Орёл на стене смотрел на меня с праведным гневом. Его когти сжимали символы войны и мира, и я чувствовал, что он готов в любой момент обрушиться на меня, чтобы разорвать горло за мою дерзость – прийти сюда за правосудием. Я вглядывался в него, пытаясь освоиться в этой новой, пугающей обстановке. Большая часть моей многолетней юридической практики прошла вдали от федеральных судов. Окружной суд США по Центральному округу Калифорнии был местом, где дела защиты, как правило, заканчивались поражением. Федеральная система имела почти стопроцентную статистику обвинительных приговоров. Здесь защита не имела шансов на победу: их дела либо отклонялись, либо находились под полным контролем обвинения, и лишь в исключительных случаях доходили до суда.
Однако дело «Люсинда Санс против штата Калифорния» отличалось. Запрос на явку арестованного в суд был гражданским, а моим противником выступал не федеральный орган, а штат. Федеральный судья же играл роль посредника, что давало мне повод для оптимизма.
Я окинул взглядом величественный зал, украшенный резными деревянными панелями, флагами и портретами выдающихся юристов прошлого, и задержал взгляд на печати с изображением разъяренного орла над судейским столом. Этот зал, как учил меня когда-то юрист Сигел, пережил века, в отличие от многих адвокатов, искавших здесь правосудия. Он говорил мне: — Вдохни. Это твой момент. Твоя сцена. Желай этого. Прими. Возьми.
Я закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на окружающий шум – шелест зрителей, сидящих на галерее, перешептывания у стола прокурора и тихий говор секретаря суда. Но тут прозвучал голос, который невозможно было проигнорировать.
— Микки! Микки!
Упрямый шёпот заставил меня открыть глаза. Я взглянул на Люсинду, и она кивком указала на дальний конец зала. Там, в первом ряду, сидели репортёры и судебный художник, работающий на телеканал (камеры в федеральный суд не пускали). А дальше, в последнем ряду, я заметил помощника шерифа Стефани Сэнгер. Я видел её впервые. Поскольку прошение о снятии обвинения – это гражданское ходатайство, я мог бы взять её показания заранее. Но это раскрыло бы мою стратегию генеральному прокурору, чего я не желал. Поэтому я решил рискнуть и допросить её впервые уже в суде, в качестве свидетеля. Наши взгляды на мгновение встретились. У неё были рыжевато-русые волосы и светлые глаза, а взгляд – холодный и гневный, как у орла на стене. Она была в полной форме, с значком и наградами. Это был старый приём – напомнить присяжным о статусе правоохранителя. Но здесь не было присяжных, и форма вряд ли впечатлила бы судью."
— Она может так делать? — спросила Люсинда. — Сидеть за нами вот так?
Я перевёл взгляд с Сэнгер на свою клиентку. Она была напугана.
— Не обращайте на неё внимания, — сказал я. — Как только начнётся процесс, её выведут. Она свидетель, и свидетелям нельзя находиться в зале, пока они не дадут показаний. Вот почему здесь нет Гарри Босха.
Прежде чем Люсинда успела ответить, судебный пристав встал у своего стола рядом с дверью в камеру предварительного заключения и объявил о прибытии судьи Эллен Коэльо. Момент был выбран безупречно. Когда люди в зале поднялись, дверь за скамьёй отворилась, и судья в чёрной мантии сделала три шага к чёрному кожаному креслу, с которого ей предстояло председательствовать.
— Садитесь, — сказала она, и её голос, усиленный кессонным потолком и акустикой зала, разнёсся по всему помещению.
Когда я сел, то наклонился к Люсинде и прошептал:
— Сначала у судьи будут процедурные вопросы, а потом ваша очередь. Как мы и говорили: сохраняйте спокойствие, отвечайте прямо, смотрите либо на меня, либо на судью. Не смотрите на других адвокатов.
Люсинда нерешительно кивнула. Она всё ещё выглядела испуганной, её светло-коричневое лицо побледнело.
— Всё будет хорошо, — сказал я. — Вы готовы. У вас всё получится.
— А если нет? — спросила она.
— Не думайте так. Люди за тем столом хотят забрать у вас остаток жизни. Они хотят забрать у вас сына. Злитесь на них, а не бойтесь. Вам нужно вернуться к сыну, Люсинда. Они пытаются помешать вам это сделать. Думайте об этом.
Я заметил движение за её спиной и, отстранившись от нашей тесной конфиденции, увидел, как Фрэнк Сильвер отодвигает стул с другой стороны и садится.
— Простите за опоздание, — прошептал он. — Здравствуйте, Люсинда, помните меня?
Прежде чем она успела ответить, я положил ладонь ей на руку, остановив её, и наклонился так, чтобы обратиться к Сильверу максимально тихо, насколько позволял мой гнев.
— Что вы здесь делаете? — прошептал я.
— Я соадвокат, — ответил он. — Такова наша сделка. Я здесь, чтобы помочь.
— Какая сделка? — спросила Люсинда.
— Никакой сделки, — сказал я. — Вам надо уйти, Фрэнк. Немедленно.
— Я никуда не уйду, — возразил Сильвер.
— Слушайте внимательно, — сказал я. — Вы не можете здесь находиться. Это поставит под угрозу…
Меня прервала судья.
— В деле «Санс против штата Калифорния» у нас ходатайство о снятии обвинения. Адвокаты готовы перейти к слушанию?
Мы с Хейденом Моррисом одновременно поднялись, каждый за своим столом, и подтвердили готовность.
— Мистер Холлер, — сказала судья, — в материалах дела нет указания на то, что у вас есть соадвокат. Кто сидит рядом с вашей клиенткой?
Сильвер уже собирался встать и ответить сам, но я опередил его.
— Мистер Сильвер — первоначальный адвокат истца по этому делу, — сказал я. — Он просто пришёл поддержать её. Он не соадвокат.
Коэльо опустила взгляд на бумаги перед собой.
— Он внесён в ваш список свидетелей, не так ли? — спросила она. — Кажется, я помню это имя.
— Да, Ваша честь, — ответил я. — Он там есть. И он просто хотел присутствовать с самого начала, как я сказал, чтобы поддержать. Сейчас он выйдет. Более того, Ваша честь, истец ходатайствует об удалении всех свидетелей из зала суда до вызова их для дачи показаний.
Моррис, который уже успел сесть, резко вскочил, чтобы сообщить судье, что свидетель, о котором я говорю, — сержант Стефани Сэнгер, присутствующая в зале в связи с ходатайством штата об аннулировании повестки по причине ненадлежащего вручения.
— Хорошо, мы ещё вернёмся к этому, — сказала Коэльо. — Но сперва, мистер Сильвер, вы покидаете зал.
Я всё ещё стоял, готовясь спорить о Сэнгер, и мысленно уже отодвинул Сильвера от себя. Мне нужно было сосредоточиться на цели и не отвлекаться. Очевидно, Моррис хотел, чтобы Сэнгер никогда не приблизилась к делу и к моему допросу. Я не мог этого допустить.
Краем глаза я видел, как Сильвер медленно встаёт и отодвигает стул. Я обернулся и коротко кивнул, создавая впечатление, будто мы близкие коллеги и действуем в полном согласии. Он подыграл, похлопав Люсинду по плечу, прежде чем пройти мимо меня к выходу. Мне он улыбнулся и кивнул, шепнув:
— К чёрту. Я не дам показаний. Удачи тебе с повесткой.
Я в ответ тоже кивнул, словно он только что сказал мне нечто необычайно воодушевляющее.
И он ушёл. Я остался стоять, ожидая продолжения спора, и открыл папку со своей копией повестки, которую Босх вручил Сэнгер. Я не представлял, с какой стороны Моррис попытается её оспорить.
Судья Коэльо подождала, пока Сильвер почти дойдёт до двери, прежде чем продолжить:
— Мистер Моррис, можете продолжать, — сказала она.
В течение следующих пяти минут Моррис настаивал на отмене повестки сержанту Сэнгер. Он утверждал, что я, как адвокат противоположной стороны, злоупотребляю правом вызова свидетелей, поскольку не имею достаточных оснований для допроса Сэнгер. Моррис подчеркнул, что Сэнгер участвует в конфиденциальном расследовании, которое может быть скомпрометировано моими непродуманными вопросами. Он представил меня как манипулятора, стремящегося использовать Сэнгер в качестве пешки, что нанесет ущерб другим делам. Кроме того, Моррис заявил, что основанием для повестки является сомнительное опознание, проведенное истцом с нарушением установленных протоколов, и этого достаточно для признания повестки недействительной.
— Расскажите мне о фото-опознании, — сказала Коэльо.
— Да, Ваша честь. Следователь, представляющий истца, «волей-неволей» продемонстрировал ей в тюремной комнате для свиданий набор фотографий. Целью данного действия было направить ее внимание на сержанта Сэнгер, что послужило основанием для выдачи вами повестки. Как известно суду, стандартная процедура фото-опознания предполагает одновременное предъявление шести снимков, исключающее любое направляющее воздействие на выбор опознающего. Однако, на данном этапе, опознание вызывает сомнения, и сторона обвинения ходатайствует об отмене повестки.
Моррис сел.
Я испытал облегчение. Аргумент помощника генерального прокурора был бессмыслен. Моррис явно хватался за соломинку, и это говорило о том, насколько его беспокоят показания Сэнгер. Теперь мне оставалось только убедиться, что я смогу вывести её на трибуну.
— Мистер Холлер? — обратилась ко мне судья. — Ваш ответ?
— Благодарю, Ваша честь. С удовольствием отвечу. За десятилетия моей практики в судах этого города я впервые сталкиваюсь с тем, чтобы выражение «волей-неволей» служило основанием для возражения. Полагаю, я упустил этот нюанс в юридической школе, но, как сказал мой оппонент, его аргумент, основанный на этом выражении, абсурден.
Мой следователь, Гарри Босх, прослуживший сорок лет в Департаменте полиции Лос-Анджелеса в качестве офицера и детектива, обладает полным знанием процедур проведения опознания по фотографиям. Получив отказ в предоставлении комнаты для конфиденциального свидания с мисс Санс от администрации тюрьмы, он был вынужден провести процедуру в стандартной кабинке для свиданий, как это подробно изложено в моем ходатайстве. Фотографии предъявлялись по одной, и телефонная трубка не поднималась до тех пор, пока мисс Санс не просмотрела все шесть.
Опознание было сделано только после этого. Никаких манипуляций, никаких уловок, и уж тем более никаких «волей-неволей», что бы это ни означало. Ваша честь, вся процедура была зафиксирована тюремной камерой. Если бы у государства были основания для возражений, мистер Моррис представил бы эту запись. Если мы намерены отложить слушание и продолжить незаконное содержание под стражей Люсинды Санс, мы можем приостановить процесс до тех пор, пока суд не обяжет предоставить видеоматериалы для ознакомления.
— Ваша честь, можно… — начал Моррис.
— Пока нет, мистер Моррис, — оборвала его Коэльо. — Мистер Холлер, ответьте на первую часть возражения.
— Мистер Моррис ссылается на иные, засекреченные расследования, — сказал я. — Он явно в отчаянии. Я не собираюсь затрагивать никакое расследование, кроме коррумпированного и некорректного расследования убийства Роберто Санса. Свидетель, которого он столь усердно пытается удержать от дачи показаний, был по уши погружён в это расследование, и мистер Моррис, по сути, хочет помешать суду узнать правду. Никакие другие дела затронуты не будут. Я прямо сейчас беру на себя это обязательство. Если я выйду за его рамки, суд может меня остановить.
Повисла пауза, затем Моррис попытался снова взять слово:
— Ваша честь, можно мне коротко ответить?
— Не вижу в этом необходимости, — сказала Коэльо. — У вас есть видеозапись того, как следователь показывает истцу фотографии?
— Нет, Ваша честь, — сказал Моррис.
— Вы её видели? — уточнила Коэльо. — Это было основанием вашего ходатайства?
— Нет, Ваша честь, — уже тише ответил он. — Нашим основанием было само ходатайство истца о повестке.
— Значит, вы не готовы подтвердить свои заявления доказательствами, — заключила Коэльо. — Ходатайство об аннулировании отклонено. Сержант Сэнгер удаляется из зала до вызова на свидетельское место. Есть ли ещё что-нибудь, господа, прежде чем мы приступим к допросу свидетелей?
