Твоё слово

Глава 20. Звезда. Барон Арино

Мы с Дориком и Бориком неторопливо плелись по жаркому дневному солнцу в сторону Здания Городского Совета. Где нас ждал чудесный барон Арино, который ну конечно же взяток никаких не принимал! И вообще наверняка он душка!

Хотя пару вопросов из моего списка после общего совещания все-таки пришлось вычеркнуть. Надо сказать, было это довольно забавно и, как ни странно, совсем меня не раздражало.

После нашего разговора с Рашем я еще какое-то время посидела у себя на чердаке, во-первых, чтобы успокоиться, во-вторых, чтобы поработать. Встречу с бароном Раш организовал все-таки ну очень быстро (хотя, учитывая его положение, ему может и организовывать ничего не пришлось — просто поставил перед фактом), и это было, само собой, не плохо, но было бы еще лучше, будь у меня чуть больше времени на подготовку. Ну хотя бы пару дней, а по-хорошему — недельку. Как можно организовать по-настоящему интересное интервью с человеком, о котором знаешь только, что тебе жуть как понравился его голос? Ну еще имя и должность.

Но просить все перенести на другое время я не стала. Подозреваю, для Раша в этом не было бы проблемы, но барон бы тогда наверняка заранее меня невзлюбил. Он и так вряд ли впечатлится журналисткой, которая добралась до него не своей профессиональной наглостью и врожденной навязчивостью, а всего лишь как протеже высокопоставленного лица — портить впечатление о себе еще больше не хотелось бы!

Поэтому я еще раз прошерстила книжку о системе городского управления в столице; попыталась быстренько полистать историю последних нескольких сотен лет в Высоком; вытрясла все, что смогла, из Дорика с Бориком, которые с самого утра решили приобщиться к труду — и как смогла составила более-менее приличный список вопросов.

Потом все, конечно, собрались в гостиной проверить список на наличие чего-то, способного организовать мне новую экскурсию в Башню Порядка. За некоторые вопросы я билась до последней капли крови; от каких-то отказалась довольно легко, потому что и вписала-то их с расчетом показательно отказаться, продемонстрировав, что готова идти на компромиссы. В общем-то, все оказалось вовсе не так страшно, как я думала — мои новые цензоры были довольно лояльны и, судя по всему, за возможность получать все сведения заранее готовы были потерпеть некоторые вольности.

Раш, может, и заметил бы некоторые мои хитрости в формулировки иных вопросов, но ему до сих пор немного неловко было смотреть мне в глаза, что смущало и бесило, поэтому он смотрел на шею и ключицы, что смущало и радовало. Расчет себя оправдал — я специально сегодня надела рубаху с очень широким воротом, который шел практически от плеча до плеча, иногда волнующе сползая! Ну, надеюсь, что волнующе. А еще забрала волосы в пучок, открывая шею. Пусть смотрит, от чего отказался, глупый старый змей!

Смотрел. И моментами даже плыл. Я еще иногда невзначай поводила плечом, чуть спуская тонкий халатик и наклоняла голову, открывая шею. Лицо старалась держать, но в голове ухахатывалась самым злодейским смехом, глядя на его реакцию. Но глупым он все-таки не был, так что, конечно, не поверил, что я это случайно, и бросал на меня обиженные и раздраженные взгляды.

Мне его жалко не было.

Сочувствие вообще никогда не было моей сильной стороной, а сочувствие к проблемам, которые я не понимала — тем более. В тех причинах, которые мне озвучил Раш, никакой проблемы не было, были только предрассудки. Вот если бы он сказал мне просто «нет», я бы поняла, а попытку убедить меня в том, что я просто не понимаю своих чувств и вообще еще слишком юная и неопытная — не понимаю. Тем более, откуда ему знать наверняка, что именно я чувствую? Пусть говорит за себя! А за меня решать не надо, сама как-нибудь разберусь.

Поэтому пусть мучается, глядя на мою шейку, которая все-таки не дает ему покоя!

