Триллионер думает

ПЛАСТИЧНОСТЬ МОЗГА. ПОТРЯСАЮЩИЕ ФАКТЫ О ТОМ, КАК МЫСЛИ СПОСОБНЫ МЕНЯТЬ СТРУКТУРУ И ФУНКЦИИ НАШЕГО МОЗГА (Н. ДОЙДЖ)[204]

“Исследования показали, что мозг изменяется с каждым совершаемым нами действием, преобразуя свои схемы так, чтобы они лучше соответствовали решаемой задаче. Если одни мозговые структуры дают сбой, в действие вступают другие. Представление о мозге как механизме, состоящем из жестко специализированных частей, не могло в полной мере объяснить те потрясающие изменения, которые наблюдали ученые. Они назвали это важнейшее свойство мозга нейропластичностью[205].

“Нейро” в данном случае означает “нейроны”[206] — нервные клетки, из которых состоят наши мозг и нервная система. “Пластичность” подразумевает гибкость, способность изменяться”.

“Один из исследователей даже обнаружил, что мышление, обучение и активные действия способны “включать” или “выключать” те или иные наши гены. Этот факт, несомненно, можно считать одним из выдающихся открытий XX века”.

“Мозг способен менять собственную структуру и функционирование, благодаря мыслям и действиям человека”.

“Система мозга включает множество нейронных проводящих путей (цепочек соединенных друг с другом нейронов, работающих совместно). При блокировании определенных ключевых проводящих путей мозг использует обходные, более старые пути. “Я представляю это следующим образом, — говорит Бач-и-Рита. — Если вы едете отсюда в Милуоки и узнаете, что главный мост вышел из строя, то сначала это вызывает у вас оцепенение. Затем вы решаете воспользоваться старыми второстепенными дорогами, пролегающими по сельской местности. В дальнейшем, когда вы осваиваете этот маршрут, вы находите еще более короткие пути, чтобы доехать до нужного вам места, и начинаете добираться туда быстрее”. Эти “второстепенные” нейронные проводящие пути “демаскируются” и при постоянном использовании стабилизируются. Такое “раскрытие”, как правило, считают одним из основных путей самореорганизации пластичного мозга”.

“М. Мерцених[207] уверен: когда обучение проходит в соответствии с законами, управляющими пластичностью мозга, его умственные функции совершенствуются, что позволяет нам познавать и воспринимать информацию с большей точностью, скоростью и степенью запоминания.

Когда мы учимся, то расширяем свои знания и повышаем способности мозга к обучению. В отличие от компьютера мозг постоянно переделывает себя.

Говоря о тонком наружном слое мозга — коре, он утверждает: “Кора головного мозга выборочно совершенствует свои способности к обработке информации в зависимости от решаемой задачи”. Мозг не просто учится: он всегда “учится учиться”. В представлении Мерцениха наш мозг — это не бездушный сосуд, который мы наполняем; он скорее похож на живое существо, способное расти и меняться благодаря правильному питанию и тренировкам. Прежде мозг рассматривали как сложный механизм, имеющий жесткие ограничения в плане памяти, скорости обработки информации. Мерцених доказал ошибочность этих представлений”.

“Мерцених выяснил, что карты мозга[208] не являются неизменными и универсальными, а имеют разные границы и размеры у различных людей. С помощью серии блистательных экспериментов он продемонстрировал, что форма карт мозга меняется в зависимости от того, чем мы занимаемся на протяжении жизни”.

КРИТИЧЕСКИЕ ПЕРИОДЫ БЫВАЮТ И У МОЗГА

“В ходе одного из экспериментов Хьюбел и Визел[209] зашили веко на одном глазу котенка на время периода раннего развития[210], чтобы этот глаз не получал визуальной стимуляции. Когда они освободили глаз котенка от швов, то обнаружили, что те зрительные области на карте мозга, которые обрабатывают информацию, поступающую от закрытого глаза, не получили никакого развития, в результате чего животное осталось слепым на один глаз на всю жизнь. Столь очевидно, что есть некий критический период, когда мозг котят особенно пластичен, и его структура формируется под влиянием опыта.

Проанализировав карту мозга для слепого глаза, Хьюбел и Визел сделали еще одно неожиданное открытие, связанное с нейропластичностью. Та часть мозга, в которую не поступала информация от закрытого глаза, не бездействовала. Она начала обрабатывать визуальную информацию от открытого глаза, словно в мозгу не должны простаивать впустую никакие “корковые площади”. То есть мозг опять нашел способ перестроить сам себя — что стало еще одним свидетельством его особой пластичности в критический период. За эту работу Хьюбел и Визел были удостоены Нобелевской премии”.

“Открытие критических периодов стало одним из самых известных открытий второй половины XX века в области биологии. Вскоре ученые доказали, что стимуляция извне необходима и для развития других систем мозга. Также стало ясно, что у каждой нейронной системы есть свой критический период, или временной интервал, в течение которого она отличается наибольшей пластичностью и восприимчивостью к факторам окружающей среды, а также демонстрирует быстрый рост. Например, сенситивный период для развития языковых навыков начинается в младенчестве и заканчивается в промежутке между восьмью годами и наступлением половой зрелости. После завершения этого критического периода способности человека к изучению языка (в том числе второго языка) становятся ограниченными. Интересно, что обработка информации, полученной при изучении родного языка (что, естественно, случается в сенситивный период) и второго языка после критического периода, происходит в разных областях мозга”.

