Навсегда, — продолжаю рассказывать, горько всхлипнув. Выпиваю уже третью чашку крепкого кофе. Сегодня ночная смена. А я никакая.
Так. О чем это я…
Возвращаюсь воспоминаниями к тому дню.
К нашему свиданию.
Потом, оказавшись у дома, он еще активно уговаривал меня вновь переночевать у него. Просил, со всей своей мужской обольстительностью и харизмой. Ох, сдержаться мне было очень трудно.
— Я буду в другой комнате, а ты ляжешь в моей.
— Антон, меня же Аринка ждет, — отворачиваю лицо, прячу губы, которые уже болят от бесконечных поцелуев. — Перестань… неприлично приличной девушке ночевать у парня. До моего дома два шага. Мы встретимся утром. Перестань же…
— Она простит тебя, — не унимается он, вновь захватывая в плен мои губы. Сжимает в объятиях.
— Антон…
— Варь…
— Антон! Не распускай руки! — одергиваю его, когда он совсем переходит границы. Смеюсь. — Уже поздно. Мне пора спать.
— Хорошо, хорошо, — сдается. Ладони вверх поднимет. Губу медленно прикусывает, языком по ней скользит и ухмыляется. — Но… все же… я должен спросить…
— Что?
— Может быть, — хитро прищурившись, с какими-то странными интонациями насмехается. — Ты хочешь?
Явно что-то задумал.
— Что? — непонимающе моргаю.
— Пошалить?
Играет бровями и глядит в упор. Вычитывает меня всю.
— Антон! — кричу и отталкиваю его. Глаза распахиваю шире. Дышать начинаю активнее. Вспыхиваю похлеще костра в лесу. — Перестань!
— Давай, ты и я. Один на один, — вглядывается в мое лицо. — Я хочу… очень хочу… прямо сейчас… а ты?
— Антон, как тебе не стыдно предлагать мне такое? Я приличная девушка! И после нашего прекрасного свидания, я собираюсь лечь спать! В своей комнате! У себя дома! Одна! А ты… ты оставь эти пошлые намеки!
Уголки его губ дергаются. Во взгляде — миллиарды солнечных лучиков проносятся. Он еле сдерживает смех.
Ну что опять не так?
Что. Опять. Не так?
— Ты… о чем подумала неМалявка? — голосом до боли удивленным. Скрипучим. Севшим.
Я сглатываю. Вздыхаю.
Ну неет. В этот раз он меня не смутит. Сегодня мой день!
— А ты… о чем говорил? — приглушенно.
— О том и говорил. Ты и я, — голову склоняет, его глаза хищно темнеют. Покрывается радужка черными крапинками. — Будет горячая ночка. Ты же так этого хотела. Я согласен. И ты давно готова, я знаю. Пойдем ко мне.
— Антон! Нет. Сколько раз тебе повторить? Мы еще мало вместе! Я тоже тебя хочу … но… я не такая, пойми! — махаю ладошкой в лицо. Жутко жарко. Уф. — Ааа…
Он продолжает смотреть в упор, а потом, вдруг, начинает смеяться.
— НеМалявка, я про баскетбол, а ты про что? — говорит сквозь заливистый смех.
— Ч-что?
Что?
— Ты приглашала меня сыграть. Помнишь?
— Ч-что? К-когда?
— Я пробрался к тебе в спальню, сломал окно. Ты тогда сказала: Сыграем по-соседски. Я тебе не ответил, извини. Говорю сейчас — я согласен. Я очень хочу. А ты?
И продолжает улыбаться.
Наверное, я сейчас спелее самого спелого в мире помидора. Краснее самой красной в мире ягоды. Горячее смой горячей в мире сковородки. Ну… и так далее.
— Это месть за то, что я назвала тебя романтиком? — с горечью в голосе произношу. — Ты считаешь слово пошалим относится к игре?
— Конечно. Устроим шалость, побросаем мячик, разбудим соседей. Словно, мы маленькие дети. А по- твоему к чему это относится? О чем ты подумала? Ммм?
Хитрый. Бесчувственный. Дьявол.
— Ты победил. Я подумала другое, и я очень смущена.
Гордо отвернувшись иду к себе в дом.
— НеМалявка, подожди! — со смехом разворачивает меня к себе. — Ты обиделась?
— Да! Хоть раз можно меня не позорить и не насмехаться надо мной? Вот, вот! Ты опять смеешься! Придурок!
— Ну что, ты Варь! Я пошутил, — обнимает. — Иди сюда.
— Признайся, что это не я все неправильно поняла! Это ты так специально сделал, чтобы я так поняла! И все мои неправильные мысли — это твои правильно составленные и правильно продуманные предложения!
— Оооо… Вот ты завертела, маленькая занудка, — ошарашено смотрит на меня. Сгребает в охапку, когда я хочу убежать. — Да. Да! Я признаюсь, я просто издевался, потому что люблю видеть, как ты краснеешь от смущения. Твои мысли — как открытая книга. Меня это люто вставляет. Подловила, неМалявка.