Моррис снова поднялся.
— Да, Ваша честь, — сказал он.
— Хорошо, — ответила Коэльо. — Что у вас?
— Как суду известно, это ходатайство было засекречено по просьбе стороны штата, — начал Моррис. — Это было сделано для того, чтобы предотвратить его распространение в СМИ, чем адвокат истца в предыдущих делах, к сожалению, злоупотреблял.
Я встал.
— Возражаю, Ваша честь, — сказал я. — Помощник генерального прокурора делает всё, чтобы отвлечь внимание суда от того факта…
— Мистер Холлер, — строго произнесла Коэльо, — мне не нравится, когда адвокаты перебивают друг друга. Если я сочту аргументы мистера Морриса заслуживающими внимания, у вас будет возможность ответить. Сейчас присядьте и дайте ему закончить.
Я подчинился, надеясь, что мои возражения хотя бы выбьют Морриса из колеи.
— Спасибо, Ваша честь, — сказал он. — Как я уже отметил, это ходатайство было засекречено до начала слушаний.
— Которые как раз проходят сейчас, мистер Моррис, — напомнила Коэльо. — Я вижу, к чему вы ведёте. Я вижу представителей СМИ в галерее и одобрила запрос на судебного художника. Дело больше не под грифом. Мы в открытом судебном заседании. В чём ваши возражения?
— Суд получил запрос на присутствие художника в пятницу, — сказал Моррис. — Нам всем были разосланы копии. В то время дело всё ещё было засекречено, и тем не менее СМИ уже каким-то образом узнали о слушании. Штат ходатайствует о санкциях против адвоката истца за нарушение постановления о секретности.
Я снова встал, но на этот раз не перебивал. Я просто хотел, чтобы судья видела: я готов ответить. Она, однако, подняла ладонь в воздух, жестом предлагая мне сесть. Я сел.
— Мистер Моррис, — сказала Коэльо, — вы сейчас делаете именно то, в чём за две минуты до этого обвиняли мистера Холлера: «играете для публики». Уверяю вас, если я спрошу господина Холлера, сообщал ли он СМИ о слушании до снятия грифа секретности, он ответит, что нет, и вы не сможете привести ни одного доказательства обратного. Честно говоря, он достаточно умен, чтобы не делать этого сам. Так что, мистер Моррис, если у вас нет таких доказательств, то вы всего лишь разыгрываете спектакль. Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. Я бы предпочла заняться тем, ради чего мы здесь. Никаких санкций не будет. Итак, мистер Холлер, вы готовы продолжать?
Я встал, на этот раз застёгивая пиджак, словно поднимая щит, и приготовился вступить в бой.
— Готовы, Ваша честь, — сказал я.
— Прекрасно, — произнесла судья. — Вызовите первого свидетеля.
Я отклонил предложение судьи Коэльо разрешить Люсинде Санс надеть повседневную одежду, которую для неё принесла мать. Я не хотела соглашаться ни на что, что хоть как-то размывало бы тот факт, что эта женщина провела пять лет в тюрьме за преступление, которого не совершала. Я хотела, чтобы её вид постоянно напоминал судье, как несправедливое преследование отняло у Люсинды всё — сына, семью, свободу, средства к существованию, — оставив ей лишь синий комбинезон с трафаретной надписью «ЗАКЛЮЧЁННАЯ» спереди и сзади.
На месте свидетеля Люсинда выглядела крайне незначительной: её лицо едва возвышалось над резными деревянными перилами перед ней. Волосы были собраны в короткий хвост, а линия подбородка — угловатой. Она выглядела встревоженной, но в то же время решительной. Первое допрос должен был проводить я, и это казалось относительно простым заданием. Настоящая угроза скрывалась в перекрёстном допросе Морриса. У него были записанные расшифровки её первого допроса почти шесть лет назад и показания, которые она дала в Чино два месяца назад. Я старался избежать предоставления ей дополнительных возможностей выступить под присягой, но Моррис настаивал на её допросе, и это выдавало его стратегию. Если бы он смог поймать её на хотя бы одной лжи, это могло бы подорвать доверие к ней и ко всему её заявлению о невиновности.
— Можно я буду называть вас Синди? — спросил я.
— Ну да, — ответила она.
— Синди, скажите суду, где вы живёте и как долго.
Прежде чем Люсинда произнесла хоть слово, вмешался Моррис:
— Ваша честь, обстоятельства содержания мисс Санс под стражей за преступление, в котором она призналась, хорошо известны всем сторонам и суду. Можно ли перейти к вопросам, имеющим отношение к ходатайству?
— Это возражение, мистер Моррис? — уточнила Коэльо.
— Да, Ваша честь.
— Принято, — сказала судья. — Мистер Холлер, давайте перейдём к сути нашего сегодняшнего заседания.
Я кивнул. Так и должно было быть.
— Да, Ваша честь, — ответил я. — Синди, вы убили своего бывшего мужа, Роберто Санса?
— Нет, — сказала Люсинда.
— Но вы не оспаривали обвинение в непредумышленном убийстве. Зачем признавать себя виновной в том, чего, как вы сейчас утверждаете, не совершали?
— Я говорю это не только сейчас. Я всегда так говорила. Я говорила это шерифам. Говорила семье. Говорила своему адвокату. Я не стреляла в Роберто. Но мистер Сильвер сказал мне, что против меня слишком много доказательств, что присяжные в любом случае признают меня виновной, если дойдёт до суда. У меня есть сын. Я хотела его увидеть — обнять, стать частью его жизни. Я не думала, что получу столько лет.
В её голосе прозвучало столько боли и искренности, что я на миг замолчал, уставившись в блокнот на кафедре и позволяя словам Люсинды повиснуть в воздухе, как призрак. Но судья, сидевшая здесь уже четверть века и знавшая все приёмы, не собиралась поддаваться.
— Больше вопросов нет, мистер Холлер? — спросила она.
— Есть, Ваша честь, — сказал я. — Синди, расскажите суду, что случилось тем вечером, почти шесть лет назад.
Это был опасный момент. Люсинда не могла отступать от того, что уже запечатлено в протоколах. Мы могли расширить картину, и я как раз намеревался это сделать, но не могли ни в чём противоречить уже сказанному. Любое расхождение давало бы Моррису возможность отправить её обратно в Чино досиживать срок.
— Наш сын был у Роберто на выходных, — начала Люсинда. — Он должен был вернуть его в шесть, чтобы мы успели поехать к моей маме на ужин. Но он привёз его почти в восемь, и он уже поужинал в «Чак-и-Чиз».
— Это вас расстроило? — спросил я.
— Да, я была очень расстроена, и мы поссорились. Я и Робби. И он…
— Прежде чем продолжите, — перебил я, — Роберто сказал вам, почему опоздал?
— Он просто сказал, что у него рабочая встреча, и я знала, что это ложь, потому что было воскресенье, а его отдел по воскресеньям не работает.
— То есть вы ему не поверили и поссорились. Так?
— Да. А потом он ушёл. Я хлопнула дверью, потому что он разрушил мои планы на вечер.
— И что было потом?
— Я услышала выстрелы. Два.
— Откуда вы знали, что это именно выстрелы?
— Потому что я выросла, слыша выстрелы в Бойл-Хайтс, и потому что Роберто, когда мы поженились, водил меня в тир и учил стрелять. Я знаю, как звучит выстрел.
— Итак, вы слышите два выстрела. Что вы делаете?
— Я подумала, что это он — Роберто — стреляет в дом, потому что он был в ярости, понимаете? Я побежала в комнату сына, и мы упали на пол. Но на этом всё. Больше выстрелов не было.
— Вы звонили в 911?
— Да. Я позвонила и сказала им, что мой бывший муж стреляет в мой дом.
— Что вам ответили?
— Сказали оставаться с сыном и прятаться, пока они всё не проверят.
— Они велели вам не класть трубку?
— Да.
— Что произошло дальше?
— Не знаю, сколько прошло времени, но потом они сказали, что снаружи безопасно и что мне нужно выйти к двери — там помощник шерифа.
— Вы так и сделали?
— Да. И тогда я его увидела. Роберто лежал на земле, и они сказали, что он мёртв.
Я сделал паузу и попросил судью разрешить воспроизвести запись звонка 911, о котором только что рассказала Люсинда. Моррис не возразил, и запись включили через аудиоаппаратуру зала. Её рассказ полностью совпадал с содержанием записи, но в голосе на плёнке звучали страх и отчаяние, которых уже не было в её сегодняшнем пересказе. Я считал важным, чтобы судья это услышала, и был удивлён, что Моррис никак не попытался это пресечь.
После воспроизведения записи я перешёл к следующему этапу допроса.
— Синди, несколько минут назад вы упомянули, что, когда вы с Роберто поженились, он водил вас в тир учиться стрелять. Расскажите суду об этом поподробнее.
— О чём именно?
— Например, сколько раз вы ходили в тир?
— Два или три раза. Это было до рождения сына. После его рождения я не хотела иметь оружие и стрелять.
— Но тогда, до рождения сына, оружие всё-таки было?
— Нет, это было его оружие. Только его.
— Сколько стволов у него было?
— Не уверена. Около пяти.
— И всё это он купил?
— Нет. Он говорил, что часть отобрал у людей. У плохих людей. Если находили оружие, забирали. Иногда оставляли себе.
— Кто это «они», Синди?
— Его подразделение. Это было…
Моррис возразил, но на долю секунды опоздал. Слова уже прозвучали. Он попросил вычеркнуть из протокола как «слухи» всё, что касалось подразделения, а также последующую историю — как основанную на словах уже умершего человека. Судья удовлетворила возражение, не дав мне возразить. Но это было не так страшно. Все, кто находился в зале, включая — и это главное — судью, знали, кто такие «они»: другие члены спецподразделения, где служил Роберто.
— Хорошо, — сказал я. — Синди, расскажите нам о занятиях на стрельбище, которые вы проходили с тогдашним мужем.
— Ну, — начала она, — он учил меня разбирать и собирать оружие, учил стойке, как целиться. А потом мы стреляли по мишеням.
— Вы помните стойку, которой он вас учил?
— Да.
— Как она называлась?
— О, я думала, вы спрашиваете, помню ли я её саму. А как называлась, не помню.
— То есть вы могли бы её продемонстрировать, если суд согласится?
— Ну… да.
Я попросил суд разрешить Люсинде покинуть место свидетеля и продемонстрировать стойку для стрельбы, которой её учил муж. Моррис возразил, заявив, что подобная демонстрация впустую тратит время суда, поскольку якобы не имеет отношения к убийству Роберто.
— Ваша честь, — сказал я, — я намерен доказать, что Люсинда Санс не стреляла в своего бывшего мужа. Эта демонстрация — одна из точек, которые будут связаны по ходу дела.
— Я разрешаю, — сказала Коэльо. — Но я потребую, чтобы вы выполнили обещание и связали все точки. Продолжайте.
— Благодарю, Ваша честь. Синди, покажите, чему вас учил ваш муж.
Люсинда спустилась в колодец — открытое пространство перед судейским столом. Она расставила ноги примерно на шестьдесят сантиметров, обеспечивая устойчивость, и вытянула руки прямо вперёд, на уровне плеч. Левой рукой поддерживала правую, а указательный палец был протянут, как ствол пистолета.
— Вот так, — сказала она.
— Спасибо, — сказал я. — Можете вернуться на место свидетеля.
Пока Люсинда возвращалась, я взял на столе папку и попросил разрешения предъявить свидетелю две фотографии. Я передал копии Моррису — хотя он уже получил их на этапе раскрытия материалов — и судье. Это были те самые снимки, что когда-то использовали против Люсинды: на них она запечатлена на стрельбище, с пистолетом в руках, в той же позе, которую только что продемонстрировала.
— Мистер Холлер, меня это беспокоит, — сказала судья, разглядывая фотографии. — Вы предлагаете приобщить две фотографии, которые, по сути, доказывают, что ваша клиентка имела доступ к оружию и умела с ним обращаться. Вы уверены, что это благоразумно?
— Это одна из точек, Ваша честь, — ответил я. — И суд вскоре увидит, что эти снимки скорее оправдывают мою клиентку, чем обвиняют.
