Том 2. Муравьи, кто они?

И еще загадки

Как пробрался ко мне под одежду муравей, не заметил. Теперь он безнаказанно ползал по телу и щекотался.

Собиралась гроза, надо было спешить домой, дорога была каждая минута и поэтому останавливать мотоцикл из-за муравья не время. Пришлось терпеть невольного пассажира.

И все же гроза началась прежде, чем удалось добраться до дома. Шустрого муравья пришлось извлекать из мокрой одежды. Это оказался крупный рыжий лесной муравей, наверное, разведчик и охотник. На письменном стопе, куда я его посадил, он прежде всего принял боевую позу, раскрыв челюсти и выдвинув кпереди брюшко. Затем быстро успокоился и, не сходя с места, стал поворачиваться во все стороны. Обычно так поступают муравьи, когда потеряют ориентацию. Потом отправился обследовать письменный стол и исчез в кипе книг. Под вечер я встретил его уже на стене, а ложась спать, заметил как он юркнул в щель подоконника. Муравей, видимо, искал свое родное жилище.

К утру я забыл про своего злополучного знакомого и был удивлен, когда, подойдя к письменному стопу, застал его точно на том самом месте, где оставил вчера. Муравей сидел неподвижно, тесно прижав к телу ноги, и будто глубоко спал. Брюшко муравья преобразилось. Оно уменьшилось, сильно сжалось. Я осторожно прикоснулся к муравью, и сердце мое заныло от жалости. Муравей был мертв. Всю ночь, расходуя силы и пахучие вещества для обозначения своего пути, муравей ползал по комнате в поисках жилища и собратьев и, не найдя никого, замкнул круг поисков, возвратившись точно на старое место, откуда началось его путешествие в незнакомом мире. Здесь его оставили силы... Возможно его преждевременной смерти способствовало ощущение потери своей семьи, своего общества, невыносимое чувство одиночества. Да, не столь прост этот маленький житель леса, как его представляю!

Утром мы загружаем байдарку имуществом и трогаемся в путь. Громадные красные скалы теснятся друг к другу и быстро приближаются. Кажется, будто между ними нет прохода. Бурлит об утесы вода, река мчится мимо водоворотов. Красные скалы расступаются в стороны и открывают проход.

В ущелье Капчагай течение реки Или быстрое и нам незачем грести. Одна за другой проходим мимо обрывистые горы с зелеными долинками между ними, украшенные красными пятнами маков. Слышатся крики горных куропаток. Высоко в небе курлыкают журавли. Мимо нас проносятся дикие голуби. Стайкой не спеша, но деловито летят галки.

Подруливаем к берегу и высиживаемся на зеленой долинке. Здесь великое множество насекомых. И первое, что вижу, небольшую норку на светлой земле. Похоже, что ее вырыла оса-аммофила. Во входе ее слегка зашевелилось что-то серое. Осторожно и быстро хватаю пинцетом незнакомца, ожидая увидеть паука-ликозу или земляную пчелку или личинку жука-скакуна.

Но передо мною сморщенная, высохшая и обезображенная шкурка гусеницы. Почему же шкурка гусеницы шевелилась? Кто-то должен еще находиться в норке. Да, так и есть! Из норки высунулось несколько пар длинных подвижных усиков. Вот и один обладатель усиков, муравей бегунок. Выскочил наружу, пометался из стороны в сторону и скрылся обратно. Судя по всему, норка явно пустая, но муравьи, наверное, заинтересовались ею.

Шкурка гусеницы случайно выпала из пинцета и прямо улеглась возле норки. Моментально из своего убежища появился бегунок, схватил шкурку и затащил во вход. Тогда я снова вытащил ее и положил чуть подальше. На этот раз из норки ринулось на поиски уже несколько бегунков, и утащенное мною муравьиное добро вновь водворилось на место. И так несколько раз. Впервые в жизни у меня получилось что-то вроде забавного соревнования с муравьями.

Зачем муравьям понадобилась сухая шкурка гусеницы, корысти в ней никакой, почему они так настойчиво с нею не желали расстаться, никак не понять. Сложна психическая жизнь муравьев и трудно объяснить неожиданные особенности поведения.

