Твоё слово

Глава 7. Шут. Дурик и Бобрик

Горький переулок был районом, который оживал по ночам. Днем это было довольно унылое местечко — солнечный лучи как будто выжигали все его краски, резко выделяли все несовершенства его облика: трещины-морщины на обвислой коже, пятна грязи и заплаты на свалявшихся грязных одеждах и усталый, сонный и тупой взгляд опухших слезящихся глаз пьяницы. И все же, в этих водянистых глазах даже днем порой блестело что-то острое.

А с наступлением темноты Горький переулок преображался. В свете магических огоньков он превращался из старого, потухшего нелюбимого родственника, о котором никто из семьи старается не упоминать на людях, чтобы не пришлось краснеть перед новыми знакомыми за такое родство, в эксцентричного богатого дядюшку, который может позволить себе носить женские панталоны и дымить прямо во время семейного обеда; который будет учить тебя мухлевать с картами, обдирая в процессе обучения до нитки, даже если не нуждается в деньгах, в отличие от тебя; которого все люто ненавидят и симпатию которого втайне жаждут заслужить. Да, дядюшка, который продает всех и продается всем с одинаковой улыбкой.

Все самые грязные дела Высокого обычно проворачивались именно здесь. Это место было особым — слепым пятном в глазах императорского дворца и всех подчиненных ему служб. Оно было особым еще и потому, что не расползалось. Все, что происходит на Горьком переулке — там и остается. Как только оно выходит из слепого пятно, оно перестает быть в слепом пятне. И идиота, нарушившего границы, проложенные не одну сотню лет назад, жалеть бы никто не стал. Ни одна сторона, ни другая.

Аррирашш, в общем-то, догадывался, что до этого места Шура тоже доберется. Это достопримечательность, кажется, была как раз в ее вкусе. Не думал, правда, что так скоро. Кто ей вообще посоветовал сюда сунуться? Хорошо еще, что не успело стемнеть. Судя по тому, что девчонка вполне целенаправленно шла к борделю, зарегестрированному под кабак, науськали ее вчерашние сокамерницы. Аррирашш даже подумал о том, что неплохо бы было поговорить с Главой местного Отделения Стражи и попросить на будущее сажать девчонку в одиночную камеру. Но перед этим надо посоветовать Городской Управе Главу сменить — не нравилось мужчине, что бают об этом волке.

А Шура такими темпами совсем скоро в преступных кругах либо станет своей, либо ее пришибут, чтоб проблем не принесла. Арши бы поставил на второе.

«Надо бы узнать, что она там вынюхивает для своей статейки, и какими проблемами для нее это может обернуться» — подумал мужчина, улыбаясь милой девочке Лие, которая привела их к какой-то халупе. Аррираш уже собирался зайти за Шурой, но…

— Стой, — прижала я руку к его груди, отодвигая назад, — я уже говорила — третьего не берем!

— Ты хочешь, чтобы я стоял здесь один и ждал? — грустно прошептал мужчина, — я же не собираюсь вам мешать, посижу тихонько в уголочке, даже глаза закрою!

Ага, глаза закроет и будет греть уши. Нет уж. Мне не нравится, когда лезут в мою работу. Лия насмешливо захихикала и утянула меня за руку в комнатушку, закрыв за мной дверь. А Раш остался стоять за дверью один. Мне могло бы стать его жалко, если бы я была жалостливой девочкой, но я не была. Поэтому я почти сразу забыла о нем и уже собиралась набросится на Лию с вопросами, но она прижала палец к моим губам. Я удивленно смотрела, как эта наглая девица роется в моей сумке в поисках чего-то. Мой блокнот сильно ее удивил, но она быстро взяла себя и мою ручку в руки и стала что-то писать.

— Так что ты хотела узнать? — спросила она, тихонько выводя буквы: «Твой парень не человек, и через дверь услышит. Хочу сверху еще одну серебрушку!».

— Тревор Ласки, знаешь такого? Пришибли недавно, Марта сказала, что он здесь ошивался в последнее время, — придумывала я на ходу, злобно сопя в сторону этой вымогательницы: «Вольт — Глава Восточного Отделения, расскажи то, что о нем говорят в ваших кругах»

— А как он выглядел? — спросила она, провоцируя меня на поболтать, пока она пишет.