— Хорошо, — сказала Коэльо. — Это ваше дело.
Я отнёс третий комплект фотографий к месту свидетеля и положил перед Люсиндой.
— Люсинда, можете ли вы сказать, когда и где сделаны эти две фотографии? — спросил я.
— Не знаю точной даты, — ответила она. — Но это было в то время, когда Робби учил меня стрелять. Это тир в Сэнд-Каньоне, куда мы ходили.
— Сэнд-Каньон — это в Долине Антилоп?
— Кажется, это в долине Санта-Кларита.
— Но поблизости?
— Да, недалеко.
— Хорошо. Кто мужчина рядом с вами на второй фотографии?
— Это Робби.
— Ваш тогдашний муж?
— Да.
— Кто сделал этот снимок?
— Один из его друзей по подразделению. Он там же учил стрелять свою жену.
— Вы помните его имя?
— Кит Митчелл.
— Понятно. А пистолет, который вы держите на фотографиях, где он сейчас?
— Не знаю.
— Когда вы развелись, Роберто оставил вам хоть какое-нибудь оружие?
— Нет, ничего. Я не хотела, чтобы дома было оружие. Не при моём сыне.
Я кивнул, словно этот ответ имел особое значение, и перевёл взгляд в блокнот, где были помечены предполагаемые вопросы. Ручкой поставил маленькую галочку напротив каждого, который уже задал.
— Ладно, — сказал я. — Вернёмся к вечеру смерти вашего бывшего мужа. Что произошло после того, как вы открыли дверь помощнику шерифа и увидели тело Роберто на лужайке? Он лежал лицом вниз или вверх?
— Лицом вниз, — ответила Люсинда.
— Что дальше с вами произошло?
— Они схватили меня и сына и посадили на заднее сиденье патрульной машины.
— И как долго вы там пробыли?
— Э… казалось, долго. Но потом меня забрали и пересадили в другую машину, без опознавательных знаков.
— В итоге вас привезли в отделение в Долине Антилоп и допросили?
— Да.
— Перед этим у вас запросили согласие на проверку рук и одежды на следы пороха?
— Да. Меня попросили выйти из машины и провели тест.
— Вас обработали тампоном с поролоновым диском?
— Да.
— Кто проводил этот тест?
— Помощник шерифа. Женщина.
— И вот однажды мой следователь, Гарри Босх, навестил вас в тюрьме в Чино и показал вам несколько фотографий?
— Да.
— Он хотел узнать, сможете ли вы опознать женщину-помощника, которая брала у вас мазок. Так?
— Да.
— Он показал вам шесть разных фотографий?
— Да.
— Вы выбрали одну из них и опознали человека, который проводил тест?
— Да.
Я предъявил Моррису и судье копии фотографии Стефани Сэнгер из фотоподборки Босха. Мы быстро получили разрешение приобщить снимок как вещественное доказательство № 2 истца и показать его свидетелю.
— Это та женщина, которую вы опознали как помощника шерифа, проводившую тест на следы пороха? — спросил я.
— Да, это она, — сказала Люсинда.
— Вы её знали раньше?
— Нет.
— Вы не знали, что она служила в одном подразделении с вашим мужем?
— Нет, не знала. Но она сказала мне, что работала с Робби.
— Она выглядела расстроенной из-за его смерти?
— Она была спокойна. Профессиональна.
Я кивнул. Всё нужное для протокола было сказано. Большая часть этого пригодится на последующих этапах. Я был доволен. Оставалось надеяться, что Люсинда выдержит перекрёстный допрос. Если она его переживёт, у нас будут серьёзные шансы.
— У меня нет больше вопросов, — сказал я. — Но оставляю за собой право вновь вызвать свидетеля.
— Хорошо, мистер Холлер, — сказала судья. — Мистер Моррис, желаете сделать перерыв, прежде чем начать перекрёстный допрос?
Моррис поднялся.
— Государство согласно на короткий перерыв, Ваша честь, — сказал он. — Но у меня всего два вопроса к этому свидетелю, и на них можно ответить только «да» или «нет». Возможно, имеет смысл сделать перерыв уже после того, как свидетель будет отпущен.
— Хорошо, мистер Моррис, — сказала Коэльо. — Продолжайте.
Моему удивлению не было предела. Моррис оказался либо куда более проницательным, чем я предполагал, либо, наоборот, совершенно некомпетентным. Раньше я никогда не видел его в действии. Обычно в команду генерального прокурора попадали лучшие специалисты, для которых подобные слушания были формальностью. Однако, учитывая его прошлые заявления и склонность оспаривать мои действия, называя их "недобросовестным раскрытием", было ясно, что он не из тех, кто действует по накатанной. Поэтому его решение задать всего два вопроса вызвало у меня подозрение. Возможно, он осознал, что не сможет опровергнуть показания Люсинды, поскольку она говорила правду.
Я внимательно следил, как Моррис подошёл к кафедре.
— Мисс Санс, вы отбываете срок в женской тюрьме штата в Чино, верно? — спросил он.
— Э-э… да, — ответила Люсинда. — Верно.
— Вы знакомы с заключённой по имени Изабелла Модер?
Люсинда посмотрела на меня, и в её глазах мелькнула паника — «что мне делать?» Я только надеялся, что судья этого не увидит. Мне оставалось одно — кивнуть.
Она снова перевела взгляд на Морриса.
— Да, — сказала она. — Она была в одной камере со мной. Потом её перевели в другую тюрьму.
С этим ответом я окончательно понял стратегию штата и то, как именно Моррис собирается её разыграть.
Я поговорил с Люсиндой, а затем вышел из зала суда, словно беглый заключённый. Быстро пройдя по коридору, я увидел Стефани Сэнгер, сидящую на скамье у стены напротив входа. Увидев меня, она ухмыльнулась так, словно точно знала, что только что сделал Моррис.
У меня не было возможности ответить ей усмешкой, так как я продолжал внимательно осматривать коридор. Мой взгляд остановился на Босхе у лифта. Он, казалось, беседовал с маршалом, который контролировал работу металлоискателя. Учитывая, что залы суда на этом этаже преимущественно занимались уголовными делами, первый этаж здания был оборудован не только рамкой металлоискателя, но и более обширной службой безопасности.
Босх меня заметил, кивнул и сказал маршалу, что скоро вернётся. Я остановился и ждал, пока он не подошёл ко мне в коридоре, чтобы мы могли поговорить наедине, не привлекая внимания Сэнгер и маршала.
— Как она? — прошептал Босх.
— В лоб — всё в порядке, — сказал я. — Но помощнику генерального прокурора хватило двух вопросов, чтобы всё испортить.
— Что? Что случилось?
— Он собирается запугать нас тюремным информатором. Мне нужно, чтобы ты к завтрашнему утру узнал всё, что сможешь, о заключённой по имени Изабелла Модер. Кажется, пишется «Мо-д-е-р».
— Как насчёт работы со свидетелями?
— Этим придётся заняться мне. Ты нужен по Модер. Немедленно.
— Ладно. Она в Чино? Кто она такая?
— Бывшая сокамерница Люсинды. Но её перевели около полугода назад — примерно тогда, когда я подал ходатайство о снятии обвинения.
— И её имя не всплыло в раскрытии материалов? Разве это не…
— Моррису не нужно было её «раскрывать», если он собирался использовать её только для опровержения. Так что формального нарушения нет. Чистое, аккуратное запугивание. Я должен был это предвидеть.
— Тогда к чему такая спешка, если Моррис не собирается вызывать её до окончания вашего дела?
— Потому что лучшая защита — нападение. Мне нужно знать, сможем ли мы её нейтрализовать, когда её приведут на трибуну.
— Понял. Синди рассказала тебе, что говорила Модер?
— Она ей ничего не говорила. Модер — тюремный стукач. Она соврёт. Скажет, что Люсинда призналась ей в убийстве мужа.
— Это чушь.
— Неважно. Именно поэтому я хочу, чтобы ты сейчас же отсюда ушёл и разузнал о ней всё, что возможно. Найди мне что-нибудь, чем я смогу её уничтожить в суде.
— Я этим займусь.
— Позвони Циско, если понадобится помощь. Мы всё перевернули кверху дном, но ты работаешь на пределе времени. Завтра я должен закончить допрос наших свидетелей. Тогда Моррис выведет Модер.
— Если я займусь этим, я не смогу завтра утром вызвать в суд доктора Арсланян.
— Я с ней разберусь. Иди. Позвони мне, как только у тебя будет хоть что-то. Сегодня в зале суда темно — у Коэльо совещание судей. Сейчас вызову Сэнгер, завтра — Арсланян и остальных. Включая тебя, так что — Модер вперёд.
— Я тебе позвоню. Удачи с Сэнгер.
— Удача тут ни при чём.
Босх направился к лифту. Я посмотрел на часы. До конца перерыва оставалось ещё несколько минут. Я зашёл в туалет, подставил ладони под холодную воду из крана и прижал их к лицу. В груди нарастала тяжесть. Это было чувство неподготовленности. Я ненавидел его больше всего на свете.
Возвращаясь в зал суда, я увидел Сэнгер — она всё ещё сидела на скамье.
— Не очень хорошо, да? — сказала она.
Я остановился и посмотрел на неё. На лице снова появилась та самая ухмылка.
— Всё отлично, — сказал я. — И вы следующая.
С этими словами я открыл дверь зала суда и вошёл.
Приставы как раз возвращали Люсинду из камеры содержания к столу истца — знак того, что судья готова. Я сел рядом с клиенткой, пока с её запястий и лодыжек снимали кандалы, а одно запястье пристёгивали к стальному кольцу под столом.
— Что теперь будет? — прошептала она.
— Я вызову Сэнгер, она даст показания, а завтра мы докажем, что она врёт.
— Нет, я имею в виду, что теперь будет с Изабеллой?
— Гарри этим занимается, пытается найти способ устроить ей импичмент.
— Импичмент?
— Доказать, что она лжёт. Ты уверена, что никогда не обсуждала с ней своё дело?
— Никогда. Мы и её дело никогда не обсуждали.
— Хорошо. Тогда мне нужно, чтобы ты подумала, Люсинда. Знаешь ли ты о ней хоть что-то, что может нам помочь? Я почти уверен, что она явится сюда и будет утверждать, будто ты сказала ей, что убила Роберто. Мне нужно чем-то ей ответить. Есть…
Маршал прервал нас, попросив всех встать. Мы поднялись, судья вошла в зал и поднялась по ступенькам к скамье.
Эллен Коэльо почти тридцать лет проработала в федеральном суде. Она была назначена Клинтоном, а это обычно означало либеральный уклон, что нам было на руку. Но когда дело доходило до сути, я не имел ни малейшего понятия, как она отнесётся к тюремным стукачам.
— Продолжаем рассмотрение дела «Санс против штата Калифорния», — сказала она. — Мистер Холлер, вызывайте вашего следующего свидетеля.
Я вызвал Стефани Сэнгер. Поскольку Босха в зале больше не было, чтобы выводить свидетелей, я попросил судью прислать за ней одного из приставов. Коэльо выглядела раздражённой, но согласилась, и, пока мы ждали, я снова наклонился к клиентке.
— Мне нужно что-то, чем можно будет наехать на Изабеллу, — прошептал я. — Попробуй вспомнить, о чём вы говорили. Когда ночью выключали свет, вы разговаривали?
— Да. Трудно заснуть.
— Могу представить. Она когда-нибудь…
Задняя дверь зала суда открылась, и вошёл судебный пристав, а за ним — Сэнгер. Она прошла по центральному проходу через калитку, остановилась у кресла свидетеля и, принеся присягу у секретаря, села. Я подошёл к кафедре со своими папками и записями.
— Ваша честь, — сказал я, — прежде чем начать, прошу суд объявить заместителя Сэнгер свидетелем, враждебно настроенным к заявителю.
— Она ваш свидетель, адвокат, — сказала Коэльо. — На каком основании я должна объявить её враждебно настроенной к заявителю?
Мне нужно было, чтобы Сэнгер признали враждебным свидетелем, потому что это давало мне гораздо больше свободы при прямом допросе: я мог задавать наводящие вопросы, требующие ответа «да» или «нет», и сам наполнять их фактами, которые хотел донести до судьи, даже если Сэнгер их отрицала. Информация всё равно попадала бы в протокол.
