У приоткрытого окна, немного мокрый, руки сложил, смотрит с нескрываемой яростью.
Нахожусь в шоковом состоянии, кажется, у меня челюсть где-то на полу валяется, вместе со сваленной горой одежды, и сил нет подобрать и обратно вставить.
В какой-то момент понимаю, что молчание слишком затянулось. Пора бы уже ответить этому борзому нахалу, который бесцеремонно проник в мою комнату.
— Ты… — все что сообразила, полушёпотом. — К-как?
Он такой высокий и красивый, а эта комната, вдруг, стала такой маленькой. Мне тесно, я задыхаюсь. У меня жар. И почему у меня на него такая реакция? Что со мной не так?
— От красоты моей опять дар речи потеряла, малявка? — мажор и не думает смущаться, по спальне моей бродит, беспорядок осматривает, фотоснимок в рамочке с полки берет, и насмешливо бровь выгибает.
Там я в первом классе, еще «беззубая» с кривой улыбкой на все лицо, с огромным белым бантом, завязанным наперекос. Так папа старался, впервые плел мне косу, и так гордился собой, что не смогла сказать ему правду. Я давно не видела его таким счастливым, его депрессия после смерти моей матери сводила с ума. А тут его глаза блестят от радости, он полон энергии и сил. Тогда стерпела хихиканья девчонок первоклашек, сияла, не смотря ни на что, когда он фотографировал. Держала свой огромный красный портфель, и щурилась от яркого осеннего солнца.
А потом, после линейки, мы пошли в булочную, и там пили очень сладкий чай с сахарными плюшками, вкуснее которых я в жизни не пробовала. Мы взяли целых три, и он разрешил мне откусить самую аппетитную часть — поджаристую серединку, с каждой. Считаю, что это был один из лучших дней в моей жизни, и не хочу, чтобы надо мной смеялись. Не хочу портить свои прекрасные воспоминания.
Подхожу к Антону и грубо выдергиваю фотографию из его рук. На место ставлю.
— Не трогай! — почти кричу на него, покрываясь стыдливым румянцем на все лицо. — Ты не имеешь право вот так запросто влезать ко мне в дом! И… трогать мои личные вещи. Это неприлично.
— Да что ты говоришь? — он стоит так близко, что холодные капли воды с его волос мне на лицо падают, вызывая странный трепет. — Тебе значит, в мою комнату лазить можно, а мне в твою — нет?
Я смущенно сглатываю, чувствуя сильную дрожь от его близости. Делаю шаг назад, но он тоже делает шаг, не отставая от меня.
— Да ты… ты… ты… — и снова шаг назад делаю. — Такой… такой…
— Какой? — уточняет он, следуя по пятам.
Шаг, шаг, шаг.
— Такой… — отвожу взгляд от его всепоглощающего внимания. Жаром захожусь. — Такой…
Не получается продолжить мысль, он все больше оттесняет меня.
Шаг, шаг, шаг. Врезаюсь спиной в стену.
Он слишком близко. Вламывается не только в мой дом, проникает в мое личное пространство. Заполняет своим запахом мои легкие. Ощущение чистоты. Запах лимонного кондиционера, и нотки чего-то очень сладкого.
— Ну давай, зануда, соображай быстрее, — ухмыляется мажор. — Не томи.
— Такой… такой… эээ… такой… — вдох. Затяжной. — Злопамятный.
Выдох.
Что?
Злопамятный.
Да, наконец-то вспомнила это слово. Опять в мозг странная туманность проникла. Последнее время часто. Может, у меня какая-то болезнь? О, боже… надеюсь, не смертельная. Я еще совсем молода.
Мажор лишь вздыхает, к стене меня все сильнее припирает. Руками пути по обе стороны отгородил, и не сбежать. И никуда не деться. Я голову отворачиваю, чтобы на него не смотреть. Куда угодно, только не на него. Куда угодно…
Не обращай внимания, Варвара.