— Ну, — задумалась я, — крупный такой мужчина, с брюшком, залысиной, волосатыми пальцами…

Вспоминать его было сложновато. Я же не видела его живым. Как он двигается, как он ходит, какие у него жесты, мимика… Тело невыразительно, когда не живо. Что о нем можно сказать?

Я помню у меня был кот. Огромный серый котяра с длиннющей шерстью и наглым взглядом повелителя мира. Когда он умер, и я смотрела на его тело, я никак не могла его узнать. Он казался маленьким, игрушечным даже. Как будто скукожился. Когда он был жив, пространство вокруг него как будто было заряженным, наполненным, может поэтому он казался больше, чем был на самом деле; он был пластичным, подвижным, как желе. А когда умер — стал маленьким, твердым и сухим. Это был не мой кот Ритузик, это было что-то другое, совершенно незнакомое.

— У него была бородавка под левым глазом… — продолжила я, — и голос, знаешь, такой спокойный, низкий, уверенный. Как у человека с твердой позицией, с какими-то убеждениями. Такой, м-м-м… — я думала, какие бы слова подошли еще для голоса, который я слышала из камушков, — неизворотливый, а очень прямой. Думаю, у него и взгляд был прямой… И держался он спокойно.

Лия продолжала писать, пока я еще двадцатью предложениями описывала одно и то же, потому что больше было описывать нечего. Ничего я не знала про Тревора Ласки, кроме того, что его убили. И за что его убили. Ну еще кто его убил. Когда Лия, наконец, закончила, я вздохнула с облегчением — ну, шпионские игры у нас! — и тут же припрятала блокнот во внутренний карман сумки. Потом Лия сказала мне, что про господина Ласки ничего не слышала, но поспрашивает у своих, и уточнила, когда именно работает Марта.

— Видишь, — радостно сказала я Рашу, выходя из дома, — не так уж долго ждал!

— Ага, — улыбнулся он мне понимающей улыбкой.

Если он и правда слышит сквозь стены, то я даже не обманываюсь, что он не понял нашего замысла. Актриса из меня так себе, сценарист тоже не очень, а режиссер — вообще аховый. Хорошо хоть оператором мне быть не пришлось для этой зарисовки! Но, главное, что он все равно не знает, зачем я сюда приходила. Его поведение, мотивы которого, к слову, мне совершенно не понятны, ясно указывало, что разборки со стражей он бы не одобрил. Не то что бы мне нужно его одобрение, но по тому, как легко он вытащил меня из местного обезьянника, в который меня упекли по подозрению в убийстве, могу судить, что ему меня притормозить, если уж в голову взбредет, будет совсем не сложно.

— И куда мы теперь? — поинтересовался мужчина.

— Домой.

— И что, даже не зайдем по дороге еще в какое злачное местечко? — вот как можно, сохраняя тон таким безукоризненно вежливым, без нотки язвительности, довести довольно равнодушного к всякого рода насмешкам человека, до желания придушить от злости?

— Очень смешно, — фыркнула я, — да будет тебе известно, я специально злачные местечки вовсе не ищу, — говорила я уверенно, но сама себе верила мало.

— Как скажешь, — не стал спорить Раш.

Терпеть не могу, когда люди соглашаются с тобой из вежливости, хотя вы оба понимаете, что это согласие — фальшивка. Когда я так делаю — отношусь к этому нормально, а когда со мной так делают — терпеть не могу.

Мы шли уже по вполне приятной приличной улочке, вечерело. Улицы утопали в оранжево-красном сиянии, поддувал ветерок. На меня накатила приятная усталость, а компания Раша на самом-то деле не особо раздражала. Такая тихая вечерняя атмосфера наводила на мысли, которые в беготне прошедших дней в голове просто не помещались.

Что происходит? Где я? Как я сюда попала и зачем? Думаю, я знала ответы на все вопросы. Ничего особенного во вселенском масштабе не происходит, я в столице Шинрской Империи, попала сюда через какой-нибудь случайный портал (а какой еще может быть в середине реки?), попала случайно, не зачем, а ну вот просто как-то так. Я могла бы потратить время на поиски кого-то или чего-то, что могло бы вернуть меня домой.

Но есть ли смысл тратить на это время?