КАК УСТРОЕНА НЕРВНАЯ СИСТЕМА

“Нервную систему принято делить на центральную нервную систему (головной мозг и спинной мозг) и периферическую. Первая выступает в роли центра оперативного управления всей системой. Вторая — периферическая — доставляет сообщения от органов чувств в спинной и головной мозг и переносит команды из головного и спинного мозга к мышцам и железам. Ученым давно известно, что периферическая нервная система пластична; если вы перерезаете, скажем, нерв кисти руки, он способен “регенерировать”[211], то есть “вырасти” заново.

Каждый нейрон состоит из трех частей. Прежде всего это дендрит — его многочисленные разветвленные отростки, воспринимающие сигналы от других нервных клеток. Дендриты передают эти сигналы в тело клетки. Далее следует аксон — более длинный отросток, представляющий собой живой кабель, он может иметь самую разную длину (от микроскопических аксонов в головном мозге до аксонов, идущих к ногам человека и достигающих почти 2 м в длину). Аксоны упрощенно можно сравнить с проводами, потому что они на очень большой скорости переносят электрические импульсы к дендритам соседних нейронов.

Нейрон может получать сигналы двух типов: одни его возбуждают, другие подавляют. Когда нейрон получает достаточное количество возбуждающих сигналов от других нейронов, он испускает свой собственный сигнал. При получении им подавляющих сигналов его активность подавляется, и вероятность порождения им сигнала уменьшается.

Аксоны не соприкасаются напрямую с дендритами соседних нейронов. Они разделены микроскопическим пространством, которое называют синапсом. После того как электрический сигнал попадает на конец аксона, он приводит в действие выработку в синапсе химического посредника — медиатора (или нейротрансмиттера). Химический посредник устремляется к дендриту соседнего нейрона, возбуждая его или подавляя. Когда мы говорим, что нейроны “перепрограммируют” самих себя, то имеем в виду изменения, происходящие в синапсе, которые усиливают и повышают или ослабляют и уменьшают количество связей между нейронами”.

КОНКУРЕНЦИЯ ВНУТРИ МОЗГА

“Конкурентная природа нейроплатичности оказывает влияние на всех нас. Внутри нашего мозга идет бесконечная война нервов. Если мы прекращаем тренировать наши ментальные навыки, то пространство карты мозга, предназначенной для этих навыков, отдается тем навыкам, которые мы продолжаем использовать. Когда вы спрашиваете себя: “Как часто я должен упражняться во французском языке, играть на гитаре или заниматься математикой, чтобы делать это неизменно хорошо?”, то задаете вопрос о конкурентном характере пластичности мозга. Речь идет о том, с какой регулярностью вам следует заниматься каким-либо видом деятельности, чтобы связанное с ним пространство карты мозга не досталось другому виду деятельности.

Конкурентный характер нейропластичности помогает объяснить некоторые ограничения возможностей взрослых людей. Вспомните те проблемы, которые возникают у большинства взрослых при изучении второго иностранного языка. Принято считать, что эти проблемы связаны с тем, что к моменту взросления сенситивный период для изучения языков заканчивается и наш мозг становится слишком негибким для крупномасштабного изменения своей структуры. Однако открытие конкурентного характера пластичности мозга позволяет расширить это объяснение. Возможно так. По мере взросления мы все больше используем родной язык, вследствие чего он начинает доминировать в той части карты мозга, которая связана с нашими лингвистическими способностями”.

СВЯТО МЕСТО ПУСТО НЕ БЫВАЕТ

“Мерцених составил карту мозга для кисти обезьяны. Затем он ампутировал этой обезьяне средний палец. Через несколько месяцев он провел повторное картирование[212] и выяснил, что карта мозга ампутированного пальца исчезла, а карты соседних пальцев увеличились, захватив пространство, которое ранее занимала карта среднего пальца. Это стало самым наглядным доказательством динамического характера карт мозга, существования в нем борьбы за корковое пространство и распределения ресурсов мозга по принципу “что не используется, то отмирает”.

“В ходе другого эксперимента Мерцених составил карту нормально функционирующей кисти руки обезьяны, а затем сшил вместе два ее пальца, чтобы они двигались как один. После того как обезьяна несколько месяцев пользовалась сшитыми пальцами, он провел повторное картирование. Две карты двух первоначально разделенных пальцев слились в одну карту. Когда исследователи дотрагивались до любой точки любого пальца, происходила активация этой новой единой карты. Поскольку все движения и ощущения в этих двух пальцах всегда возникали одновременно, они сформировали общую карту”.

КОЛИЧЕСТВО ПЕРЕХОДИТ В КАЧЕСТВО

“В рамках одного из экспериментов Мерцениха и Билла Дженкинса была составлена карта сенсорной области коры головного мозга обезьяны. Ученые научили ее прикасаться кончиком пальца к вращающему диску, оказывая на него в течение десяти секунд именно то давление, которое было необходимо для получения вознаграждения в виде кусочка банана. От обезьяны требовалось большое внимание, чтобы научиться прикасаться к диску очень легко и точно оценивать длительность прикосновения. После несколько тысяч попыток Мерцених и Дженкинс повторно картировали мозг обезьяны и увидели, что после успешного прохождения обучения область карты кончика ее пальца увеличилась. Эксперимент показал, что при наличии у животного мотивации к обучению его мозг гибко реагирует на происходящие изменения”.

