9 глава
Движения женщины-физиотерапевта по имени Хлоя были как всегда последовательны и хотя расслабленные конечности чуть ли не пели от хлынувшей по ним крови Сэм не мог почувствовать прилива сил. Все его внимание было приковано к двум мужчинам, которые пришли с доктор Хантер навестить Луизу.
За те два два Сэм подметил несколько изменений, которые оставили без внимания, но из-за невыносимой скуки и накатившей тоски после того, как его навестил отец, мальчик решил отвлечься хотя бы на такую малость.
Во-первых, все медсестры и доктора по утрам выглядели более довольными. Нет не радостными, не счастливыми...
Радость здесь не носит массовый характер, а счастье, это нечто личное и опять же, в виду привычки, все старались скрывать личную жизнь от пациентов и раздражать их часто довольной физиономией.
Вот именно удовольствие мелкое, но регулярное, могло приподнять черты лица, всех тех, кто каждый день потихоньку перебирался из ранга чужого человека в круг доверия и надежды.
Сэм улавливал приятный аромат, который быстро растворялся в стерильном воздухе отделения. Это был запах кофе. С отцом он частенько ходил в кондитерскую, и даже несколько раз украдкой ему удалось попробовать горячий напиток, которой, по словам папы ставил его на ноги каждое утро.
Черная жижа дома, радикально отличалась от черной жижи в кафетериях. Горький и непонятный вкус, только и спасал запах.
Эти два дня прошли бы обычно. Сэм уже знал, что Хоуп отправили на выходные принудительно. Но позавчера с ним весь вечер и ночь провела Аманда, а вчера — папа.
Отцу удалось вырваться с работы только ближе к вечеру, а потому день тянулся невыносимо долго. Сэм два раза прослушал песни, которые принесла ему Хоуп. Это были ее любимые композиции, но с ее же слов она давно уже их не слушала, да и вообще, недолюбливала музыку. От наушников разболелась голова и в ход пошли сначала географические альманахи для расширения кругозора, а потом комиксы, но совсем чуть-чуть, чтобы не превратиться в балбеса. Благо, что было на кого равняться в плане примера - через стену находился единственный друг Сэма - Питер. Он был невероятно умным и начитанным парнем. Даже Сэм понимал, что Пит куда начитанней своих сверстников и был невероятно рад, что тот общается с ним, малолеткой.
В основном они обсуждали скудный набор событий, который происходил за день, нередко переходя на личности. И Лулу не стала исключением. Сэм часто слышал, как медсестры цокали языками и называли ее бедняжкой.
Питер авторитетно заявлял, что и без такого букета заболеваний, людей с «синдромом» нельзя назвать долгожителями, а потом засыпал ошалевшего Сэма Фактами и терминами. Непонятные слова лились рекой, а грустные, огромные глаза мальчишек жадно следили за жизнью, которая текла за стеклом, четырьмя этажами ниже. Взрослые носились с серьезными лицами, хотя, были там, на воле. Могли купить себе и съесть все что угодно, пойти туда, куда захотят и все равно выглядели недовольными. Мальчики решили открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, но с улицы пахнуло такой невыносимой духотой, что стало дурно и, казалось, даже глаза запотели.
Питер смолк, Сэм вздохнул.
- Вот бы гирлянду повесить в палате под потолком. Рождества хочется, - выдал Сэм и с тревогой глянул на друга, переживая, не слишком ли по-детски звучит его желание. - Пялиться на потолок уже тошнит.
- Нас от всего тошнит, - не моргнув глазом, совершенно серьезно ответил Пит.
- Да, - облегченно выдохнул Сэм. - Но тут совершенно не по делу.
Однако, к другу, нужно было еще пробиться через его жесткое расписание, установленной миссис Леттерман. Эта женщина всегда косо смотрела на Сэма, когда он в свободное время навещал ее сына. Питер редко появлялся в игровой комнате, редко посещал развлекательные мероприятия, которые устраивались довольно часто, он, практически никогда не снимал повязки с лица, а в палате никогда ничем не пахло, даже едой, не говоря уже о неприятных запахах.