Мне, по большому счету, что там, что здесь — никакой особой разницы. Разве что там привычнее, знакомее, но привычнее же — не значит лучше? Ради чего мне возвращаться домой? Ради профессора, которого я так и не закидала какашками мести ради? Это, конечно, важно, но настолько ли, чтобы прям трепыхаться? Стоит ли трепыхаться или просто расслабиться и приспосабливаться к новому миру?

Второй вариант, честно говоря, был более волнующим. Рождал в животе приятные мурашки и румянил щеки предвкушением. Что еще нового я узнаю? С какими чудесами и ужасами я еще столкнусь здесь? Огромная деревянная женщина, мужчина, спрятанный мороком, город, красивее которого я не видела… И это только первые пару дней.

Лучше я потрачу время на изучение географии, истории и законов этого места, чем на поиски пути назад. Тем более деда Лука мне уже и выделили книги по этим предметам. Сейчас это уже было решением, а не просто попыткой не пропасть в незнакомом месте. Если и правда есть способ вернуться, я могу найти его и потом. Если вообще захочу.

— Все в порядке? — чуть взволнованно спросил Раш, заметив мою задумчивость.

— Да, — честно ответила я и улыбнулась, — все очень хорошо, — он вернул мне улыбку, — ты сегодня остаешься?

— Нет, — он замолчал ненадолго, — Евы сегодня ночью тоже не будет, так что дом в твоем распоряжении! Пообещай не шалить, — с улыбкой, но серьезно, попросил мужчина.

— Обещаю.

С Рашем мы еще зашли в лавки со всякой едой — объедать Еву и дальше мне не хотелось. Деньги почти закончились. Видимо, не так там много и было, как мне казалось. Но меня это не особо тревожила, потому что уже завтра я собиралась получить работу. Мы распрощались с мужчиной у двери, он не стал заходить даже на чай. Торопился куда-то, видимо. Почему он потратил на меня так много времени?

Дома и правда никого не было — тишина, пустота, вечер уже тенями проникал в комнаты, заполняя углы темнотой. Я налила себе чаю, приготовила бутербродов, наложила печенюшек и пошла наверх — заниматься делами! В моем уютном гнездышке тоже уже было темно, так что я зажгла магические светильники, как учила меня Ева, поставила поднос с перекусом на стол и стала доставать все, что у меня есть.

Выложила кристаллы с записями и достала блокнот, куда Лия настрочила историю похождений господина Вольта по злачным местам.

Прежде, чем читать записи Лии, я пролистала свои старые записи и… не поняла ни слова.

Я открыла странички с рассказом проститутки, и текст был вполне понятен. Вернулась назад и увидела только какую-то непонятную наскальную живопись, написанную абсолютно точно моей рукой. Вообще, конечно, стоило раньше подумать о том, как так вышло, что я и речь чужую, даже не иностранную, а иномирную, понимаю, и письменность. Что-то приобрела, что-то потеряла, так что ли? В любом случае, это сейчас и не имело особого значения, хотя и немного угнетало. Я снова открыла записи Лии.

Ворам Вольт был из той породы, что любят абсолютное доминирование. И физическое, и, особенно, моральное. Все его мерзкие игры сводились к тому, чтобы расчеловечить, свести до уровня объекта без свободной воли, причем постепенно, прямо на глазах у жертвы.

Одной из особенностей его заказов было систематичное и принципиальное нарушение заранее оговоренных условий. Ему нравилось отбирать у девушек возможность отказать. Ставить в условия, где у женщины, вроде, есть возможность отказаться от чего-то, и в самый неожиданный момент дать понять, что такой возможности не предусмотрено.

Судя по всему, он был просто помешан на том, чтобы принуждать людей к чему-то, наглядно им демонстрируя, что у него есть эта возможность — принудить. Это были даже не сексуальные предпочтения, а какая-та жизненная позиция. Или детская травма. Даже наверняка. Но у меня это вызывало разве что легкое любопытство — грустная история детства могла бы сделать мою статью еще интереснее!

Да, я была равнодушна к его пристрастиям, они не вызывали у меня праведного негодования, пока не касались меня лично. Но я осталась бы к нему также равнодушна, даже если бы за всем этим крылась самая трагическая на свете история детства. В моих глазах это бы его никак не оправдало — я не видела необходимости как-то оправдывать чье-то желание насадить свою власть.