“Когда ребенок впервые учится играть гаммы на фортепьяно, то для того, чтобы сыграть каждую ноту, он использует всю верхнюю часть тела — кисть, руку, плечо. Даже мускулы его лица напряжены от старания. Постоянно упражняясь, начинающий пианист перестает включать в процесс ненужные мышцы и вскоре при исполнении одной ноты начинает пользоваться только соответствующим пальцем. У него формируется “более легкое прикосновение”, а с появлением опыта он обретает “изящество” и умение расслабляться во время исполнения. Происходит переход от использования огромного числа нейронов к использованию меньшего числа тех нейронов, которые подходят для выполнения именно этой задачи. Подобное более эффективное использование нейронов появляется тогда, когда мы в совершенстве овладеем каким-либо навыком, что объясняет, почему в процессе тренировки или добавления нового навыка пространство соответствующей карты мозга расширяется не до бесконечности”.

“Кроме того, Мерцених и Дженкинс выяснили, что по мере обучения нейронов и повышения их эффективности у них появляется способность и к более быстрой обработке информации. Это означает, что скорость нашего мышления тоже может меняться. Скорость мысли крайне важна для нашего выживания. События нередко происходят очень быстро, и если мозг обрабатывает информацию медленно, то он может упустить что-то важное”.

“Наконец, Мерцених выяснил, что в долгосрочных пластических изменениях важную роль играет внимание. В ходе многочисленных экспериментов он обнаружил, что продолжительные изменения имели место только тогда, когда обезьяны проявляли неослабленный интерес к происходящему. Когда животные выполняли задания автоматически, не уделяя этому особого внимания, карты их мозга менялись, но эти изменения длились недолго. Мы часто превозносим “способность к работе со многими задачами”. Однако даже если вы способны к обучению в условиях распыленного внимания, такая распыленность не способствует устойчивым изменениям карты мозга”.

“Удивительная способность коры головного мозга в критический период заключается в том, что она настолько пластична, что может меняться просто под воздействием нового стимула. Такая чувствительность позволяет младенцам и очень маленьким детям в сенситивный период развития языковых навыков без труда учиться новым звукам и словам, всего лишь слушая разговоры родителей. По окончании критического периода дети старшего возраста и взрослые, конечно же, могут учить языки, но теперь им приходится прикладывать усилия для концентрации внимания.

Для Мерцениха различие между пластичностью мозга в сенситивный период и пластичностью мозга взрослого человека заключается в том, что в критический период карты могут быть изменены за счет простого воздействия со стороны внешнего мира благодаря тому, что “механизм обучения постоянно включен”.

“Мерцених считает, что наше желание заниматься интенсивным обучением с наступлением старости приводит к “истощению” систем мозга. Главная причина в том, что мозг своевременно не получил должной тренировки”.

“В детстве мы проходим период интенсивного обучения. Каждый день приносит что-то новое. Затем, начав трудовую деятельность, мы активно учимся и приобретаем новые навыки и способности. Продвигаясь все дальше и дальше по жизни, мы действуем как пользователи тех навыков и способностей, которые освоили”.

“С психологической точки зрения средний возраст должен быть для нас привлекательным временем, потому что при всех других равных условиях он может быть достаточно безмятежным периодом в сравнении с тем, что происходило раньше. Наше тело не меняется, как это было в подростковом возрасте; мы обретаем четкое представление о том, кто мы есть, и обладаем богатым жизненным опытом. Мы по-прежнему считаем себя активными людьми…

Проблема в том, что в зрелости мы редко беремся за задания, требующие большой концентрации внимания, редко пытаемся освоить новую сферу знаний или овладеть новыми навыками. Такие виды деятельности, как чтение газеты, работа по хорошо знакомой специальности и использование родного языка, связаны, главным образом, с повторным использованием освоенных навыков, а не с обучением. К тому времени, когда мы приближаемся к своему семидесятилетию, системы мозга, регулирующие его пластичность, могут прозябать без систематического использования уже лет пятьдесят.

Именно поэтому изучение нового языка в пожилом возрасте способствует улучшению и сохранению памяти в целом. Это занятие, требующее высокой концентрации внимания, активирует систему управления пластичностью и поддерживает ее в хорошей форме для сохранения четких воспоминаний любого типа”.

“Если вы будете просто исполнять те танцы, которые выучили много лет назад, это не поможет вам сохранить двигательную кору мозга в должной форме. Чтобы ваш мозг продолжал жить, вы должны учиться чему-то действительно новому, требующему высокой сосредоточенности. Это позволит вам запасать новые воспоминания и обладать системой, способной с легкостью оценивать и хранить старые”.

