Товарищ «Чума» #2

Глава 20

«Связка» из двух ворон, успешно отбомбившись по заданной мною цели камнями, примерно равными весу обычной лимонки, вернулась «на базу». Как оказалось, на данный момент две вороны — это тот максимум, которым я могу оперировать. Управлять с помощью печати подчинения более чем двумя птицами за один раз, сейчас мне не под силу.

После столкновения с вражеским колдуном, решившим на этот раз взять в оборот дорогих мне женщин, я находился в весьма истощенном состоянии. И не только я — злыдню тоже основательно досталось. Не будь между нами «связки», завязанной на абсолютной клятве верности, я бы,наверное, и вовсе не выжил…

Фокус со «сдуванием» насланного фрицем проклятия мощным потоком сырой силы у меня не прошёл. Это я понял в тот момент, когда врезался в прогнувшийся от моего воздействия «туман» всей массой своего тела.

Я почувствовал, как его плотная и вязкая субстанция, попыталась обволочь меня со всех сторон. Сдавить, расплющить и размазать — настолько насыщенной колдовской энергией она оказалась. Самое интересное, что на моих продолжающих собачиться дам, угрожающих друг другу автоматами, она такого воздействия не оказывала. Да они просто её не замечали.

Я резко впитал в себя рассеянную в воздухе сырую магию собственного «приготовления», спешно формируя вокруг своего тела что-то наподобие энергетического «кокона» — этакой силовой брони. Некий подобный конструкт я видел на одной из страниц веды, но особого значения ему в тот раз не придал, поскольку от физического урона он вообще не защищал.

С колдунами и ведьмами я пока что воевать не собирался — слишком редкий это «зверь» в наше время. А вот магический броник от пуль и осколков мне бы очень не помешал. Но походящего заклинания в книге не было. Но злодейке-судьбе было откровенно наплевать на мои хотелки и домыслы — она вносила в мою жизнь собственные коррективы.

Теперь мне приходилось буквально на ходу изобретать велосипед. Точную формулу конструкта я не помнил, но какие-то общие «фигуры» из памяти выудил. И, как ни странно, созданная мною «по памяти» донельзя кривая печать сработала, окутав тело аспидно-чернильной тьмой, куда темнее, чем туман, заполонивший избушку.

К тому же, при ближайшем рассмотрении, вражеское проклятие оказалось не черным, а темно-темно красным, словно свернувшаяся подсыхающая кровь. Да еще и этот явственный запах смерти и страданий. Я даже без подсказок мог опознать колдуна, того же самого фашистского упыря, как обозвал его леший.

Едва состряпав какую-никакую, а защиту, я вновь собрал остатки сил в единый и монолитный кулак и попер буром на незыблемую стену проклятия, не пропускающую меня в избу. Поле третьего удара этим самым «кулаком» преграда дрогнула, и еще немного откатились назад, позволив мне переступить порог, а затем сама нанесла мне мощный и сокрушающий удар.

Сначала я сам не понял, что же произошло, тяжелая и липкая обволакивающая тяжесть неожиданно исчезла, а мне стало до удивления легко. Я резко обернулся, и успел проследить «глазами» за медленным «планированием» собственного тела, выброшенного прочь из дома.

Как это? Это я опять, что ли, из собственного организма вылетел? Только теперь уже не по собственной воле. Туман набросился на мой опустевший «костюмчик», обступил, навалился, пытаясь, видимо, совсем в кровавую кашу размазать. Но я сейчас этого давления вообще не ощущал.

Хотя, по всем прикидкам, должно быть, как раз наоборот. Должно же моё «духовное тело» как-то ощущать магический прессинг этого урода? Но, как бы там ни было, своего я добился — в дом попал. Правда, частично — тело-то моё снаружи осталось. Но я, не раздумывая об этом, кинулся на выручку мои хозяйкам, готовым вот-вот в прямом смысле слова, «взорваться» и отнюдь, не матюками, а горячими автоматными очередями.

В том состоянии, в котором я находился — бесплотного духа, мне прекрасно были видны их полыхающие ненавистью ауры. Мозги Акулинки и Глафиры Митрофановны, были словно пронизаны тончайшими энергетическими ниточками, тянущимися из кровавого колдовского тумана, сгущающегося в центре горницы.