— Как вы видели сегодня утром, она уже пыталась уклониться от дачи показаний, Ваша честь, — сказал я. — Плюс короткий разговор, который у меня с ней был во время перерыва. Ей явно не нравится ни я, ни моя клиентка, ни само наше присутствие здесь.
Моррис поднялся, чтобы возразить, но Коэльо подняла руку, останавливая его.
— Давайте посмотрим, как всё пойдёт, мистер Холлер, — сказала она. — Продолжайте допрос.
Моррис сел, и Сэнгер, казалось, осталась довольна моей неудачей убедить судью.
— Благодарю, Ваша честь, — сказал я. — Заместитель Сэнгер, вы работаете в Управлении шерифа округа Лос-Анджелес, верно?
— Да, — ответила Сэнгер. — Сержант.
— Когда вы получили это повышение?
— Два года назад.
— Какова ваша нынешняя должность в департаменте?
— Я назначена на участок в Долине Антилоп, возглавляю отдел по борьбе с бандами.
— Вы работаете в этом отделе уже несколько лет, верно?
— Да.
— И сейчас вы им руководите.
— Я только что это сказала.
— Да, спасибо. На момент смерти заместителя шерифа Роберто Санса вы уже были назначены в этот отдел, верно?
— Да.
— Вы были напарниками?
— Нет. В нашем отделе нет напарников как таковых. У нас шесть заместителей и сержант. Мы работаем как команда, и в любой день, в зависимости от отпусков и больничных, вы можете выходить в паре с любым из пяти других заместителей. Всё постоянно меняется.
— Спасибо, заместитель, за это разъяснение…
— Сержант.
— Прошу прощения, сержант. Итак, исходя из такой постоянной ротации и совместной работы, можно ли сказать, что вы хорошо знали заместителя Санса?
— Да. Мы работали вместе три года, прежде чем его убила бывшая жена.
Я посмотрел на судью.
— Ваша честь, — сказал я, — я бы сказал, что это довольно враждебно. Свидетельница высказывает убеждения, прямо противоречащие позиции моего клиента.
— Продолжайте, мистер Холлер, — сказала Коэльо.
Я опустил взгляд в записи и быстро собрался с мыслями. Теперь нужно было действовать осторожно и завести Сэнгер в ловушку правды. Если бы я заставил её под присягой официально заявить что-то, что позже смогу опровергнуть, это сильно помогло бы показать, что Люсинда была оговорена или, по крайней мере, несправедливо осуждена.
— Давайте поговорим об убийстве заместителя шерифа Санса, — сказал я. — Это произошло в воскресенье. Вы помните, как узнали о его гибели?
— Мне пришло сообщение по системе «СОРС», — ответила Сэнгер. — Как и всем в отделе.
— Можете объяснить суду, что такое сообщение «СОРС»?
— Система сообщений о специальных операциях — это сервис рассылки текстовых сообщений, позволяющий департаменту отправлять уведомления всем присягнувшим сотрудникам. Пришло сообщение, что в подразделении «АВ» произошла перестрелка с участием заместителя шерифа и что мы потеряли одного из своих.
— «АВ» — это Антилоп Вэлли?
— Верно. Потом я позвонила и узнала, что убитый заместитель — это Роберто Санс из нашего отдела.
— И что вы сделали?
— Я позвонила другому помощнику шерифа из нашего подразделения, и мы поехали на место происшествия, чтобы посмотреть, можем ли чем-то помочь.
— Кто это был?
— Кит Митчелл.
— Почему вы позвонили только ему, если в подразделении, по вашим словам, было шесть заместителей и сержант?
— Потому что Кит был ближе всех к Робби Сансу.
Я открыл папку, которую принёс к кафедре, и достал три копии документа. Передал их Моррису, свидетелю и судье и попросил у Коэльо разрешения приобщить этот документ к делу в качестве следующего доказательства истца и допросить по нему свидетеля. Разрешение было дано.
— Что это, сержант? — спросил я.
— Копия сообщения «СОРС», которое было разослано, — ответила Сэнгер.
— В какое время, как там указано, оно было отправлено?
— В двадцать часов восемнадцать минут.
— То есть в восемь восемнадцать вечера по гражданскому времени, так?
— Так.
— Как скоро после этого вы прибыли на место преступления?
— Наверное, не позже, чем через пятнадцать минут.
— Долина Антилоп — большое место. Как получилось, что вы оказались так близко, чтобы добраться за пятнадцать минут?
— Я как раз ужинала в ресторане неподалёку.
— Что за ресторан?
— Кафе «Брэнди’с».
— Вы были с кем-то?
— Я была одна, у стойки. Получила сообщение, оставила деньги и сразу ушла. По пути позвонила Киту Митчеллу.
Она говорила усталым тоном, будто я задавал вопросы, не имеющие отношения к делу. Судья, похоже, чувствовала то же самое и перебила меня.
— Мистер Холлер, — сказала она. — Насколько необходим этот допрос в таких подробностях?
— Необходим, Ваша честь, — ответил я. — Станет ясно, когда дадут показания другие свидетели.
— Тогда, пожалуйста, поторопитесь, чтобы мы могли как можно скорее перейти к ним.
— Мы бы добрались до них раньше, если бы мой допрос не прерывали, — сказал я.
— Если это замечание — упрёк в адрес суда, у нас проблема, сэр.
— Простите, Ваша честь, никакого упрёка не было. Можно продолжить?
— Пожалуйста, но ближе к делу.
Я кивнул и проверил записи, чтобы не сбиться с линии.
— Сержант Сэнгер, следователи по убийствам уже были на месте, когда вы прибыли? — спросил я.
— Нет, ещё нет, — ответила она.
— Кто из Управления шерифа там был?
— Приехало много помощников шерифа, чтобы обеспечить охрану места происшествия до приезда отдела по расследованию убийств, который выдвигался из центра «Звезды» в Уиттиере.
— То есть они должны были ехать около часа, верно?
— Да, скорее всего.
— Значит, пока вы ждали команду по расследованию убийств, вы решили выполнить их работу, так?
— Нет, это неверно.
— Разве вы не вывели Люсинду Санс из машины, в которую её посадили, и провели тест на наличие следов пороха на её руках и одежде?
— Да, провела. Такой тест лучше всего делать как можно скорее после преступления с применением огнестрельного оружия.
— Это предусмотрено процедурой — чтобы помощник шерифа, работавший с жертвой, сам брал у подозреваемой мазки на следы пороха?
— В тот момент она не была подозреваемой. Это…
— Не подозреваемой? Тогда почему её посадили на заднее сиденье патрульной машины и взяли у неё мазки на следы пороха, если она не была подозреваемой?
Моррис встал и возразил:
— Ваша честь, адвокат изводит свидетеля и не даёт ей завершать ответы.
— Мистер Холлер, — сказала Коэльо, — дайте ей договорить и умерьте тон. Здесь нет присяжных, которых нужно впечатлять.
Я сокрушённо кивнул.
— Да, Ваша честь, — сказал я. — Сержант Сэнгер, пожалуйста, завершите ваш ответ.
— Как я уже сказала, важно проводить тест на наличие следов пороха на самых ранних этапах расследования, — сказала Сэнгер. — Иначе улики могут исчезнуть, быть смыты или перенесены. Я знала, что в данном случае может пройти час или больше, прежде чем следователи по убийствам прибудут на место, поэтому я взяла мазки с рук обвиняемой и поместила их в пакет для вещественных доказательств.
— Она — заявительница, а не обвиняемая, сержант. После того как вы провели этот, по вашим словам, крайне срочный тест, что вы сделали с пакетом с мазками?
— Я передала его помощнику шерифа Митчеллу, который позже передал его отделу по расследованию убийств. Это должно быть отражено в отчёте о цепочке хранения вещественных доказательств, который, я уверена, вы видели.
— А если я скажу вам, что в отчёте о цепочке хранения этого нет?
— Тогда это будет мелкая оплошность со стороны помощника шерифа Митчелла.
— Очень мило с вашей стороны подставлять помощника шерифа Митчелла. Но почему вы сами не передали пакет следователям по убийствам? Ведь экспертизу проводили именно вы. Вы пытались это скрыть, сержант?
— Я ничего не скрывала. Я должна была уйти с места происшествия. Я поехала к девушке помощника шерифа Санса и рассказала ей, что произошло. Я подумала, что она должна услышать это от кого-то из друзей Робби, прежде чем увидит по новостям.
— Это было очень благородно с вашей стороны, сержант Сэнгер.
— Спасибо.
Она произнесла это с откровенным сарказмом. Мой допрос подходил к решающему моменту. Я решил, что пора раскачать лодку.
— Сержант Сэнгер, знали ли вы, что на момент убийства Роберто Санс состоял в банде «Бугимен»?
Сэнгер действительно немного откинулась на спинку кресла. Моррис рывком поднялся и возразил:
— Предполагает факты, которых нет в доказательствах, Ваша честь. Адвокат наугад «ловит» что-нибудь, надеясь, что свидетельница оговорится и подарит ему деталь, которую можно раздуть до невероятных масштабов.
Я покачал головой, подошёл к нашему столу и достал из папки несколько копий фотографий вскрытия Роберто Санса, проследив, чтобы Люсинда их не увидела.
— Ваша честь, это не случайность, и адвокат это знает. Я готов доказать этому свидетелю, что ее коллега был связан с бандой "Бугимен". И если суд позволит, я приведу эксперта, который расскажет о расследованиях, проведенных управлением шерифа и ФБР в отношении этих коррумпированных полицейских. Эти расследования привели к тому, что бывший шериф оказался за решеткой, а в управлении произошли серьезные изменения.
Это был блеф. Экспертом был агент ФБР Макайзек, и я до сих пор не смог до него добраться. Если бы суд настоял, я вызвал бы репортёра «Лос-Анджелес Таймс», который первым разоблачил этот скандал и освещал многочисленные расследования.
К счастью, ни то, ни другое не потребовалось.
— Не думаю, что нам нужен эксперт, чтобы напомнить о хорошо известных проблемах в управлении шерифа на момент этого убийства, — сказала Коэльо. — Свидетельница ответит на вопрос.
Все взгляды в зале обратились к Сэнгер. Я спросил, нужно ли ей повторить вопрос.
— Нет, — сказала она. — Я не знала, что Роберто был членом какой-то группировки, банды или как вы это называете.
— Если суд позволит, я покажу вам две фотографии, — продолжил я. — Они были сделаны во время вскрытия Роберто Санса.
Я подошёл к судье и передал фотографии: на одной — тело Санса на столе для вскрытий, на другой — крупный план татуировки на бедре. Затем дал копии Моррис. Он сразу же поднялся и возразил против демонстрации «излишне шокирующих» фотографий.
— Этот человек был героем, Ваша честь, — сказал он. — Адвокат хочет выставить напоказ эти фотографии, якобы доказывающие его принадлежность к банде, хотя они ничем такого не доказывают.
— Ваша честь, — ответил я, — заявитель может вызвать эксперта по этому вопросу, чтобы при необходимости опознать татуировку на теле Роберто Санса. Кстати, татуировка находится в месте, скрытом от глаз публики. Но даже простой поиск в «Гугле», сделанный судом или кем-либо ещё, подтвердит, что эта тайная татуировка напрямую связывает Санса с так называемой группировкой, действовавшей в Долине Антилоп.
Судья почти не раздумывала.
— Можете показать их свидетельнице, — сказала она.
Я подошёл к креслу свидетеля и передал Сэнгер фотографии.
— Узнаёте эту татуировку, сержант Сэнгер? — спросил я.
— Не узнаю, — ответила она.
— Вы не знали о связях вашего коллеги с «Бугименами» — известной группировкой в округе?
— Я не знала и не считаю, что татуировка является доказательством этого.
— У вас самой есть такая татуировка, сержант?
— Нет.
Я остановился и краем глаза увидел, как Моррис встаёт, предчувствуя, что следующим шагом будет моя просьба осмотреть тело Сэнгер на предмет татуировок. Но я этого не сделал. Я хотел, чтобы одна лишь возможность этого осмотра висела в воздухе и повлияла на окончательное решение судьи по нашему ходатайству.
