Тридевять земель

День 27 Землянин

Артём, просыхая — в буквальном смысле — в буфете Арены — листал свою тетрадь-дневник.

Стало понятнее насчёт денег. Здесь, похоже, воплощена мечта тех, кто искренне считал, что строит коммунизм там, на далёкой во времени и пространстве Земле, в начале двадцатого века. Все эти зарплаты и вознаграждения человеку — мера его социальной значимости. Чем больше пользы приносишь людям — тем больше граций получаешь. При этом они постепенно списываются, так что копить без счёта не получится; кроме того, нет возможности их завещать — так что жить в лености на заработанное богатым родственником не так уж просто. Конечно, есть обходные пути — уговорить родственника перечислить тебе сумму, но действует и второй, простите за каламбур, конец палки: за социально недостойные поступки деньги списываются.

Вот так. Приносишь пользу и помогаешь окружающим — можешь пользоваться тем, что в репликаторах не получишь, предметами роскоши. Ленишься или иным образом ведёшь себя асоциально — останешься ни с чем.

Смертной казни нет, но есть каменоломни — по сути своей, тюрьмы. Туда попадают за особо тяжкие преступления. Выглядит это, как тюрьма из «Бегущего человека» — попытаешься покинуть охраняемый периметр, будешь убит. Даже если сумеешь снять маркер и бежать на волю — терминатор, во время очередного рейда, засечёт человека в диких землях, и отправит сигнал. Собственно, так охолов и ловят. Ну и, конечно, если оказываешь вооружённое сопротивление, силы охраны порядка имеют право стрелять на поражение без предупреждения. Сурово, но эффективно.

— О чём задумались? — Возмутительно, но Миранда выглядит совершенно бодрой. Впрочем, сама она с Артёмом в учебных боях не встречалась, только тот самый младший тренер, но и без дела не сидела — занималась со своими подопечными. По словам Миранды, уже нет времени работать на Арене полный день, но своих подопечных она не бросит, пока не завершит их программу обучения — будет заниматься.

— О разном.

— Всё ещё считаете себя пришельцем с Земли, из прошлого? — Наконец-то хоть кто-то сказал это прямым текстом, подумал Артём. — А вы знаете, что Марина однажды сказала мне так же?

Ледяной ручеёк по спине.

— С этого места можно подробнее?

— Минутку. — Миранда сходила и взяла ещё два стакана с коктейлями. — Пейте. Вы много сил потратили, пейте. Давайте я позже расскажу, когда в парк выйдем.

Парк вокруг Арены особенно красив. Здесь растут старейшие на планете деревья — например, дуб Цезаря, посаженный в первый год новой эры. Всё пережил — двести с лишним атак нечисти на вновь основанный Рим, прохождения торнадо и землетрясения.

Именно под этот дуб они и пришли.

— Марина не просила меня не рассказывать об этом. — Миранда присела на скамейку, кольцо которых окружает дуб. — Это было в ту ночь, когда мы спаслись на плоту. Мы не знали, что корабль не погиб целиком, что он смог восстановиться и много людей уцелело — кроме наших с ней родителей. Мы вообще думали, что остались одни в мире. Ночью ей стало плохо. Потеряла сознание, лежала с открытыми глазами — знаете, как стёклышки, ничего живого. И Луна, она полная была, и ни ветерка. Я тормошила Марину, помню, полночи плакала над ней. Показалось, что её сердце не бьётся. А потом она села, и прямо как вы вчера — начала говорить на странном языке. И меня не узнала. То есть, не сразу узнала. Мне показалось, она другой стала в тот момент. Другим человеком. Нам с ней по шесть лет было, я так обрадовалась, что она очнулась, что не стала потом никому рассказывать.

— Потом вы ей рассказывали?

— Несколько раз. Она очень удивилась — говорила, что не помнит ничего такого. Говорила, что ей часто снится красивое место, с деревьями, с большим домами вокруг, и что кто-то склоняется над ней. Кто-то с неприятным лицом, словно чудище. И она всегда просыпается в этот момент.

Артём прикрыл глаза. То, что самому примерещилось там, на поляне с волками — ночь, парк возле их офисного здания, дорожки и кусты. Судя по тому, что видел он небо — лежал на спине. И кто-то нагнулся и спросил, «Вы спите»? Голос, помнится, показался неприятным.

— «Вы спите»? — произнёс Артём. Миранда вздрогнула.

— Повторите, — попросила она. Артём повторил, и Миранда вновь вздрогнула, поднесла ладонь ко рту.

— Слушайте, мне страшно, — помотала она головой. — Вы что, сговорились? Именно это она сказала тогда на плоту. Но такого не может быть! Это было двадцать лет назад!

— И вы всё запомнили?