Не знаю, на самом ли деле всё так и выглядит, или это моё сознание в таком вот образе интерпретирует действие вражеского колдунства. Не важно! Главное, что я понял, нужно срочно оборвать эти «нити»! Каким угодно способом, иначе, всё кончится очень и очень плохо. Либо они женщины сойдут с ума, либо укокошат друга, щедро нашпиговав свинцом.

Недолго думая (на самом деле все мои размышления не занимали и доли секунды), я зачерпнул те остатки сил, которые еще оставались в моём резерве (связь с ним, из-за «потери» тела я окончательно не утратил), я влетел своим… своим… (хрен его знает, из чего я сейчас состою) в самое переплетение черно-красных нитей, стараясь по возможности их зацепить.

Не зная, что делать, я представлял, как режу их ножом, рублю топором и хреначу бензопилой, щедро заливая свои «фантазии» магией. И к моей нечаянной радости, всё у меня прекрасно получилось! Мне даже чудился какой-то противный хруст или скрежет в тот момент, когда они обрывались.

Как только последняя энергетическая нить, окопавшаяся в голове Акулины была обрублена, девушка без сознания рухнула на пол, сильно ударившись головой о широкий подоконник. Я набросил на неё силовую броню, уже опробованную на своём собственном теле, чтобы не дать проклятию вновь её «поработить».

Больше мне помочь Акулинке было нечем. Надеюсь, что с ней всё будет в порядке. Метнувшиеся «щупальца» тумана вновь попытались прорваться ей в голову, но не тут-то было! Моя защита отлично работала! К тому же, силовая броня скрыла от моих «глаз» под непроницаемым черным покровом соблазнительную фигурку девушки, пребывающую то̀плесс. Даже в такой сложный момент (да еще и вне тела) я, нет-нет, да и отвлекался на её прелести.

— Ну, и чего разлеглась, словно барыня? — недовольно рыкнула Глафира Митрофановна, и теперь уже её крепкие и оголенные груди мерно качнулись из стороны в сторону.

Грёбаный аппарат! Ну и когда всё это закончится? Ведь я уже и вне тела, и нет у моей духовной сущности никаких гормонов, чтобы в голову шибать! Да и головы, собственно никакой и нет, как и остальных «органов»! Ничего нет, а желание есть! Ну, и как мне со всем этим бороться?

Но для начала нужно было освободить и мамашку от вражеской волшбы, а потом уже и разбираться в своих собственных чувствах, влечениях и остальной «сопутки». По уже отработанной схеме я оборвал все вредоносные нити, окутал рухнувшее тело «тёщеньки» силовой броней и, наконец-то, занялся самим «проклятием», или что там гребаный нацик на этот раз замутил?

На мгновение я почувствовал, как сквозь кровавую взвесь «тумана» на меня взглянул кто-то с «той стороны». Похоже, что мерзкая волшба, так сильно отдающая сотнями, а то и тысячами замученных жертв, творится как раз в этот момент!

Желание поквитаться стало настолько сильным, что я ощутил, как с хрустом сжались мои кулаки и скрипнули зубы. Я и не заметил, как вновь оказался в собственном теле, выстоявшем в схватке с «туманом» и без моего непосредственного участия. Вскочив на ноги, я буквально разорвал в клочья выстроенную колдуном стену, даже этого и не заметив.

Добежав до кровавого сгустка, продолжающего висеть в центре горницы и, без всякого успеха пытающегося вскрыть защиту моих девчонок, я зарядил в самый его центр ментальное послание, сдобрив его всей оставшейся у меня силой, собранной в настоящий пробивной таран:

«Я тебя найду, кровавый упырь! Где бы ты ни был — я тебя достану и сожру твою чёрную душу! Твою и твоих хозяев! Лучше сразу пустите пулю себе в лоб! Когда я приду, живые позавидуют мертвым!»

Колдун за кровавым сгустком дрогнул, замешкавшись буквально на мгновение, а затем придавил меня такой мощью, до которой я, наверное, еще долго буду расти. Я ощущал собранные в этом «мареве смерти» тысячи и тысячи «искр», с помощью которых и было достигнуто такое могущество.

Но на этот раз лешего «под боком» у меня не было, чтобы дать мне хотя бы секундную передышку. Хотя, чем бы она мне помогла? Мой резерв пуст, а чертов утырок всё давил и давил, не давая даже вздохнуть. Видимо, моё гневное послание сыграло злую шутку и чёртов колдун тоже решил поставить всё на кон. И, похоже, я в этот раз откровенно сглупил — наши силы были несопоставимы…

«Лоф-фи, тоф-фариш-ш Ш-шума!» — раздался в моей голове шепелявый голос злыдня, и в мой резерв хлынул довольно мощный поток энергии.

