Трагикомедия в пяти актах

25. Чудненько

Илайя сидела в кресле пилота и любовалась на голубую светящуюся сферу. Если её коснуться — корабль придёт в движение, будет слушаться каждого касания, как объезженная лошадка из книжки про ящериц, которую Илайя читала в детстве.

Но касаться было не обязательно, можно было просто смотреть на сферу, потому что она — красивая. Завораживает.

— Крейз, Крейз, Крейз, — бормотала Сиби, закрыв глаза. — Какая чушь, как я могу забыть этого… этого…

Вдруг её глаза распахнулись, она рывком бросила своё тело вперёд, как будто хотела прыгнуть через обзорный экран в космос, но в последний момент сдержалась.

— Я не помню его лица, — сказала она. — Не помню, как он выглядел!

Илайя поёжилась. Ей не нравилось то, как волнуется Сиби. Она волновалась очень… громко. Казалось, что от её беспокойства начинают волноваться эти жёлтые ленты с чёрными точками, из которых создано всё сущее. Лабиринт из лент с чёрными точками.

— У него тёмные волосы, — сказала Илайя. — И добрые глаза. Он всю жизнь заставлял себя учиться быть злым, отвечать ударом на удар, но на самом деле он — добрый, поэтому ему очень часто больно.

Сиби повернулась к Илайе и молча слушала.

— Он хочет, чтобы все были хотя бы не несчастны, хочет изгнать несчастье совсем, но это невозможно, и он сам несчастен. Алеф единственная может объяснить ему, что надо быть счастливым самому, что это главное. Без неё он погибнет. И у него красивое лицо.

— Ты не забыла? — шёпотом спросила Сиби.

Илайя помешкала с ответом. Ей было странно слышать вопрос. Как можно кого-то забыть? Как будто речь в принципе идёт о какой-то личной памяти. Ну и что с того, что человека нет рядом физически? Вот же он, только руку протяни. Надо просто понимать, куда именно тянуться.

Илайя понимала. Её такой сделал Крейз.

— Монохромная! — Голос Сиби обрёл уверенность. — Меня дьявольски пугает то, что с моей башкой происходит какая-то неконтролируемая хрень. Неконтролируемая мной, я имею в виду. Если ты знаешь, как этого избежать…

— Твоя голова работает не так, как моя, — перебила Илайя. — Ты нормальная. Я — неправильная. Я не умею научить, как видеть иначе. И перестать не могу.

— Давай ты хотя бы не будешь себя так обзывать.

— Как? — Илайя посмотрела на Сиби.

— «Неправильная». Ты такая, какая есть. Если кого-то это не устраивает — пусть поцелует тебя в задницу.

Илайя обдумала услышанное и с серьёзным видом заявила:

— Я не хочу, чтобы меня целовали в задницу. Фу!

— А вот вопрос желания тут — десятый, — возразила Сиби. — Есть такое слово: «надо», понимаешь?

— Нет, — мотнула головой Илайя и вернулась к созерцанию сферы.

Она заёрзала в кресле, стараясь устроиться так, чтобы не оставить невидимым недоброжелателям даже микроскопического пространства для поцелуев.

— Приём! — раздался из динамиков голос Райми. — Кто-нибудь, кроме нас, следит за уровнем кислорода? Если верить показаниям, то лично мы с Сайко откинем копыта примерно через час. В данный момент мы обсуждаем, что лучше: сидеть в позе лотоса и практиковать замедление дыхания до самого конца, или раздеться и потратить последние крохи воздуха с удовольствием.

— Сдохнуть в космосе — не самый плохой вариант, — сказал голос Гайто. — В этом есть что-то романтичное. Мне нравится идея Райми.

— Эй, это моя идея! — вмешался Сайко. — Она просто повторяет мои слова, как кукла чревовещателя.

— Пошёл ты! — засмеялась Райми.