Любимых занятий у мальчишек было не так уж много — следить из окна за игрой местных студенческих команд, откуда вид на стадион открывался просто роскошный или тайком практиковаться в ловкости на Грейс Стоун, незаметно навешивая ей на поясок на спине — разноцветные прищепки.
Потом приехал папа, и Сэм забывал обо всех на свете, даже о Хоуп. Они устраивались в удобном кресле и некоторое время разговаривали, а когда оба уставали, то обнявшись, сидели до тех пор пока их не тревожили очередными процедурами для Сэма и приходилось возвращаться в кровать, а внимание отца приковывали Луиза и Роуз. И его уставшее лицо отца то и дело вытягивалось в изумлении, Брайану становилось стыдно от того, что его забота о сыне уж слишком контрастна по сравнению с тем, как буквально рвала жилы, миссис Финдлоу.
Остальные новшества касались именно этой девочки. Доктор Фишер установила ей специальную трубку, чтобы еду можно было сразу отправлять в желудок. С полными от ужаса и любопытства глазами, Сэм наблюдал за этой процедурой и надеялся, что подобная участь не настигнет и его, а потому стал более внимательно относиться в больничному рациону — ел мало, но регулярно.
Как всегда, отец завалил любимыми комиксами, тайком пронес уже нарезанное дольками манго, за которым Сэм буквально дрожал и, увы, этот фрукт был под запретом в его меню, а еще презентовал для пользы — атлас по астрономии, который они рассматривали вместе, а для души — дорогущего робота на пульте дистанционного управления. И если Аманда знала «как» правильно смотреть на него, то в облике отца застыло одно сплошное извинение.
Сэм рассказал, что у него появился новый знакомый — Бенедикт. Помощь от него в таких деликатных вопросах, как сходить в туалет, одеться или раздеться была как нельзя кстати — медсестры нос никогда не воротили от грязной работы и неловкостей, будто не замечали вовсе, но с человеком мужского пола было сподручней.
В последнюю очередь Сэм мог догадаться, что такой человек, как мистер Купер пойдет добровольцем в волонтеры. В нем не чувствовалось никакой покорности и на вид, пусть он и не был строгим и жестким, как тот же отец доктора Ванмеер, которого мальчик всего-то пару раз и видел, но появлению столь нестандартного персонажа был рад, хотя настроение ребенка, эти умозаключения, ни-чуть не изменили.
Сегодняшним утром все внимание Сэма было приковано к двум странным субъектам в дорогих костюмах. Они пришли с доктор Хантер и постоянно вежливо улыбались, но если основную массу появляющихся здесь людей можно было назвать словом «никакие», то эти двое были противными, если не отвратительными.
Сэму удалось понаблюдать за ними не больше пяти минут, и как он понял, это были спонсоры Лулу. С какой радости у этой вечно улыбающейся дурехи были спонсоры, Сэм, разумеется, догадывался — не совсем же глупый, но почему именно у нее, ведь тут пруд пруди больных и малообеспеченных. Вот он, например.
Это была не зависть, а детская потребность все понять. Понять не удалось, но когда доктор Хантер выразительно посмотрела на застывший изучающий взгляд Сэма и резко задернула занавеску, таким образом, отгородившись от него, он почему-то испытал облегчение.
Лишенный природной детской злости, Сэм не мог похвастаться тем же относительно зависти. По вселенскому провидению или случайности именно с Роуз и Луизой ему посчастливилось поселиться в этой палате. Он видел множество примеров того, как мамы любят своих детей и не принимал этот факт близко к сердцу, потому что при каждом удобной случае его папа не уставал говорить, что любит его.
Но невероятные отношения, которые царили между Роуз и Лулу поразили его настолько, что впервые за свои семь лет, Сэм почти почувствовал обиду, на свою маму, которая никак не могла подольше прожить ради него.
Понятия неизлечимой болезни никак до сих пор не могло уложиться в мозгу мальчика, хотя он сам страдал тем же недугом. Это больше походило на занудной и затянувшееся приключение. Словно надо было во что бы то ни стало пройти сложный уровень в игре. И тут такое!