Я даже не ожидал, что он окажется настолько мощным, а Литхорук — настолько щедрым. И когда он такую прорву магии-то накопить умудрился? Неужели всё это «богатство» на одной лишь «кровавой дрисне» поднял?

Хотя, нет,– он же еще целую роту «охотников» уработал, с которой мне тоже не слабо перепало. Правда, не магией, а чином — мой резерв к тому времени был полон под завязку. Мне только что оставалось подивиться величине его резерва, но и на это времени не было.

«Ф-фс-сё… — услышал я слабый отголосок мыслей моего одноглазого товарища. — Пус-ст Лих-хорук. Соф-фсем пус-ст… Еш-ше немнох-хо и конес-с с-слыдню…»

«Спасибо, дружище! Помирать команды не было! Держись!»

Вкинув изрядную долю магии в своё тело, я ощутил, как подрагивающие ноги окрепли, а я смог вдохнуть пьянящий воздух полной грудью. Из остатков энергии, которую мне перекинул Лихорук, я сформировал в своей руке настоящий «богатырский меч», только сочащийся натуральным мраком, которым и рубанул наотмашь кровавый сгусток тумана.

За его пеленой раздался крик боли, а меч в моей руке просто испарился без остатка — теперь и я был начисто опустошен. Не осталось совершенно никаких сил: ни магических, ни физических, ни моральных. Колени вновь подогнулись, а руки задрожали, как у лишенного опохмела алкаша.

Не имея больше сил удерживать в вертикальном положении свое тело, враз отяжелевшее, ставшее абсолютно неуправляемым и вялым, я рухнул на пол как раз меж моих спасённых красоток. И прежде чем отрубиться, я успел увидеть, как колдовской туман сыпанул в разные стороны яркими рубиновыми брызгами…

— И что на это раз приключилось? — выдернул меня из забытья такой знакомый и родной голос любимой «тёщеньки». — Только не говорите мне, что опять никто ничего не помнит!

Открыв глаза, я успел заметить, как Глафира Митрофановна, с удивлением озираясь по сторонам, запахивает разорванную на груди кофточку, пряча под ней обе свои «прелести». На которые я, если честно признаться, так бы смотрел и смотрел.

Акулина тоже ошарашенно прижимала к груди своё ситцевое платье, сброшенное вчера под действием проклятия чертового упыря. Так что насладиться красотами изумительных женских тел, прекрасных каждое по-своему, мне так и не удалось. Кстати, магической силовой брони ни на ком из них уже не было.

Хех, а ведь мы опять проснулись все вместе, пусть и не настолько в неглиже, как в первый раз, но всё-таки… Пока мои девчата одевались и приводили себя в какой-никакой порядок, я продолжал неподвижно лежать на полу, наблюдая за ними из-под прищуренных век. Но я валялся не просто так — чудовищная слабость во всем теле не давала мне подняться на ноги. Я чувствовал себя, как выброшенная на берег медуза, растекшаяся по деревянным половицам избы.

— Мама, что здесь произошло? — воскликнула девушка, быстро натянув платье через голову, только мелькнули светлые кружевные панталончики и стройные бедра.

Она нервно толкнула ногой россыпь стреляных автоматных гильз, щедро рассыпанных по всей избе, а особенно возле раскрытого окна.

— Понятно… — глухо отозвалась Глафира Митрофановна, поднимаясь на ноги, придерживая руками все время пытающиеся разъехаться края разорванной кофты. — Ты тоже ничего не помнишь, — она не спрашивала дочку, а лишь констатировала факты.

— Ничего! — Ожидаемо кивнула Акулина, выглядывая в распахнутое окно. — Кто это всё натворил? — вновь задала она матери вопрос, ответа на который у Глафиры не было. А при виде во дворе расстрелянной в щепки бочки, она и вовсе впала в небольшую прострацию.

— По всей видимости, это всё мы и натворили…- Глафира Митрофановна недовольно оглядела погром в избе: перевернутую мебель, битую посуду и валяющееся на полу оружие, за которым и наклонилась.

