Твоё слово

Глава 24. Звезда. Спектакль

Граф принял нас в гостиной своих покоев в Башне Порядка. Она была небольшая, аскетично обставленная, явно необжитая, но все необходимое для приема посетителей в ней было. Мы сели за кофейный столик, граф сам налил нам чаю, мы начали неторопливую беседу, или даже скорее прелюдию к беседе.

Не знаю, чего я ожидала, но пока все было вполне обычно. Раш был вежлив и спокоен, Борик пару раз лениво плюнул ядом в следователя, следователь был примерно одинаково равнодушен ко всем. Я с противным хлюпаньем высасывала чай, явно действуя на нервы всем сразу.

Моя роль была в этом спектакле довольно пассивной, поэтому я ждала выхода на сцену главного актера.

— Не ожидал, Раш, что ты тоже зайдешь ко мне в гости, — его высокий гость был под мороком, поэтому, видимо, никаких расшаркиваний и реверансов сегодня не будет. И слава Темной Госпоже, что не будет!

Красавчик повернул свои ледяные очи в мою сторону. По хребту вполне ожидаемо прокатилась дрожь — все-таки очень у него вымораживающий взгляд!

— Могла бы и предупредить, — чуть нахмурился мужчина, — Ты же знаешь, как я не люблю сюрпризы.

Теперь знаю!

— Ну прости, красавчик, он в последний момент навязался! — я развела руками.

Граф продолжал сверлить меня взглядом. Казалось, он хочет меня то ли придушить, то ли распотрошить… Он же вроде согласился помочь! Почему он не смотрит на меня с любовью и обожанием?! Интересно, а он вообще способен смотреть на кого-нибудь с любовью и обожанием?..

Мне сложно было представить, что за леди живет в его сердце, но я была уверенна, что кто-то там живет. Моя чуйка — уж не знаю, женская или журналистская — уверяла, что я не ошибаюсь. Что это за женщина? Я бы хотела на нее посмотреть! А еще больше на то, как граф, томимый пылкими чувствами, пытается подбить к ней клинья.

Интересно, как он мог бы проявлять свой интерес?

Вот он стоит под окном и сурово перебирая струны какой-нибудь местной гитарки и поет любовную балладу…

На улицу спускаются сумерки, он крадется по саду в поисках нужного окна. Муж его возлюбленной уже пообещал начистить ему рожу, если он еще раз посмеет приставать к матери его детей. Но красавчик слишком упрям, чтобы так просто отступиться… Двор наполняет низкие и хриплые звуки музыки, ласкающие слух… И он начинает петь в последней попытке зацепить ее чувства.

— Мое сердце тобою похищено,

Опасная ты преступница!

Я тебе заключенье вменяю пожизненное,

Отклоняя все апелляции…

О да, после такого любое сердце дрогнет! Какой муж, какие дети! С представителями закона не спорят. Я хрюкнула в кулак, и все присутствующие умолкли, уставившись на меня с вопросом. Что-то я потеряла нить разговора…

— Слюной подавилась, — улыбнулась я и показательно откашлялась, — О чем мы там говорили?..

Граф Сибанши вскинул свои темные брови и опять пробуравил меня таким жутким, угрожающим и прямо-таки разделывающим как скальпель взглядом, что я и правда подавилась слюной. Тело пробило дрожью, и мне захотелось провалиться сквозь землю, покаяться во всех грехах и саму себя арестовать, только бы он перестал на меня смотреть…

Мужчина закинул ногу на ногу и в его глазах отразилось осуждение. Хотя оно, наверное, там было всегда — по долгу службы, так сказать…

— Ты что, не слушала? О твоей работе, между прочим, говорим. Меня расстраивает необходимость повторять одно и то же.

— Прости, — кашлянула и я и опустила очи долу.

Он вздохнул и посмотрел на меня даже как-то… обиженно?

— Ладно, так уж и быть, повторяю еще раз для тех, кто ворон считает. Но в этот раз слушай. Итак,…

Я внимательно смотрела, как двигаются губы красавчика, стараясь не смотреть в его глаза, чтобы не поседеть во цвете лет…

— Я не люблю повторять, — он сурово сводит свои идеальные брови, за которые его убила бы не только любая модница, но даже и я.

— А я хочу знать, что ты действительно меня любишь! — восклицает юная красавица, сбежавшая ради него из-под венца, — Я все время думаю о том, что я для тебя просто развлечение, что я тебе просто навязываюсь… Как ты ко мне относишься? Так ли я дорога тебе, как ты мне?..

Он подходит в ней вплотную и поднимает ее лицо за подбородок, глядя на очаровательно раскрасневшееся от смущения и слез лицо. Его глаза привычно лучатся осуждением.

— Значит, ты думаешь, что я подлец? Что я тебя просто использую?

Она вспыхнула еще больше и попыталась возразить, но тут он встал на одно колено.

— Ты любовь всей моей жизни. Если надо, я сражусь с целым миром, чтобы мы могли быть вместе, — он целует ее руку, — Я добьюсь того, что твой отец признает нашу любовь!

И смотрит на нее коронным взглядом от которого чувств лишится может даже бывалый вояка, что уж говорить про трепетную даму. Он подхватывает ее и несет в спальню, а потом!..