К тому же и Луиза не являла собой образец идеального ребенка, но Роуз любила ее со страшной силой. Эта сила и являлась тем импульсом, который поднимал эту женщину, едва она засыпала, а Лулу начинала ворочаться. Полуживая от усталости и вечно ноющей шеи и спины, она шла к дочке и без намеков на раздражение, вполне законное и простительное, лепетала.
Сэм слышал, как мама Луизы тихонько плакала в туалете. По крайней мере, красноречивые всхлипы не давали усомниться в этом выводе. Почему становилось легче и спокойней Роуз после выпущенный на волю слез, он не знал, но всячески старался не отвлекать ее от этого занятия. И если Луиза в этот момент начинала ворочаться на кровати и сваливала свою любимую игрушку — плюшевый мяч, к которому было прикреплено множество разноцветных жестяных значков, то он молча, правда, только иногда, бухтя, как взрослые, что-то себе под нос, вставал со своей кровати и возвращал игрушку улыбчивой девочке с большими, добрыми глазами.
Она тут же бросала мяч обратно, улыбаясь и напрочь забывая о том, что собиралась расстроиться из-за того, что не нашла маму рядом, а нехитрая игра позволяла необходимой порции слез вернуть душевное равновесие Роуз.
А теперь, эти надушенные, серьезные «спонсоры» умудрялись смотреть на Луизу с плохо скрываемым снисхождением, будто две статуи они застыли в вежливых позах, и молча слушали, как доктор Хантер описывает состояние маленькой пациентки. Все это время, Роуз сидела спокойно рядом с кроватью дочери и лишь редкие подергивания ее головы, указывали на то, что женщина едва справляется со своими эмоциями.
Нил Шегртон курировал разработку аденомектозона и все исследования, которые производились с новым препаратом. От него Роуз услышала только сомнительное заявление, что Луиза прекрасно выглядит и держится молодцом. Подаренный четвертый плюшевый медведь, будет усажен на подоконник к остальным своим собратьям, которые пылились там за полным отсутствием внимания со стороны Лулу.
- Это печеночные пробы, которые мы брали вчера, а также результаты ультразвукового обследования, - доктор Хантер с каменным лицом протянула листок с анализами мистеру Шегртону, сопроводив более чем выразительным взглядом, в котором сквозило нетерпение и что-то похожее на злость. - У меня есть немало причин полагать, что подобные изменения могли быть спровоцированы аденомектозоном.
Самообладание Шегртона было воистину потрясающим.
Роуз пыталась уловить на лице мужчины хотя бы удивление, но ни один мускул не вздрогнул, а гладкая холеная кожа, которая никак не могла быть свойственна мужчинам его возраста, растянулась только в районе губ.
- Нет никаких оснований утверждать это со стопроцентной уверенностью, в противном случае придется провести еще ряд обследований, и если Вы окажетесь правы, доктор Хантер, по условиям договора мы, разумеется, прекратим его применение и возьмемся за доработку.
Роуз подскочила со стула, словно ее что-то укусило.
- А как же лечение Луизы?! Вы обещали, что ...
- Финансирование будет осуществляться только на устранение последствий от еще пока не доказанных побочных действий, миссис Финдлоу, это предельно четко прописано в условиях договора.
- Некроз печени, это серьезнее чем Вы думаете, мистер Шегртон, - вмешалась Хантер.
Не видя лиц, но чувствуя, как резко переменился тон беседы, Сэм услышал, как палату облетел судорожный вздох Роуз.
- Некроз?!
- Данное заключение крайне поспешно, доктор Хантер, поэтому давайте не будет торопиться с выводами. Наши специалисты в ближайшее время проведут независимое обследование и дадут свое заключение.
Сэм с трудом, мог представить сейчас какие лица у взрослых, но с легкостью мог догадаться, что только одна Лулу сидит и возится со своим любимым мячом или снова пытается отклеить от лица тонкую трубку, вставленную в нос не переставая наивно улыбаться в своем явно незавидном положении.