— Я так тогда испугалась, а потом так обрадовалась, что запомнила на всю жизнь.

— Думаете, стоит Марину расспросить?

— Ни в коем случае. Доктор Ливси сказал, что у неё серьёзная психологическая травма. Наверное, из-за того, что была неграмотной, и постоянно боялась, что всем станет известно. Убила бы того, кто дал ей тогда сломанный переводчик! Ортем. — Миранда взяла его за руку. — Пусть всё залечится. Пусть сама об этом заговорит, если захочет, хорошо?

Артём кивнул.

— Договорились. Что дальше в моей программе на сегодня?

— Ваш медицинский обед. Только попробуйте не съесть весь шпинат! Потом — вы хотели съездить к доктору Ливси, отдать ему те капельки. Мерзость какая! — Миранда содрогнулась. — Знаете, словно живая на ощупь. Нам когда учебные материалы по нечисти показывали, про её клетки, очень похоже было — бывает «ртуть», такие живые капельки, знаете, если заползут к вам в обувь или ещё куда, и вам вовремя не помогут — всё, конец. В течение суток станете биомассой. Ой, простите, что аппетит порчу!

Доктор Ливси озадаченно посмотрел на «капельки» в микроскоп, прошёлся разными сканерами.

— Ничего не понимаю, — сообщил он. — Вы в курсе, что такое биомасса? Так вот, она состоит из белкового вещества, протоплазмы, в которой всегда есть контроллеры, такие специальные клетки — они управляют поведением биомассы, созданием произвольных тканей нечисти. Я могу ошибаться, но в этой массе есть аналогичная протоплазма. Но ни одного контроллера — просто питательный, простите, бульон и частично растворённый пластик, остатки переводчика. Никогда такого не видел. Возьму-ка я у вас кровь на анализ…

— Доктор, я ошибаюсь, или вам нравится брать от меня кусочки и исследовать?

Доктор широко улыбнулся, поправил пенсне.

— Разумеется, нравится. Вы все уникальны, друг мой. У каждого есть нечто настолько необычное, что диву даёшься. Например, если кровь Виктора Маккензи попадает на сплавы с высоким содержанием железа, то в месте контакта металл в течение нескольких минут растворяется — получается нечто подобное такой вот капельке. У каждого дросселя свои причуды в физиологии.

— Но вы исследуете лично меня, верно? То есть за каждым дросселем закреплён врач, который его изучает.

— Верно. — Доктор склонился над микроскопом. То есть тем, что он называет микроскопом — похоже на два установленных параллельно стеклянных прямоугольника. На один кладётся препарат, на втором виден он же в увеличении. Чрезвычайно удобно! — И я рад, что смог добиться назначения к вам. Вы уж простите за неудобства со сдачей генетического материала. Я, видите ли, прагматик и циник. Что угодно может случиться и с вами, и со мной, в любой момент.

— Понял, доктор, можете не продолжать. Я так понимаю, это не в последний раз.

— Верно понимаете. А кому сейчас легко?

— Скажите, доктор. — Артём остановился у дверей. — Какой язык для вас родной? На каком вы говорите сейчас?

— На английском. Мне очень понравился тот сонет, что вы исполнили — от всего сердца говорю. Может, зайдёте как-нибудь, что-нибудь ещё исполните? Аудиторию я обеспечу.

— С удовольствием, сэр. Здравствуйте!

— Госпожа Красс! — Доктор всплеснул руками. — Вы пришли жестоко мне отомстить, я помню.

— Да нет, доктор, живите, что уж. Ради всех стараетесь. Я хочу быть его ассистенткой на… на процедуре. Можно?

Доктор и глазом не моргнул.

— Туда допускаются только люди с медицинским образованием.

Миранда села на стул перед ним.

— Доктор, вы же были в зале совещаний там, на Корино. Да и так всё обо мне знаете, верно? Я — медсестра, лейтенант запаса. Участвовала в четырёх военных операциях. Какие у вас ещё есть отговорки?

— Сдаюсь. — Доктор поднял руки. — Не злитесь, пожалуйста. Хорошо, закрепляю вас за сэром Ортемом, будете ассистировать во всех таких мероприятиях. Вас это устроит?

— Более чем. А можно сдавать материал, простите, естественным путём?

Доктор отодвинул микроскоп, и уставился на Миранду поверх пенсне.

— Материал мы замораживаем, важно сделать это в первые четыре минуты. В условиях строгой стерильности. Как вы это себе представляете? Поставить криомашину под кровать, и держать наготове пару ассистентов?

— Всё, доктор, сдаюсь. — Миранда подняла руки. — Глупая была идея. Можете сказать, что я не тем местом думаю, не обижусь.