“Мерцених говорит: “Все то, что мы наблюдаем в молодом мозге, может происходить в мозге пожилого человека”. Единственное требование заключается в том, что человек должен получать вознаграждение, или наказание, достаточное для того, чтобы он сохранял концентрацию внимания на протяжении всего периода обучения, которое в ином случае может казаться скучным. Если вам это удастся, то, как утверждает Мерцених, “изменения могут быть такими же значительными, как у новорожденного”.

“Мы не хотим использовать обучение для того, чтобы толочь воду в ступе”, — говорит он. Взрослые люди выполняют упражнения, которые повышают их способность слышать так, как они не слышали с тех пор, как лежали в колыбели и пытались отделить звуки материнского голоса от фонового шума. Упражнения повышают скорость обработки звуковой информации и делают основные сигналы более сильными, резкими и точными, одновременно стимулируя мозг к выделению дофамина[213] и ацетилхолина”.

“Мерцених говорит, что им удалось перевести назад стрелки часов умственного функционирования людей, “омолодив” их память, способности к решению задач и языковые навыки. “Мы доводим способности людей до состояния, присущего гораздо более молодому возрасту — назад на 20 или 30 лет. Восьмидесятилетний человек действует, в функциональном плане, словно ему пятьдесят или шестьдесят”. Сегодня курс этих упражнений можно пройти в 30 центрах, а желающие могут найти их на сайте компании Posit Science.

Компания Posit Science также ведет разработки в сфере обработки зрительной информации. С возрастом мы начинаем видеть менее ясно и четко; это происходит не только из-за того, что наши глаза хуже справляются со своей задачей, но и потому что в нашем мозге происходит ослабление процессов обработки изображения. Пожилые люди отвлекаются легче, чем молодые, и более предрасположены к потере контроля над своим “зрительным вниманием”. В настоящее время Posit Science разрабатывает компьютерные упражнения, нацеленные на удержание внимания человека на выполнении задания и повышение скорости обработки зрительной информации, для чего пациентов просят найти различные объекты на экране компьютера”.

“Наконец, компания исследует “общее управление движениями”, которое ослабевает с возрастом, приводя к потере равновесия, увеличивая риск падений, и проблемам с подвижностью. Помимо нарушения обработки вестибулярной информации причиной этих ухудшений является сокращение обратной связи от рецепторов, расположенных на наших стопах. По мнению Мерцениха, обувь, которую мы носим десятилетиями, ограничивая обратную связь от стоп к мозгу. Если мы ходим босиком по неровной поверхности, наш мозг получает множество различных входных сигналов. Обувь представляет собой достаточно плоскую платформу, которая рассредоточивает стимулы, а поверхности, по которым мы ходим, все чаще имеют искусственное происхождение и гладкие. Это приводит к упрощению проекционной зоны стоп в мозге и ограничению способности управлять нашими ступнями при ходьбе”.

“С возрастом у нас возникает желание смотреть на свои ноги, когда мы спускаемся по лестнице или двигаемся по слегка неровной поверхности, потому что мы не получаем достаточного количества информации от своих стоп”.

“Структура мозга по Мерцениху определяется постоянным общением с окружающим миром, причем опыт формирует не только те части мозга, которые наиболее открыты внешнему воздействию, такие как органы чувств. Пластические изменения затрагивают весь мозг и, в конечном счете, даже наши гены”.

ТРЕВОГИ

“Все мы знаем, что такое тревоги. Мы чувствуем беспокойство, потому что обладаем интеллектом. Отличительный признак интеллекта — способность к прогнозированию; причем это не только помогает нам планировать, надеяться, предполагать и строить гипотезы, но и заставляет испытывать чувство тревоги и предвидеть негативные результаты. Однако среди нас встречаются люди, которых можно назвать “великими паникерами”, чье беспокойство можно отнести к отдельной категории”.

“Существует множество видов беспокойств и типов тревожности — фобии, посттравматическое стрессовое расстройство и панические атаки”. Все это постепенно меняет структуру мозга. Важный научный вывод: чем больше человек фокусируется на своей тревоге — старается все учесть, например, — тем большее беспокойство он испытывает.

(Выход — игнорировать и развивать позитивное мышление. Триллионерное мышление. Важно отметить, что “мучения этих людей связаны с тем, что при малейшей реальной вероятности некой опасности они воспринимают ее как неизбежную”. А ведь достаточно сказать “астагфирулла” (прости меня, Господи) и двигаться дальше по жизни, рисуя в сознании лишь позитивные сценарии и радуясь жизни, находя радость даже в шуме ветра или капле дождя. — Ш. А.)

“Тревожные расстройства очень плохо поддаются терапии. Джеффри М. Шварц[214] разработал эффективную методику лечения, ориентированную на пластичность мозга, которая способна принести пользу тем из нас, кто сталкивается с повседневными тревогами, когда мы начинаем из-за чего-то переживать и не можем остановиться, хотя и понимаем бессмысленность этого занятия”.

“Методика Шварца может оказаться полезной для нас в тех случаях, когда мы психологически “приклеиваемся” к своим тревогам и упорно за них держимся или когда не можем сопротивляться “дурным привычкам”, таким как непреодолимое желание грызть ногти или тянуть себя за волосы, или страсть к покупкам, влечение к азартным играм и еде. Данную терапию можно использовать для лечения некоторых форм навязчивой ревности, наркотической зависимости и токсикомании, компульсивного сексуального поведения и излишней обеспокоенности тем, что о вас думают другие”.