Жаль, что из-за наших взаимных притязаний хрупкая сухая шкурка гусеницы разломалась на мелкие кусочки. Интересно было бы узнать, что с нею собирались делать муравьи.

Норка же оказалась старая и не муравьиная.

Мои питомцы, рыжие степные муравьи, поселенные на дачном участке, не особенно активные хищники. Быть может, потому, что муравейник был переселен мною весной, за лето в необычной обстановке разведчики и охотники разбрелись, потерялись, многие погибли в непривычной обстановке во время поливов сада и остались на муравейнике главным образом домоседы и няньки. Подбросишь на муравейник добычу, личинок хруща, гусеницу совки и удивляешься: нападающих мало и нет той бодрой свалки, которая непременно возникает на холмике муравейника.

Подкармливать своих питомцев приходилось часто, хотелось вырастить крупную и ладную семью.

Но сегодня я был озадачен. На краю муравейника столпилась большая кучка оживленных муравьев. В самом центре ее, среди клубка перепутавшихся тел виднелось пестрое тело осы. Она была еще жива, как могла, сопротивлялась. Ярости же муравьев, казалось, не было предела. Каждый из нападающих старался укусить полосатого тигренка, попавшего своре охотничьих собак, брызнуть на нее кислотой.

Что стало с моими поселенцами, откуда такое преображение и злоба?

Я все время кормлю муравьев то сахаром, то вареньем. Поддерживаю силы. На кормушку бесконечно прилетают осы и воруют сладости. Муравьи гоняются за воровками, но куда им! Разве ухватишь осу. Чуть что и она в воздухе. Вот неудачники и накопили постепенно ненависть. Сейчас же мстили.

В этом предположении можно усмотреть очеловечивание чувств муравьев или, как выражаются биологи, антропоморфизм. Но какое же можно еще сделать предположение?

Вспомнилось путешествие по Алтаю В 1958 году, около тридцати лет назад. Мы раскинули бивак в березовой, роще, ожидая, когда закончатся дожди и просохнут проселочные дороги. Как всегда нам основательно досаждали комары. Я все свободное время проводил возле муравейника. Муравьям тоже досаждали комары. Но по-другому. Они часто садились на муравейник. Но попробуй его там поймать! Комар достаточно чуток, чтобы так запросто попасться рыжему разбойнику. Наверное, не часто встречались муравьи-охотники с комарами, хотя докучливых кровососов всюду масса.

С каким необыкновенным ожесточением муравьи толпами бросались на комаров, пришлепнутых мною и брошенных на муравейник! Как они терзали их, как рвали на части, кромсали челюстями! Ожесточенная расправа над комарами была так наглядна и демонстративна! Муравьи явно метали за свою неудачную охоту, за то, что эти тщедушные, слабые и ничтожные насекомые были недосягаемы. Неужели муравьи умели таить ненависть, и когда подворачивался случай, вымещали ее со всей своей силой и темпераментом.

Другого объяснения необычного поведению муравьев не сыщешь.

Всю ночь напролет звенели сверчки-трубачики, и над черной ночной пустыней сияла луна. А на рассвете у муравейника жнецов я застал оживленную процессию носильщиков.

Когда же солнце нагрело землю и над горизонтом заколыхались струйки горячего воздуха, муравьи-жнецы попрятались под землю. Только одни муравьи бегунки носились без устали по раскаленной почве, и чем горячее становилась земля и суше воздух, тем быстрее были их поспешные движения.

От жары все жители пустыни давно спрятались в трещины в почве, в норы, в тень кустиков. Лишь кое-где взлетала над землей кобылка савиньи, и потрещав в воздухе крыльями и сев на землю, кричала тонким птичьим голосочком.

Бегункам жара будто нипочем. Но почему-то все крупные исчезли и остались самые маленькие, непоседливые. В чем дело?

Крошечное тельце бегунков переполнено неиссякаемой энергией: молниеносные броски из стороны в сторону в невероятно быстром темпе совершаются один за другим без конца, без устали, без отдыха. Вскочив на камешек или какое-нибудь другое возвышение, муравей поворачивается головой к солнцу, забавно раскачиваясь то вправо, то влево. Наверное, так надо для ориентации. После короткого ритуала сложных поворотов, снова — стремительный бег. Иногда, бегунок прячется в тень, чуточку остывает, успокаивается, но не надолго.