— Шура, — строгий голос вернул меня в реальность, — Можно поинтересоваться, что значит эта, м-м-м… блаженная улыбка.

Вот она, тактичность! Полагаю, улыбка на моем лице была откровенно идиотская. Судя по взглядам, еще какая.

— Ты же меня слушала? — уточнил граф, слегка улыбнувшись. Я сглотнула, по рукам пошел озноб. Попробуй скажи нет такому мужчине.

— Конечно, слушала! — по виску скатилась капелька пота. Граф неотрывно смотрел на меня, даже не моргая, и это пугало до усеру. Кажется, так внимательно он на меня не пялился даже во время допроса. Его ноздри слегка раздувались, будто он принюхивался. Наверное, от меня слегка несет потом? Да, я нервничаю! А кто бы на моем месте не нервничал? Ну что он на меня так смотрит…

Прямо представляю, как он так пялится на свою даму сердца, и сердце дамы не выдерживает! Подождите-ка…

Подождите-ка! А это случаем не тот самый взгляд полный любви и обожания в исполнении графа Сибанши?!

Я чуть не хлопнула себя по лбу. Так вот оно что! Я тут нервничаю, а со мной, видимо, просто заигрывают так оригинально! Я посмотрела на мужчину уже спокойнее, в очередной раз пропуская мимо ушей все, что он говорит. Он действительно совершенно откровенно меня рассматривал, даже особо не замечая всех остальных. Даже когда заговаривал с кем еще, все равно продолжал на меня поглядывать.

Я посмотрела на Борика. Он мне едва заметно подмигнул, что все идет по плану. Посмотрела на Раша. Тот барабанил пальцами по подлокотнику, стучал ногой по полу и исподлобья смотрел на графа так же неотрывно, как тот — на меня. Продолжал все же улыбаться, но выглядел вовсе не добро! Я подавила порыв радостно улыбнуться. И это только потому, что граф на меня смотрит? Нет, конечно, смотрит он на меня отнюдь не просто, но все же!

— Кстати, Шура, — я вновь посмотрела на следователя, когда он ко мне обратился, — Раз уж мы более-менее разобрались с рабочими вопросами… — он чуть помедлил, прищурив глаза, — Помнишь, мы с тобой обсуждали как-то любимые запахи?

Мы их не обсуждали, но я кивнула.

— Я хотел бы тебе кое-что показать в благодарность за твой совет. Надеюсь, вы не будете против, — он обратился к остальным, продолжая тем не менее смотреть только на меня, — если я украду вашу даму буквально на пару минут?

Кажется, Раш был против…

Шура на него не смотрела. Шура с ним не разговаривала. Шура неприкрыто его игнорировала. Он прекрасно понимал причины такого поведения, но это все равно немного раздражало. Он по-всякому пытался втянуть ее в разговор, но она просто отмалчивалась. Арши прекрасно понимал, что это Бор ее обработал. Они с Дором всегда, чуть что, начинали демонстративно молчать, когда надо было «скорректировать» его поведение. Их же этому искусству обучила в свое время Ева. Передают вот теперь знания через поколения!

Пока они ехали в карете, Арши все думал о том, что если бы она на него не дулась попусту, то могла бы привалиться к его плечу. Ведь ей же это нравится! Она вообще последнее время была очень тактильной, постоянно его трогала. Его это порой смущало, хоть и не показывал, но Шура была из той породы существ, которым невозможно сказать нет. Возможно потому, что она особо и не спрашивала.

Арши был немного удивлен, что граф Сибанши отправил за ними карету. С чего такая забота? Для графа было бы характернее скорее заставить их на входе оформлять какие-нибудь ненужные бумажки забавы ради. С другой стороны, объяснить это было не сложно — мужчина и по себе знал, насколько легко Шура умела при желании располагать к себе разумных. Не ожидал он правда, насколько.

С графом они познакомились, когда Ярм пытался сосватать Аррирашшу сводную сестру графа. Попытка была уже довольно ленивой, скорее приличия ради. Сам Сибанши был родом с кельских земель, на востоке от содружества трех государств. Земли эти состояли из разрозненных государств, населенных преимущественно сидами. Магически одаренная сверх меры раса с культурой одновременно дикой и прекрасной. Их традиции были настолько сложными, для обывателя бессмысленными и пугающими, что большинство предпочитало на эти земли даже не соваться, а дипломатов в кельские государства готовили не менее пяти лет.

Род Сибанши был древним и, безусловно, знатным. Когда-то. Сейчас же из его представителей были только сам граф и, частично, его сводная сестра. Около трехсот лет назад граф, тогда еще совсем юный, спасаясь от кровавой смуты и обрушившейся на его семью гнева вышестоящих, прихватив сестру, бежал в Шинрскую Империю. Умный, харизматичный, магически одаренный сверх всякой меры, как и любой представитель его семьи, он довольно быстро смог устроить в драконьих землях жизнь свою и своей сестры. Со временем получил титул графа.

Его сестра так и не прижилась в итоге в Содружестве и вернулась со временем в родные земли. А граф остался. В отличие от единственной живой родственницы, он на удивление хорошо умел подстраиваться и ассимилироваться. На удивление, для такого в общем-то негибкого с виду существа. Культура и традиции его народа вовсе не были для него абсолютом, и он легко принимал чужие правила игры. Поэтому его с удовольствием закидывали в качестве шпиона в разные места. Одним из талантов его некогда знаменитой семьи была способность к метаморфозам, пусть и не полным, но подкорректировать черты лица он вполне мог.