Когда мы с ребятами выходили в путь-дорогу, Раш, не скрываясь, вздохнул с облегчением. Это немного обидело. Поэтому я старалась отвлечься, слушая болтовлю и очередную склоку Дорика с Бориком. В этот раз они пытались разобраться, как правильно тушить мясо вольмских овец, а я тихонько подливала масла в огонь, вставая то на одну, то на другую сторону. Всерьез они никогда не ссорились, просто не соглашаться друг с другом было их способом общения.

Когда я на половине пути вспомнила, что мне еще надо зайти к заколдованным почтовым ящикам и отправить письмо графу Сибанши, ребята вдруг примолкли, и остальную часть дороги мне пришлось думать о своем. Чтобы не думать, почему Раш такой дурак, я решила сосредоточится на работе, тем более, что подготовлена была не самым лучшим образом и волновалась, как перед экзаменом.

Здание городского совета было, конечно, впечатляющим. Помпезные завитушки, рельефы, кариатиды с, конечно же, обнаженной грудью, а то и обеими… Вот мне, кстати, всегда было интересно, почему стоит женщине прилюдно обнажиться, ей прилетит от общества за пониженную социальную ответственность, а если эта женщина выбита из камня заботливыми мужскими руками, то никаких проблем, хоть бы она на главной площади столицы крышу подпирала, не прикрытая даже волосами?

Я может тоже хочу голая стены придерживать, и чтобы меня за такое не отвели в темницу на пару дней подумать над своим поведением. А может устроить перфоманс? Встряхнуть Высокий, а то они что-то заскучали? А можно, интересно, это сделать как-то так, чтобы потом без темницы и штрафа?..

Внутри было почти так же шикарно, как и снаружи: начищенный пол блестел, начищенные разумные тоже — хоть солнцезащитные очки надевай! Портьеры были, как и полагается, тяжелыми; картины, как и следует, претенциозные. Окружающие, без сомнения, смотрели на трех зашедших, видимо, по ошибке оборвышей с искренним недоумением, а порой и откровенно кривились.

В общем, все было, как и должно быть! Я улыбнулась и помахала рукой недовольно глядевшему на меня мужчине, чьи пухлые складки двойного подбородка презабавно передавливались стоячим воротничком, сделанным будто не из ткани, а из выбеленного картона. Он скривился еще сильнее, наверное от нехватки воздуха из-за этой пыточной конструкции, и я послала ему воздушный поцелуй в утешение!

Борик дал мне подзатыльник.

— Перестань, балда! — зашипел он мне, безуспешно стараясь не меняться в лице, — Это не хрен с горы, а очень уважаемый оборотень в Городском Совете!

— Этот «не хрен с горы» недавно изменил жене с подругой их дочери, а той на минуточку, всего пятнадцать! Если это всплывет, его может и из совета погонят… — поделился Дорик, — Вроде замять пытаются, девчонку уже в монастырь выслали, но кто знает. Так что не очень-то и уважаемый, как по мне!

Я почесала подбородок, продолжая беспардонно пялиться на уважаемого оборотня, который уже багровыми пятнами пошел.

— Да что ты говоришь, как интересно… А как его зовут?

— Шура, нет! — вскинулся Бор.

— А почему нет-то? — удивился Дор, — По-моему, вполне заслужил Шурино внимание!

Бор еще раз глянул на предмет нашего обсуждения, потом на меня, и тяжко вздохнул.

— Барон Дильт. Но мы разве никуда не торопимся?

— Еще как! — кивнула я, — Но вы тут что-то стоите, глазами хлопаете!

Приемная барона Арино была настолько вычурно-помпезно-безвкусной, будто сосредоточие всего дорого-богато, которым дышало это здание как внутри, так и снаружи, что навевала на подозрение, что он слегка подтрунивает над окружающими. Его секретарь, сухонький мужичок средних лет с самым серьезным и сосредоточенным лицом перебирал какие-то наверняка жутко важные бумажки. Его абсолютно суровое выражения лица потомственного ботаника, который должен бы носить скучненький серенький выглаженный сюртук без всяких украшений, ярко контрастировало с желто-зеленым бархатным костюмом в облаке кружев и позолоченных застежек. Я не удержалась и хекнула в кулак.

Мужчина поднял на меня взгляд, полный невыразимой тоски и осуждения. Что-то подсказывало мне, что это не проявление его своеобразного чувства стиля, а обязательная рабочая униформа.