Эти мысли настолько его захватили, что массаж как-то быстро закончился и самые неприятные участки - на пояснице, где кожу начинало чуть ли не саднить, а внутри словно протаскивали раскаленные гвозди, на этот раз прошло почти незаметно.
Мальчик откинулся на подушку, почувствовав усталость и хорошо бы было сейчас немного вздремнуть, но предательская тошнота подползла буквально спустя минуту, как он закрыл глаза.
Веки ребенка устало поползли вверх и прилепились к потолку. Когда станет немного легче он подойдет к окну и проверит, не стало ли немного прохладнее на улице. Кажется, с утра на ярко голубом небе было замечено несколько облаков, пухлых с темно-серыми боками.
Хоуп обещала, если станет прохладнее, то она устроит ему прогулку. А потом, зачем-то в мозгу пронеслись воспоминания о контрабандном манго от папы и Сэм молнией метнулся с кровати к «тошнильной» емкости.
За занавеской притихли, и в следующую секунду она была отдернута доктором Хантер.
- Сэмми? Ты как? Опять тошнит?
Кэрол выдернула несколько влажных салфеток из контейнера на прикроватной тумбочке и протянула их мальчику, после чего метнула взгляд на мониторы. На пальце Сэма был прикреплен датчик, который передавал показатели по частоте сердцебиения и сатурацию.
- Да, сейчас пройдет, - Сэм уныло посмотрел в почти пустую пластиковую емкость. Желудок благо успел переварить ранний завтрак и только половина стакана воды, вернулись обратно в этот мир тем же путем, что и попали в него.
Палату стал заполнять знакомый кисло-сладкий запах. «Спонсоры» засуетились и достали свои носовые платки, но совести хватило их вернуть обратно в нагрудные карманы пиджаков.
- Доктор Хантер, не будет утомлять Ваших маленьких пациентов, может быть продолжим разговор в Вашем кабинете?
Кэрол помогла Сэма лечь обратно в кровать и согласно кивнула.
- Я позову Саттеша. Он посидит с тобой немного. Хорошо, Сэм?
Мальчик в ответ кивнул.
Заведующая деловито отнесла с туалет пластиковую емкость и вылила ее скудное содержимое в унитаз, после чего прополоскала чистой водой и вернула ее на место, проделав все манипуляции чуть ли не машинально.
Роуз уже привычно расхаживала по палате от окна к двери и обратно, успокаивая таким образом, больше себя, чем Лулу. На какое-то время воцарилась тишина, пока из коридора не послышались надрывные, истеричные крики. Разумеется многие повысыпали из палат и Сэм, почувствовав смесь любопытства и страха вышел посмотреть что стряслось.
Почему эта темнокожая симпатичная женщина бегала по их стерильному отделению с мальчиком на руках, ему стало сразу понятно — наверняка один из пациентов, которых отпускают домой, но если случается что-то плохое, то вызывают скорую помощь, а не приносят детей, уложив к себе на грудь.
Да и мальчик был достаточно взрослым.
Прибежали медсестры, одна катила перед собой кресло на колесиках, никто и слова не сказал, что здесь нельзя находиться. И едва удалось забрать мальчика из рук женщины, картина стала полной и Сэм на секунду зажмурился.
Ребенок тоже плакал, но тихо, а не в голос как его мать. Женщина хватала за руки медсестер и только и повторяла:
- Позовите доктора Ванмеер! Где она? Доктор Ванмеер!
Значит это был один из маленьких пациентов Хоуп. Коридор заполнили в основном дети, те которые могли подняться с кроватей или не были под капельницей. Их мамы и папы избегали подобных зрелищ, чтобы не расстраиваться. Помощь здесь предлагать было неуместно, с десяток медицинского персонала налетело за считанные секунды.
На вид мальчик был в порядке, только его лицо на половину было закрыто марлевой повязкой, чтобы уберечь глаз. Одна из медсестер отодвинула повязку, пока Саттеш держал женщину за руки. Она дернулась и истошно завопила, чтобы повязку не трогали, ей казалось что глаз упадет на пол.