— У меня ещё один вопрос, — сказал я. — Сержант, какой у вас был номер телефона, зарегистрированный в «Системе сообщений о специальных операциях»?
Моррис, который уже садился, резко вскочил на ноги. Он широко развел руки, на лице — преувеличенное потрясение и ужас.
— Возражаю, Ваша честь, — сказал он. — Для чего заявителю может понадобиться личный номер телефона сотрудницы правоохранительных органов, кроме как затем, чтобы передать его СМИ и общественности?
— Мистер Холлер, вы можете ответить на этот вопрос? — спросила судья.
— Ваша честь, я не пытаюсь раскрывать её личный номер, — сказал я. — Но она показала, что получила уведомление об убийстве Санса на свой мобильный, и заявитель имеет право знать этот номер как часть доказательств по делу. Если суд обяжет свидетеля конфиденциально сообщить номер через мистера Моррис или секретарю суда, меня это полностью устроит.
— Но зачем ему этот номер, чтобы беспокоить свидетеля звонками? — возразил Моррис.
— Ваша честь, я никогда не стану распространять этот номер или звонить по нему, — сказал я. — И вы можете обвинить меня в неуважении к суду, если я нарушу это обещание.
— Тогда зачем вам этот номер, мистер Холлер? — спросила судья.
Я развёл руками, как несколькими минутами ранее это сделал Моррис.
— Ваша честь, — сказал я, — вы предлагаете мне сейчас встать и изложить свою стратегию ведения дела в присутствии мистера Морриса?
— Давайте все немного успокоимся, — сказала судья.
Похоже, она поняла, что зашла слишком далеко. Она долго обдумывала решение, прежде чем ответить:
— Хорошо. Суд обязывает свидетеля предоставить секретарю запрошенный номер телефона, который будет передан адвокату заявителя.
— Ваша честь, — вмешался Моррис, — государство просит засекретить этот номер.
— Это необходимо, мистер Моррис? — спросила Коэльо.
— Да, Ваша честь, — ответил Моррис. — Чтобы защитить помощника Сэнгер от преследований.
— Сержанта Сэнгер, — поправил я.
— Сержанта Сэнгер, — поспешно повторил Моррис.
— Хорошо, — сказала Коэльо. — Заявитель не имеет права ни распространять, ни использовать этот номер. Он засекречен судом. Нарушите эту тайну, мистер Холлер, — навлечёте на себя гнев суда.
— Спасибо, Ваша Честь, — сказал Моррис тоном человека, который только что одержал маленькую победу.
— Спасибо, Ваша Честь, — повторил я, зная, что победа — моя.
Было уже поздно, когда я получил сообщение от Босха. Я работал за кухонным столом, потому что в моём домашнем офисе до сих пор царил хаос. Я записывал вопросы для Шами Арсланян в блокнот, когда телефон завибрировал. Это был адрес в Бербанке. Квартира на третьем этаже. Босх велел мне приехать как можно скорее и прислал код от ворот.
Я оставил блокнот на столе, спустился на «Линкольне» с холма и срезал путь через Лорел-Каньон в долину. Через сорок минут добрался до дома неподалёку от аэропорта Бербанка. Код, который прислал Босх, сработал, и через две минуты я уже стучал в дверь квартиры 317. Циско открыл и впустил меня.
Босх сидел в гостиной крошечной квартиры на ярко-зелёном диване рядом с мужчиной с неопрятными рыжими волосами и бледной кожей. На вид ему было под тридцать, но это было лишь предположение: струпья на лице скрывали реальный возраст. Он явно был наркоманом, а это значило, что ему могло быть и двадцать, и пятьдесят. Я едва не развернулся и не ушёл. Наркоманы — плохие свидетели.
— Мик, это Макс Модер, — сказал Циско. — Его сестра — Изабелла.
Модер посмотрел на меня, в мутных глазах промелькнуло узнавание.
— Эй, ты, ты же тот парень с рекламных щитов, да? — спросил Модер. — Я тебя там, наверху, видел.
— Да, это я, — сказал я. — Что у тебя есть для меня?
Модер повернулся к Босху, словно ожидая разрешения. Босх кивнул.
— Ну, месяца три-четыре назад мне позвонила сестра из тюрьмы, где она сидит, — сказал он. — Попросила сходить в библиотеку, где старые газеты хранятся. Сказала, чтобы я поискал статьи об убийстве. Заместителя шерифа, которого пристрелили в Куорц-Хилл.
— И ты это сделал? — спросил я.
— Да, сходил, — сказал Модер. — Пришлось тащиться в большую библиотеку в центре города.
— И что ты там нашёл?
— Нашёл те статьи, которые ей были нужны.
— Хорошо. Что ты сделал потом?
Модер посмотрел на Босха, потом на Циско.
— Этот парень обо мне позаботится? — спросил он их.
Циско и Босх промолчали. Ответил я:
— Сначала расскажи, что ты знаешь, — сказал я. — Потом поговорим о том, что я могу для тебя сделать. Что ты сделал, когда нашёл эти статьи?
— Мне пришлось заплатить, чтобы их распечатали, — сказал Модер. — Потом, когда она снова позвонила, я прочитал их ей. Все.
— Она звонила тебе из тюрьмы за счёт вызываемого абонента? Или у неё был мобильный?
— Она одолжила мобильный. Не знаю, откуда он у неё.
— Но она звонила на твой мобильный, верно?
— Да, на мой.
— Где сейчас этот телефон?
— Э-э… у меня его больше нет. Я его продал. Мне нужны были деньги.
— Когда?
— В смысле, когда я его продал?
— Да, когда ты его продал?
— Пару месяцев назад. Примерно.
— Кому ты его продал?
— Ну, вообще-то, одному парню.
За наркотики. Добавлять вслух эту часть не требовалось — в комнате это и так понимали все.
— У тебя есть счета от оператора? — спросил я. — От телефонной компании?
— Не особо, — ответил Модер. — Честно, я не очень исправно платил по счетам. Меня отключили, а потом я телефон сдал.
— А номер помнишь?
— Номер не помню.
— Тогда как насчёт распечаток из библиотеки? Где они?
— Кажется, я оставил их там, где раньше жил. Они исчезли.
Я кивнул. Конечно, у него их не осталось — было бы слишком просто. Я задумался, стоит ли продолжать. Наркоманы — крайне ненадёжные свидетели, которые могут принести в суд больше вреда, чем пользы. И, похоже, у меня не было ничего, чем можно подтвердить его рассказ.
— Ты мне заплатишь? — спросил Модер. — Мне нужно подлечиться, мужик.
— Я не плачу за показания, — сказал я. — Всё, что могу тебе дать, — это «карточка выхода из тюрьмы».
— Это как?
— Это моя визитка. В следующий раз, когда тебя арестуют, звони по номеру на ней, и я вытащу тебя и возьму твоё дело.
Модер хмуро уставился на Циско.
— Что за херня, мужик? — сказал он. — Ты же говорил, он мне заплатит.
— Я такого не говорил, — отозвался Циско. — Я сказал, что, если ему понравится, что ты расскажешь, он о тебе позаботится. Вот и всё.
— Чёрт! — выругался Модер.
— Успокойся, — сказал я. — Ты…
— Нет, успокойся сам, чёрт возьми! — заорал Модер. — Мне нужны настоящие деньги, мужик. Мне хреново, понимаешь?!
— Я плачу только экспертам, — сказал я. — А ты, насколько вижу, ни в чём, кроме кайфа от метамфетамина, экспертом не являешься.
— Тогда валите отсюда к чёрту. Все. Просто валите. Я не собираюсь трахать свою сестру ради какой-то сраной визитки. Убирайтесь!
Босх поднялся с дивана и направился к двери. Циско не двинулся. Он ждал меня, чтобы выйти последним — на случай, если Модер в глупом порыве решит перейти к силе. Я достал бумажник и вытащил визитку.
— Ты её уже «трахнул», — сказал я.
Я бросил визитку на журнальный столик и пошёл за Босхом к выходу.
Мы втроём молчали, пока не спустились на улицу и не остановились возле «Линкольна».
— Что думаешь? — спросил Циско.
— Было бы лучше, если бы у меня было хоть что-то весомое, чтобы подтвердить его рассказ, — сказал я. — Но, думаю, я справлюсь, если придётся иметь дело с его сестрой.
— Вести его в суд? — спросил Босх.
— Нет, — ответил я. — Не хочу, чтобы генеральный прокурор знал, что мы его нашли. Как вы его нашли?
Босх кивнул в сторону Циско.
— Циско — тот, кто нужен для таких дел, — сказал он.
— Я выяснил её прежний адрес в Глендейле и поспрашивал местных, — добавил Циско. — Люди не любили ни её, ни брата. Дальше всё пошло как по маслу.
Я одобрительно кивнул.
— И за что она сидит? — спросил я.
— За непредумышленное убийство в состоянии опьянения, — сказал Циско. — Проехала на красный в Сан-Вэлли, врезалась лоб в лоб в машину медсестры, возвращавшейся с работы из больницы Святого Иосифа. Получила за это пятнадцать лет. У медсестры была семья.
— Как думаешь, Гарри, — спросил я, — что она могла получить в обмен на стукачество на Люсинду? Возвращаться к судье, выносившему приговор, — пустое. Ни один судья не станет сокращать срок по такому делу. Это не принесёт ему голосов.
— Не знаю, — сказал Босх. — Может, просто обещание от генерального прокурора постараться. Она уже отсидела восемь лет. Через год начнутся слушания об условно-досрочном. Может, Моррис обещал там за неё замолвить словечко.
— Да, похоже на то, — сказал я. — Молодцы, ребята. По крайней мере, у меня теперь есть с чем работать, если придётся иметь дело с Модер.
Ни один из следователей не отреагировал на комплимент.
— Кто-нибудь голоден? — спросил я. — Я умираю с голоду. «Муссо и Фрэнк» ещё открыт. Я угощаю.
— Я могу поесть, — сказал Циско.
— Ты всегда можешь поесть, — заметил я. — Гарри?
— Конечно, — ответил он.
— Отлично, — сказал я. — Я позвоню Сонни в бар и попрошу найти нам хороший столик. Встретимся там.
Поздний ужин в «Муссо и Фрэнк» оказался ошибкой. Я не пил алкоголь, но не смог отказаться от стейка «Нью-Йорк стрип» со всеми гарнирами. Утром я чувствовал себя тяжёлым и вялым. К счастью, когда я, спотыкаясь, вышел из дому, Босх уже ждал меня на веранде. Вёл он, а я в дороге достал блокнот и снова вникал в дело, пока мы ехали в центр.
— Кого ты вызываешь первым сегодня утром? — спросил Босх.
— Сначала посмотрим, что сделает Моррис с Сэнгер, — ответил я. — Возможно, мне придётся ещё раз поговорить с ней. Надеюсь, сегодня она снова будет в форме.
— Почему?
— Пара мелких подготовительных вещей, о которых я забыл вчера.
— Ладно. А потом кто? Кит Митчелл?
— Да, пойдём с Митчеллом. Зафиксируем его показания в протоколе, а потом выведем Шами. Мне нужно, чтобы ты забрал её после того, как высадишь меня у суда. На случай, если с Сэнгер и Митчеллом мы управимся быстро.
— Понял.
Мой план состоял из двух частей. Первая: доказать, что расследование с самого начала было ошибочным, либо из-за предвзятости, направленной только на Люсинду Санс, либо из-за намеренного обмана, когда её подставили. Вторая: создать в глазах судьи образ настоящего преступника. Мне нужно было убедительно указать на кого-то другого, чтобы добиться либо оправдания Люсинды Санс, либо возможности отозвать её признание и передать дело присяжным. Хотя конкретный подозреваемый ещё не был выбран, компьютерное моделирование Шами Арсланян уже подсказало мне возможное направление.
Босх не терял времени зря. Я был погружён в документы и не следил за дорогой, но мы добрались до здания суда, и я прошёл через два уровня безопасности достаточно рано, чтобы попросить Нейта, старшего судебного пристава, разрешить мне пройти в зону ожидания для встречи с клиенткой.
Люсинда была в том же синем комбинезоне с короткими рукавами, но сегодня под ним надела плотную белую футболку с длинными рукавами. Неважно, какое время года — в федеральной тюрьме всегда холодно.