На маленьком кустике полыни вижу группу бегунков. Не собрались ли они здесь отдохнуть? Но зачем вместе? Разве мало вокруг таких же кустиков полыни? Одни муравьи всползают на кустик, другие покидают его и общество муравьев не увеличивается, но и не уменьшается. Происходящее необычно: мечущийся по горячей земле бегунок стремглав заскакивает на растение и неожиданно замирает. Только усики безудержно трепещут, будто обнюхивая воздух.

Одному бегунку посчастливилось: раздобыл большую зеленую тлю. Удачливый охотник, наверное, держит путь домой. Но и он заскочил к отдыхающим, забрался на веточку полыни, посидел минутку и помчался дальше. Потом закружился на одном месте, будто показывая всем встречным свою добычу, отбежал далеко в сторону, снова возвратился на старое место. Пора бы ему пожалеть себя, убираться в жилище.

Следя за охотником, поглядываю и за другими бегунками, и тогда оказывается, что вокруг полынки в земле располагается несколько отверстий, ведущих в подземные хоромы бегунков, из них выскакивают малышки и забираются на кустик полыни. Он, выходит, служит чем-то вроде места условленного сборища.

Хорошо бы выяснить для чего это необычное сборище, никогда подобное не встречалось, но мучает жара, подошвы ног горят, солнце слепит глаза и нет более сил вынести обилие тепла, света и сухости. Забираюсь в машину и мчусь к горам, к синеющему вдали ущелью и спрятавшемуся там в зеленых зарослях горному ручью.

После снежной зимы Чилик стал мутным и бурливым, а с наступлением знойных летних дней, когда стали таять ледники высоко в горах, вышел из берегов, затопил тугаи, потащил за собой камни и, побунтовав несколько дней, улегся в старое ложе. Когда вода затопила урочище Бартугай, все уцелевшие муравьи Формика куникуляриа переселились на край долины, в заросли степных трав, да так и остались там. В одном таком месте скопилось очень много муравейников. Здесь всюду виднелись норки и холмики свежей, выброшенной наружу, земли. Все муравейники были связаны узами родства и не враждовали.

Как-то вечером, проходя по этому месту, увидел необычное. Земля на пространстве около гектара кишела муравьями. Они носились, как оголтелые, взбирались на травы и падали с них на землю. Стоять в этом месте было невозможно. Тысячи рьяных защитников тот час же бросались в атаку и быстро взбирались по ногам.

Что-то тут происходило, какое-то важное событие взбудоражило все большое общество муравьев.

Муравьи сильно возбуждаются, когда на них нападают другие муравьи. Но никаких признаков нашествия чужаков не было. Беспокойство овладевает муравьями, когда из муравейников вылетают крылатые воспитанники. Но лёт давно закончился, самки и самцы покинули родительские гнезда более недели тому назад. Может быть, муравьи собрались переселяться обратно? Но признаков перемены места жительства не видно.

Перебегая с одного места на другое и спасаясь от укусов, пытался разгадать тайну муравьиного волнения. Зашло за горы солнце, повеяло с реки прохладой, громче зашумела река, затокал козодой, запели сплюшки. Муравьи стали успокаиваться и скрываться в норки. Скоро все стало по-обычному, лишь кое-где бродили одинокие разведчики да сторожа.

Так и не удалось узнать причину тревоги муравьев. Но с тех пор, приезжая в Бартугай я обязательно проведывал загадочную колонию.

Прошел год и на том же самом месте я вновь вижу массу муравьев. Они расположились на дороге просто так, никуда не направляясь, будто ради специального надзора над нею. Сюда же из зарослей трав выползает рослый муравей. Он тянет за ногу другого. Живая ноша упирается, будто ей не нравится грубый произвол. Носильщик же дотянул упрямца до чистой поверхности дороги и бросил. Зачем он принес сюда своего собрата? Для того, чтобы он, как и другие, без толку бродил здесь в ожидании чего-то непонятного.