Хотя такое поверхностное и вульгарное проявление этого желание заставляло меня чуть брезгливо кривиться. Насиловать проституток? Выгонять на улицу стариков? Разве это не жалко?

Он рождал желание щелкнуть его по носу. Поступить с ним также, как поступал он, но сделать это изящно, а не вот так вот.

Половину ночи я переслушивала и перечитывала материалы. Делала наброски статьи, выписывала основные и второстепенные тезисы, подводила к ним аргументы и живописные иллюстрации из собранных историй. Но никак не могла добиться того внутреннего удовлетворения, которое бы говорило мне, что работа, если и не идеально, то хороша.

Я выпила уже две чашки чая, съела все бутерброды и перегрызла половину запасов печенья. Но мысль упорно не шла. Надо было освободить ей дорогу!

Я перестала думать о статье, о Вораме Вольте, о дедушке Луке, о Марте… И пошла за третьей чашкой чая, собираясь выпить ее на крылечке, наслаждаясь ночной прохладой. Надо передохнуть и отвлечься, а то у меня уже глаза замылены.

Я спускалась по лестнице на первый этаж. В одной руке светильник, в другой — пустая кружка. Вообще-то, было немного жутко. Каждый шорох в пустом доме настораживал. Когда я наконец дошла до кухни, то включила все светильники, и, вроде, успокоилась; заварила чаю, нетороплива пошоркала в сторону крыльца. Предусмотрительно захватила с собой покрывало с дивана в гостиной и, закутавшись в него, села на ступеньки и стала сдувать парок над кружкой.

Небо было глубокого темно-кобальтового цвета, такого яркого и глубокого, какого я никогда не видела. И такое близкое-близкое, не то что в мегаполисах. Город спускался вниз, к такой же темной, как и небо, а может даже темнее, глади огромного озера, больше похожего на море без волн.

А к горизонту небо светлело в голубовато-розовый цвет и в такой же цвет от горизонта светлело озеро Нерша. Было тихо, и эта тишина рождала какую-то особую объемность пространству. Каждый звук, даже не громкий, удивлял и немного пугал своей чужеродностью.

Как в городе может быть так тихо? Может это что-то вроде спального района? Когда я лучше узнаю это место, оно перестанет меня так удивлять и восхищать? Надеюсь тогда, что я никогда не узнаю его до конца. Хотя с местными законами познакомиться все же стоило, а то они тоже не прочь иногда удивить в самом грустном смысле этого слова…

Я выдохнула и уронила голову на колени. Ну конечно. Законы! Как можно опустить Восточное Отделение Стражи ниже плинтуса по настоящему красиво, не зная законов? Спасибо тебе, деда Лука, что подкинул мне книжонку с основными законами Империи и Особыми Законными Актами, касающимися Высокого Города. Кажется вторую половину ночи я потрачу на самое скучное чтиво на свете, но чего не сделаешь ради благого дела?..

Я неторопливо поднялась, сладко потянулась, улыбнулась самому красивому небу на свете и потопала наверх — к знаниям!

Так я и просидела ночь над книгой, параллельно делая наброски для статьи. К шести утра начал задаваться рассвет, и я оторвалась от работы. Пошла вниз, за новой порцией чая, а потом неожиданно для самой себя вышла встретить солнышко на крыльцо, все с тем же покрывалом и с той же кружкой. Улеглась на перила, привычно сдула с кружки парок от чая, вдохнула немного морозный утренний воздух. Под ногами клубился жиденький туманчик, на ступеньках было немного сыро. Я смотрела за тем, как просыпается город вслед за солнцем, так же неторопливо.

Зевала я так, что челюсть хрустела, глаза то и дело закрывались, а утренний туман по ногам заползал в голову. Я решила, что стоит пару часов поспать и продолжить работу если не на свежую, то хотя бы на посвежевшую голову.

Я знала, что надолго не засну — когда я начинала сводить всю информацию в один текст, на меня нападала ужасная неудовлетворенность, которая не проходила, пока я не заканчивала работу. Поэтому я преспокойно заползла под одеяло, свернулась там клубочком и провалилась в сон практически моментально.