Сэм и хохотнул бы на этом месте, но вот край повязки уже отогнули и новый приступ тошноты накрыл с головой.
Фильмы ужасов Сэм еще не видел, но без труда мог себе представить, что подобные картины там чуть ли не каждой шагу представлены.
Правый глаз мальчика был абсолютно нормальным, а левый сильно выпирал из глазницы, но не висел на «веревочке» нерва, а будто удлинился и у основания был кроваво-красным, словно выдавили двухцветное желе. Но вот, двойные двери отделения распахнулись и вбежала Хоуп.
Тревога и страх тут же сдали свои позиции. Ее лицо было сосредоточенным, первым делом она глянула на мальчика, и погладив его по щеке, вернула повязку на место и что-то тихо сказала медсестре, та утвердительно кивнула, после этого все внимание переключилось на мать. Негромкий, спокойный голос, утвердительная интонация и миниатюрная рука, которая накрыла руку женщины возымели свое воздействие и та стала затихать.
Очередная ассоциация с десертами сделала свое гиблое дело, и Сэм бросился к кровати, где внизу стояла емкость. Его сжимали желудочные спазмы, а облегчение не наступало. Выдавливать из себя было нечего.
Спустя пару минут шум в коридоре стих и когда Сэм снова выглянул за дверь, то там практически никого не было. Он чувствовал, как в ушах шумит, а сердце дико колотится в груди. Ну, хоть давление поднялось. В чем смысл этого показателя, он толком еще не понимал, знал, только что это связано с тем как сердце перекачивает кровь внутри тела.
Жалко было мальчика и его маму, а еще было жалко самого себя, ведь теперь Хоуп будет долго занята и может до самого вечера он ее не увидит. Ну, хотя бы Саттеш скоро придет.
Но и тут мальчика ждал сюрприз.
Нэд был явно чем-то расстроен, а когда Сэм поинтересовался все ли у него в порядке, тот отрешенно покачал головой, опустил голову и пробормотал:
- Ну, привет, Сэм. У меня хорошие новости и плохие. С какой начать?
- С хорошей, - без запинки тут же последовал ответ.
- С сегодняшнего дня, я официально, твоя сиделка!
Сэм замер не веря своим ушам.
«Неужели с одиночеством покончено?!»
- Здорово! А плохая? Это, что, будет не надолго?
Нэд покосился на Роуз, которая стояла около окна с Лулу на руках, она была поглощена своими мыслями
- Я человека хорошего обидел.... Хоуп. Да и день как-то не задался с самого утра.
- У тебя проблемы? Опять?
Нэд печально усмехнулся.
- Да уж... Неурядицы в семье. Сестра об этом сообщила. Вот и пришел я в плохом настроении, - Бенедикт специально подбирал простые формулировки тому ужасу, который сгущался над головой отца. Хотя Илай Купер еще и не догадывался от чего его дети пытались уберечь, но это был вопрос времени. Судебный иск уже готовился окружным прокурором и только сотрудничество Бенедикта еще хоть как-то сдерживало рвение правоохранительных органов.
В дверь палаты без стука зашла Люси, из коридора послышался грохот каталки, которая затормозила и замерла синхронно с доктором Фишер. Не ожидая увидеть здесь Бенедикта, Люси на мгновение зависла. Ее нижняя челюсть в нерешительности поднималась то вверх, то вниз. Облизав пересохшие губы, она посмотрела на Роуз и та побледнела.
- Миссис Финдлоу, Луизу переводят в интенсивную терапию....
- Все таки это не желтуха? Доктор Фишер, все так плохо? - женщина побледнела и начала оседать.
Нэлд только и успел подлететь к ней и подхватить под руки, чтобы Луиза ненароком не упала.
- Ради того, чтобы избежать осложнений ее туда и переводят. Вам пару дней придется побыть здесь одной, или если хотите, то мы может отпустить Вас домой.