Впрочем, как без толку! Дело нашлось. Едва улеглась пыль от моей машины, как на дороге оказалось несколько раздавленных колесами муравьев. Их сразу же нашли и поволокли на съедение в муравейники. Неужели ради этого и дежурили муравьи в ожидании очередных жертв дорожного движения, сами по себе поставляя материал для гибели.

Обычно муравьи быстро усваивают грозящую опасность в каком либо месте и перестают его посещать или устанавливают обходные пути. Тут же будто нарочно — бродят по дороге, чтобы погибнуть и унести пострадавших в свое логовище на съедение. Какая нелепица!

Чувствую, здесь скрыта какая-то загадка. Поведение муравьев нелегко разгадывается и раскрывается перед наблюдателем.

В окрестностях города Томска несколько лет наблюдал за двумя муравейниками в сухом бору с хрустящим бельм мхом. Раньше они были небольшими, Особенно один из них, казавшийся малюткой, так как недавно отъединился от большого муравейника. Проезжая по лесу всегда наведывался к этим муравейникам, как к старым знакомым и уж если ставил какой-нибудь эксперимент, то проверял его и на этих двух. Таких знакомых муравейников было у меня множество.

Между этими двумя муравейниками была хорошая тропинка. По ней жители наведывались друг к другу и, наверное, осенью, по муравьиному обычаю, обменивались рабочими. По тропинке дружбы пробегало за день немало муравьев и тысячи ног шлифовали почву.

Прошел год, муравейники в сухом бору еще больше подросли, стали значительно выше. Но меня поразило, что муравьи меньшего муравейника часто волокли на съедение своих раненых или погибших собратьев. Что бы это ^могло означать? Поблизости нигде не было других муравейников, кроме большого, родительского. Не может быть, чтобы жители маленького муравейничка завраждовали с большим, исходным, родительским. На всякий случай испытываю их отношение друг к другу: беру на лопатку кучку хвоинок вместе с муравьями с большого муравейника и несу ее на маленький. Сейчас невольные гости будут отпущены. Но... в маленьким муравейнике наступает тревога, все возбуждены, воинственны. Вскоре соседи до единого схвачены и растерзаны.

Произошедшее кажется невероятным. Два дружелюбных и родственных общества стали заядлыми врагами!

Переношу муравьев с маленького на большой. Те тоже уничтожают пришельцев. Тогда мне вспоминается тропинка дружбы. Ее нет, она заглохла, покрылась опавшими хвоинками.

Почему две семьи стали врагами? Неужели из-за того, что здесь в сухом бору, не особенно богатом добычей, мало пищи и голодно живется муравьям? Или, быть может, между муравейниками по какой-то причине заглох взаимный обмен жителями, или еще что-то разладило мирную жизнь соседей. В жизни муравьев нет шаблона, и чего только не происходит!

Тучи закрыли солнце, лес потемнел, стал угрюмым. Тонкими и нудными голосками запели комары. Потом раздался отдаленный гул, крупные капли защелкали по листьям. Шум приблизился: в лесу пошел дождь.

В мокром лесу трудно муравьям. Капли влаги повисают на глазах, усиках, на туловище. Отяжелевшие и мокрые, муравьи тащатся в муравейники и скрываются в его темных ходах.

Но вскоре тучи разорвались, небо заголубело, дождь прекратился, на землю полились лучи солнца и засверкали на травах росинки. Муравейник рыжего лесного муравья стал пробуждаться. На его вершине снова закопошились муравьи. Но сейчас не разобрать, где строители, где охотники или разведчики. Все занялись тщательным туалетом, чистят усики, разглаживают ногами щетинки на теле.

Муравьи всегда внимательно следят за чистотой тела. А после дождя те, кто намок, занимаются туалетом дольше обычного. Наверное, чистота волоском имеет большого значения. Они не только защита от механических повреждений. Волосками муравьи и слышат, и улавливают запахи.