— Вам назначено? — скрипнул он.

Я впихнула ему в руки письмо, он глянул, кивнул, и пошел предупредить начальство о визите. Мы все втроем как-то не сговариваясь решили порассматривать узоры на стенах и не смотреть на мужчину, потому что не очень хотелось оскорбить его жалостью и смешинками во взгляде.

— Ну наконец-то, вы пришли! А я так вас ждал, так ждал! — на пороге кабинета стоял он. Тот, на которого я чуть не написала клеветническую статью! Хотя я по глазам видела, что взятки он берет, но по-настоящему доказать это вряд ли кто-то вроде меня сможет, да и цели такой не было. Он понравился мне еще по голосу, а теперь вот с первого взгляда!

Он был почти лыс; кругл, как яйцо; кожа его была белой, как кефир; он весь был в кружевах и пудре, а на лице задорно и хитро блестели сощуренные от улыбки глазки. На пару секунд даже захотелось послать Раша с его тараканами, да приударить за бароном! Уж этот-то кобениться не будет.

Но я взяла себя в руки и вспомнила, что очень серьезная девушка, а вовсе даже не ветреная. Правда когда барон галантно отодвинул мне стул, улыбаясь такой сладкой улыбкой, что ей отравились наверное не единожды, я все-таки не удержалась и совершенно глупо хихикнула, стрельнув в него глазами. Он польщенно улыбнулся и присел за свой рабочий стол.

Должна сказать, кабинет у него был гораздо проще в плане дизайна, чем приемная. Наверное, чтобы во время работы в глазах от завитушек не рябило. Я достала записывающий кристалл, положив его на кофейный столик, блокнот и карандаш.

Первые пять минут мы мило выспрашивали друг у друга, как настроение, налить ли чаю, и всякую такую бессмыслицу. По крупице нарастало напряжение и предвкушение, но мы пока его не обозначали, продолжая беззаботно улыбаться. Его взгляд, внимательный, такой добродушно-веселый на поверхности и холодно-цепкий внутри вызывал одновременно сильное волнение и радость. Что этот колобок выкинет, интересно?

Ему тоже было явно любопытно, да и как иначе, если репутация идет впереди меня. Наконец, тоскливый секретарь, разряженный в кружева и каменья, принес нам чаю, и стоило звякнуть посуде, как началось интервью.

— Ваша светлость, для начала, я бы хотела побольше узнать о вас и вашей жизни! Конечно, некоторые моменты я и так знаю, но мне бы хотелось поближе познакомить читателя с вами, что бы дать людям возможность по-настоящему оценить широту вашей личности! — барон благодарным кивком отметил, что оценил подлиз, и я могу продолжать, — Расскажите, пожалуйста, о вашей жизни до назначения в верхний круг Городского Совета. Ведь вы человек, потомственный, насколько я знаю, и житель столицы не в первом поколении, — перефразируя, барон был из семьи бывших рабов, — Как вы добились таких высот? Вы стремились к этому с самого детства?

Мужчина хихикнул в кулак, но глаза блеснули довольно холодно. Он развалился в кресле и начал говорить. Маленькая месть за напоминание его происхождения не заставила себя ждать.

— Я родился в жаркий летний день третьего месяца лета. По рассказам моей матушки день был не просто жаркий, но еще и очень влажный, и оттого все хоронились по теням! Она, тяжело переваливаясь на отекших от бремени ногах, подошла к окну, подставила лицо солнцу и поняла: сегодня! Сегодня он увидит свет. Материнское сердце не ошиблось. Да и когда оно ошибалось! А моя матушка, знаете, женщиной была мудрой и… — и тут барона понесло.

Надо будет как-нибудь свети его с главредом, вот интересно посмотреть, кто кого переплюнет в размазывании двухминутной истории на два часа? Барон Арино не упускал ни единой детали из своего рассказа о детстве, постоянно отвлекался на сторонние темы, не менее богатые на ненужные подробности — ведь это очень важно понять, насколько его троюродный дядя был пропащим, а сверчок, которого съел от голода барон — маленьким и страшным. Пока что могла сделать вывод, что барон лучше растягивает даже небольшую историю на целое эссе, а у главреда сам запас историй побольше. Даже не могу пока сказать, что хуже.