— Не скажу. — Доктор поправил пенсне. — Явитесь сюда завтра в семь утра — я проведу инструктаж. Если вдруг испортим материал, придётся повторять — когда сэр Ортем вернётся из следующего похода. Ни вам, ни ему подготовка к процедуре особой радости не приносит, так что давайте постараемся, хорошо?

— Вы прелесть, доктор. — Миранда встала, и поцеловала его в макушку. — Буду в семь. Здравствуйте!

— О чём вы с ним говорили? — полюбопытствовал Артём, дожидавшийся Миранду у входа в военный городок.

— О жизни, о смерти, о любви. Я о другом никогда и не говорю.

— Понял, отстал. Что у нас дальше в программе?

— Изучение языков. Попробуем взяться за ложбан. Я, если честно, на нём редко говорю. Готовы?

…Ещё через полтора часа Артём, читал книгу на ложбане, и точно так же поражался, как конструкции языка сами собой обращаются в смысл. Вроде раньше никогда не думал, пока знал единственный язык, знакомый с детства. А сейчас попробовал понять — и не ощутил, как строй странно звучащих слогов обращается в чёткий, совершенно ясный смысл.

— Я уже столько раз говорила, что вы колдун, — покачала головой Миранда, — но опять хочется сказать. Как это у вас выходит? На вашей планете все такие умные и способные?

Была не была, подумал Артём.

— Даже не знаю, Миранда. Я уверен, что «другая планета» — это Земля, начало двадцать первого века.

Миранда долго смотрела на него, потом медленно закрыла учебник ложбана.

— Впервые не знаю, что сказать, — призналась она. — «Так не бывает» я и так говорила слишком часто. Как это могло случиться? Почему вы так уверены?

— Потому что в деталях помню, как я жил там, в том мире, кем был, где работал.

Глаза Миранды загорелись.

— Так вы знаете про Землю?! Про её древние века? Расскажите! Ну пожалуйста!

Артём улыбнулся.

— С чего начать? Может, вы лучше будете вопросы задавать? Я там тридцать лет почти жил.

Миранда задумалась.

— Единственный человек, который взаправду знает Землю, — проговорила она медленно. — В голове не укладывается. Теперь понятно, почему вам всё казалось ненастоящим. Ортем, мы не знаем, какой сейчас год на Земле. Глупо, конечно, но как-то потеряли счёт времени. Но я читала, что летать в дальний космос люди научились в конце двадцать третьего века. Или двадцать четвёртого. Сколько сюда летели — тоже никто не знает. Одни учёные говорят, что лет за сто долетели, другие — что меньше, чем за час. Потом полтора столетия Айур обустраивали, я видела старые фото — обязательно посмотрите, какая тут красота была! И ещё семьсот тридцать лет потом. Если я считать не разучилась, сейчас тридцать третий век как минимум. А у вас двадцать первый, да? Как такое возможно — переместиться за двенадцать веков? Что с вами случилось там?

— Сам не знаю. — Артём развёл руками. — Если честно, первые две недели больше всего хотелось проснуться — там, у себя.

— А теперь? — Миранда взяла его за руки. — Не отвечайте. Я уже вижу ответ. Теперь у вас есть мы. И все люди здесь. Я слышала рассказы, что там было под Лиссабоном. Говорили, вы там один с четырьмя охолами справились, да ещё роту свою спасли, и Виктора. Если бы не верили, что всё это настоящее, вы бы так не поступили. Я так думаю.

Артём усмехнулся.

— Верю, что смущаетесь. — Миранда подсела поближе. — Не буду пока допытывать, хотя ужасно хочется знать про Землю. Может, вы мне что-нибудь расскажете, а я попробую написать?

— Как написать?

— Картину. Я часто пишу картины по рассказам, по стихотворениям, по чему угодно. Многим нравится. Может, это поможет вам что-нибудь припомнить, или понять. Хотите?

Артём кивнул, подумав. Да. а почему бы и нет? Интересно, что Миранда напишет по рассказу.

— Хорошая мысль. Когда начнём?

Миранда поднялась из-за стола.

— Прямо сейчас. Лучшее время для любого важного дела, да?

Миранда постучала кончиками пальцев по крышке стола.

— Всё ясно, Ортем. Очень интересно, я сейчас же начну. А вы пока не стойте за спиной, ладно? Это Марине никто не мешает, а я должна быть одна, когда пишу. Меня жутко бесит, когда смотрят, даже молча.

— Понял, не буду мешать процессу. — Самое время ознакомиться с теми отчётами, о которых говорит Марина.

Марина сидела в своей студии — но не за картиной — похоже, составляет те самые отчёты. Увидев Артёма, она бросилась к нему. И всякий раз так приятно прижимать её к себе и ощущать сердцебиение…

— Уже почти готово, — пояснила она. — Ещё пять минут, и я покажу.