- Мое место здесь! Дома я сойду с ума! - прошептала Роуз, не в силах сдерживать больше слезы, она запнулась, но быстро взяла себя в руки. - Почему доктор Хантер мне ничего не сказала? Мы с ней виделись буквально десять минут назад! Я должна с ней поговорить! Что вы от меня скрываете? Что с Луизой?
Вопросы сыпались, но Люси с непроницаемым лицом твердила, словно робот, что ситуация под контролем, осторожно выуживая Луизу из рук матери. Девочка, как обычно не сопротивлялась, она выглядела полусонной и даже не стала изучать бейдж, который был прикреплен к халату Люси.
- Роуз, - тихо выдохнул Бенедикт и придержал женщину за плечи.
- Я смогу ее навещать?
Проклятый договор! Сколько Роуз корила себя за этот шаг, но положение дочери не оставляло ей выбора. Тяжелый случай, в котором любые средства были хороши, казался той самой медалью с оборотной стороной.
- Разумеется. Идемте, я покажу Вам, где будет размещена Луиза.
Девочку уложили на каталку и прикрыли простыней. Душераздирающая сцена и резко опустевшая палата, произвели впечатление и на Сэма, и на Бенедикта. Разница в возрасте играла только косвенную роль, а потому оставшись наедине, оба не могли произнести и слова, пока Купер не хлопнул себя по коленям.
- Не бери в голову. С Лулу все будет хорошо. А мне нужен твой совет...
Сэм моргнул и отвел взгляд от двери. Рассказ Бенедикта сейчас был как нельзя кстати, вот только его концовка добавит еще больше уныния и землю из-под ног.
Тем не менее Нэд заявился в медицинский центр и переодевшись на глазах у персонала, который недавно сдал ночную смену и отметил, что лица теперь не такие унылые, а ординаторская пропиталась ароматом кофе. Грейс Стоун гнусавила какие-то ругательства себе под нос и тщетно пыталась отцепить от своей униформы разноцветные прищепки, которые на нее успели тайком навешать дети по правилам игры, известной только им.
Обход только недавно завершился и предстояла встреча с Люси, реакцию которой Бенедикт предугадать не мог, но больше всего на свете не хотел укоризненных взглядов и предложений встретиться снова. Сейчас он хотел поговорить с Хоуп и «коллеги» хором ответили, что она с утра погрязла в бумажной работе и не выходит из своего кабинета.
Стук в дверь был громкий и посетитель, не дождавшись приглашения, ворвался внутрь вихрем, отчего Хоуп, чудом держась на шаткой лесенке, едва не слетела с нее. Высокий стенд с папками и книгами кончался под самым потолком и как на зло ей нужен был увесистый том Марко Мументаллера и Клаудио Бассети по дифференциальному диагнозу в нейрологии.
Причина, по которой, Хоуп пыхтела и рисковала жизнью уже несколько минут, для Бенедикта была парой пустяков, он только немного на цыпочки и приподнялся, спуская с полки толстую книгу.
- Не благодари! - выпалил он. - У меня к тебе дело на миллион. Кстати, доброе утро!
- Как чудесно, что все по порядку, - недовольно буркнула Хоуп, но с лесенки не поторопилась спускаться. Ей вполне было комфортно, в коем-то веке почти поравняться ростом с этим верзилой. Она сегодня чувствовала себя не в своей тарелке и все из-за того, что бабушка не выпустила ее из дома, пока лицо не покрылось макияжем — аккуратным и продуманным, с девизом «иначе всех женихов распугаешь».
Вот и Купер прищурил глаза, а лицо с оттенком раздражительности стало хитрым и довольным.
- А ты чего сегодня такая.....нарядная? - последнее слово прямо вот подбиралось из явно, огромного количества ехидств.
- Чтобы не распугать никого, - Хоуп процитировала бабушку, но сарказма Купер не понял. - Что за дело?
Доктор Ванмеер почти изящно спустилась с лесенки и деловито уселась за свой стол, ожидая, что ее «посетитель» займет свое законное место напротив нее, но тот повис громадиной, отрезав все пути отхода своими руками, которые не могли не привлечь внимания, хотя бы с анатомической точки зрения.