Однажды Арши гостил в посольстве Вольмского Княжества, и одна очаровательная горничная передала ему мешочек записывающих кристаллов, ради которой он, к слову, и совершал свою дипломатическую миссию. Когда он решил с ней пококетничать, она стрельнула в него взглядом ледяных глаз и совсем не милым низким голосом посоветовала ему поделиться тяготами холостяцкой жизни с Матерью-Землей.

И все же были в нем культурные установки и расовые особенности, которые отличали его от окружающих и порой вызывали насмешки. До первых сломанных костей, конечно. Сиды считались самой красивой расой в мире, но и одной из самых кровожадных.

Регион, откуда граф Сибанши был родом, поклонялся локальной богине Морриган. Считалось, что она своей, так сказать, «благосклонностью» даровала мужчинам удачу в бою, но если богине казалось, что дар использовался не с умом, а сам одаренный был недостаточно благодарен, то оборачивалось это все божественным гневом. Вылилось это почему-то в особое отношение к любовным связям у ее почитателей. Женщины ли, мужчины ли, пуская кого-то в свою постель, даровали ему часть своей удачи, магии и жизненных сил — по крайней мере так считалось на родине графа. Вокруг невинности возвели целый культ, а соблазнения — были главной национальной забавой. Всего Раш не знал, по землям сидов он путешествовал, но некоторые места благоразумно обходил стороной.

Но что он точно знал, так это то, что все очень крепко завязано на запахах.

— Кстати, Шура. Раз уж мы более-менее разобрались с рабочими вопросами… Помнишь, мы с тобой обсуждали как-то любимые запахи?

Раш смог удержать спокойное выражение лица с очень, очень большим трудом. Поведение Сибанши с самого начало вызывало недоумение. Граф принял их на удивление радушно, в его понимании этого слова, конечно; сам заварил им чай из трав, которые на территории содружества явно не растут — наверняка подарок сестры из родных земель; с самого начала общался с Шурой, насколько вообще умел, ласково; повторял все по десять раз, когда она в облаках витала, только раз попросив быть повнимательнее — не скатившись при этом даже до угроз! Он смотрел на нее, внимательно смотрел за каждым ее движением, вздохом — Аррирашш даже и не представлял, что граф способен смотреть на кого-то так внимательно, не сквозь, не пренебрежительно, а… просто внимательно. С искренним интересом.

А еще он принюхивался. И вот это стало первым колокольчиком. Интерес к запаху был довольно откровенным заигрыванием. Явным проявлением интереса. Раш вспомнил, как поразительно красивая какой-то неземной, хищной красотой леди Сибанши совершенно не стесняясь вдыхала его запах, глядя прямо в глаза, и как граф потом минут сорок читал ей и Рашу заодно занудную лекцию о распутстве и ее последствиях.

И да, не смотря на явное неодобрение брата, она все-таки его соблазнила. Раш-то против не был, леди Сибанши никаких матримониальных планов на него не имела, была яркой личностью и красивой женщиной. А неодобрение графа было пусть и явным, но довольно… ленивым, что ли? Сам он тогда на вопрос ответил, что не имеет права запрещать ей охоту, это не просто грубо, а даже чуть ли не по-живодерски. Уточнять Раш не стал, слово «охота» применительно к нему вовсе его не смущало и не злило, и в общих чертах он понимал, что произошло.

И вот сейчас сам граф проявлял такого же рода интерес к Шуре. Вышел, значит, на охоту. И останавливать его — грубо и по-живодерски. Вот только он не у себя дома, а Шура в его играх учавствовать согласия не давала. Да по взгляду же ясно, что она ни сном ни духом, что вообще происходит!

Но когда они вообще успели так спеться, что даже обращаются уже на ты? Неужели пару недель переписки могли их сблизить? Ведь при последней встрече Сибанши вовсе не был так уж к ней расположен? Точнее, он был с ней на свой манер дружелюбен, но…

Вообще-то, Арши даже не присматривался. Это же Шура. Непоседливая, растрепанная, очаровательное существо — да, но не чарующая женщина. Мужчина всерьез и не задумывался, что кто-то может захотеть ее соблазнить.

И интерес Сибанши был как снег на голову. Что вообще происходит?.. Раш попытался взять себя в руки и успокоиться. Может он просто ошибся? Ну почудилось ему сдуру?..

— Я хотел бы тебе кое-что показать в благодарность за твой совет. Надеюсь, вы не будете против, — граф даже не повернул глаз от нее, — если я украду вашу даму буквально на пару минут?

И перевел взгляд в сторону своих покоев.

Когда Раш заставил графа уступить Шуре свои покои перед судом, честно говоря, это было откровенным издевательством. Но Раш был немного раздражен и графа ему было совсем не жалко.

В спальню кого попало не приглашали. Раша вот леди Сибанши в свои покои так и не впустила, а ведь любовниками они были довольно долго. Вообще-то, Рашу бы успокоиться, ведь такое приглашение, пусть и на «пару минут», говорило о довольно серьезных намерениях. Но эта мысль почему-то только больше взбесила.