— А почему мы опять голые проснулись? — перебила её Акулина, взглянув на вывалившуюся грудь матери, в очередной раз порадовавшую меня своим видом.

А затем она остановилась на моём, уже абсолютно обнаженном теле, и поспешно отвернулась.

— Ну, мы на этот раз не совсем голые… Только он… — ворчливо произнесла мамаша, скрываясь в своем огороженном углу. Через мгновение она появилась уже в другой кофточке, застегнутой под горло на все пуговицы. — Я же говорила тебе, поведешься с ведьмаком — вся жизнь станет с ног на голову. А мы тут действительно, словно отбивались от целой армии фрицев.

— Так и было… — Я решил, что мне тоже пора «просыпаться», и со стоном уселся на полу, кое-как прикрыв срам руками.

Да уж, погром мы действительно устроили знатный. Я как-то вчера и не заметил, как разнес весь этот нехитрый «интерьер» с посудой заодно. Из избы до сих пор не выветрился кислый пороховой запах — патронов мои девчонки вчера спали изрядно. Хорошо, что хоть сами живы остались.

— Что было-то, Рома? — кинулась ко мне девушка. — Ой! То есть, что было, товарищ Чума? — быстро поправилась она, ухватив меня под руку и помогая подняться на ноги. При этом она старалась смотреть куда-то в сторону, чтобы ненароком не встретиться с моими причиндалами.

Меня действительно штормило, что я без помощи не мог и шагу ступить. Странно как-то влияет магическое истощение на мой организм. «Физика»-то тут причём? Я покачнулся и едва вновь не завалился на пол, утащив легкую Акулинку за собой.

Благо, меня вовремя подхватила под руку «тёщенька» с другой стороны. Вдвоем они наскоро доволокли меня до кровати, куда я и был водружён со всей возможной осторожностью. Слегка переведя дух, я, ничего не скрывая (давно уже зарекся женщин обманывать, пусть жесткая — но правда), в подробностях поведал о случившемся.

— А мы и погибнуть могли? — ахнула девушка.

— Ты же слышала, — горько усмехнулась Глафира Митрофановна, — запросто! Перестреляли бы друг друга не за хрен собачий! — забывшись, жестко припечатала она.

— Мама? — Акулина с удивлением подняла глаза. Видимо, раньше мать её «не баловала» крепким словцом. А сейчас, на нервах, забылась — вот годы отсидки из неё и полезли. Зону и лагеря просто так из себя не вытравить.

— Эх, слышали бы вы свои вчерашние «дебаты»! — Я откровенно, но абсолютно беззлобно, потешался над ничего не понимающими женщинами. — У самого прожженного прапорщика-матершинника уши бы в трубочку свернулись!

— Что, и я тоже матом ругалась? — не поверила мне Акулина.

— Еще как! — смеясь, заверил я её. — Было бы у меня побольше времени, я бы эти многоэтажные выражения в тетрадку записал, чтобы не забыть! Это просто вершина матершинного мастерства!

— Ну тебя! — Слегка надула губы Акулина, шуточно стукнув меня кулаком. — Дурак какой-то!

— Всё-всё! Не буду! — Я выставил перед собой руки. — Только не бей! Меня вот что беспокоит, Глафира Митрофановна, — задал я мамаше мучающий меня вопрос, — почему этот колдун напал именно на вас? Ведь, если подумать, ему нужен был только я?

— Похоже, что у него какая-то «вещь», — немного поразмышляв, озвучила мамаша мои догадки, — принадлежащая нам одновременно… Скорее всего, это «рука славы» — ты ведь её где-то обронил при ранении. А немцы нашли. Первый раз вражеский колдун взял именно твой «след». А вот на второй, после учиненной им волшбы, твоих «эманаций» на артефакте не осталось, — рассуждала Глафира Митрофановна словно заправская ведьма, — слишком мимолетным был контакт. — Но имея подобный артефакт, можно попробовать наслать проклятие на его изготовителя, либо на весь его род. Похоже, что немецкий колдун пошел именно этим путем.

Недаром же я сделал ставку на её знания, все-таки она очень плотно работала со своей матерью, и много у неё переняла. Вот бы кому дар по праву должен был достаться, но ей не повезло — задаток перешел к её дочери, которую колдовской промысел тяготил после этого всю жизнь. И от которого она избавилась довольно хитрым способом, полностью изменив свою прошлое и свою судьбу.