— Синди, — сказал я. — Как вы?
— Думаю, нормально, — ответила она. — Когда начнётся заседание?
— Нас вызовут через несколько минут. Я просто хотел зайти и сказать, что пока всё идёт неплохо. Думаю, мы на верном пути и выстраиваем нашу позицию. И, думаю, вам не стоит слишком беспокоиться об Изабелле Модер. Мы это контролируем.
— Что значит — контролируете?
— Если генеральный прокурор выведет её на трибуну, и она даст показания против вас, мы сможем доказать, что она — та самая лживая тюремная стукачка, которой и является.
— Хорошо. А что будет сегодня?
— Мы уже изложили основное обвинение и рассчитываем, что этого хватит, чтобы судья позволила мне вызвать агента Макайзека для дачи показаний. Он ключевая фигура, но нам пока не удалось вытащить его в суд. Федералы играют с ним в прятки.
— Почему он не приходит?
— Потому что действия федералов по этому делу позорят Бюро. Они закрыли глаза на то, как вас посадили, Синди, и это было неправильно.
— И вы можете это доказать?
— Думаю, да. Если смогу допросить его под присягой.
Дверь позади меня открылась, вошёл маршал Нейт.
— Пора идти, — сказал он.
Я повернулся к Люсинде и попросил её держаться.
Через несколько минут мы уже сидели за нашим столом в зале суда, и судья Коэльо занимала место на скамье. Сержанта Сэнгер снова вызвали для перекрёстного допроса. Я был рад видеть на ней форму.
Перекрёстный допрос Морриса был педантичным. Он скрупулёзно провёл Сэнгер по всей её семнадцатилетней карьере в управлении шерифа, подробно перечислив все должности, повышения и поощрения. Он зашёл так далеко, что предъявил в качестве вещественного доказательства памятную табличку, которую Сэнгер год назад получила от Ротари-клуба Долины Антилоп как «Сотрудник правоохранительных органов года». Так Моррис обозначил свою стратегию: исход дела должен был зависеть от честности и безупречности задействованных помощников шерифа. Поэтому он так настойчиво об этом говорил.
Он закончил вопросом, касающимся сути обвинений Люсинды Санс в адрес правоохранителей:
— Сержант Сэнгер, известно ли вам о какой-либо коррупции или правонарушениях в расследовании смерти Роберто Санса? Напоминаю вам, вы находитесь под присягой.
— Нет, сэр, — ответила Сэнгер.
Напоминание о присяге было для вида, но послание Морриса судье было очевидно: перед вами высококвалифицированная профессионалка, и её слово — против слова заявительницы, которая прежде не оспаривала приговор.
Когда Моррис закончил, очередь снова перешла ко мне. Я быстро направился к кафедре.
— Кратко, Ваша честь, — сказал я.
— Продолжайте, мистер Холлер, — откликнулась судья.
— Сержант Сэнгер, когда мистер Моррис перечислял вашу карьеру и поощрения, он, кажется, упустил один момент, — сказал я. — Не так ли?
— Не понимаю, о чём вы, — ответила Сэнгер.
— Я о значке, который вы носите на форме над нагрудным карманом. За что он, сержант Сэнгер?
Я заметил этот значок накануне, но лишь перечитав показания Сэнгер, понял, как его можно использовать.
— Это значок, дающий право служить на стрельбище департамента, — сказала Сэнгер.
— Вы имеете в виду тир?
— Да, тир.
— Чтобы получить такой значок, недостаточно просто пройти квалификацию, верно?
— Его вручали лучшим стрелкам.
— Какой это был процент?
— Первые десять процентов.
— Понятно. А как он официально называется?
— Не помню.
— Но он означает, что вы — высококлассный стрелок, так?
— Я никогда так не выражалась.
Я с досадой поднял руку и опустил её на кафедру. Попросил судью разрешить мне подойти к свидетелю с вещественным доказательством, уже принятым судом. Получив разрешение, я принёс фотографии с Люсиндой на стрельбище.
— Можете опознать людей на этой фотографии? — спросил я.
— Да, — ответила Сэнгер. — Это Робби Санс и его тогдашняя жена, ответчица Люсинда Санс.
— Вы имеете в виду заявительницу?
— Да, заявительницу.
Она произнесла это слово с ядом.
— Спасибо, — сказал я. — На второй фотографии, которая у вас, мужчина, которого вы опознали как Робби Санса, поддерживает свою жену, корректируя её позу и стойку. Верно?
— Верно.
— Как сотрудница правоохранительных органов и эксперт по стрельбе, отмеченный соответствующей наградой, скажите, какую стойку заявительница отрабатывает на этой фотографии?
— Это стойка полной готовности.
— Спасибо, сержант Сэнгер. Ваша честь, у меня больше нет вопросов, но заявитель оставляет за собой право вызвать эту свидетельницу на более позднем этапе слушаний.
— Хорошо, — сказала Коэльо. — Господин Моррис, будет повторный допрос?
— Нет, Ваша Честь, — ответила Моррис. — Государство готово двигаться дальше.
— Сержант Сэнгер, вы свободны, — сказала Коэльо. — Мистер Холлер, вызывайте следующего свидетеля.
Согласно плану, я вызвал помощника шерифа Кита Митчелла. Его завели из коридора, привели к присяге и усадили на свидетельское кресло. Это был крупный чернокожий мужчина с бритой головой. Его бицепсы едва помещались в рукавах форменной рубашки. Я вернулся к кафедре с блокнотом. Просить суд признать его враждебным свидетелем я не стал.
После нескольких вводных вопросов, подтвердивших, что Митчелл служил в том же отделе по борьбе с бандами, что и Роберто Санс с Сэнгер, я перешёл к сути.
— Вы крупный мужчина, сэр, — начал я. — Какой у вас рост?
Митчелл удивлённо посмотрел на меня.
— Примерно метр девяносто три, — сказал он.
Моррис вскочил.
— Ваша Честь, можем ли мы ограничиться вопросами, имеющими отношение к делу? — спросил он.
— Простите, Ваша Честь, — сказал я. — Перейду дальше.
Коэльо нахмурилась:
— Не уходите от темы, мистер Холлер.
— Не буду, Ваша Честь, — ответил я. — Заместитель шерифа Митчелл, вы были на месте преступления в ночь убийства Роберто Санса, верно?
— Верно, — подтвердил он.
— Но вы были не при исполнении, так?
— Так.
— Как вы там оказались?
— Департамент разослал текстовое сообщение, что офицер стреляет из машины, а минут через десять мне позвонила другая сотрудница нашего отдела и сказала, что ранен Робби. Мы с Робби были близки, поэтому я приехал к дому.
— И звонила вам Стефани Сэнгер, верно?
— Верно. Тогда ещё помощник шерифа Сэнгер.
— Она тогда ещё не была сержантом?
— Нет, тогда нет.
— Где вы находились, когда помощник шерифа Сэнгер вам позвонила?
— Дома, в Ланкастере.
— Каков ваш домашний адрес?
Митчелл замялся, и Моррис вскочил с протестом против разглашения домашнего адреса свидетеля.
— Ваша Честь, — сказал он, — это может подвергнуть опасности свидетеля и его семью.
— Снимаю вопрос, — сказал я, не дожидаясь решения.
— Хорошо, — откликнулась судья. — Продолжайте.
Моррис кивнул, словно снова одержал маленькую победу.
— Заместитель шерифа Митчелл, вернёмся к тому вечеру, — сказал я. — Вы участвовали в расследовании смерти помощника шерифа Санса?
— Нет, — ответил он.
— Но в отчёте о вещественных доказательствах указано, что у вас хранились тампоны с остатками пороховых частиц, взятые у Люсинды Санс. Это так?
— Да. Другой помощник шерифа передал мне эти улики для сохранности, до приезда следователей по убийствам. Когда они прибыли, я передал им пакет.
— Что именно было в пакете?
— Насколько помню, два тампона для проведения экспертизы в пакете для улик.
— И какой помощник шерифа передал вам этот пакет «для сохранности»?
— Сержант Сэнгер. То есть тогда ещё помощник шерифа Сэнгер.
Я сделал паузу, посмотрел в блокнот и приготовился к очередной буре.
— Заместитель шерифа Митчелл, — наконец спросил я, — знали ли вы, что заместитель шерифа Роберто Санс состоял в группировке «Бугимен», оказавшейся в центре внимания ФБР…
— Протестую! — Моррис почти взвизгнул, вскакивая, ещё до того, как я закончил вопрос. — Предполагает факты, не подтверждённые доказательствами. Адвокат вновь пытается опутать слушание инсинуациями, не подкреплёнными ни малейшей доказательной базой.
— Мистер Холлер, ответите? — спросила судья.
— Спасибо, Ваша Честь, — сказал я. — Если суд позволит продолжить рассмотрение ходатайства по существу, эти факты будут раскрыты.
Судья помедлила с ответом.
— Я снова напоминаю вам об этом, мистер Холлер, — сказала она. — Свидетель может ответить.
— Ваша Честь, — попытался возразить Моррис. — Это крайне…
— Мистер Моррис, вы не слышали решения суда? — перебила его Коэльо.
— Слышал, Ваша Честь, — ответил Моррис. — Благодарю, Ваша Честь.
Моррис сел, и все взгляды обратились к Митчеллу. Для усиления эффекта я повторил вопрос:
— Заместитель шерифа Митчелл, знали ли вы, что заместитель шерифа Роберто Санс состоял в группировке «Бугимен», по которой вело расследование ФБР?
Митчелл замялся, словно ожидая, что Моррис вновь вскочит с протестом, но тот промолчал.
— Нет, я этого не знал, — сказал он.
— На момент смерти Санса вы сами были членом группировки шерифа под названием «Бугимен»? — уточнил я.
— Нет, не был.
— Вас когда-либо допрашивали агенты ФБР о принадлежности к группировке шерифа?
— Нет.
— Есть ли у вас где-нибудь на теле татуировка, указывающая на то, что вы являетесь членом группировки шерифа «Бугимен»?
Моррис снова поднялся.
— Ваша Честь, государство решительно возражает, — сказал он. — У адвоката вошло в привычку очернять наших свидетелей. Что дальше? Он попросит свидетеля раздеться, чтобы поискать татуировки?
Коэльо подняла руку, останавливая меня.
— Я хочу видеть адвокатов у себя в кабинете, прежде чем мы пойдём дальше по этому пути, — сказала она.
Она объявила перерыв и встала, уходя в свой кабинет. Вскоре за ней последовали мы с Моррисом.
Судья Коэльо, едва успев освободиться от мантии, тут же опустилась в кресло за своим огромным столом. Этот стол, казалось, был создан для власти, разительно отличаясь от скромных столов, которые я видел в уголовных судах.
— Итак, коллеги, - начала она, - ситуация, судя по всему, накаляется. Прежде чем мы перейдём к открытой конфронтации, я предлагаю сделать паузу и обсудить дальнейший ход слушаний. Мистер Холлер, вы уже работали с сержантом Сэнгер, и теперь мы возвращаемся к заместителю Митчеллу.
Я кивнул, собираясь с мыслями. Я знал, что мой ответ определит, как дальше пройдёт всё слушание.
— Ваша Честь, благодарю за предоставленную возможность высказаться, — начал я. — Если нам дадут шанс подробно изложить нашу позицию, суд поймет, что Роберто Санс был убит из-за того, что стал информатором ФБР. Он общался с агентом Бюро за час до своей гибели. Люсинду Санс подставили, чтобы она приняла на себя ответственность за его смерть, и заставили признать обвинение.
— Ваша Честь, это безумие, — сказал Моррис. — У него нет ни одной доказуемой нити, поэтому он хочет воспользоваться открытым судом, чтобы разбрасываться возмутительными и клеветническими обвинениями в адрес сотрудников правоохранительных органов, которые просто выполняли свою работу.
— Благодарю, мистер Моррис, — сказала судья. — Но не говорите, пока я не попрошу. Итак, мистер Холлер, как вы собираетесь это доказывать? В ваших письменных ходатайствах нет ничего, чтобы это подтверждало.