На самой вершине муравейника один муравей схватил другого за ногу и тащит к входу. Муравью не нравится такое обращение, он сопротивляется и вырывается. Через некоторое время его хватают другие муравьи и тоже пытаются тащить. Но упрямец побеждает, и его будто оставляют в покое. Впрочем, вскоре возле него опять собираются муравьи, наперебой гладят его усиками и начинают облизывать голову и грудь. Муравей поднимается на ногах, почти вертикально, возвышаясь над собравшимися вокруг него. Наконец его окончательно оставляют в покое. Через некоторое время он исчезает в одном из входов.

После этого, случайно мною замеченного, эпизода начинаю различать на муравейнике небольшие группы муравьев и в центре каждой из них, один избранный, которого тщательно облизывают. Внимания удостаиваются далеко не все. Почему так — не знаю. Может быть, это какие-то особенные члены большого общества?

Как рискованно на основании одного случайного наблюдения утверждать правило. Есть ли они, эти правила в жизни муравьев. К примеру: муравей, оказавшийся вне общества, без семьи гибнет. И все же...

В каждой семье муравьев есть, наверное, особенные мастера дальних странствий. Они забираются далеко от своего жилища, теряют дорогу, блуждают, страдают от недругов, голодают, многие гибнут, и все же продолжают свое путешествие. Не знаю, возвращается ли кое-кто из таких бродяг в свою семью, побывав в «заморских странах». Подобных муравьев-землепроходцев я кое-когда встречал в своем дачном домике. Делать им здесь было решительно нечего, но попав в него они тщательно все обследовали, ко всему принюхивались, бродили, странствовали.

Сегодня перед сном, усевшись на кровать и положив на колени особую доску «писанницу», стал на ней приводить в порядок записи. Неожиданно на тетради появился шустрый муравей Крематогастер субдентата. Откуда он сюда забрел — ума не приложу. Этот муравей обитает в зоне пустынь и здесь ему нечего делать. Ни на моем дачном участке, ни на соседних он не жил.

Пока я раздумывал о необычном страннике, он стал с особенным вниманием обследовать тетрадь. Опасаясь раздавить удивительного пришельца, я осторожно стряхнул его на пол. Но вскоре упрямый посетитель снова заявился на том же самом месте. Тогда я сдул его с тетради подальше, решив, что окончательно изгнал его и принялся за прерванное занятие.

Прошло десять минут. Сильно зачесался большой палец левой, руки, на нем сидел мой знакомый крематогастер, деловито вгоняя в кожу пальца свое жало. По-видимому, незаметно для себя я его слегка сдавил и он, защищая свою жизнь и достоинство решил храбро сражаться с большим чудовищем. Пришлось открыть окно и выбросить его из домика.

Настойчивость, с которой он появлялся на тетради, говорила о том, что комната ему была отлично знакома.

Больше он не появлялся. Потом я пожалел: его следовало поместить в садочек, кормить, лелеять, убедиться, долго ли он сможет вести удивительную для муравьев жизнь одиночника-путешественника.

Брожу возле бивака, посматриваю на Красные горы, заглядываю в каждый куст саксаула и дзужгуна. Может быть, что-нибудь найдется интересное.

На кустах бродят муравьи Крематогастер субдентата. Кое-где они обладатели стада тлей, прилежно их охраняют и доят. Иногда из стада тлевых коровушек, обуреваемые страстью к путешествию, тли отправляются странствовать по кусту. Изрядно поползав и вкусив радость бродячего образа жизни, они застывают на месте и, погрузив в сочную ткань веточки зеленых побегов хоботок, принимаются высасывать соки растения. Такую одиночную тлю муравьи тот час же берут под особую бдительную охрану. И не зря. Вскоре она народит себе подобных, и на новом месте возникнет новое стадо и даст новые доходы муравьям.

Но тли тлями, а муравьям нужно разнообразие пищи. Поэтому всюду на кустиках, где сидят бледно-серые небольшие около шести миллиметров длины цикадки Ахрус альбикостра собираются свиты муравьев телохранителей и доильщиков. По очереди, мелко-мелко вибрируя усиками, они поколачивают по брюшку цикадку и просят у нее подачки. Иногда попрошайки забегают спереди и тогда «разговор идет с глазу на глаз», в то время, как один или несколько муравьев не прерывают дежурства сзади у источников желанной жидкости. Видимо, между цикадой и муравьями существует сложный ритуал обращения и они отлично понимают друг друга.