— Проехали. Ответь мне лучше на мой вопрос. Куда ты в таком виде собралась?
— В каком виде? — возвращаю свой растерянный взгляд к его глазам. Глаза в глаза. Я могу рассмотреть каждую холодную крапинку в его серых омутах.
Они такие ледяные, морозящие. Бррр… мурашки. Он мне очень не нравится! Поэтому мурашки…
— В таком, — он показушно внимательно проводит глазами по моему наряду. Задерживаясь каждую миллисекунду, высокомерно прищуриваясь. Начиная с заколки, вниз, по волосам, после — блузка, юбка с высокой талией, длиной чуть выше колен, останавливается на разноцветных полосатых носочках с мышками, ушки которых обильно покрыты бисером. Голову вбок наклоняет. Усмехается. — Глупом.
Я взгляд опускаю, тоже на ноги смотрю. Не пойму. А с носками-то что не так? Мои любимые. Купила по распродаже в черную пятницу, целых пять пар удалось ухватить. С мышками и зайками. Да была бы возможность, все десять взяла бы!
Может, они кажутся ему слишком детскими?
Хамло! Да что он в этом мире понимает?!
Обижено поднимаю голову, вновь утыкаясь в его леденящие глаза. Губу от неприятия оттопыриваю.
— Отвали! — ладошку в его грудь впечатываю, пытаясь отодвинуть. Но это все равно, что пытаться сдвинуть скалу. Невозможно.
Он просто ее убирает, будто перышко сдувает. И вновь шлагбаум из своих рук с двух сторон от моих предплечий ставит.
— Не отвалю, пока не ответишь, — спокойно чеканит, голосом своим с беспредельно низкими нотами.
Мне бы его спокойствие. У меня сильнейшая злость граничит с непонятной паникой.
— На свидание! — шиплю на него, задыхаясь.
На дружеское свидание. Почему я не уточнила этот момент? Я же не хочу вызвать в нем ревность?
— Ааа… — тянет мажор, надменно кривясь. — Я так и понял, когда машину Макса у твоего дома увидел.
— Ты… следишь за мной?
На этот вопрос ответа не получаю, лишь еще ближе его лицо ко мне приближается. Запредельно близко.
Пытаюсь голову в стену вдавить.
— Скажи, не многовато ли такой малявке два свидания за день, еще и с двумя разными парнями?
— Что? Какие еще два свидания? — возмущенно кричу в его красивое лицо. — У меня с тобой свидания не было! И я не малявка!
— Да что ты? — удивляется мажор, хмыкая. — Кого ты обманываешь? А как же поход в ресторан, не малявка.
— То было не свидание! — начинаю бурно оправдываться. — И… ты меня не приглашал! Ты… привез меня просто… и заставил пойти!
— Заставил? И на мотоцикл ко мне сесть заставил?
— Нет… — краснею. — Но…
— И есть потом со мной заставлял? Да ты от удовольствия чуть тарелку не слопала!
Вот не надо приписывать себе заслуженный талант повара.
— Нет, но… я… да я за жакет просто твой переживала! — всю правду залпом выдаю, широко веки распахивая. — Что испачкала тебя! И прекрати уже так близко стоять, мне неудобно!
Опять пытаюсь его сдвинуть, брыкаюсь, но бесполезно. Мажор с места не двигается, прилип, словно пластилин, и с меня глаз не сводит. Его дыхание ласкает мою шею.
— Хорошо, а то что было потом, в машине?
— Ч-что? — резко торможу свои сопротивления, ощущая, как быстро начинает биться сердце. Делаю вид, что не понимаю. Я забыла, забыла, забыла… — Ты о чем?
— Ты хотела, чтобы я тебя поцеловал? — хрипло, и на мои губы опускает глаза.
Нет, конечно нет!
У меня сердце лошадиный галоп выдает. Скорость на максимум.
Зачем вообще так смотреть? Это… да это незаконно…