Уверенно ведет меня к воротам своего дома.
— Я не хочу к тебе!
— Мы сыграем партию в баскетбол. И пойдешь домой.
— Не хочу!
— Получишь подарок за игру.
— Даже, если проиграю?
— Ну, выиграть ты точно не сможешь, — бормочет самодовольно.
Фырчу.
— Так что ты там говорила? Ты меня хочешь?
Фырчу вдвойне.
Достает мяч и кидает мне в руки. Ну… как в руки. Я отскакиваю от мяча, как ошпаренная.
— Почему ты боишься?
— Он всегда прилетает мне в голову.
— Так происходит, потому что ты боишься. Доверься. Пока не начнешь доверять — тебе будет больно.
— А ты великий философ, как я погляжу! Больно мне, потому что он стукается о мой череп! — указываю пальцем на голову. — А не потому, что я ему не доверяю.
— Я имел в виду — довериться партнеру, — поправляет меня, наклоняясь за мячом. — Доверься мне, я никогда не сделаю тебе больно.
Я подвисаю, переваривая его фразу. Он часто говорит мне о доверии. Он ждет этого от меня. Для него это очень важно.
— Я не понимаю тебя.
Антон ловит мой взгляд и задерживает контакт. Не отпускает.
— Ты мне доверяешь? — спрашивает напрямую. Приглушенно. Сокровенно.
— Да, — медленно киваю.
Но сама не до конца верю в свои слова. Что-то внутри не дает. Не отпускает. Держит клешнями.
— Хорошо, — он отбивает мяч. — Иди сюда.
Мы играем около часа. Впрочем, это сложно назвать игрой. Даже во время этой тренировки, он постоянно старается прикоснуться ко мне. То со спины зайдет, уткнется носом в макушку, то сбоку приобнимет, то — будто случайно подтолкнув, ловит, прижимает к себе, а затем — целует.
— Где мой приз? — отодвигаю его от себя. — Ты обещал.
— Выбирай все, что захочешь, — говорит он.
— Все что угодно?
— Опять будешь просит бриллианты?
— Хочу тот байк, — вдруг говорю, увидев его в пристройке, откуда Антон вынес мяч.
Он поворачивает голову, затем, смотрит на меня и ухмыляется.
— Это байк Макса, который я выиграл, — его тон становится чуть жесте. — Уверена, что хочешь? Он от него без ума. Дорогой сердцу подарок от отца. Там все сложно…
— Почему ты не вернешь ему, если он для него так важен?
Безразлично пожимает плечами.
Внутри меня что-то обрывается. Зачем он так со своим другом?
— Потому что я выиграл, — повторяет с самодовольством. — Потому что я лучший.
— Что ж… теперь он мой, — заявляю уверенно. — Я продам его.
— Нет проблем, — он спокойно идет туда, а затем — выносит мне ключи. Я кидаю их в карман, подавив внутреннее неприятие.
Байк мне точно не нужен. Мне хочется вернуть Максу ключи. У меня тоже есть вещи от родителей, которые очень важны для меня. И я не могу игнорировать это.
Антон опять ластится. Целует бесконечно. Губы опухли и побаливают.
— Спокойной ночи, — повторяю уже который раз. — Аринка уже весь телефон мне оборвала. — Антооон… спокойной ночи…
— Спокойной ночи, — почти не разрывая поцелуя. — Только, я не усну. Буду думать о тебе. Всю ночь.
— Уснешь. Уснешь, — отстраняюсь. — Все, Антон. Я пойду!
— Напишешь?
— Что?
— Сообщение.
— Так я прямо сейчас спать лягу.
— Так ты сейчас напиши, — настаивает он полушепотом. — Вот прямо сейчас придешь и напиши.
— Что написать?
— Напиши, что — нибудь… напиши: Спокойной ночи.
— Антоон… я же уже засыпаю…
Еле-еле, но мне удалось от него вырваться и уйти спать. Когда легла, от него было несколько милых сообщений: «Спокойной ночи, моя маленькая неМаляка». «Я уже скучаю». «Может, все-таки ко мне?» «Ладно, отдыхай». «Спокойной ночи»
— Это дьествительно очень мило. Так почему же ты страдаешь? Не понимаю, дьетка? — спрашивая все с тем же акцентом, Мигель разглядывает меня с сочувствием и сильным волнением. Он сидит на карточках около меня. Я на стуле. — Потом он тебя обидел?
— Нет. Дальше… Мы виделись почти каждый день. В течении месяца.
— Знаю. И? — Мигель встает, подливает мне еще кофе, и снова садится рядом. Пытается успокоить. — Что же произошло после? Почему ты явилась такая зарёванная?