— Сорри, народ, не смогу присоединиться, — вздохнула Сиби. — У меня тут недотрога, которая содрогается от одной мысли, что её можно поцеловать куда-то ниже губ. Так что мы, наверное, проживём дольше вас всех, без обид. Не выключайте микрофоны, я буду мысленно с вами.

— Дольше всех проживёт Алеф, — возразила Лин. — Она вообще одна… Почему она одна?

Тишина в эфире. Илайя скривилась. Бедные… Как им сейчас мучительно больно.

— Алеф? — Снова Лин. — Почему ты одна?

— Потому что Крейз ушёл, — произнёс голос Алеф.

— Кто? — Это Гайто.

— Крейз.

— Кто такой Крейз? — Райми.

— А почему вас всех так удивило, что я одна?

Пауза. Потом Сайко:

— Только у меня сейчас заболела голова?

— Плюс один, — поморщилась Сиби. — Что за хрень?

Алеф:

— Мне это не нравится. Я не собираюсь просто так сидеть и слушать, как вы все не можете его вспомнить!

Гайто:

— Кого — его?

Алеф:

— Крейза! Я убить его готова за эту отвратительную манеру: постоянно меня спасать за мой же счёт!

— О ком ты говоришь, белянка? — Лин.

— Не смей меня так называть, сучка крашеная! — взвизгнула Алеф, и эфир заполнили звуки её рыданий.

Лин:

— Господи, да что это с ней?

И тогда Илайя решила вмешаться. Ей не нравилось, что Алеф — плачет. Алеф тоже была доброй и хорошей, заботилась о ней прямо как Крейз. Она не заслуживала плакать так, чтобы никто не понимал, почему.

Илайя:

— Ей больно оттого, что Крейз ушёл без неё. Ей страшно оттого, что вы не помните Крейза. Ей одиноко и грустно, и хочется быть вместе с Крейзом. Как и мне.

Сиби, прищурившись, посмотрела на Илайю:

— Ты о ком, монохромная?

Но ещё прежде, чем её вопрос дозвучал до конца, его оборвал, перебил, подмял под себя другой вопрос, громкий и судорожный.

Алеф:

— Илайя, ты помнишь Крейза?!

— Я его вижу! — не выдержала, наконец, Илайя. — Как можно забыть того, кого видишь?

— Видишь? Где ты его видишь? — не отставала Алеф.

— Он очень глубоко. Там очень опасно. Нет правил и законов. Смерть идёт и хаос окружает.

Алеф:

— Как он туда попал?! Нет, к чёрту… Как можно туда попасть мне?

Илайя заколебалась. Ей не хотелось попадать туда, и не хотелось, чтобы попала туда Алеф. Именно потому что там смерть идёт и хаос окружает. Именно потому, что Крейз открыл дверь, которую не следовало открывать, и для него время перестало быть прямой линией. Время свилось в кружева, чего правильный ум не в состоянии постигнуть, от чего правильный ум разрушается.

Но если Крейз останется там один — он погибнет. Это точно, Илайя видит.

И если туда отправится Алеф — она тоже погибнет. Даже быстрее Крейза.

Единственный шанс выжить всем — всем туда и пойти. Тогда лабиринт жёлтых полос с чёрными точками будут сулить возможность вернуться. Всем, даже Крейзу. Но ей, Илайе, будет больно. Больнее всех.

Она скривилась и потёрла пальцами горло, шею.

— Гайто! — позвала она. — Мне не будет больно, правда.

— Чего? — удивился Гайто. — Я не собираюсь ничего с тобой делать.

— Будешь делать. Потом. Делай! Так нужно. — Пауза. — Подключайтесь на меня через тридцать семь секунд. Мне нужно выбить из колеи хоть кого-то, чтобы мы все смогли соскользнуть.

Илайя встала с кресла и быстро расстегнула куртку, сбросила её на своё кресло. Скинула ботинки, брюки отправились сверху на куртку. Потянула вверх обтяжку…

— Монохромная, ты чего творишь? — вытаращила глаза Сиби.