Но срываться и делать глупости он больше был не намерен. Поэтому выдохнул, вспомнил шум океана и крики чаек, и вежливо улыбнувшись, сказал:

— Против.

Приглашение, вообще-то, было абсолютно невинным, и от этого еще забавнее было наблюдать за тем, как перекосило Раша. Ну, то есть, у кого другого это было бы легким недовольством, ничего не значащим, но для Раша, который почти всегда сохранял на лице полублаженно-доброжелательное выражение, это было именно что «перекосило».

Последние силы ушли на то, чтобы сдержать улыбку и ответить спокойно, как само собой:

— Конечно я с удовольствием зайду! Тем более вы обещали мне побольше рассказать о той вещице с вашего туалетного столика, которая заинтересовала меня в прошлый раз, помните?

А вдруг и правда расскажет? Вряд ли, конечно, но грех удочку не забросить!

— Конечно, — кивнул граф.

— Мы вам не мешаем? Нет? — опять напомнил о себе Раш, — Я сказал, что против того, чтобы юная девушка шла в спальню ко взрослому мужчине. Это абсолютно неприемлемо. Я могу понять безалаберность Шуры в этом вопросе, но вы, граф, могли бы быть и повнимательнее.

Я вспыхнула и уже даже открыла рот, чтобы сказать все, что я думаю о его «заботе», но поймала взгляд Борика и выдохнула.

— Я прошу прощения за свою невнимательность, — обратился ко мне граф с легким сожалением.

— Красавчик, — улыбнулась я графу, и его глаза, скучающие еще секунду назад, вспыхнули интересом, — Помнится, мы с тобой целую ночь провели вместе в твоей спальне. Думаю, мою репутацию еще с того памятного дня уже ничего не отмоет, так что можешь о ней и не переживать!

— Думаю, все понимают, что то была вынужденная мера. Попирать же все возможные правила приличия без достойного основание — абсолютно неприемлемо, — Раш говорил с графом, так же как и я; в сторону друг друга мы даже не смотрели.

— Думаю, все присутствующие понимают, что ничего крамольного не произойдет, и все переживания об этом не более, чем плесневелая, пыльная, бессмысленная ширма! — я посмотрела с вопросом на графа, — Вы ведь не собираетесь покушаться на мою честь?

Он наклонил голову и предвкушающе улыбнулся.

— Ну что вы!

Он его улыбки и низкого глубокого голоса по загривку побежали мурашки, но я все равно победно кивнула.

— О чем я и говорю!

Раш сверлил графа очень недобрым взглядом, а улыбка стала похожа на оскал. Воздух вокруг будто сгустился, и что-то давило на плечи.

— Не так уж и сложно соблазнить девчонку, которая в упор не видит очевидного, даже и за пару минут. Да, Ваша Светлость?

Вот теперь лицо перекосило уже у меня. Почему, ну почему я ведусь на такие дурацкие подначки, если они его, скажите мне кто-нибудь?!

— Не понимаю, о чем вы, — пожал плечами граф.

— Слушай, красавчик, а может ты свою комнату Борику покажешь, а? — прошипела я, растягивая улыбку в не менее выразительный оскал, чем у бессовестного ящера.

Прости меня, мой милый Борик, я снова не смогла… Если не переспорю, то хотя бы лицо расцарапаю!

Борик оценивающе посмотрел на Шуру, а потом с видом царственно-снисходительным обратился к графу.

— Ну что же, милый друг, ведите меня в свои покои. Но должен предупредить, что бы вы не надумали лишнего, мое сердце уже отдано другому!

— Знаю я твоего другого и обещаю — я вырву твое сердце и действительно отдам ему, если ты посмеешь переступить порог моей спальни, — улыбнулся ему мужчина, — Мы подождем в коридоре.

Граф, выходя, демонстративно бросил обеспокоенный взгляд в сторону девушки и прикрыл за собой дверь. Отошел подальше от двери, позволяя улыбке чуть расползтись по лицу.

— И все-таки, почему ты согласился помочь? — не удержался Бор.

— Просто маленькая месть, — шепнул граф, — И все же я нимало удивлен его столь бурной реакцией… Кажется, я начинаю верить, что девчонка его-таки повяжет узами брака.

Борик прищурил глаза и довольно посмотрел на чистое небо в окне. Он давно знал Арши и почти с полной уверенностью мог сказать, что стоит ему самому себе признать симпатию к Шуре, дальше ей уже и делать особо ничего не надо будет. Точнее Арши, конечно, как любит, организует все так, что он вообще сидит глазками хлопает и не при делах, что происходит, но это и не так важно. Поначалу помочь Шуре он решил просто на эмоциях, но ее рассказ о том, что между ними происходит, надо сказать, почву из-под ног выбил. Он припомнил все, что происходило на его глазах, присмотрелся повнимательнее к поведению обоих и сделал шокирующие для себя открытие: Арши влюблялся. Если не присматриваться, можно подумать, что его отношение было таким же, как и ко всем остальным, кого он почитал своими. Но это было не так. Его отношение к Шуре было иным.