- Сэм Хагерди в отличие от остальных твоих пациентов, практически лишен того же ухода и внимания, которое оказывают родители своим детям. Если ты обратила внимание...
Хоуп сцепила зубы, продолжая рыскать в книге в поисках нужной информации.
Повисла пауза и ей пришлось все таки поднять голову, после чего она с удивлением поняла, что Купер поглощен чтением ее ходатайства на расширение страховки Сэма в страховую компанию на имя Сойера Нокса.
- Дело дрянь! - внезапно заявил Бенедикта и с его лица схлынула вся бравада.
А Хоуп, в попытке хоть немного отодвинуться от его, пышущего жаром тела, от которого головокружительно пахло дорогим одеколоном, чуть не свалилась с кресла, и ей пришлось вцепиться в край стола, чтобы удержать равновесие.
- Рада, что тебя так занимает положение Сэма, но дело не дрянь! Его отец....
- Я не про то! Не трать время на оформление ходатайства, подготавливай запрос на увеличение расходов на постоперационное содержание и физиопроцедуры.
Залети сейчас в окно тарелка с инопланетянами, Хоуп была бы не так удивлена. Близость выдающейся фигуры Бенедикта Купера тут же отступила далеко на второй план и брови доктор Ванмеер медленно, но уверенно поползли вверх.
- И с какого.... Прости! Ты мне, что, советы даешь?
- Гонор поубавь, я имел дело с Ноксом, когда работал у отца. Ты никогда не задавалась вопросом, почему самого неумолимого страхового агента приставили именно к столь прожорливой, по мнению страховщиком, отрасли — онкологии? Тем более детской! Его карьера пошла в гору именно потому, что он отказывает на выделении денег на дорогостоящие операции, а учитывая, что хирургических вмешательств может понадобиться несколько, при злокачественных опухолях, их логика сводится к тому, что оперативное лечение не увенчается успехом и летальный исход избавит от необходимости тратить средства компании. Другими словами, пусть сначала пациенты выживут, а потом уже можно рассмотреть вопрос о расширении или продлении страховки.
- Но постоперационные расходы, порой, превышают саму стоимость операции в несколько раз.
- У мистера Хагерди проблемы с финансами, как я понял?
Хоуп поразилась тому, что за неделю Купер успел познакомиться с Брайаном и тем более вытянуть из этого молчуна столь неприятные подробности. Куда же подевалась бесшабашность и непосредственность этого болвана, который в глазах Хоуп только и годился на роль Казановы?
- Уже и это узнал?
- Да, а потому ты только потеряешь время с этим ходатайством. Лучше пиши в благотворительные фонды, объявляйте сбор средства мальчику на операцию, а Ноксу пиши на расширение страховки. Иначе он откажет...
Бенедикт не пытался юлить или произвести впечатление, хотя последнее явно имело место быть. Хоуп даже поежилась от того, что посмотрела на Купера другими глазами. Сейчас перед ней был настоящий мужчина: умный, рассудительный, ответственный, которому было трудно возразить.
«Это что же получается?! Купера теперь придется воспринимать всерьез? Не так-то просто, слишком уж предвзятое отношение!»
- Что у тебя за дело? - Хоуп решила сменить тему разговора и деловито щелкнула кнопку на клавиатуре, после чего монитор компьютера погас, она ловко выползла из-под нависшего тела Бенедикта и ринулась к двери, но тут же в кабинет без стука, буквально, забежал Мик Дьюри. Его лицо раскраснелось, а грудь вздымала частая отдышка.
- Доктор Ванмеер, анализы Финдлоу сразу передали в руки доктора Хантер, но я распросил Надин и она сказала, что у девочки все признаки печеночной недостаточности. Билирубин повешен почти в пять раз, увеличена активность сывороточных трансаминаз, фибриноген ноль шесть...
- О Боже! Почему она до сих пор не в интенсивной терапии? Где доктор Хантер?
- У нее сейчас встреча с представителями Фармджен, проходя мимо ее кабинета, кажется, я слышал крики.