Её на середине перебил Сайко:

— Так, секунду! Одну секунду из тех тридцати семи, пожалуйста! Я правильно понимаю, что нас опять собираются втравить в какое-то страшное говно, где мы можем погибнуть, и всё ради чего? Ради какого-то Крейза, которого я даже не знаю?!

— Сайко дело говорит, — поддакнул Гайто. — Во имя чего?

— Во имя меня, — огрызнулась Алеф. — Мы — пятёрка!

— Ты не командир, — возразила Лин.

— А кто командир, ты знаешь?

Тишина.

Илайя, набрав воздуху в грудь, решительно спустила обтягивающее «трико» под взглядом широко раскрытых глаз Сиби.

— Чёрт… — пробормотала Лин. — Я была командиром…

— Тысячу лет назад! — оборвала её Алеф. — Крейз был нашим командиром, он привёл нас сюда!

И тут в ошеломлённое молчание вмешалась Райми:

— Ребята, я за вас очень рада, но мы-то тут с какого боку? Я и Сиби…

Наверное, она хотела сказать, что они вообще случайно оказались здесь. Или ещё что-нибудь в этом духе. Не успела, потому что тридцать семь секунд закончились, и Илайя уселась на Сиби. Обхватила её лицо ладонями и поцеловала в губы.

Целоваться по-настоящему ей ещё не приходилось, и Илайя следовала интуиции. Интуиция же её не обманывала никогда.

«Щёлк!» — подумала она.

Алеф выступила инициатором. К ней немедленно подсоединились Сайко, Гайто и Лин. Райми дёрнуло следом, и это стало для неё неожиданностью. Она потянулась к замешкавшейся Сиби. Но разум Сиби оказался выбит далеко за пределы нужного контура, и Райми провалилась вниз, вслед за ней, за той, кому доверяла. Алеф прыгнула следом, и за ней понеслись остальные.

— Чудненько! — сказала Илайя, оторвавшись от Сиби. — Чуд-нень-…

Договорить не получилось. Ведь она летела первой. Она — Сёрчер, она показывала путь. Туда, где звучал голос Крейза, туда, где мерцал огонёк Крейза в кромешной тьме.

Там время завилось в кружева, а пространство ему не уступает. Кто-то из нас должен развязать главный узел. Не знаю, как, но кто-то должен его развязать! Один правильный поступок, а все остальные — смерть. Я приведу нас всех туда, но там уже не сумею помочь. Там нет жёлтых ленточек с чёрными пятнышками, там нет вообще ничего, там есть лишь Кет, лишь тьма, лишь хаос…

Лента вынесла их в Место Силы. Туда же, где они были перед тем, как вернуться в космос, и здесь они увидели прошлое, мёртвое, отжившее. Они увидели, как Крейз растворяется во тьме, и по всем им пробежала волна узнавания. С болью вернулась память. Кто-то кричал, кажется, Сайко. Лин чуть не упала в обморок, если бы её не подхватил Гайто…

Вокруг кипела битва без звука. Лишь стук крови в ушах, и под эти частые гулкие удары порхает моргенштерн, разнося вдребезги черепа чудовищ. Хирург что-то кричит, видя их, кричит так отчаянно, что вены вздуваются у него на шее.

Но не сейчас. Нет. Твоя битва здесь, Хирург, наша — дальше, гораздо дальше.

Вплывает в круг анфал. Он поможет. Собравшуюся, спохватившуюся Сиби выбьет вновь, а заодно и всех остальных. Хороший, полезный анфал!

Мерцание, вспышки, скольжение вниз, вниз, вни…

— Твою мать, — ошарашенно сказал Айк, глядя на спроектированный на пульт в креационной экран радара. — Твою грёбаную мать!

Только что с радара исчезли четыре точки. Четыре «Последних вздоха» перестали существовать так же внезапно, как и появились.