Насколько Бор мог судить, тяга этого дракона к людям и полукровкам с человеческими корнями была связана скорее с психологическими особенностями их расы. И больше всего ему нравились всякие отщепенцы, у которых эти особенности выражались наиболее ярко. Он любовался и восхищался своими сокровищами, оберегал их и поддерживал. Но это было исключительно платоническое чувство. Телесность его сокровищ интересовала его только как хранилище личности. Сам Бор считал это ошибкой, потому что телесность нимало определяло так нежно любимую Аррирашшем особенность людей — отсутствие инстинктов, и они даже порой спорили об этом, но по большому счету, это было не так уж и важно.

Важно было то, что его чувства к девушке уже были иными. Уж точно Бор никогда не ловил его на ревности в отношении своих близких. Абсолютно банальной ревности. В шутку — мог; но вот так вот раздражаться из-за по сути-то ерунды? Граф Сибанши Борика бесил, конечно, но про себя он мог признаться — мужиком тот был надежным, хоть и специфичным, но не подлым. А у Раша-то с ним вообще отношения всегда были вполне приятные и спокойные.

Ухаживания со стороны графа ничем плохим Шуре не угрожали, тем более он явно представил их как серьезные.

И Бор с Дуриком вполне могли бы из-за этого устроить бурю в стакане — ну просто чтобы жизнь медом не казалась! — а от Арши стоило бы ожидать, может и слегка настороженной, но вполне благосклонной реакции. Сибанши мог бы стать их девочке отличной нянькой… В смысле, мужем!

Бор вполне убедился, что Шурочкина симпатия ни разу не односторонняя, осталось только самого Арши в это носом ткнуть, а то ведет себя, как мальчишка…

Когда за ребятами закрылась дверь, я глубоко вдохнула и выдохнула, призывая себя к спокойствию. Первое раздражение, вроде, схлынуло, и расцарапывать лицо я передумала. Это было бы с моей стороны слишком милостиво! Вместо этого я воскресила в памяти до смешного подробные инструкции графа, которые берегла на черный день. Будем считать, что это он!

«Успокойся настолько, насколько это вообще возможно. Смотри на него без страха или вызова, лишь с легкой заинтересованностью…»

Ты, красавчик-следователь, наверное, на всех смотришь так? Я подняла на Раша глаза. Вот уж кто отлично натренирован смотреть без страха и вызова, лишь с вежливой заинтересованностью! И все-таки он был напряжен, и было что-то в его образе… натянутое, неспокойное. Это и позволило мне немного расслабиться. Его неспокойствие успокоило меня. Не я одна переживаю? Вот и хорошо!

«Смотри на него ровно шесть секунд»

1, 2, 3, 4,..

Я не дотерпела, поднялась с кресла и, стараясь держать спину ровной, спокойно подошла к нему. Наклонилась над ним, уперев руки в подлокотники. Морок сполз с него, как и улыбка. Он откинулся и с интересом смотрел за мной. Это смущало, но и почему-то подбадривало. Молчит — и слава Темной! Конечно, стоило мне об этом подумать, как он открыл рот.

— Если пообещаешь сидеть дома и слушаться меня, — низким шепотом начал он, ласково и чувственно глядя мне в глаза, — можешь делать со мной, что хочешь!

Вот же!.. Дрянь-человек! Я сглотнула набежавшую слюну. Если признаться откровенно, предложение было заманчивым. Я из последних сил держала лицо, не позволяя алчному блеску отразиться в моих глазах. Он улыбнулся. Легко, открыто, завлекая…

Все, что писал граф, чему учил меня Борик, вылетело из головы. Ну почему он такой хорошенький? Это же просто грех так улыбаться! Он понимающе прищурил глаза, чуть наклонив голову. Опыт не пропьешь, да? Хочу, чтобы он так улыбался только мне…

Сердце заколотило о ребра, стало жарко… Не так уж сложно мне посидеть дома, если подумать…

Держись, Шура, ты можешь больше! Нельзя дать ему понять, что тебя так легко подкупить, даже если это правда! Я чуть прикрыла веки, глядя на него сверху вниз, и более низким и глубоким голосом, чем обычно, позволяя услышать поселившуюся в горле хрипотцу, озвучила встречное предложение.

— Если пообещаешь переосмыслить ценность своих плесневелых предрассудков, — я улыбнулась ему в ответ, — я разрешу тебе поцеловать свою ручку.

Была не была. Я потянула к нему руку…

«Если сделать, как надо, не получится, а он перехватит инициативу (уверяю тебя, так и будет), вот тебе последняя спасительная соломинка: у него очень, очень чувствительная шея. Особенно, передняя часть. Немного ласки, и тебе, в общем-то, больше ничего и делать не придется, если ты хоть слегка ему симпатична, как женщина» — не знаю, красавчик-следователь, откуда у тебя такая пикантная информация, но хоть немного я ему симпатична точно…

Я слегка провела кончиками пальцев по его горлу. Его губы приоткрылись, глаза заволокло чернотой расширившегося зрачка. Он то ли выдохнул, то ли простонал что-то. Раш вдруг показался таким… беспомощным, расхристанным. Волосы разметались по спинке кресла, глаза полуприкрыты веками и заволокло туманом. Я погладила шею чуть увереннее, наслаждаясь просто его видом. Самым прекрасным видом на свете. Нет, это точно преступление — быть вот таким вот хорошеньким. А если его еще в шейку поцеловать?.. Я потянулась к нему, жадно созерцая.