(Подход “игнорировать и переключить себя на Триллионерный позитив” — в духе теории нейропластичности, поскольку он способствует “выращиванию” в мозге новой схемы, доставляющей удовольствие и активирующей выработку дофамина, который, как мы знаем, укрепляет и формирует новые нейронные связи. В конце концов сформированная новая схема может вступить в конкуренцию со старой и, в соответствии с принципом “не использовать — значит потерять”, произойдет ослабление патологических сетей. С помощью такой терапии мы не столько “ломаем” плохие привычки, сколько вытесняем их хорошими.

Очень важно что-то делать(!)[215], чтобы “переключиться”, “переключить канал” на какой-то новый вид деятельности на 15–30 минут. — Ш. А.)

“Один за самых вдохновляющих специалистов по нейропластичности Вилейанур Субраманиан Рамачандран. Рамачандран родился в Мадрасе в Индии. Он — невролог индийского происхождения и настоящий реликт науки XIX века, решающий дилеммы XXI века.

Рамачандран — доктор медицинских наук, специалист по неврологии, получивший степень доктора философии в Тринити-колледже Кембриджского университета. Мы встретились с ним в Сан-Диего, где он руководит Центром мозга и познания при Калифорнийском университете.

Он использует пластичность для перестройки нашего сознания. Он доказывает, что мы можем реорганизовать свой мозг с помощью достаточно непродолжительного, безболезненного лечения, в основе которого лежит использование воображения и восприятия”.

“В наши дни специалистам достаточно часто приходится сталкиваться с искаженными образами тела, что служит ярким свидетельством существования различия между телесным образом и самим телом. Страдающие нервной анорексией[216] девушки, находясь на грани истощения, ощущают свои тела как толстые. Люди с искаженными телесными образами (расстройство, называемое “дисморфофобия”) воспринимают какие-то (абсолютно нормальные) части своего тела как дефективные. Они думают, что их уши, нос, губы, грудь или бедра слишком большие или слишком маленькие или просто “не такие, как надо”, и невероятно стыдятся их. Мэрилин Монро считала, что у ее тела есть множество недостатков. Страдающие дисморфофобией часто прибегают к помощи пластической хирургии, но даже после операции чувствуют себя безобразными. На самом деле они нуждаются в “нейропластической хирургии”, которая поможет им изменить образ тела”.

“По мнению Рамачандрана, боль, как и телесный образ, формируется мозгом и проецируется на тело”.

“Врачам давно известно, что пациенту, который надеется избавиться от боли с помощью таблетки, это, как правило, удается сделать, даже если ему дают плацебо (таблетку“пустышку”, не содержащую никаких лекарственных веществ). Функциональная магнитно-резонансная томография мозга свидетельствует о том, что во время действия эффекта плацебо мозг ослабляет функционирование своих собственных участков, отвечающих за боль.

Когда мать утешает поранившегося ребенка, гладя его и ласково разговаривая с ним, она помогает мозгу ребенка снизить степень боли. То, насколько сильную боль мы испытываем, в значительной степени определяется нашим мозгом и сознанием — нашим текущим настроением, прошлым опытом боли, психологией и собственным восприятием тяжести травмы”.

“Рамачандран пишет: “Боль — это заключение мозга о состоянии здоровья организма, а не просто рефлексивная реакция на телесное повреждение”. Прежде чем запустить механизм боли, мозг собирает информацию из множества источников. Рамачандран также говорит, что “боль — это иллюзия” и что “наш мозг — это механизм продуцирования виртуальной реальности”, который познает мир опосредованно и обрабатывает информацию о нем на расстоянии, создавая модель в нашей голове. Таким образом, боль, как образ тела, является творением нашего мозга”.

“Паскуаль-Леоне (глава медицинского центра Бет Израэль Диконесс при Гарвардской медицинской школе) провел эксперимент, в ходе которого изучал карты мозга пациентов, перенесших инсульт. Мозг испытуемых картировали два раза в неделю: в пятницу (после тренировки) и в понедельник (после отдыха). Паскуаль-Леоне обнаружил много интересных фактов. Так, полученные в пятницу (после недельной тренировки) карты мозга демонстрировали очень быстрое и значительное расширение, а в понедельник эти карты возвращались к исходному размеру.

В течение шести месяцев пятничные карты упорно возвращались к исходному состоянию каждый понедельник. В картах, получаемых в понедельник, наблюдалась противоположная тенденция. До окончания обучения они не менялись; затем начиналось их медленное увеличение, которое останавливалось, когда длительность обучения составляла десять месяцев. Иными словами, связи карты, зафиксированные в понедельник, имели более устойчивый характер.

Паскуаль-Леоне считает, что различие результатов, получаемых по пятницам и понедельникам, означает существование разных механизмов пластических изменений. Быстрые изменения, наблюдаемые в пятницу, усиливают существующие нейронные связи и выявляют нервные пути, преданные забвению. Более медленные, но стабильные изменения, фиксируемые в понедельник, предполагают формирование принципиально новых структур и возможное “выращивание” новых связей и синапсов.