— Ваша Честь, в ходатайстве прямо говорится, что у нас есть доказательства заговора с целью подставить Люсинду Санс, — ответил я. — Вот это и есть тот самый заговор. Я не мог расписать его подробно — это бы предупредило заговорщиков, и они зачистили бы следы. Сейчас мне нужна свобода действий, предоставляемая судом, чтобы раскрыть этот заговор. Мои следующие два свидетеля ясно очертят картину, и затем, полагаю, суд сможет распорядиться о вызове куратора Роберто Санса из ФБР, агента Макайзека, чтобы допросить его под присягой о том, что реально произошло в день убийства Санса.
— Ваша Честь, — вмешался Моррис, — если мне позволят…
— Нет, — сказала Коэльо. — В этом нет необходимости, потому что я знаю, что вы собираетесь сказать, мистер Моррис. Но я являюсь судьёй фактов на этих слушаниях. Я обязана изучить факты, прежде чем вынести решение. Мистер Холлер, я позволю вам продолжить, но предупреждаю: действуйте осторожно. Отклонитесь от доказуемых фактов — я вас жёстко остановлю. А вы этого не захотите. И ваш клиент тоже. Я ясно выразилась?
— Да, Ваша Честь, — сказал я. — Всё ясно.
— Хорошо, — сказала Коэльо. — Возвращайтесь в зал суда. Я подойду через минуту, и мы продолжим слушания.
Мы с Моррисом поднялись и направились к двери. В коридоре, ведущем к залу, Моррис резко остановился, развернулся и посмотрел на меня.
— Вы чёртов подонок, — сказал он. — Вам плевать, кого валять в грязи, лишь бы у вас был шанс попозировать перед прессой. Как вы спите по ночам, Холлер?
— Не понимаю, о чём вы, Моррис, — сказал я. — Люсинда Санс невиновна, и, если бы вы полностью изучили дело, сами бы это увидели. Людям, которых я валяю в грязи, там самое место. И вы тоже испачкаетесь.
Он дотронулся до ручки двери, но, прежде чем открыть, снова повернулся ко мне:
— «Адвокат на Линкольне», чёрт побери. Скорее, «Лживый адвокат». Неудивительно, что жена от вас ушла, а ребёнок уехал.
Я схватил Моррис за воротник пиджака, развернул и впечатал в стену рядом с дверью.
— Откуда вы знаете о моей жене и дочери? — спросил я.
Моррис упёрся ладонями в стену, возможно, надеясь, что кто-то выйдет в коридор и увидит, как на него «нападают».
— Уберите от меня руки, Холлер, или я добьюсь вашего ареста за нападение, — сказал он. — Всем известно, как вы разрушили свой брак.
Я отпустил его, взялся за ручку двери и распахнул её. Оглянулся — он по‑прежнему стоял, прижав ладони к стене.
— Идите к чёрту, — сказал я.
Я вернулся в зал суда. Приставы оставили Люсинду на месте, ожидая, что совещание в кабинете будет коротким. Я сел рядом с ней и рассказал всё, что мог, стараясь её успокоить.
— Как только мы закончим с Митчеллом, перейдём к нашему эксперту-криминалисту, — сказал я. — Думаю, именно тогда всё начнёт меняться. Посмотрим, к чему мы подойдём к концу дня. К тому времени мы должны будем знать гораздо больше.
Судья вернулась в зал, и протокол продолжили. Моррис первым помог ускорить процесс, отказавшись от перекрёстного допроса Митчелла. Заместителя шерифа освободили, и у меня остались только два главных свидетеля плюс возможность снова вызвать Стефани Сэнгер. И, конечно, надежда, что мне удастся убедить судью распорядиться о явке агента Макайзека.
В моём списке свидетелей числился и Фрэнк Сильвер, но я включил его туда главным образом затем, чтобы не допустить его присутствия в зале. Теперь мне пришлось задуматься о его реальном вызове. Это был рискованный шаг, и он непременно стал бы враждебным свидетелем. Да и ещё его нужно было найти.
Я вызвал Шами Арсланян на трибуну, и Моррис тут же поднялся с протестом.
— На каком основании, мистер Моррис? — спросила судья.
— Ваша Честь, как вам известно, адвокат заявителя подал вчера ходатайство, — сказал Моррис. — Оно касалось использования аудиовизуального оборудования зала суда. На данный момент государство не получило никаких доказательств, для которых потребовалось бы это оборудование. Адвокат явно собирается ввести что‑то, к чему мы не подготовлены, и государство возражает.
Судья повернулась ко мне.
— Мистер Холлер, я получила и удовлетворила ваше ходатайство вчера днём, — сказала она. — Что именно вы собираетесь делать с моим аудиовизуальным оборудованием, что так тревожит мистера Морриса?
— Благодарю, Ваша Честь, — сказал я. — Позвольте сначала отметить, что нарушения правил раскрытия информации, о котором говорит мистер Моррис, не было. Мы намерены вызвать доктора Шами Арсланян, чья репутация как всемирно признанного эксперта в области судебной баллистики и реконструкции преступлений неоспорима. Ее опыт включает выступления в более чем двухстах судебных процессах, как в судах Лос-Анджелеса, так и на федеральном уровне. Доктор Арсланян тщательно изучила все материалы, касающиеся дела Роберто Санса и обстоятельств его гибели, и планирует представить свои выводы с помощью аудиовизуальных средств. Мистер Моррис, если бы он проявил должную внимательность к нашему списку свидетелей, обнаружил бы ее имя с самого начала. Он имел возможность допросить доктора Арсланян в любое время за последние шесть недель, чтобы заранее узнать о ее показаниях и проекте, которым она руководит, но упустил эту возможность и теперь сетует на то, что оказался не готов.
— «Проект», мистер Холлер? — уточнила Коэльо. — Что вы имеете в виду?
— Она смоделировала преступление на компьютере, — пояснил я. — В основе модели — результаты судмедэкспертизы, свидетельские показания и фото с места происшествия. К тому же, у мисс Моррис было больше времени для изучения этих материалов, чем у заявителя.
Взгляд судьи снова обратился к Моррису.
— Ваша Честь, я вынужден указать на упущение адвокатом нескольких существенных обстоятельств. Наш офис трижды направлял доктору Арсланян запросы о предоставлении показаний, однако каждый раз получал ответ, что она продолжает изучение материалов и не готова к выступлению. Теперь же, непосредственно перед её запланированными показаниями, мы узнаём о некой «реконструкции», к которой мы не подготовлены и которая, возможно, не будет соответствовать нормам правила семьсот двадцать два.
Я не стал ждать, пока судья вновь обратится ко мне.
— Ваша Честь! — сказал я. — Доктор Арсланян чаще всего действовала в роли эксперта-криминалиста на стороне обвинения, а не защиты. Если следовать аргументам адвоката, то во всех тех случаях, когда она способствовала осуждению обвиняемых, это тоже были лишь «дым и зеркала».
— Хорошо, уважаемые юристы, мы отложим обсуждение терминологии на потом, — заявила Коэльо. — Суд проведет слушание в соответствии со стандартом Дауберта. В рамках этого слушания мы заслушаем показания доктора Арсланян и ознакомимся с представленной демонстрацией. Как уже было отмечено, на данном этапе моя роль заключается в определении фактов, и я буду принимать решение на основании правила семьсот двадцать два, оценивая, насколько представленные материалы помогут суду в понимании доказательств или в установлении спорных фактических обстоятельств. Мистер Холлер, мы используем это утро. Прошу вас представить свидетеля, чтобы мы могли продолжить заседание.
Я на мгновение застыл, осмысливая её решение.
— Мистер Холлер, ваш свидетель здесь? — строго спросила судья.
— Да, Ваша Честь, — ответил я. — Заявитель вызывает доктора Шами Арсланян.
Я сел, ожидая, пока один из приставов выйдет в коридор за Арсланян. Почти сразу Люсинда схватила меня за руку.
— Что происходит? — прошептала она. — Что такое Дауберт?
— Это слушание внутри слушания, — сказал я. — Доктор Арсланян даст показания и покажет свою запись, чтобы судья могла решить, является ли она надёжной и полезной для вынесения решения. Здесь вступает в силу правило семьсот двадцать два: оно требует, чтобы экспертные свидетели подтвердили свою компетентность. Меня это не тревожит, Люсинда. Если бы перед нами были присяжные, я бы переживал, но решение принимает судья — так или иначе она увидит, что подготовила доктор Арсланян.
— Но она ведь может всё это вычеркнуть, если захочет?
— Может. Но помни: колокол нельзя «раззвонить» обратно. Слышали такую поговорку?
— Нет.
— Это значит, что даже если судья исключит всё из доказательств, она всё равно уже будет знать, что нашла доктор Арсланян. Так что просто посмотрим, что из этого выйдет, ладно?
— Ладно. Я доверяю вам, Микки.
Теперь мне предстояло сделать всё, чтобы её доверие не оказалось напрасным.
Доктор Арсланян вошла в зал суда, неся тонкий компьютерный кейс. Она поставила его на стул для свидетелей, подняла руку и поклялась говорить правду. Я уже сидел за кафедрой и держал рядом экземпляр Федеральных правил доказывания — том, раскрытый на странице с параметрами правила 702, регулирующего допустимость показаний экспертов. Я хотел быть готов к любым возражениям Морриса.
Как только Арсланян села, я начал прямой допрос.
— Доктор Арсланян, давайте начнём с вашего образования, — сказал я. — Не могли бы вы рассказать суду, какие дипломы вы получили и где?
— Разумеется, — ответила Арсланян. — У меня их несколько. Я получила степень магистра по химическому машиностроению в Массачусетском технологическом институте. Затем переехала в Нью‑Йорк и получила докторскую степень по криминологии в Колледже Джона Джея, где сейчас работаю доцентом.
— А как насчёт вашего бакалавриата?
— Их тоже два. Я окончила Гарвард со степенью бакалавра наук в области инженерии, а потом немного постаралась и получила степень бакалавра музыки в Колледже Беркли. Мне нравится петь.
Я улыбнулся. В тот момент мне хотелось, чтобы она давала показания перед присяжными. По опыту я знал, что они сейчас ели бы у неё из рук. Но судья Коэльо, проработавшая в суде почти тридцать лет, казалась гораздо менее впечатлённой. Я решил двигаться дальше.
— А как насчёт почётных степеней? — спросил я. — Есть ли у вас какие‑нибудь?
— Конечно, — ответила Арсланян. — Пока что три. Одна — от Университета Флориды — «Вперёд, аллигаторы!» — и ещё одна, по судебной экспертизе, от его соперника, Университета штата Флорида. Третью, также по судебной экспертизе, я получила в Фордемском университете в Нью‑Йорке.
Я перевернул страницу в блокноте и попросил судью утвердить Арсланян в качестве эксперта‑свидетеля в соответствии с правилом 702. Она так и сделала. К моему удивлению, Моррис не возразил.
— Хорошо, доктор Арсланян, — сказал я. — Для протокола: вы получаете оплату как эксперт‑свидетель по этому делу, верно?
— Да. Я беру фиксированную плату в три тысячи долларов за изучение материалов дела, — ответила она. — Больше, если требуется поездка. И больше, если нужно давать показания в суде о моих выводах.
— Как вы пришли к изучению доказательств по этому делу?
— Ну, вы меня наняли. Всё просто. Для изучения уже известных доказательств по делу.
— Я привлекал вас раньше?
— Да. Это шестой раз за шестнадцать лет, когда вы меня нанимаете.
— Каких этических стандартов вы придерживаетесь при рассмотрении дела?
— Всё просто: я оцениваю доказательства так, как вижу. Я изучаю дело и позволяю фактам вести меня за собой. Если я считаю, что доказательства указывают на виновность вашего клиента, я не буду давать показаний ни о чём, кроме этого.
— Вы сказали, что я нанимал вас шесть раз. Вы давали показания со стороны защиты во всех шести делах?
— Нет. В трёх случаях мой анализ привёл меня к выводу, что доказательства указывают на виновность вашего клиента. Я сообщила вам об этом — и на этом моё участие в делах заканчивалось.
Я перевернул страницу и посмотрел на судью, чтобы убедиться, что она слушает свидетеля. Не раз — по крайней мере в судах штата — я замечал, как судьи отвлекались во время показаний. Многие, получив мантию — по назначению или по выборам, — начинали считать, что обладают и полномочиями, и способностью заниматься несколькими делами одновременно. Они писали заключения или рассматривали ходатайства по другим процессам, параллельно председательствуя на моих. Однажды судья начал храпеть в микрофон прямо во время моего допроса свидетеля. Секретарю пришлось его будить.