— Потом… мы виделись реже, — утираю слезы. — Все реже и реже… сначала Антон уезжал на чемпионат. Затем у него были какие-то проблемы на треке. А я то на работе, то — за папой ухаживаю. Ему сделали еще две операции, и он… очнулся…
— Да. Да. Дьетка. И это я помню. И я очень рад… это замечательные новости! Ты собрала денег папе на лекарства, отложила немного на реабилитацию. Договорилась на его работе, что заплатишь за дом чуть позже, и они пошли тебе навстречу. Отлично сдала экзамены и у тебя остался лишь выпускной. Ты нашла еще одну подработку, — я киваю, пока Мигель перечисляет. — Наша умника. Трудяга. Но почему ты плачешь? — он разводит руками. — Что случилось? Это из-за его родителей?
— Нет, его мать уехала надолго, занимается какой-то благотворительной программой. Отец постоянно работает. Мы с его родителями так толком и не пообщались. Единственное — я ближе узнала его сестру Веронику. Но она… Она ненавидит меня и каждый раз, когда я прихожу к нему домой, она с такой ненавистью и призрением на меня смотрит, говорит всякие колкие фразы… про то, что я ему не подхожу. Что я нищая, простая, что ему нужна девушка получше. Из их круга. И что родители все равно будут против! Нет, она при Антоне более-менее себя ведет, но чуть мы окажемся наедине с ней — выворачивает мне душу…
— И ты из-за нее плачешь? Эта девчонка так задьела тебя?
— Нет! — беру платочек. Высмаркиваюсь. — Не из-за нее… я стараюсь на нее не обращать внимания! Как и на Любу… но она давно не старается меня задеть… словно… потеряла ко мне интерес… словно… я ей больше не соперница… меня это удивляло…и… радовало… но сегодня утром, после экзамена я зашла в туалет, а они там кучкой стоят у зеркала с подружками. На меня внимание не обращают. И тут Люба говорит… я сережку свою потеряла… с бриллиантом…
Реву еще громче.
— Ох, Мигель… — заливаюсь слезами.
Архип заглядывает, знаками у Мигеля спрашивает: Что случилось?
Мигель рукой ему машет, чтобы ушел, чтобы не мешал.
А я продолжаю:
…вот такую смотрите… большая… сережка… Такая огромная на висюльке… такая… Она показала всем, и меня спросила, не видела ли я. И мне тоже показала… Они искали, она сказала, что это ее парень подарил, что он ее очень любит… что у них долго не ладилось, но они помирились… что были вместе ночью и теперь все будет хорошо… что-то еще… а он… он…
— Варь, я уже не знаю, что и предположить. Что же еще? Что он? Он злился, что вы мало видьелись? Или догадался, что ты скрываешь от него свою работу? И причем тут эта девушка?
— Нет. Он не догадался. Но он стал странно себя вести. Постоянно был занят на гонках и временами пристально на меня смотрел, все спрашивал, доверяю ли я ему… потом… — шмыгаю носом. — Вроде бы все хорошо было. Он сказал, что не настаивает, что если я ему не доверяю, то он подождет… и потом… и…
— И?
— После экзамена я пришла к нему домой, мы договаривались посмотреть вместе фильм, а его не было. У него экзамены были в другой день. Он должен был быть дома. Я ждала в гостиной больше часа, на сообщения он не отвечал, когда начала звонить — он не брал трубку.
Начинаю рыдать сильнее. Прикрываю лицо мокрыми солеными ладошками.
— Дьееткаа, я сейчас сам заплачу. Ну же!
— Я набирала еще и еще, а он не отвечал. Дома была Вероника, она сказала, что у него есть дела и люди поважнее меня. Что он наконец-то одумался… кажется так… потом сказала:
«Не беси меня своим присутствием. Поднимись в его комнату, подожди там».
Отпиваю кофе. Перевожу дыхание. Кулачками тру опухшие веки.
— Я поднялась, легла на его кровать. Его все не было. Я сначала не заметила, сейчас вспоминаю… кровать…
— Что?
— Кровать была смятая… то есть… покрывало было смятое, когда я зашла. И пахло духами женскими… у меня голова кружилась от этого сумасшедшего неприятного запаха.
— Ты говорьишь какими-то загадками. Чьи духи?
— Я подумала, мне мерещится… но этот запах… это ее запах… ее духи… она постоянно ими набрызгана! Всегда… в его комнате больше не было моего любимого аромата чистоты и лимона. Только ее ненавистный аромат!
Мигель сочувственно кивает, настаивает, чтобы я продолжила рассказ.
— Я увидела, что-то блеснуло возле подушки, я подняла, а там…
— Что там?
Достаю из кармашка фартука и зажимаю в руке. Набираюсь духу и раскрываю перед Мигелем, так чтобы он видел.
Потрясающая сережка с огромным бриллиантом. С узором, та самая, которую искала Люба.
Сияет и поблескивает на моей ладони.