Через час мы не дошли еще даже до подросткового возраста, зато у мужчины, вроде, поднялось настроение от созерцания наших кислых мин, поэтому я обнаглела достаточно, чтобы в первый же удачный момент не слишком очевидно его перебить, и перефразировала вопрос на более конкретный, о его обучении и общении со сверстниками.

Чувствую я, что если потом писать все, что он скажет, то места в выпуске ни на что, кроме его интервью не хватит. И то, оно влезет, только если шрифт еще мельче сделать… Прям мемуары.

— Было для вас важным доказать тем, кто в вас не верил, что вы заслуживаете большего, чем предлагалось вам, как человеку? Задевало ли вас, что у других рас больше возможностей?

Барон улыбнулся сладко, сузив глаза.

— Я бы солгал, если бы сказал, что меня совсем это не задевало, но и говорить, что это имело для меня первостепенное значение, не буду — так как это не правда.

— А вы никогда не врете?

— Конечно же, никогда! Врать — это же нехорошо.

— Вы думали когда-нибудь о том, сколько светлых умов среди младшей расы пропало из-за предрассудков, хотя они могли бы принести пользу обществу, как это делаете вы?

— Я предпочитаю думать, что тот, кто хочет принести пользу обществу — это и делает, как может. А не оправдывается тем, что перед ним открыты не все двери. Все двери открытыми не будут никогда. Что же теперь, вообще ничем не заниматься?

У меня не получалось пока его поймать, но я не сдавалась! Некоторые закрытые двери можно попробовать и отмычкой открыть.

— Расскажите немного о том времени, когда вас назначили членом Городского Совета. Какими были ваши ожидания? Ваши планы? Первые шаги на такой высокой должности?

Кажется, банальность этого вопроса его слегка расслабила, так что он начал преспокойно отвечать о том, какая это честь и ответственность с тем вежливо-скучающим видом, с которым говорят заученные фразы для зрителей.

— …понимаете, планы, они появляются только когда ты уже попривык, почву прощупал, отчеты посмотрел и обстановку в целом разведал. Тогда и планы могут появляться! Так что я не торопился влезать в устоявшийся процесс, я для начала старался в него максимально вписаться!..

Да, видела я, как он вписался. Прямо вместе с секретарем и с порога так вписался, что всем бы так вписаться! Основательный человек — никаких полумер.

— Понятно, — я покивала с улыбкой, — А вот скажите, а с чем связано то, что довольно стабильный по составу городской совет обновился почти вполовину за первый же год вашего назначения? Сто лет никто никуда не двигался, а тут вдруг аж шесть штук за шесть месяцев с мест своих полетели!

Барон широко улыбнулся, чуть наклонив лицо и, наконец, снова начал смотреть прямо на меня, а не куда-то сквозь.

— Это был просто какой-то кошмар, вы не представляете! Целая серия скандалов с участием таких уважаемых мужей — мы все за головы хватались, можете мне поверить! Над восстановлением репутации в глазах общественности мы работали потом не мало…

— Да уж, представляю, сколько работы поприбавилось… Репутация — это же так важно! А они не только свою запятнали, но и всему совету досталось! — барон покивал с самым наигранно-грустным видом.

— Но все хорошо, что хорошо кончается! Они все же были известны своими довольно нетерпимыми консервативными взглядами. Кажется, даже выступали против вашего назначения?

— Да, но я вполне могу их понять! На самом деле, Совет потерял довольно много — ведь так важно, чтобы в нем были представлены разумные разных взглядов. В том числе и те, кто защищает традиции. Традиции — святое!

— Это правда, — согласилась я, — Кстати, заметила забавную закономерность! Вы знали, что вылетали бывшие члена совета, если смотреть по фамилиям, в алфавитном порядке? Будто кто-то, решая кого убрать первым, кого вторым, решил не заморачиваться и оставить решение этого вопроса букварю?