Но цикадка не торопится, да и у муравьев времени и терпения хоть отбавляй, прохладная погода способствует лени. Скопления черно-красных крематогастеров хорошо заметны на фоне светлой зелени саксаула и дзужгуна. Стараясь разглядеть подробности муравьино-цикадного разговора, с лупой в руках пододвигаюсь в компании поближе. Чуткая цикадка, зачуяв неладное, совершив гигантский прыжок, стремглав уносится, муравей же, разглядев или унюхав меня, задирают кверху брюшко, выделяя на кончике ядоносной иглы крошечную молочно-белую капельку яда. Они, бесстрашные, как всегда готовы вступить в сражение и отразить неприятеля, обеспокоившего их милую поставщицу питательных соков.

Пора бы мне оставить крематогастеров. Но всюду на кустиках я вижу плотные скопления муравьев без тлей, без цикадок. Они ничем не заняты, почти неподвижны, иногда обмениваются прикосновениями усиками, большей частью обращены друг к другу головками, будто совещаясь о чем-то, беззвучно разговаривая, советуясь, обсуждая важное. Настоящий муравьиный консилиум.

Возле них никого нет. В чем дело, зачем муравьи собираются кучками, кого они ждут, что намерены делать? Вспоминается отличная книга о муравьях Ф.Кнауэра, изданная еще в 1905 году (СПб. издание Брокгауз-Эфрон). В ней он описывает подобные же собрания муравьев Стенамма фульвум.

Может быть, на веточке растет незаметный грибок, и его потихоньку соскабливают челюстями муравьи? Поглощены же таким делом с утра до вечера саксауловые муравьи Кампрнотурсемирифис? Но муравьи ничем не заняты и головки их не касаются веточек.

Может быть, в этом месте сидела цикадка, сосала веточку и, удрав, оставила после себя ранку на растении, сочащуюся соком? Но на веточке нет никаких следов повреждений или выделений.

Может быть, муравьи собрались в скопления ради того, чтобы к ним, к готовой страже примкнула цикадка? Но цикадки, потревоженные мною, летят куда попало и садятся где придется, не обращая внимания на встречающиеся на их пути сборища.

Для чего же муравьи собрались кучками? Не могу найти отгадки «муравьиного консилиума».

Присел на краю глубокого оврага на глинистых прилавках предгорий Заилийского Алатау, загляделся на голубые ляпули. День угасал. Солнце медленно погружалось в дымку горизонта далекой, потонувшей в мареве испарений, жаркой пустыни. Рядом со мною прилежно трудились бегунки. Видимо им понадобились новые помещения, так как рабочие безостановочно выбрасывали наружу остатки съеденных насекомых, освобождая от них одну из камер, служившей для кухонных отбросов.

Рядом ползали муравьи-пигмеи, Они без боязни сновали по холмику земли, насыпанному у входа в гнездо бегунков, не обращая внимания на их хозяев. И сами бегунки, казавшиеся великанами в сравнении со своими далекими родственниками лилипутами, не обращали на них внимания. Видимо пигмеи никакого вреда своим соседям не приносили и те были к ним равнодушны.

Вот у входа в гнездо пигмеев — крошеной дырочке, едва отороченной небольшой кучечкой недавно выброшенной земли, два муравья схватились друг с другом, свились в клубок, катаются по земле, дерутся что ли?..

Что бы это могло значить? Наверное, к гнезду подобрался чужак и его опознал один из бдительных сторожей? Ведь не могут два жителя одной семьи так сильно повздорить. Посмотрю, что будет дальше!

Но напряженный поединок внезапно прерывается, муравьи отрываются друг от друга, один из них направляется прямиком в муравейник и исчезает в его входе.

А другой? Что с ним стало! Как он стал кататься по земле, кувыркаться с боку на бок, через голову, метаться, будто одержимый в неистовой истерике!