Во мне забурлил исследовательский азарт, густо помешанный на то ли телесном, то ли зрительном возбуждении — а то ли и всем вместе. И на ощущении власти, да. Разве это не восхитительно — осознавать, что одним прикосновением можешь заставить человека выглядеть вот так? А если убрать руку, то…

А если убрать руку, то! Я застыла на мгновение, уже в нескольких сантиметров от его губ и… Последним усилием воли отстранилась, чуть улыбнувшись. Я же приличная девушка, это меня надо совращать, а не наоборот!

Его непонимающий, обиженный взгляд тоже был прекрасен. Он что-то недовольно прошипел и одним смазанным движением вскинул руку, и вот я уже у него на коленях. Дальше и правда ничего делать не надо было. Да я и не смогла бы, потому что совершенно потерялась в ощущениях.

Его руки крепко фиксировали, и я бы вряд ли смогла куда дернуться, даже если захотела бы. Он целовал меня без всякого смущения, и у меня самой для него не осталось места. В моей голове не осталось места вообще ни для чего; спроси меня сейчас, как меня зовут — и то не отвечу.

Когда он начал стаскивать вниз рубашку, выцеловывая плечо, мне вдруг зачем-то захотелось совершенно по-женски спросить: «А ты точно меня любишь, дорогой?», хотя делать это вот вообще не стоило, потому что ответ я и так знала, и прекрасно понимала, что настрой он мне собьет, не смотря ни на какие разумные доводы.

Я жмурила глаза от каждого жгучего поцелуя, ерзая у него на коленях.

— Это ты со мной делаешь, что хочешь, а не я — с тобой… — хрипло прошептала я ему в макушку в итоге, — Так что это не значит, что я буду сидеть дома и слушаться тебя…

Он вдруг остановился. Из головы начало выдувать туман.

Да ладно?.. Только не говорите, что это дубль два только что был…

Я попыталась сглотнуть застрявший в горле комок и проморгаться от как-то резко выступивших слез. Ну а с чего я вообще взяла, что это все спонтанно? Что это просто само так вышло, потому что я все-таки ему хоть немного, хоть чисто по-плотски симпатична? Что я его соблазнила, а не он опять все устроил, как ему надо? Что это не потому что он нашел на меня рычаг давления, а просто… его желание?

Он поднял на меня протрезвевший взгляд.

— Нет, я… — я дернулась в его руках, но он удержал и сказал тверже, — Нет, милая, нет, я целовал тебя не поэтому… Слышишь?.. Нет.

Я всхлипнула. Прозвучит по-дурацки, но я уже убедила себя в том, что он старый хитрый обманщик, опять меня провел, мое сердце разбито, а ему нет прощения. И очень остро все это переживала. Хотелось то ли лицо ему расцарапать, то ли разреветься в плечо и потребовать на мне жениться… И было уже не важно, что это я все продумала и хитро его соблазнила, сердце отчего-то было уверена, что обманули тут его.

— А почему тогда?! — я не знаю, что именно меня так резко, так оглушающе выбило в истерику. Наверное, очередное осознание, что этот жуть какой хорошенький мужчина все-таки пока не мой. Что его самая лучшая на свете шея не для моих рук и не для моих поцелуев. Что вот это великолепие для какой-то другой женщины. На меня обрушилось осознание такой вселенской несправедливости, что я не могла пошевелиться. Кажется, я недооценила, насколько он мне нравится…

В голове возникли картинки, как какая-то бессовестная шмара трогает его шею, как он ей стонет что-нибудь вроде: «Нет-нет, прекрати!.. Ты меня смущаешь, не трогай меня там… Ох, да! Боже, да, еще!», и она, с коварной улыбкой развратной воровки, злобно хихикая, соблазняет моего бедного, беззащитного, такого преступно беспечного Раша. Он даже не попытался меня остановить, когда я потянулась к его шее! Он всем подряд что ли позволяет себя трогать?!

Я внимательно посмотрела в его виноватые глаза и очень четко осознала, что это его надо запереть дома, пока он не поймет, что я самая лучшая женщина в его жизни. Потому что ни одна уважающая себя дама мимо него пройти ну вот просто не сможет, даже не попытавшись его соблазнить. А этот глупыш же тает от одного прикосновения к шейке! Да что там, ему и простого взгляда порой хватало, чтобы завестись!

Вот прямо сейчас я как никогда поняла Раша. Потому что все, о чем я могла думать, так это о том, что его бы надо где-нибудь схоронить лет на пять, пока я не придумаю, как его в себя влюбить. Или какое-нибудь заклинание, чтобы он не мог видеть других женщин…

— Прости, — глухо попросил он.

— Нечего, — прохрипела я в ответ и погладила его по голове, прижимая к груди, — Разберемся!

Я уже начала придумывать, как уговорить его пока пожить у Евы, когда совершенно неожиданно он поцеловал меня в ключицу. А потом еще раз. Прижал меня к себе крепче и поднял глаза.

— Можно я тебя поцелую? Хочу поцеловать тебя.

В груди расплылось что-то теплое от его слов, от взгляда, которым он на меня смотрел. Жаркого, нежного, требующего, просящего… Столько в нем всего клубилось, сколько я никогда не видела. Я не могла ответить, потому что все слова из головы вылетели, просто наклонилась к нему, и уже почти поцеловала…

Дверь с грохотом отворилась.