— Да вы что! — всплеснул пухлыми руками мужчина, рассыпая вокруг себя облако своих вычурных кружев, — Верно, сам Отец-Дракон и решал, кому же еще в этом мире судить позволено? Только Отцу-Дракону да Его Императорскому Величеству!

— Долгих лет Величеству, да хранит его Отец-Дракон, — я патриотично приложила руку к сердцу.

— Долгих лет, да, — согласился барон Арино, снова вцепляясь в меня глазами, — Вы хотели спросить что-то еще?

— Скажите, вот сейчас намечается кампания, целью которой является дать возможность младшей расе учиться в Высокой Императорской Академии Магии. Официально вы придерживаетесь нейтральной позиции на этот счет, но у меня есть основания думать, что…

— Минуточку, — перебил меня он, — Господин Дор, господин Бор, не будете ли вы так любезны ненадолго оставить нас с госпожой Солнцевой наедине?

Дор и Бор были конечно вовсе не за, но барон смог их умаслить, пообещав, что ничего со мной за пару минут не случится. Они вышли, нервно оглядываясь.

— Под дверью подслушивать будут, — предупредила я.

— Даже не сомневаюсь. И даже не сомневаюсь, что их немаленького магического потенциала и обширных теоретических знаний вполне хватит, чтобы расплести с дверей заглушку.

Я не очень поняла, зачем тогда вообще было их выгонять, но не стала спрашивать. Может ему так спокойнее?

— Шура… я же могу вас так называть? — я кивнула, — Так вот, Шура, мне не нравится направление, которое вы выбрали. Я не приму такое интервью. Я не могу на вас надавить, к сожалению, потому что ваш покровитель — не моего полета птица, поэтому предлагаю поговорить.

Он смотрел на меня без улыбки. Она вообще стекла с его лица как-то очень стремительно, стоило Борику с Дориком закрыть за собой дверь. Это очень меняло весь его облик. Если до этого его нелепый наряд и мягкое колыхание пухлых белых щечек делало его похожим на зефирку с мышьяком, то теперь он был больше похож на гильотину, на которой какой-то шутник нарисовал цветочек.

Я скривилась от обиды. Я очень внимательно на самом деле выбирала направление вопросов. Я помнила, о чем мне говорила Ева — про более вдумчивую работу, про то, как мои статьи впишутся в общую картину. Я почти со стопроцентной уверенностью могла сказать, что хоть барон Арино добрым лапушкой вот вообще не был, он явно продвигал права младшей расы. Делал он это не сказать чтобы громко, ни разу не на показ, но я видела. Например, по его инициативе закон об обязательной ответственности отцов за незаконнорожденных детей расширили и на полукровок, и хотя о людях там не было ни слова, но именно человеческим женщинам это было на пользу в первую очередь.

Довольно многие представители условно старших рас, по старой привычке еще со времен рабства, заводили ни к чему не обязывающие связи именно с человеческими женщинами, в том числе и потому, что по закону никакой ответственности за это не несли. То есть, если забеременеет оборотница, например, то мужчина обязан жениться. На небольшое количество человеческих аристократок это тоже распространялось в некотором роде, но обычных женщин, коих было большинство, можно было пользовать без всяких переживаний о возможной ответственности. Даже если доказано, что человеческая женщина родила от вот этого конкретного нечеловеческого мужчины, он не обязан был ребенка признавать или даже содержать. Это было удобно. Для мужчин, конечно.

На самом деле, примеров было не так чтобы много, но я видела. Я точно видела их направление. И мне казалось, что это то, о чем стоит написать.

— Что конкретно вас не устраивает? Я всего лишь хочу обратить внимание читателей на то, что идет работа в сторону расширения прав людей, и вы в этой работе принимаете активное участие. Что не так? Я старалась выбрать хорошую идею для работы! Я думала о том, как это воспримут читатели, будет ли это полезно знать обществу в целом, как это повлияет на отношение к вашей работе… Ну и все такое. Я не наобум выбрала направление, как это делаю обычно. Так объясните мне, что вам не нравится, что вы выкинули мой записывающий кристалл?

Барон посмотрел на меня снисходительно. Он, кстати, действительно его расколол надвое какой-то печаткой со стола и выкинул. А это казеное имущество, мне за него отчитываться еще!