Проползающие мимо муравьи останавливаются возле припадочного, ощупывают его усиками. Видимо внимание окружающих постепенно на него действует отрезвляюще, он немного успокаивается, перестает метаться. Теперь муравей только подскакивает на месте, его тельце будто подбрасывает кверху невиданная сила. Иногда он, как муравей — крематогастер задирает кверху брюшко, наверное, своими энергичными действиями что-то пытается просигналить окружающим собратьям, растолковать о каком-то немаловажном событии. Может быть он, умудренный опытом, распознал в посетителе ловко замаскированного недруга, прикинувшегося своим, вора, чужого разведчика, предшественника массового нападения?

Интересно, что же будет с ним дальше? Но в это время, отвлекшись буквально на несколько секунд, я потерял из вида забавного муравьишку.

Вчера долго сидел на большой просеке возле муравейничка кроваво-красного муравья в ожидании чего-нибудь интересного, но ничего не увидел, кроме неуемной суеты и обыденной трудовой деятельности. Сегодня, проходя мимо него больше по привычке, присел рядом с ним и неожиданно увидел необычное: Из темного входа выскочил наружу черный муравей-помощник Формика фуска, покрутил усиками, потер их щеточками, помахал в воздухе и только собрался пробежаться по самому верху жилища, как на него набросился муравей-хозяин, ударил несколько раз по голове челюстями и загнал обратно в подземелье.

Поведение муравья-хозяина меня озадачило. Неужели в этом муравейнике помощникам не разрешалось выходить наружу и полагалось сидеть в темных ходах и камерах, занимаясь уходом за новорожденными и прочими мелкими подземными делами! Печальная участь. Хорошо бы еще раз убедиться в предположении.

Долго сижу возле муравейничка, но зря. Сколько же в этом гнезде помощников, чем они занимаются, все ли затворники, неужели хозяева ведут себя как суровые надсмотрщики, или только случайно встретились исполнитель так называемой внутренней службы, да опытный муравей-хозяин распорядитель. Как все это узнаешь!

Прошел год. Проезжая мимо большой просеки я иногда наведывался и к знакомому муравейнику. Один раз не выдержал, решил его раскопать.

Стояла жаркая погода. В лесу пахло хвоей, воздух застыл, и вся природа, казалось, погрузилась в сладкую дремоту. В разрытом муравейнике наступила как всегда тревожная суматоха. Обеспокоенные черные помощники Фуски хватали личинок и куколок и в величайшей спешке прятали их во всевозможные укромные места. Быстрые муравьи-рабовладельцы метались в поисках врага, заскакивали на лопатку, с нее на руки и впивались в кожу.

Но что произошло с одним черным помощником! Он как-то странно закрутился, потом упал на бок, замахал ножками, скрючился, замер. И за ним второй, третий тоже так. Жители подземных ходов, оказывается, в этом муравейнике привыкли к темноте и прохладе настолько, что не вынесли высокой температуры нагретой солнцем земли. Для них она оказалась смертельной. Не поэтому ли им, затворникам, не разрешалось выходить наверх? Но ведь во многих семьях этого вида муравьи — помощники участвуют во всех работах, как внутри жилища, так и вне его. Почему же здесь такие обычаи, и кто их устанавливает, поддерживает и следит за ними?

Жаль бедных муравьев-фусок. Печальна их жизнь среди чужих в темноте, в подчинении. Плохо оказаться пленником.

После первых жарких весенних дней ветер с севера принес облака и прохладу, и чуть тронувшаяся в рост зелень остановилась в своем развитии. Поникли самые первые цветы пустыни — белые с желтым сердечком тюльпанчики и желтый гусиный лук. Иногда сквозь тонкую кисею облаков просвечивало солнце и тогда муравьи, сбившись на жилище кучкой, пытались греться и ловили его незаметные лучи.

Через бинокль я долго осматриваю это скопище. Везде аппатия и беспробудная лень. Вот, наконец, в поле зрения что-то стоящее внимания. В ложбинке между палочками, поникнув головой, лежит муравей. Кончики его ног слегка подергиваются. Будто спит. Неужели нельзя выбрать место покойнее в подземных камерах. Там, я знаю хорошо, они сейчас забиты засонями. Тут же спящего постоянно задевают, ощупывают усиками.

Устроился с биноклем возле муравейника, изредка поглядывая на странного муравья. А он все тот же без движения, скрючившийся, но лапки его ног уже не вздрагивают. Не последний ли сон сковал его тело!