Понимание эффекта “черепахи — зайца” может помочь нам разобраться с тем, что мы должны делать для того, чтобы в совершенстве овладеть новым навыком. После короткого периода тренировки, как это бывает, когда, к примеру, нам нужно срочно подготовиться к сдаче экзамена, достаточно просто добиться улучшений, поскольку в данном случае мы усиливаем существующие синаптические связи. Однако мы быстро забываем то, что “вызубрили”, потому что подобные связи так же легко уходят, как и приходят. Для того чтобы сохранить улучшения и сделать навык постоянным, необходима медленная настойчивая работа, позволяющая сформировать новые связи. Если человеку, осваивающему какой-либо навык, кажется, что он не делает успехов или что его “голова напоминает сито”, то ему следует упорно тренироваться”.

“Находясь в изоляции, например, в одиночной камере, люди часто “сгорают” психически, потому что мозгу, руководствующемуся принципом “не использовать — значить потерять”, необходима внешняя стимуляция для сохранения соответствующих карт”.

“Многочисленные научные эксперименты, связанные с мысленными намерениями людей, показывают, насколько в действительности связаны воображение и действие, несмотря на нашу привычку считать, что они подчиняются разным правилам. Но подумайте: в некоторых условиях чем быстрее вы можете что-то представить, тем быстрее вам удается это сделать”.

“Долгое время наше отношение к жизни, связанной с воображением, было окрашено чем-то вроде священного трепета: мы считали ее чем-то чисто духовным, эфирным — отрезанным от материального. Теперь мы уже не можем сказать с уверенностью, где проходит тонкая линия, разделяющая материальное и нематериальное.

Образы нашего нематериального сознания оставляют материальные следы. Двигательные намерения и воображаемые действия меняют физическое состояние нейронов мозга на микроуровне. Каждый раз, когда вы представляете, как прикасаетесь пальцами к клавишам пианино, вы что-то меняете в своем живом мозге…”

“Гены выполняют две функции. Во-первых, это “функция копирования”, позволяющая клеткам воспроизводиться, создавая копии самих себя от поколения к поколению. Функция копирования человеком не контролируется.

Вторая функция — “транскрипционная”. Каждая клетка нашего тела содержит все наши гены, но не все гены активируются, или проявляются. В момент активации ген вырабатывает новый белок, который меняет структуру и функцию клетки. Эта функция называется транскрипционной, потому что при активации гена происходит “транскрибирование” — считывание с него информации о том, как создать этот белок. На функцию активации генов оказывает влияние то, что делаем и чему учимся”.

(Для пластических изменений и поддержания работы мозга на должном уровне необходимо периодически находить новое занятие или увлечение и уделять ему все свое внимание.

Для защиты мозга важно научиться не беспокоиться по пустякам. Стресс приводит к выработке глюкокортикоидов, которые могут убивать клетки гиппокампа[217]. — Ш. А.)

“Процесс омоложения мозга называется “нейрогенезом” и продолжается до последнего дня нашей жизни”.

“Генриетта ван Прааг доказала в опытах с мышами, что наиболее эффективным фактором, способствующим разрастанию, или пролиферации, новых нейронов, оказалось… “беличье” колесо. У мышей, которые в течение месяца бегали в этом колесе, число новых нейронов в гиппокампе удвоилось. На самом деле, говорит Гейдж, мыши в “беличьем” колесе не бегут: просто из-за слабого сопротивления колеса создается такое впечатление. В действительности они быстро ходят”.

“Помимо (или в дополнение) быстрой ходьбы новая среда также может приводить в действие нейрогенезис. Это согласуется с известной мыслью о том, что для поддержания мозга в хорошей форме мы должны изучать что-то новое, а не просто повторно использовать навыки, которыми уже овладели в совершенстве.

К тому же существует еще один способ повышения числа нейронов в гиппокампе: продление жизни уже существующих в нем нейронов. Изучая мышей, группа Гейджа обнаружила, что обучение использованию других игрушек, мячей и туб не приводит к появлению новых нейронов, однако позволяет удлинить жизни нейронов соответствующей области.

Таким образом, физические упражнения и обучение действуют комплементарно: во-первых, они создают новые стволовые клетки, а во-вторых, продлевают им жизнь”.

“Исследования указывают на то, что более образованные люди лучше защищены от психического упадка. Наиболее популярная теория предполагает, что в годы обучения у нас создается “когнитивный резерв” — гораздо большее количество сетей, предназначенных для психической деятельности, — к которому мы обращаемся, когда работа нашего мозга начинает ухудшаться”.

“Благоприятно в данном отношении сказываются не все виды нашей деятельности, а только те, что предполагают высокую концентрацию внимания: обучение игре на музыкальном инструменте, настольные игры, чтение или танцы. Они действительно снижают риск возникновения слабоумия. Например: обучение танцам, требующее заучивания новых движений, обеспечивает нам не только физическую, но и психическую стимуляцию и предполагает значительную концентрацию внимания”.

“Физическая деятельность необходима нам не только потому, что она помогает создавать новые двигательные нейронные карты, но потому, что… мозгу постоянно нужен кислород. Ходьба, езда на велосипеде, плавание или кардиоваскулярные упражнения[218] укрепляют сердце и снабжающие мозг кровеносные сосуды и помогают людям чувствовать себя в лучшей психической форме”.