Я опять оказалась на обрыве, но уже одна. Время бежало. Бежало облаками, солнцем, луной, сменой времен года, часами на ратуше, и другими часами… я знала, что они установлены на императорском дворце, но видела их почему-то прямо перед собой. Огромные, в бирюзе и золоте, с бегущими как в последний раз стрелками на нескольких циферблатах, они должны были закрывать мне вид на город, но почему-то не закрывали...

Когда я проснулась, часы показывали полдевятого утра. Я прямо в ночной рубахе, которую мне выделила Ева пошлепала в ванную комнату на втором этаже — и освежиться, и взбодриться перед работой. Долго плескаться не стала, потому что рабочее возбуждение уже гнало меня наверх, к бумагам. Через пару часов я более-менее была удовлетворена результатом, так что закинула текст статьи, бумажку со всеми именами и стопочку со стенограммами записей камушков в сумку, оделась и пошла вниз — завтракать.

На кухне было какое-то оживление: ласковый смех Евы, незнакомые мужские голоса о чем-то спорили, звон тарелок и ложек.

— Доброе утро, — поздоровалась я.

— Доброе утро, милая! — улыбнулась Ева и мое и без того хорошее настроение тут же поднялось на пару ступенек.

— Это она?! Она же, да? — вперил в меня глаза какой-то чудик с всклоченной темной шевелюрой в мятой черной рубахе, — какая-то она не женственная…

— Не думаю, что в этом доме еще одна странная девица живет, так что не задавай тупых вопросов. Ну конечно она!— оборвал его чопорного вида молодой мужчина с приглаженной волосок к волоску темными волосами и серьезным, как у Олежи во время запора, взглядом. Оба мужчины были темненькие, худощавые и высокие, с похожими чертами лица — не слишком выразительными, но приятными.

— Шура, знакомься, это Дорик и Борик! — представила мне мужчин Ева, заставив меня фыркнуть от смеха в кулак, а их поморщиться от досады, — Дорик, Борик, знакомьтесь, это Шура!

— Ева, любовь всей моей жизни, — пафосно начал приглаженный Борик, — я же просил не коверкать мое имя в присутствии посторонних! Шура, — повернул он ко мне мгновенно посерьезневший взгляд, — этого Дурика можешь называть как хочешь, а меня зовут Бор.

— Шура! — взвился с места всклоченный Дорик, — меня зовут Дор, а этого зануду все зовут Бобриком — и ты не стесняйся!

— Вы братья? — спросила я, усаживаясь за стол и принимая у Евы тарелку с завтраком.

Оба, как по команде, разлаялись, возмущенные до глубины души таким предположением. Накинулись на меня так, будто сама мысль о том, что они могут быть связаны кровью, даже не высказанная — святотатство, преступление государственного масштаба, а уж вслух такое спрашивать…

— Ты совсем что ли?! — орал Дурик, — да мы же не похожи совсем!

— Это просто оскорбительно, ставить меня на одну ступень с этим!.. — кипятился Бобрик.

— Ладно-ладно, — примирительно подняла руки я, — как скажете, вы совсем не похожи.

— Вот и правильно!.. — уселся обратно на свое место всклоченный, — вот и хорошо, что ты поняла…

— Не говори больше таких вещей, будь добра! — скривился в мою сторону прилизанный. Где Ева их откопала? Что же, вежливое обращение они не заслужили, поэтому…

— Значит, Дурик и Бобрик, — начала я, прожевав кусок яичницы и полюбовавшись на вновь готовые взорваться физиономии, — вы в гости или живете тут?..

Я шла по улице и улыбалась солнышку! Какой чудесный день!

Близняшки Дурик и Бобрик оказались старыми друзьями Раша. Большую часть времени они действительно живут с Евой, но порой уходят в загул. Вместе. Конечно же потому, что терпеть друг друга не могут.

Хоть во внешних проявлениях они действительно были довольно разные: громкий и чудаковатый непричесанный Дурик и претендующий на звание самого импульсивного зануды Бобрик, но все же были очень похожи. В том числе и тем, что были абсолютно невоспитанными, но искренне считали себя образцами сдержанности и тактичности. Взрывались они буквально из-за всего, и моя не слишком ласковая натура их совсем не жалела, находя все новые и новые болевые точки! Отпустила бедолаг я только к обеду, вспомнив, что мне вообще-то надо в издательство. Выходила из дома я под аккомпанемент отчаянных воплей оскорбленных до глубины души мужчин:

— Не возвращайся, стерва! — орал Бобрик.

