвоинки и палочки в стороне. Под ними слой сухой земли, пронизанный многочисленными проходами и камерами. Этот слой рыхл, также как и надземный конус, служит отличной шубой, прикрывающей зимовочные камеры. Длинный термометр легко погружается в него на глубину 20–30 сантиметров. Там, оказывается, совсем тепло, только –3 градуса.
Очень интересно, что же будет дальше: и наша дружная компания склонилась над муравейником. Неужели сейчас, зимой, когда все насекомые крепко спят, мы увидим что-либо живое? Сухая рыхлая земля легко поддается лопате. В светлой песчаной почве зияют проходы и камеры, украшенные мелкими кристалликами инея. В них по-прежнему пусто. Где же муравьи и скоро ли мы до них докопаемся?
Но вот, среди комочков земли что-то шевельнулось, мелькнула одна крошечная нога, другая, показалась темная головка с черными глазами, за нею — красноватая грудь, потом почти черное брюшко, и на поверхность медленно выполз муравей, с усилием подогнул под себя брюшко, направил его в нашу сторону, раздвинул челюсти и застыл в такой позе, готовый оборонять до последнего дыхания свое драгоценное жилище. Странно было видеть глубокой зимою это коченеющее насекомое среди морозного и заснеженного леса.
Еще несколько взмахов лопатой, и перед нами переплетающиеся друг с другом проходы и камеры, забитые сонными муравьями. Здесь температура 2–1,5 градуса. Видимо — это самый подходящий для зимнего сна климат. Рыжий лесной муравей хищник, запасов на зиму не делает и должен спать в прохладном месте, не пробуждаясь до весны, чтобы не погибнуть от голода. Во время сна при низкой температуре все жизненные процессы замирают.
Холод сковал муравьев, но в темных головках шевелится сознание страшного бедствия, постигшего семью, жалкие и беспомощные, они раскрывают челюсти, выдвигают вперед брюшко, кое-то выделяет из кончика брюшка капельки муравьиной кислоты, и ее запах ощущается все сильнее и сильнее. Какая трагедия ощущать непоправимое несчастье и не иметь сил защищаться от неожиданного неприятеля! Был бы сейчас летний день. Сколько самоотверженных воинов бросилось бы на нарушителей покоя, сколько струек кислоты брызнуло на врагов, а как бы поработали крепкие и острые челюсти. Нет, летом разрушение муравейника не осталось бы без отмщения маленьких его обитателей!
Кое-где в норках, поблескивая сизоватыми крыльями, шустро перебегают с места на место маленькие черные мушки-горбатки, злейшие враги муравьев. Летом муравьи остерегаются своего врага и неустанно прогоняют его. Сейчас же мушки безнаказанно разгуливают по сонному муравейнику.
А вот и жук стафилин-ламехуза, непременный завсегдатай муравейников. Энергичный и быстрый, он без устали шныряет всюду, подмяв кверху кончик брюшка.
Замечательный жук-ощупник замерз и едва шевелит ногами. Ощупники не могут жить без муравьев, которые их прилежно кормят. За это они выделяют какие-то особенные вещества, жадно слизываемые муравьями.
Подземные галереи, набитые муравьями, тянутся вглубь. Может быть, там теплее и муравьи не спят? Но всюду царит покой, как в заколдованном заснувшем царстве, везде температура полтора-два градуса ниже ноля.
Осторожно закладываем муравьев в ведро вместе с комками земли, пронизанными галереями, засыпаем муравейник, и хотя вся земля, все хвоинки и палочки сгребены обратно в кучу, на месте бывшего муравейника не получился правильный конус, для этого нам не хватило материала.
Ведерко уложено в рюкзак. Муравейник аккуратно присыпан снегом. Ну, теперь попить горячего чая и бегом домой, пока трескучий мороз не погубил ценную ношу.
— Бедные муравьи! — сетует Зина, — Сколько хлопот мы им понаделали!
Сколько неприятностей мы принесли муравьям, — вспоминаю я, когда уже выпит чай и мы гуськом пробираемся обратно по притихшему лесу. Хотя бы кто-нибудь догадался оставить кусок сахара в муравейнике. Как бы он пригодился весной!
Нам бы скорее домой, но приходится объявлять временную остановку: у одного из участников лыжного похода порвались крепления.
Солнце склонилось к западу, и красными стали вершины сосен. Синички присели на куст боярки, покрутились и принялись ковыряться в коре. Откуда-то сверху нырнул на сухую вершину дерева дятел, поглядел на нас, на всякий случай перебрался на другую сторону ствола и принялся за работу.
Наконец, крепления починены, и тогда все сразу спохватились, что с самого начала остановки исчезла Зина. Мы зовем ее, и по лесу разносятся громкие крики. Замолчал дятел, перестал долбить дерево, выглянул из-за сухой вершины и перелетел на другое место. Синички перестали ковыряться в коре, сверкнули черными глазками и скрылись в чаще осинника. Никто не заметил: отстала Зина или ушла вперед. И по следам нашей лыжни не узнать.
Что делать! Пока мы совещаемся, в морозном воздухе раздается поскрипывание лыж и меж деревьев показывается Зина.
— Бегала обратно к муравейнику, — оправдывается она. — Зарыла муравьям кусочек сахара...