“На самом деле мозг укрепляется под действием всего, что поддерживает сердце и сосуды в хорошей форме, включая здоровую диету”.

“Физические упражнения стимулируют нашу сенсорную и двигательную кору, а также поддерживают систему равновесия нашего мозга. <…> Однообразие разрушает нашу дофаминовую систему и систему внимания, которые очень важны для сохранения пластичности мозга”.

“Занимаясь исследованиями творческих способностей человека, Х. С. Лехман и Дин Кит Симонтон обнаружили, что, несмотря на то что в большинстве областей пик творческой активности приходится на возрастной период с 35 до 55 лет, люди в 60–70 лет, хотя и делают все с меньшей скоростью, работают, как и в 20-летнем возрасте.

Когда известному виолончелисту Пабло Казальсу[219] был 91 год, к нему подошел один из студентов и спросил: “Маэстро, почему вы продолжаете упражняться?” На что Казальс ответил: “Потому что я продолжаю развиваться и добиваться все лучших результатов”.

“Оксфордский словарь английского языка дает нам следующее, очень важное, определение понятия “культура”. Это “развитие или формирование… сознания, способностей, манеры поведения, совершенствование или улучшение с помощью образования и практического обучения… развитие и совершенствование сознания, вкусов и манер поведения”. Мы становимся культурными людьми благодаря тому, что осваиваем различные виды деятельности, традиции, искусство, способны взаимодействовать с людьми, а также приобщаемся к общечеловеческим ценностям, философии и религии.

По данным исследований в области нейропластичности, мы видим, что каждый устойчивый вид деятельности, который был когда-либо каптирован — включая физическую деятельность, сенсорную деятельность, обучение, мышление и воображение, — меняет мозг и сознание. Культурные идеи и действия не являются исключением. Наш мозг изменяется под влиянием совершаемых нами культурных действий — будь то чтение, обучение музыке или изучение новых языков. У нас всех есть то, что можно назвать культурно преобразуемым органом, поэтому развитие культуры непрерывно влечет за собой новые изменения в мозге”.

“Даже то, чем мы занимаемся в свободное время, может менять мозг: у людей, практикующих медитацию, и тех, кто их обучает, больше развита центральная доля — та часть коры, которая активируется, когда человек обращает на что-то пристальное внимание”.

“Мерцених считает, что каждый раз, когда мы осваиваем новый навык или развиваем новую способность, наш мозг претерпевает значительные преобразования, физические и функциональные. Современная культурная специализация вызывает масштабные изменения мозга”.

“Ученый Джералд Эдельман утверждает, что только кора головного мозга человека насчитывает 30 млрд нейронов и может создавать 1 миллион млрд синаптических связей. Эдельман пишет: “Если мы захотим подсчитать количество возможных нейронных связей, то будем иметь дело с гиперастрономическим числом: 10 с миллионом нулей как минимум”. (На данный момент мы располагаем данными, что количество известных нам частиц во Вселенной составляет 10 с 79 нулями.)[220] Эти поражающие воображение цифры помогают понять, почему человеческий мозг можно назвать наиболее сложным известным объектом во Вселенной и почему он способен к постоянным, масштабным микроструктурным изменениям и реализации такого большого числа психических функций и форм поведения, включая различные культурные действия”.

”Наш пластичный мозг может в любое время разделить те функции, которые он сам и соединил, поэтому всегда существует возможность возвращения к варварству, а это значит, что нам придется неизменно учить цивилизованности каждое поколение”.

“Иммиграция оказывает очень большое давление на пластичный мозг. Процесс освоения иной культуры представляет собой “аддитивный” опыт, включающий в себя изучение новых вещей и создание новых нейронных связей по мере “овладения” культурой. Аддитивная пластичность возникает в тех случаях, когда изменение мозга предполагает рост. Однако пластичность также носит “субтрактивный” характер — может предполагать “изъятие каких-то вещей”, как это, например, происходит, когда мозг подростка с целью упрощения удаляет нейроны и когда исчезают нейронные связи, которые не используются. Каждый раз, когда пластичный мозг осваивает культуру и постоянно ею пользуется, возникают издержки: в связи с конкурентным характером пластичности мозг в процессе этого освоения теряет некоторые нейронные структуры.

Патриция Кухл из Университета имени Вашингтона в Сиэтле занимается исследованиями мозга. Полученные ею данные свидетельствуют о том, что младенцы способны услышать любое звуковое различие во всех языках мира, общее количество которых составляет несколько тысяч. Однако после завершения критического периода развития слуховой коры дети, воспитанные в рамках одной культуры, теряют способность слышать многие из этих звуков, и начинается процесс удаления неиспользуемых нейронов, заканчивающийся тогда, когда на карте мозга начинает доминировать язык, используемый в данной культуре. После этого мозг ребенка начинает отфильтровывать тысячи звуков. Шестимесячный японский ребенок слышит различие между английскими звуками “R” и “L” так же хорошо, как американский. В возрасте одного года он уже не может это сделать. Если в дальнейшем этот ребенок переедет в другую страну, у него возникнут трудности с тем, чтобы правильно слышать и произносить новые звуки”.