— А ну-ка быстро прекратили свои лобызания! Вот наглецы, прямо в моей гостиной!..

Я разочарованно застонала ему в макушку, даже не слушая следующих переругиваний. Ну какого лешего-то опять?!..

Арши чувствовал себя распоследним идиотом, поправляя Шурочкину рубашку. Во-первых, Сибанши, конечно, очень недовольно смотрел на них, но явно не потому что они «лобызались», а потому что делали они это на его территории. Конечно, Арши и самому было бы за это очень неловко в других обстоятельствах, но сегодня граф его раздражал и испытывать перед ним стыд не получалось, хотя следовало бы. В любом случае, граф не ревновал.

— Шура, у тебя хоть капля совести есть? Я же уже не молодой, у меня сердце слабое!

Девушка посмотрела на него, скептически вскинув брови. Ну да, пожилым он явно не выглядел, хоть и на юношу не тянул от слова совсем. Но его всегда забавляло, как существа с коротким сроком жизни округляли глаза, стоило назвать свой возраст. И с большим удовольствием потом просил прикрыть окно, чтобы он не застудил спину, или сетовал на то, что от сырой погоды ноют суставы.

— Нет у нее совести! — ответил ему Сибанши с чувством, — А у тебя — тем более!

— Никогда его еще таким экспрессивным не видел, — присвистнул Борик.

— Это ты еще не видел, как его штормило, когда я в его бельевой шкаф полезла, — начала Шура, — Он потом полчаса перечислял синонимы слова «невоспитанная»… И даже ни разу не повторился!

Граф нашел какой-то очищающий состав и начал распылять его по комнате.

— Мое следующее письмо тебе, неблагодарная, будет состоять из синонимов слова «блудница».

Глаза Шуры блеснули любопытством и предвкушением.

— Ого!

А Арши сидел, смотрел на нее и продолжал чувствовать себя идиотом. Развели его как мальчишку. Ну да нет худа без добра. Когда она заплакала, подумав, что он снова ее разводит (хотя в этот раз плакать стоило бы ему), и мужчина начал это отрицать, он и сам понял, что его вообще-то от Шуры очень основательно ведет. Он же даже не попытался ее остановить. И не то чтобы мысли о том, что это неправильно, совсем вымело из его головы. Занудным голоском Шарама они где-то на задворках сознания звучали, но так тихо, так неважно, так пусто, что сосредоточиться на них просто не получалось.

Арши тоскливо улыбнулся, думая о том, каким он, оказывается, может быть слабовольным перед лицом опасности, если у опасности хорошенькие любопытные глазки, уверенные ручки и красивые ключицы. Захотелось снова ее поцеловать куда-нибудь в плечо, почувствовав под руками дрожь ее тела. Ну вот и что теперь с этим делать?..

— …просто шокирует! Тебе когда-нибудь говорили, что не стоит пользоваться чужой добротой?

— Может и говорили, но я не помню!

— Обязательно вспомнишь, когда Отец-Дракон тебе воздаст.

— А я в Темную Госпожу верю!

— Всегда было интересно, откуда в тебе эта склонность поминать богов? Не очень ты похож на того, кто перед сном воздает молитвы… — потянул Бор, с интересом глядя на графа.

— Я очень набожный мужчина. А еще у меня есть свободная одиночная камера. Передо мной однозначно не стоит хвастаться своей принадлежностью к еретикам, госпожа Солнцева.

..Ведь ничего не изменилось. Он все так же стоит в очереди на наследование престола, а она за последние полчаса меньше человеком не стала. Но… как же хотелось всех прогнать и продолжить начатое. И сказать ей что-нибудь вроде: «Возьми меня, я весь твой!», чтобы ее глаза опять жадно и весело загорелись, чтобы она расхохоталась от такой нелепой, но такой уместной формулировки. Чтобы она снова провела ручкой прямо по горлу, лаская, и ляпнула какую-нибудь дурость про то, что Рашу не стоит переживать о своей чести, потому что она готова взять на себя ответственность. Мужчина представлял себе все это и чувствовал, что это было бы самым правильным. Но можно ли просто отодвинуть весь мир, будто он не имеет никакого значения?

— Может ты все-таки слезешь с его колен?

— Знаешь, красавчик, мне и здесь удобно. Он пока летает где-то в своих мыслях — и меня это вполне устраивает! Потом он наверняка надумает какой-нибудь дури, и мне снова придется туманить его рассудок своими прелестями, чтобы от этой дури его отвлечь… Но пока он в моих руках, я собираюсь пользоваться моментом! — и потерлась щекой о его щеку; Раш привычно ее обнял, погладил по голове и уложил на плечо, — Будет потом что вспомнить хоть.

Даже прямо сейчас он потакал желаниям, которым потакать не стоило, косвенно подставлял свою семью. Он помнил эти взгляды, в которых все: удивление, непонимание, отрицание, гнев, страх…

Арши никогда не хотел выделяться. Никогда не желал ничего рушить. Но почему-то все его стремления, мысли, желания были чуждыми его окружению, непонятны его сородичам. И что-то ломали.