Но с судьёй Коэльо всё было иначе. Она откинулась в кресле, развернулась и смотрела прямо на дававшую показания Арсланян. Я продолжил.
— И всё‑таки вы здесь, доктор Арсланян, — сказал я. — Можем ли мы считать, что ваши нынешние показания подтверждают вашу уверенность в том, что Люсинда Санс, возможно, невиновна в убийстве своего бывшего мужа?
— Для меня дело не в виновности или невиновности, — сказала Арсланян. — Для меня дело в экспертизе. Указывают ли доказательства на обвиняемую? Вот в чём вопрос. Изучив это дело, я пришла к отрицательному ответу.
— Не могли бы вы объяснить, как вы пришли к такому выводу?
— Могу не только объяснить, но и показать.
Я попросил у судьи разрешения, чтобы доктор проецировала изображения с цифровой реконструкции преступления на большой экран на стене напротив ложи присяжных. Моррис возразил, сославшись на пункт 702(с), который требует, чтобы экспертные показания основывались на «надёжных принципах и методах» судебной экспертизы. Это требование, по его словам, распространяется на любую реконструкцию преступления.
— Спасибо, господин Моррис, — сказала Коэльо. — Я позволю свидетелю завершить демонстрацию, а затем вынесу решение в соответствии с правилом 702.
Моррис сел, и я увидел, как он с досадой провёл ручкой по верхнему листу блокнота.
Арсланян подключила ноутбук к аудио‑ и видеосистеме зала суда, и вскоре на экране появилось оглавление различных версий её реконструкции.
— Итак, из материалов расследования нам известна версия произошедшего, изложенная штатом, — сказала она. — Я воссоздала картину преступления, исходя из установленных параметров: местоположения тела, траекторий пуль и показаний свидетелей. Взгляните.
На своём ноутбуке она запустила программу. Я наблюдал за судьёй и увидел, что её взгляд был прикован к изображению на стене.
Реконструкция начиналась с вида дома Люсинды Санс спереди — с фотографии, которую Арсланян сделала во время осмотра вместе с Босхом. Дверь открылась, и вышел мужской аватар — стандартная цифровая фигура. Дверь за ним закрылась, словно её захлопнула невидимая рука. Мужчина спустился по ступенькам крыльца, сошёл с каменной дорожки и стал медленно пересекать лужайку по диагонали. Входная дверь снова открылась, и появилась женская фигура с пистолетом в левой руке. Когда мужчина отошёл от дома, она подняла оружие в положение «изготовки», прицелилась и выстрелила. Мужчина был ранен: он мгновенно рухнул на колени, а затем лицом вниз на землю. Женщина выстрелила ещё раз, и эта пуля попала уже в лежащего мужчину.
Пули оставляли в воздухе красные трассирующие линии от пистолета до цели.
— Именно это изначально утверждали следователи и прокуроры, — сказала Арсланян.
— А возможно ли то, что они утверждают? — спросил я.
— В мире физики, насколько он мне известен, — нет, — ответила Арсланян.
— Поясните, пожалуйста, суду почему.
— Потому что, Ваша честь, существуют переменные, например скорость, с которой жертва пересекала лужайку. Как вы видели в реконструкции, после того как дверь захлопнулась, ему пришлось бы идти очень медленно по траве, чтобы оказаться в точке, где в него выстрелили и где он упал на землю.
Моррис поднялся и возразил:
— Ваша честь, это всего лишь догадки и предположения, а не факты.
Прежде чем я успел открыть рот, Коэльо обратилась к прокурору:
— Она назвала это переменной, господин Моррис, — сказала судья. — Я хочу услышать об этих переменных и надеюсь, что они будут подкреплены фактами, прежде чем выносить решение по этой демонстрации. Продолжайте, доктор Арсланян.
Я отметил про себя как хороший знак то, что судья обратилась к ней именно «доктор».
Арсланян продолжила:
— В каждом своём интервью — начиная с вечера убийства и заканчивая последними беседами со своим адвокатом и следователем — Люсинда Санс утверждала, что захлопнула входную дверь сразу после того, как бывший муж вышел из дома. После этого ей пришлось бы снова открыть дверь, чтобы выйти и выстрелить. Это временная переменная, в которую входит ещё и вопрос о том, где и как она достала пистолет. Всё это делает крайне маловероятным, что Роберто Санс находился всего в четырёх с небольшим метрах от крыльца, когда в него выстрелили. Давайте ещё раз посмотрим на это — на примере реконструкции номер два, где Роберто Санс идёт со средней скоростью четыре с половиной километра в час.
Арсланян вернулась к клавиатуре и выбрала вторую реконструкцию из оглавления. На этот раз мужской аватар сошёл с крыльца быстрее и находился уже далеко за отметкой в четыре с лишним метра, когда в него выстрелили.
— Как видите, это не работает, — сказала Арсланян. — И вы правы, господин Моррис, это предположение, но оно основано на установленных фактах. А теперь давайте добавим больше фактов, ладно?
— Пожалуйста, больше фактов, — произнёс Моррис с ядовитой вежливостью.
Он покачал головой, изображая недоверие.
— Господин Моррис, мне бы хотелось обойтись без тона и театральности, — сказала судья.
— Да, Ваша честь, — ответил Моррис.
— Доктор Арсланян, — сказал я. — Что вы нам покажете дальше?
— Сотрудники коронера проделали очень хорошую работу с телом, — сказала она. — Скорее всего, они проявили особую тщательность, поскольку жертва была сотрудником правоохранительных органов. Они изучили входные раны и траектории пуль и смогли установить, что пули, поразившие помощника шерифа Санса, вошли под разными углами. Первая, попавшая в него во время ходьбы, вошла практически без наклона. Она повредила позвоночник, и по ссадинам на ногах мы знаем, что он сразу же упал на колени, а затем лицом вперёд. Вторая пуля попала уже в лежащего и вошла под очень острым углом. Сейчас я покажу вам реконструкцию, которая демонстрирует, что физика этой стрельбы не соответствует официальной версии. В этой реконструкции стрелок не показан. Показаны лишь угол попадания пуль и точка в пространстве, где должно было находиться оружие, чтобы произвести эти выстрелы.
Арсланян вывела на большой экран третью реконструкцию. И вновь мужской аватар вышел из дома, дверь захлопнулась и снова открылась. На этот раз женская фигура не появилась, но траектории пуль были обозначены на экране красным. Линии ясно показывали, что оба выстрела, если они были произведены с крыльца, должны были прийти снизу вверх.
— Эти выстрелы соответствуют траекториям, полученным при исследовании коронера, — сказала Арсланян.
— И какой вывод вы сделали из этой реконструкции? — спросил я.
— Крайне маловероятно, что выстрелы были произведены с крыльца, — сказала Арсланян. — Стрелку, кем бы он ни был, пришлось бы присесть на крыльце, как бейсбольному кэтчеру, чтобы выстрелить под такими углами.
— Вы измеряли высоту крыльца, когда проводили обследование, доктор?
— Да, измеряла. Каждая из трёх ступеней имеет высоту около двадцати пяти сантиметров, то есть сама площадка крыльца приподнята приблизительно на семьдесят пять сантиметров.
— То есть, доктор Арсланян, вы утверждаете, что выстрелы, убившие Роберто Санса, произведены не с крыльца, верно?
— Да, верно.
Я снова взглянул на судью, прежде чем продолжить. Она смотрела на экран — ещё один хороший знак.
— Доктор, вы пришли к выводу, откуда именно были произведены выстрелы? — спросил я.
— Да, пришла.
— Можете ли вы поделиться этим с судом?
— Да. У меня есть итоговая реконструкция, которая, исходя из установленных фактов о траекториях и положении жертвы, показывает наиболее вероятную точку, откуда производились выстрелы.
Когда Арсланян запустила финальную реконструкцию на большом экране, я наблюдал за Моррисом. На его лице был написан ужас.
На экране из дома вышел мужской аватар, и за ним захлопнулась дверь. На этот раз, когда фигура пересекла лужайку, красные трассирующие линии начинались не с крыльца, а от передней стены дома, слева от него. Мужчина был поражён, упал, затем получил второй выстрел. Арсланян остановила воспроизведение.
— Какие ещё выводы вы сделали из этой реконструкции, доктор? — спросил я.
— Если расположить стрелка у передней стены дома, можно построить треугольник, сторонами которого являются земля, стена и траектория пули, — сказала она. — Это даёт нам примерную высоту, с которой производились выстрелы.
— И каков полученный диапазон высот?
— Между ста семьюдесятью пятью и ста восемьюдесятью пятью сантиметрами — вполне допустимый интервал.
— А если бы стрелком была женщина ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, как госпожа Санс, смогла бы она сделать эти выстрелы из положения «изготовки»?
— Нет, она была бы недостаточно высокой. Чтобы женщина такого роста произвела выстрел под подобным углом из этой точки, ей пришлось бы держать оружие выше уровня глаз, фактически над головой. Учитывая близость попаданий к центру массы жертвы, я считаю, что она не смогла бы сделать даже один такой точный выстрел, не говоря уже о двух с минимальным интервалом.
Моррис поднялся и вяло возразил, снова сославшись на необоснованные домыслы свидетеля. Вновь мне не пришлось отвечать.
— Господин Моррис, вы не возражали, когда я признала доктора Арсланян экспертом, — сказала судья. — Теперь, когда её экспертные выводы противоречат вашей версии, вы возражаете. Я считаю фактическую основу её мнений и показаний достаточной. Возражение отклоняется.
Я подождал, не предпримет ли Моррис новую попытку, но он промолчал.
— Продолжайте, господин Холлер, — сказала судья.
— Благодарю вас, Ваша честь, — сказал я. — У меня пока нет дополнительных вопросов к доктору Арсланян, но я оставляю за собой право вновь вызвать её при необходимости.
— Господин Моррис, вы желаете допросить свидетеля? — спросила Коэльо.
— Ваша честь, уже почти полдень, — сказал Моррис. — Сторона обвинения просит объявить перерыв на обед, чтобы обдумать показания и заключения свидетеля и решить, проводить ли перекрёстный допрос.
— Хорошо, объявляется перерыв, — сказала Коэльо. — Все стороны возвращаются в час дня для продолжения допроса свидетеля. И, господин Моррис, пожалуйста, оставьте свой сарказм за дверью. Заседание отложено.
Судья покинула скамью. Моррис остался сидеть за столом, уронив подбородок на грудь. Я не знал, было ли тому виной последнее замечание судьи или тяжесть показаний Арсланян, но он выглядел человеком на тонущем корабле, у которого нет спасательного плота.
Я повернулся к Люсинде и увидел, что она плачет. Её глаза покраснели, на щеках блестели дорожки слёз. Я понял, что забыл предупредить её о той реконструкции, где мужчина, которого она когда‑то любила и с которым создала семью, был застрелен прямо у себя во дворе.
— Мне жаль, что вам пришлось это видеть, Люсинда, — сказал я. — Мне следовало подготовить вас.
— Нет, всё в порядке, — ответила она. — Я просто растрогалась.
— Но вы должны знать, что доктор Арсланян нам очень помогла. Не знаю, следили ли вы за судьёй, но она была полностью вовлечена. Мне кажется, я её убедил.
— Тогда всё хорошо.
Подошёл пристав, чтобы увезти её обратно в камеру. Он сделал паузу, давая нам закончить разговор, — любезность, которой раньше не проявлял. Я воспринял это как знак, что и его впечатлило то, что он увидел на большом экране.
— Увидимся через некоторое время, — сказал я. — А затем мы перейдём к другому убедительному свидетелю — к Гарри Босху.
— Спасибо, — сказала она.
Маршал Нейт освободил её ногу из фиксирующего кольца под столом и надел наручники, чтобы проводить до тюремного блока при суде, где ей предстояло провести обеденный перерыв. Она направилась к двери, и Нейту не пришлось её подталкивать. Я проводил её взглядом. Голова у неё была опущена, и мне показалось, что она снова заплакала.
Нейт открыл стальную дверь, и она исчезла за ней.