“Культурные различия носят такой устойчивый характер, потому что когда родная культура усваивается и программируется в нашем мозге, она становится “второй натурой”, такой же “естественной”, как многие из врожденных инстинктов. Предпочтения, формируемые нашей культурой: в еде, семейных отношениях, любви, музыке, — мы считаем естественными, даже если они приобретены после нашего появления на свет. Используемые нами способы невербальной коммуникации — то, насколько близко мы стоим к другим людям; ритм и громкость нашей речи; то, как долго мы ждем, прежде чем прервать разговор, — кажутся нам естественными, потому что они глубоко “вмонтированы” в наш мозг. Когда мы попадаем в другую культуру, мы испытываем шок, понимая, что все эти привычки вовсе не абсолютны. На самом деле, совершая даже такое незначительное изменение в своей жизни, как переезд в новый дом, мы обнаруживаем, что нам предстоит пройти через медленное изменение таких привычных для нас вещей, как чувство пространства, и бесчисленных установившихся привычек, о существовании которых мы даже не подозревали”.

“По мере старения и снижения пластичности нам становится все сложнее меняться в ответ на воздействие окружающей нас среды, даже если мы того хотим. Мы находим приятными знакомые виды стимуляции; мы стараемся общаться с людьми, которые мыслят одинаково с нами; и, как показывают исследования, мы склонны игнорировать, или забывать, или пытаться подвергнуть сомнению информацию, не соответствующую нашим взглядам или восприятию мира, потому что нам очень огорчительно и сложно думать и воспринимать как-то по-иному.

Все чаще и чаще стареющий человек поступает так, чтобы сохранить существующие внутри него структуры, а когда между его внутренними нейрокогнитивными структурами и миром возникает несоответствие, он стремится изменить мир. Он начинает незаметно управлять своим окружением, вмешиваясь в каждую мелочь, контролировать его и подгонять под знакомые стандарты. Однако этот ярко выраженный процесс нередко приводит к тому, что целые культурные группы пытаются навязать свой взгляд на мир другим группам, порой проявляя при этом жестокость”.

“Мерцених пишет: “Интернет — это всего лишь одна из тех вещей, с помощью которых современный человек может пережить миллионы “тренировочных” событий и к которым среднестатистический человек, живший тысячи лет назад, не имел никакого доступа. Наш мозг подвергается масштабной перестройке под влиянием этого воздействия — а также чтения, телевидения, видеоигр, современных электронных приборов, современной музыки, современных “инструментов” и так далее”.

“Каждое средство информации вызывает изменения в балансе наших индивидуальных чувств, усиливая одни за счет других”.

“Наибольший вред от телевидения и других электронных средств передачи информации, таких как музыкальные клипы и компьютерные игры, связан с их влиянием на внимание. Дети и подростки, часами играющие в компьютерные игры в жанре файтинга[221], занимаются концентрированной тренировкой и получают постоянно возрастающее вознаграждение.

Группа специалистов из больниц Хаммерсмит в Лондоне разработала типичную видеоигру, в которой командир танка расстреливает врага и уклоняется от огня противника. Эксперимент показал, что во время таких игр в мозге происходит выработка дофамина — медиатора вознаграждения, выделение которого провоцируют и наркотики, вызывающие привыкание. У людей, пристрастившихся к компьютерным играм, наблюдаются все признаки зависимости: настоятельное желание играть, когда игра прекращается; пренебрежение другими видами деятельности; эйфория в момент игры.

Телевидение, музыкальные клипы и видеоигры, все без исключения использующие телевизионные технологии, “разворачиваются” с гораздо большей скоростью, чем реальная жизнь, и доставляются все быстрее, в результате чего у людей формируется повышенная потребность в высокоскоростном получении информации через эти средства передачи”.

“Нет ничего удивительно в том, что от людей можно услышать, что просмотр телевизионных передач вызывает у них чувство опустошения. Тем не менее у нас появляется пристрастие к такому времяпрепровождению, и более медленные “темпы жизни” начинают казаться нам скучными. За это мы расплачиваемся тем, что нам становится все сложнее заставить себя читать, подолгу беседовать с людьми, слушать лекции” (жить в реальном мире и кропотливым трудом добиваться в нем конкретных результатов. — Ш. А.).

“Люди, которые пишут с помощью компьютера, часто теряются, когда им нужно писать от руки или диктовать, потому что их мозг не запрограммирован на то, чтобы быстро преобразовать мысли в курсивное письмо или речь”.

“Маршалл Маклюэн[222] сказал: “Сегодня, спустя почти столетие с момента появления электронных технологий, наша нервная система распростерла свои объятия в глобальном масштабе, стерев пространство и время в рамках нашей планеты”. Пространство и время преодолены, потому что электронные средства связи мгновенно соединяют самые отдаленные точки нашей “глобальной деревни”. Это расширение стало возможным благодаря пластичности нашей нервной системы, которая способна интегрировать в себя электронную систему”.

“Если мы внимательно изучим современное объяснение пластичности человека, то нам станет очевидно, что это слишком тонкое явление, чтобы однозначно поддерживать ограниченность или беспредельность человеческой природы. На самом деле пластичность вносит свой вклад и в ригидность[223] человека, и в его гибкость, в зависимости от того, как она развивается”.