И он старательно мимикрировал, принимал правила игры, старался угодить. Просто чтобы они поняли — он вовсе не пытается с ними бороться, никого не осуждает, не насмехается. Лишь однажды он позволил этому прорваться, поправ все возможные правила приличия, нормы, потоптавшись на самой основе их культуры. Как тогда выразился старший брат, он плюнул им всем в лицо. Все, кто знал, именно это и чувствовали тогда. Все, кроме Арши. Он принимал, что он виноват, потому что вовсе не хотел спорить, раз так чувствуют окружающие; но он совершенно не чувствовал себя виноватым.

Тогда он был юным, и хоть в какой-то мере это его оправдывало в глазах других. Но в своих глазах он не нуждался даже в оправдании — связаться с Матерью-Землей и ее непонятной дикой магией было его собственным решением, отнюдь не в бреду принятым. Просто он считал, что Ева не может умереть. Что этот мир еще не дал ей и половины того, что она заслуживает. Что она не отдала миру и половины того, что есть в ее душе.

«Нельзя удержать в живом мире душу, которая уже прошла, закончила свой путь» — так Она ему тогда шелестом листвы прошептала на ухо. Она ему подсказала, Она его благословила, но Она ему ничего не обещала. Результат зависел не от Нее, и даже не от Аррирашша. И именно поэтому он считал себя правым. Потому что Ева осталась.

— А я тебе говорю, надо слушать свое сердце!

— Да-да, а у меня потом, после подобных лозунгов, мест в темницах не хватает на всех, кто решил сердце послушать… Надо голову включать.

— А я вот недавно купила на Лисьем магический шар — может его слушать?

— Я тебе как дипломированный маг говорю, и не в первый раз, кстати: это просто стеклянный шар! В нем ни капли магии!

— А я верю в чудо! Мой «немагический» шар, между прочим, на вопрос, стоит ли мне поприставать сегодня к Рашу, мигнул светом! Я поприставала. И смотри — он в моих руках, и даже не дергается никуда!

— Это был просто солнечный луч из окна — я видел!

— А где именно ты купила эту подделку? Я как раз хотел подбросить одному протеже высокопоставленного чиновника дело, которого и заслуживают его мозги — прямо как просил его дядя.

— Теневое министерство теперь занимается такими делами?

— Какие работники — такие и дела.

Но сейчас-то речь не идет ни о чем, кроме простого желания послать весь двор — с их тоской по масштабным заварушкам и попыткой выискать предлог для нее — в далекие дали и просто делать, что в голову взбредет. Ни на кого не оглядываться. Глупо, наивно, эгоистично — не по возрасту и не по положению. Но чем яснее он понимал, чего на самом деле ему хочется, тем сильнее хотелось это сделать.

Взять в охапку весь свой табор, Энри и Шуру подмышки — и укатить подальше отсюда, от всех этих клановых разборок, в которых обязан учавствовать, от Империи вообще. Может даже на другой континент. Иногда Арши думал, что он совсем не к месту родился в правящем гнезде самой могущественной расы в мире. Вообще-то, он совсем не отказался бы быть человеком… Как там Шура говорила? Поскреби дракона — найдешь человека?..

Мог ли он так поступить? Наверное, нет. Но помечтать-то можно? Арши решил дать себе время на переварить.

А потом пойти к Еве и сделать, как она скажет! Вообще, по мнению мужчины, она была единственным в мире существо, которое каким-то образом умудрялось делать, что хочет, не перекидывая на других свою ответственность.

— Когда же вы уже домой-то пойдете? Мне работать надо вообще-то — обеденный перерыв давно закончился.

— Какой ты негостеприимный!

— Нам и правда уже пора, — вдруг вынырнул из своих мыслей Раш, — Но вы не могли бы буквально на минутку оставить нас наедине?

Как ни странно, граф все-таки согласился выйти.

Мужчина поднял глаза. Шура была на удивление спокойна. Последние дни ее редко такой можно было увидеть. А сейчас в ней поселилось будто какое-то умиротворение. Она улыбнулась ему, открыто и искренне, чуть насмешливо — разве можно такой улыбке что-то возразить?

— Я не знаю, что сказать, — честно признался мужчина.

Она усмехнулась.

— Я тоже. Хотя нет — знаю! — она вдохнула, выдохнула и вдруг выдала, — Ты мне нравишься. И я хочу тоже тебе нравится. И волнуюсь, и это меня раздражает. А еще больше — что ты совсем не выглядишь взволнованным.

Он удивленно приподнял брови.

— Не выгляжу? Мне казалось последние дни я только взволнованным и выгляжу. Все спокойствие к Темной с тех пор, как ты появилась. Разве сегодня я выглядел спокойным?

— Ты хочешь… извиниться? — вдруг спросила она, глядя на него испытующе, — Ну, что опять не смог удержаться.

— Нет, — неожиданно для себя самого ответил он, — Я вовсе не жалею. Просто не знаю, что делать.

— А давай просто будем делать, что в голову придет, а там — как получится! — он рассмеялся тихонько ей в плечо. Отличный план!

— Пойдем домой?

— Ага!

Когда он уже открыл дверь и встретился взглядом с взволнованным Бором, то понял, что кое-что забыл.

— Шура, — он повернулся назад, чтобы поймать ее взгляд, — Я хотел сказать, что ты тоже мне нрави… Что?..

— Шура! — граф пролетел мимо него, задев плечом.

Она растворялась на его глазах. И через миг исчезла.