— Чтоб ты в лошадиный навоз вляпалась, ведьма! — перекрикивал его Дурик.

Очаровательно. И вам того же! Когда я проходила мимо цветочной лавки, с которой, в общем-то, и началось мое плодотворное расследование, решила воспользоваться последним из свободных камушков и позаписывать болтовню людей на тему странностей в Лисьим переулке. Доказательства лишними не бывают!

— Добрый день! — улыбнулась я хмурой продавщице Берте, — можно мне букет красных гвоздичек!

— Сейчас, уважаемая, — Берта, позевывая, вышла из-за прилавка, — вам сколько?

— Давайте три, — много денег тратить не хотелось.

— Ленточкой перевязать?

— Перевяжите! — я оглядела лавку, забитую цветами, — а хорошо тут платят? А то я тоже думаю в цветочный устроиться, свежо тут так, красиво…

— Да ерунду платят! — тут же проснулась девушка, — когда вообще платят…

— А что, хозяин у вас нечестный? — сочувственно спросила я, — чтож вы не уволитесь?

— Да было бы куда пойти! — вздохнула она, — а нечестный-то еще какой.

— Что, серьезно? — удивилась я, — Прямо обманывает?..

— Ну как, — замялась она, — вот обещал меня поставить главной в новой лавке на Востоке Третьего, а теперь говорит — не доросла еще! Не окупишь вложенное!

— Это раньше он думал, что окупите, а теперь — нет? — возмутилась я, присаживаясь на стул; камешек в кармане уже горел красным.

— Да открытие дороже вышло, — отмахнулась она, — на Востоке сейчас пока страже не отвалишь, лавку не открыть — жалобами закидают и прости-прощай!

— Да вы что!..

К издательству я подошла уже ближе к полднику. Полюбившееся табличка-обличитель «Дно Империи» уже почти привычно согрела сердце. Цербер у двери, уже набравший воздуха в грудь и готовый разразиться потоком грязной брани, примолк, стоило мне всунуть ему букет цветов и разлиться в сиропе подобострастных благодарностей за то, что не дал моему мочевому пузырю лопнуть. Старик хмурился, цыкал, фыркал, но слушал вполне благосклонно. И когда я прошла мимо входа в здание, даже не спросил, куда это я намылилась.

На пятый этаж я буквально залетела! Отбила веселый ритм костяшками по двери тринадцатого кабинета и услышала удрученное:

— Да когда ж вы меня все в покое оставите?! — от главреда.

— Добрый день! — радостно пропела я, заходя в кабинет.

— Опять ты, — буркнул мужчина, выдувая колечко дыма, — вид у тебя больно радостный, — хмуро заметил он, — неужто и правда что-то накопала?..

— Не просто что-то! — мурлыкнула я довольно, доставая из сумки статью, — Вот, ознакомьтесь.

Редактор вырвал из рук листы бумаги и прочитал весь текст секунд за тридцать по горизонтали. Посмотрел на меня настороженно. Еще раз пробежался по тексту. Затянулся и снова глянул на меня.

— Ты серьезно? — я кивнула, — вот чертовка. А доказательства-то есть, что это не твоя фантазия, а правда?

— Вот стенограммы, — сгрузила я ему на стол еще стопку с листами, — сами записи предоставлю только когда выйдет статья с моим именем, но… — я достала камушек с болтовней местных лавочников и продавцов, — это вам на разогрев, так сказать!

— Сядь вон там, я все просмотрю, — указал он мне самокруткой в сторону заваленного бумагами кресла. Я переложила макулатуру на пол и села. Через пятнадцать минут мужчина откинулся на спинку кресла и на лице его начал расползаться радостный оскал.

— Что ты там про рекомендацию в прошлый раз говорила? Давай сюда.

Из издательства я выходила счастливым человеком с удостоверением специального корреспондента газеты «Дни Империи». И греющим душу и тело авансом. На радостях я твердо решила пройтись по торговым рядам и обновить гардероб. От одежды еще не попахивало, но свежей она тоже отнюдь не была!