Артём кивнул, и направился в свой кабинет. Пыли здесь почти не бывает: умная техника удаляет её, на предметах оседает совсем немного. Закрыв дверь, он взял флютню, и та отозвалась приятным аккордом. А что? Можно и, так сказать, порепетировать. Как раз настроение — подумать. Послезавтра снова поход, по словам сэра Джеймса — рутинный, обычный обход границ, доставка техники и специалистов. Каждый год человек забирает себе пространство на поверхности планеты, обеззараживает пустоши, расселяет растения и животных — теперь все они стойки к клеткам нечисти, контакт с «пожирателем», «ртутью» или «плесенью» не превращает их в биомассу, наоборот — сама нечисть заразится вирусом, спасения от которого не знает. Так и живём, как сказала бы Миранда.

…Артём не заметил, что в пятый уже раз исполняет «Зелёные рукава». В дверь постучали — Марина. Похоже, она стояла и слушала — специально звук сделал потише, чтобы не мешать.

— Чудесная музыка! — Она присела на соседний стул. — Мы все ждём рассказа, что же случилось вчера и сегодня. Вот, Ортем, — она положила перед ним тетрадь. — Здесь всё. Миранда говорит, что у неё будут новые эскизы к концу недели, а пока что всё замечательно продаётся. Наш доход на сегодня — двадцать три тысячи сто пятнадцать, сэр Гораций говорит, что пора открывать новые мастерские — спрос огромный.

— Вы замечательно всё делаете! — Артём взял её за руку. — Я вас смущаю? Вы постоянно отводите взгляд.

— Простите, Ортем, ужасная привычка, — Марина посмотрела ему в глаза, улыбаясь. — Это ваши деньги, Ортем. Они поступают на ваш счёт, дальше вы ими распоряжаетесь.

Артём опешил.

— Почему на мой?

— Я — ваша хозяйка. Так принято. Всем тем, что зарабатывает дом, распоряжаетесь вы.

— Тогда расскажите, как мне сделать так, чтобы и вы могли распоряжаться. Вы и Миранда. Похоже, я дома буду не очень часто — потом, это ведь ваша заслуга. Ваша и Миранды.

— Благодарю, Ортем! — и вновь попыталась отвести взгляд. Спохватилась в последний момент. — Вам нужно прийти со мной в любое отделение банка, и там всё настроить — как сочтёте правильным.

— Тогда идёмте. Если у вас нет срочных дел, — учусь у Миранды, подумал Артём. «Сейчас» — лучшее время для любого важного дела.

Артём сидел у себя в кабинете, читал книги — преимущественно здешние, на латинском языке. Так странно оказалось читать на языке, в котором ещё два дня назад был ни в зуб ногой. Действительно, чудо!

Новости о том, что на дворе как минимум тридцать третий век, отчасти погасили стремление любой ценой проснуться. На такой временной дистанции любое горе, любая радость уже не видны. Тысяча двести лет! Подумать — и то страшно становится.

В дверь постучали.

— Сэр Ортем, — доктор Арчибальд Ливси собственной персоной. — А я по вашу душу. Дом уже ждёт вас — мы хотим услышать ваш рассказ о недавних приключениях.

Он прикрыл за собой дверь.

— Строго между нами, — доктор Ливси понизил голос. — Как обычно — координаты и все обстоятельства называть не стоит. В остальном — новости и так уже во всех сводках по Риму и секретной информацией не являются. Госпожа Красс уже внизу. Да, и захватите вот это! — указал он на флютню.

…Им с Мирандой аплодировали несколько раз. Немногие из присутствующих в доме видели нечисть своим глазами — понятно, что в школе всем показывают обучающие ролики, как и на военной подготовке. Но чтобы своими глазами увидеть «титана», выжить после такой встречи, да ещё и понять, что нечисть остановилась по приказу человека… «Титан» в одиночку способен разрушить каменный дом средних размеров меньше чем за минуту. Стальные балки «титан» может завязать узлом, или разорвать — одним движением. А попади он кулаком по человеку — от того в буквальном смысле слова остаётся мокрое место. Одна из самых сильных и опасных в ближнем бою форм нечисти. Страшнее разве что «тифоны».

Ну и, конечно, не могло не состояться музыкального вечера. Доктор Ливси, как оказалось, замечательно играет на гитаре — этот инструмент почти не изменился со временем — и аккомпанировал флютне, получалось очень приятно.

Артём не сразу заметил, что Ингир Мантелла, хозяйка квартала, тоже среди слушателей — просто не в первых рядах. И множество гостей из других домов. В общем, в гостиной, она же столовая, едва хватило мест.

Я дома, подумал Артём, в очередной раз исполняя «В полях под снегом и дождём» на бис. Дом там, где тебя ждут и любят. И теперь он здесь.