— Шура, то о чем вы говорите — «кампания по расширению прав людей» — действительно идет, и да — я активно ее продвигаю. Ну просто потому что в какой-то момент работать исключительно ради власти и материальных благ стало безумно скучно, и я решил найти себе благородную цель. Как и вы, полагаю? — это было не совсем правдой, меня не только благородные цели, но и материальные блага не сильно интересовали, но я кивнула, чтобы он подумал, что мы похожи, — Но я человек — заинтересованное лицо. Меня не особо захотят слушать. Даже сами люди больше верят тому, что говорят нелюди, так мы привыкли считать их лучше и умнее нас. Слова и действия нелюдя прозвучат в обществе серьезнее, громче, значительнее. Раньше свидетельство одного оборотня или сида равнялось пяти человеческим. Сейчас по законы наши голоса вроде равны, но закон — это просто бумажка, гораздо важнее то, что твориться в головах у разумных, — он постучал пальцем у виска, — А там голоса даже двух людей до сих пор не равны голосу одного нелюдя.

— Но если даже наши права будут защищать нелюди, то это и не изменится, — ответила я.

— Да, но у каждого из нас в этом спектакле своя роль. Моя в том, чтобы не потерять свое место и возможность продавливать нужные нам законы сверху; докрикиваться снизу — чья-то другая. Может ваша? Но точно не моя. Поэтому я прошу вас вообще больше не затрагивать тему прав людей в связке с моим именем. Удивительно, как вы вообще дошли до мысли, что я этим занимаюсь?

— Даже и не знаю, — честно ответила я, — я очень удачливая. Интересная информация буквально сама падает мне в руки!

— Охотно верю! — он снова улыбнулся, — Тем более что раз я не могу на вас надавить, то предлагаю обмен. Вы пишете статью, которая отмоет мое имя от любой связи с вопросом прав людей, а я расскажу вам кое-какую интересную информацию, касающуюся вас лично.

Я выходила из здания городского совета не самым радостным человеком на свете. Дорик и Борик обеспокоено мельтешили, пытаясь вызнать, чего мне там такого интересного сообщил барон, потому что сообщил он мне выкладкой документов с комментариями, а не словами, которые мои дурные братишки подслушивали через дверь.

После мы еще пару минут поговорили наедине, обсуждая новый план действий. Обдумывание полученной информации в тот момент я отложила на потом и сосредоточилась на работе. Если говорить о работе, то все сложилось замечательно.

Я не лукавила ведь о том, что слова Евы о более серьезном отношении к своей работе и к своим словам, которые уже стали что-то значить для этого города, произвели на меня впечатление, и я действительно серьезно их обдумывала. Я искала что-то, что могло бы сделать мои статьи не разрозненной писаниной, а чем-то целым, имеющим единую цель. Как бусинки на ожерелье. Но нити для этих бусинок я придумать не смогла, потому что это слишком сложно. Я более-менее равнодушна ко всем социальным слоям, классам, властьимущим, идеологиям и религиям. Мне сложновато выбрать из списка неважных для меня вещей ту, которая неважна мне чуть менее, чем остальные. Да это и не то. Хочется чего-то, что было бы мне близким и важным.

Сами по себе, права человека таковыми для меня не являлись, даже не смотря на то, что сама я была человеком. А вот грандиозные планы барона меня заинтересовали, и работать с ним в команде мне хотелось. Что я ему и предложила. Мне вот совсем не сложно любую новость освещать через призму борца за права людей, настраивая читателей на определенный лад, пропагандируя им ненавязчиво идею о том, что люди не хуже других рас.

И да, то, что у меня наконец появилась эта ниточка, та основа, что будет проходить через всю мою работу, очень грело душу.

А вот информация, которую в качестве взятки мне предложил барон Арино, вгоняла в тоску и уныние. Я тяжело вздохнула и уселась на нижнюю ступеньку какой-то статуи. Меня с обеих сторон тут же облепили ребята.

— Ну, подели-и-ись с нами, — завыл мне в ухо Дорик.

— Не темни, — отрезад Борик и добавил чуть тише, — Ну пожалуйста.

Я еще раз тяжело вздохнула.