Осторожно беру муравья пинцетом, кладу на ладонь, отогреваю, пытаясь найти какие-либо признаки старости или хвори. Он такой гибкий, будто живой. И костюм его, как у всех, сияет чистотой, и волоски будто точенные, поблескивают, все на своих местах. Осторожно кладу его на старое место. На него сразу набрасывается кучка любопытствующих. Наверное, потому, что пахнет чужим, моими руками. Вскоре муравьи рассеиваются. Но спящий не оставлен без внимания. Им начинают все больше и больше интересоваться, щупают усиками, челюстями массируют брюшко, голову, ротовые щупики. Один большой муравей внимательно потрогал муравья, отошел в сторон, будто одумавшись возвратился и снова принялся трогать его, переворачивать с боку на бок. И так три часа. Забавный, все сомневался, не мертв ли его товарищ. Наконец, схватил за усик, потащил, но бросил.

Но каково мне, сколько надо терпения ждать развязки. А время идет, солнце все чаще просвечивает сквозь пелену облаков, члены муравья не такие уже гибкие, как прежде, и уже ни у кого нет сомнения, что бедняга мертв. Рослый рабочий (может быть тот же самый) не раздумывает. Ему теперь все понятно. Решительно хватает за усик ношу и тащит ее во вход муравейника поварам на съедение.

Что-то есть у муравьев, не укладывающееся понятие инстинкта!

В лесах, где много муравейников рыжего лесного муравья, всегда можно услышать от местных жителей рассказ о том, что на поверхности муравьиной кучи иногда появляется кусок какого-то вязкого вещества, пахнущего муравьиной кислотой. Вокруг этого вещества царит величайшее оживление, копошатся муравьи. Это вещество вскоре исчезает. В народе его называют муравьиным маслом. Что это такое — никто не знает, Никому из ученых не удавалось его видеть и многие из них поэтому в его существование не верят, и как всегда объясняют выдумкой, передаваемой из уст в уста. Но удивительно: похожие друг на друга сообщения о муравьиной масле можно услышать в различных районах нашей страны и у разных народов.

Много лет наблюдая рыжих лесных муравьев, я надеялся увидеть это муравьиной масло, узнать, что это такое и для чего оно предназначено. Но мне не посчастливилось. И может быть, не решился о нем рассказать в этой книжке, если бы мне не попался на глаза очерк известного писателя И.Соколова-Микитова. Вот он, опубликованный в журнале «Смена».

«Очень давно, когда отец впервые стал брать меня на охоту, произошел такой редкий случай. Мы ехали по лесу на дрожках. Было раннее утро, на деревьях и на траве сверкала обильная роса. Пахло грибами сосновой хвоей.

У большого дерева отец остановил лошадь. — Посмотри-ка, сказал он, показывая на огромную муравьиную кучу, возвышавшуюся из папоротника. — Там лежит муравьиной масло.

Почти на вершине кучи лежал небольшой кусок какого-то светло-желтого вещества, очень похожего на обыкновенное сливочное масло. Мы сошли с дрожек и стали рассматривать загадочное вещество, по которому бегали муравьи.

Отец рассказал мне, что ему приходилось находить на муравьиных кучах такое „муравьиной масло“, но увидеть его редко кому удается.

Мы положили кусок „масла“ в кружку, которую брали с собой на охоту, обвязали бумагой и спрятали под деревом. На обратном пути мы собирались взять „муравьиного масла“.

Вечером мы возвращались с охоты. Отец вынул из-под дерева кружку и снял бумагу. „Масла“ в кружке осталось совсем немного, — оно улетучилось.

Остаток „муравьиного масла“ мы привезли домой. В теплой комнате оно распустилось, стало жидким и прозрачным. От него резко пахло муравьиным спиртом.

Этим маслом растирала поясницу жившая у нас бабушка и всех уверяла, что лесное лекарство очень помогает от мучившего ее прострела.

За всю долгую жизнь мне не приходилось потом находить загадочное „муравьиной масло“. Я расспрашивал опытных людей и знакомых энтомологов, заглядывал в книги, но „муравьиное масло“, которое в детстве я видел своими глазами, так и осталось загадкой».