— Эй ты, малявка! — думаю, мне стоит завести коллекцию халатиков — очень удобная часть гардероба, — я к тебе обращаюсь! Что-то ты больно счастливая.

— Что? — я повернулась на знакомый голос. Дурик и Бобрик стояли у входа в издательство и злобно на меня поглядывали.

— Чего лыбишься, спрашиваю? — Дурик упер руки в бока.

— А что, нельзя? — улыбнулась я еще радостнее, — а чего вы здесь делаете?

— Как что? — удивился Бобрик, вскинув темные брови, — следим за тобой.

— З-зачем? — они же не настолько отчаянные, чтобы прикопать меня где-нибудь от обиды, да?

— Арши сказал, ты проблемный ребенок, и за тобой нужен пригляд, — с мерзкой улыбочкой пояснил мужчина.

— Арши — это кто? — уточнила я, и так догадываясь. Кому еще в этом мире взбрело бы в голову назвать меня ребенком, да еще и проблемным, а главное — переживать из-за этого.

— Ты его называешь Раш.

Что же. В принципе, исходя из его поведения чего-то подобного можно было ожидать. Меня это, конечно, бесило, но я не торопилась высказывать свое возмущения. Проблемы надо решать по мере их поступление, а компания двух придурков на данный момент, по крайней мере, мне не сильно мешала.

— Ну тогда приглядывайте! — не стала спорить я, развернулась и пошла в сторону Лисьего базара.

— Мы предпочли бы приглядывать за тобой дома, — сказал Бобрик таким тоном, будто и правда ожидал, что я сейчас развернусь и пойду домой.

— А мне какая печаль? — я продолжала идти, не заморачиваясь наличием двух, видимо, нянек за спиной.

— Какая же ты наглая! — взвился Дурик, — мы на нее время тратим, а она даже спасибо не сказала! Куда ты идешь?

— За новой одеждой, — не стала скрывать я.

— Все бабам лишь бы тряпки да цацки! — тяжело вздохнул растрепыш.

Нет, милый, меня сексизм в принципе не трогает, а от тебя тем более! По торговым рядам я мальчиков провела с огоньком. Сначала я полтора часа выбирала новый халатик с цветочным узором, перемерив все — от самых дешевых до тех, которые не смогла бы купить и продав свои почки; потом купила самые дешевые, какие нашла рубаху и штаны, предварительно поводив их чуть не по всей улице; потом решила смутить их просьбой о помощи в выборе исподнего, но, к сожалению, к тому моменту до них все-таки дошло, что я издеваюсь, и выбирать они мне помогали с огромным удовольствием…

— Возьми лучше вот эти, пусть в тебе будет хоть что-то соблазнительное, — отсоветовал мне Бобрик громким голосом.

— Нет, ты что! — возмутился Дурик, — мы же должны озаботиться ее безопасностью! Возьми вот эти, — ткнул он меня носом в длиннющие противно желтого цвета панталоны с коричневым цветочком сзади — на непредвиденный случай, видимо, — если какой отчаянный извращенец на нее и позарится, то стоит ему юбку поднять, посмотреть — все желание отпадет! Точно тебе говорю!

Спорили они до хрипоты, громко и с чувством — люди уже начали подходить посмотреть на бесплатное представление, а кто-то даже делал ставки, какие мне-таки купят труселя! Должна признать, удар был хорош, меня все-таки заставили испытать легкое чувство неловкости. Как только я это осознала, схватила пару самых дешевых коротких то ли шортиков, то трусов и пошла рассчитываться с продавщицей. Про меня эти кретины, очевидно, уже забыли, наслаждаясь обществом друг друга, потому что вышла я одна и спокойно в тишине побрела в сторону дома.

Поймали они меня только на середине пути и долго возмущались тем, что я их жестоко бросила. Так и сказали — бросила. Но когда мы подходили к дому, я поймала себя на мысли, что, кажется, поход за одеждой нас немного сблизил. Я до сих пор старательно выводила их из себя, а они пытались меня ужалить, но с обеих сторон за этим уже не стояло желания, даже неосознанного, по-настоящему обидеть. Это немного удивляло, но раздражения не вызывало.

Дома уже ждала Ева, с ужином, а еще позже пришел и Раш. Весь вечер я просидели за столом в шумной компании, даже не вспомнив о своем желании почитать вечером историю Шинрской Империи.