— Да расскажу я, дайте мне только самой переварить сначала. Лучше расскажите, что это за статуя? — я тыкнула пальцем за спину на огромную каменную женщину, которую скульптор не облагородил даже самой тонкой тряпицей.

— Это Альвира Далемская, она была Визамской принцессой, — начал рассказ Борик, — Визамия — это одно из государств Содружества, на западе от Империи. Вольмское княжество — это тоже государство Содружества, еще западнее от Визамии, напало как-то на них, и было уже на подступах к столице, когда император скончался от сердечного приступа, а наследника у него не было, и вот тут-то и началась паника. Ну, его дочь, Альвира, взяла, да и организовала оборону города, а потом и с Вольмской княгиней договорилась о довольно мягких условиях капитуляции. А потом ввела новую систему управления, при которой нет одного монарха, а есть целый Совет Аристократов — чтобы не было больше такого, что при смерти самодержца все в Темной катилось.

Я вроде даже мельком читала что-то подобное, но меня, честно, больше заинтересовала Вольмская княжна, у которой в народе столько разных прозвищ было, что и не поймешь, как к ней относились-то? Кровавая Княгиня, Солнце Вольмы, Вольмская Мамаша — и это только те, которые я помню.

— А почему Альвира Далемская голая? — поинтересовалась я. Вроде, в Визамии, в отличие от той же Шинрской Империи, нравы были довольно ханжеские. Вряд ли она организовывала защиту города без хотя бы накидки, потому что дело было зимой, насколько я помню. А договариваться на мягкие условия капитуляции нагой она могла разве что с князем, но вряд ли с княгиней.

— Ну так на голую смотреть поприятнее, — объяснил Дорик, почесывая подбородок и в задумчивости глядя на статую, — Ну да, точно поприятнее!

— А почему тогда мужские статуи в одежде, — возмутилась я, — Это нечестно! Мне тоже приятнее было бы на них смотреть, будь они без одежды!

Борик посмотрел на меня с возмущением, а Дорик хихикнул.

— Не доросла еще на голых мужиков смотреть!

Я не стала спорить, потому что Борика вообще не переспорить. Я считала, что уже вполне доросла! Мысль о широких мужских плечах и крепких бедрах, которые от меня жестоко скрывают скульпторы-сексисты, конечно довела меня до мысли о Раше и о том, что от меня скрывает его одежда. Тут же стало снова грустно. Я опять скуксилась.

— Чего ты киснешь? — спросил Дорик, — Может есть что-то, что могло бы тебя развеселить?

Я уже хотела сказать, что ничто на свете не способно меня сейчас порадовать, но потом вскинулась.

— Вообще-то есть кое-что!

Парни заинтересованно наклонились.

— Скажите, а вы могли бы…

Домой мы возвращались в чудесном расположении духа ближе к ужину! Все трое! Периодически кто-нибудь из нашей супертроицы начинал глупо хихикать, и двое других не могли не подхватить — и это неизбежно перекатывалось в хохот на всю улицу. Прохожие обходили нас по дуге. И правильно делали. Ведь по улице шли настоящие вандалы!

А где-то там, у здания стражи прямо перед входом томно возлежала нагая статуя Альвиры Долемской с подписью на груди: «Ходила голая по главным улицам столицы. Административное правонарушение — арест на трое суток и штраф в размере пятнадцати золотых обрезов!».

И заколдована она была так, что пока наказание не отбудет и деньги не уплатят, с места ее не сдвинуть!

Дома меня ждал еще один сюрприз — граф Сибанши прислал мне ответ! Дорик с Бориком как-то сразу поскучнели и нахмурились — не ладят с графом что ли? — но мне было не до этого. Я, радостно взвизгнув, выхватила письмо из Евиных рук и побежала наверх — читать. Может это было наивно, но я надеялась, что его письмо хоть что-то сможет расставить по местам в моей голове. Потому что после разговора с бароном Арино мое казалось бы окончательное решение завоевать Раша сильно пошатнулось. По какой-то новой дурацкой традиции этого мира, стоило мне принять какое-то решение и выбрать стратегию поведения, появлялись новые и новые вопросы и обстоятельства, которые путали мне карты.