- Найди доктора Фишер, хотя нет! Бегом к Мэнингу, пусть готовят для Луизы палату, скажи, что некроз печени в терминальной стадии, - Хоуп достала телефон и набрала номер Люси, при этом не выказывая никаких признаков волнения.
Бенедикт замер, будучи невольным свидетелем этого разговора, в очередной раз, поражаясь тому, как хладнокровно могла вести себя Хоуп. Она бросила на него быстрый взгляд, чертыхнулась и поджала губы, чтобы сдержать ругательство Люси не брала телефон.
- Говори! - она метнулась в коридор, врезавшись в стайку студентов-практикантов, которых вела сестра Санди.
- Закрепи меня за Сэмом. Ну, вроде сиделки... С его отцом я переговорил, тот даже обрадовался, что мальчик меньше времени будет проводить в одиночестве.
Резко затормозив, Хоуп обернулась и с прищуром глянула на Купера, он проигнорировал тот факт, что почти все молоденькие студентки до сих пор выворачивали на него шеи.
- Неужели тебя так волнует положение Сэма?
- Я люблю детей, как упоминал уже раньше и не пытаюсь играть на публику, если ты еще не поняла...
- Странно.
- Это не способ уклониться от тех функций, которые на меня здесь возложили, буду помогать по мере сил и другим пациентам.
- Я не про то! Просто меня на днях посетила та же мысль!
Почувствовав еще большую тревогу, Хоуп едва смогла отвести взгляд от лица Бенедикта, которое буквально светилось искренностью, что уже совершенно не лезло ни в какие ворота.
- То есть, ты не против?
Они уже неслись по коридору к ординаторской.
- Нет. Но учти! У мальчика критически низкое давление, это, так сказать его изюминка, кроме этого никаких осложнений нет и твоя задача следить за его питанием и настроением. Всеми легальными способами советую тебе поднимать и то, и другое.
- В смысле?
- И давление, и настроение...
Бенедикт так и не понял, шутила Хоуп или нет. Трудно было разговаривать с человеком, который не разделял переход от серьезного тона к сарказму, оттеняя его маломальской улыбкой.
Очутившись в ординаторской, Нэд снова чуть не врезался в эту маленькую серьезную докторшу, которая с мягким укоризненным взглядом обвела коллег, облепивших кофе-аппарат.
- Не правда ли мило, что хоть кто-то проявил заботу и о персонале? - нарочито громко спросил Бенедикт, желая выслушать в свой адрес крохотную похвалу.
И если все согласно закивали, а на лицах заиграли довольные улыбки, то Хоуп цокнула языком и прикусила губу.
- Кто-нибудь видел доктора Фишер? - обратилась Хоуп к присутствующим. - Да уж... По стоимости эта игрушка — чуть больше недели пребывания для одного из детей. Разумеется, это чудо техники нам нужнее, чем партия темозоломида или, скажем, оплаты исследования на томографе.
Шейла и Грейс переглянулись и отрицательно покачали головой, после чего опустили глаза в свои кружки, Саттеш просматривал утренние анализы и сортировал их по палатам, сидя за столом в дальнем углу, его глаза устремились на Хоуп, еще одна медсестра - Хлоя из общего отделения, забежала, чтобы взять что-то из своего шкафчика, задержалась из любопытства, чтобы увидеть, чем закончится этот разговор.
Желваки на скулах Бенедикта заходили ходуном, он почувствовал жгучую злость и выпалил:
- Неужели, чтобы вызвать твое расположение, нужно быть смертельно больным ребенком?!
Договаривая эту фразу, он уже понимал, что пожалеет о сказанном, но остановиться не мог. Повисла пауза и помещение заполнилось невыносимой, жуткой тишиной, которая парализовала каждого из присутствующих. Бенедикт спохватился поздно, когда женщины демонстративно громко вернули свои кружки с кофе на стол и вышли прочь, таким образом намекая Микки и Саттешу, следовать за ними. И все четверо прошли мимо Хоуп и Купера, окатив последнего осуждающими взглядами.
Однако, Нэд этого уже не заметил, он смотрел на Хоуп, которая за эти несколько секунд будто уменьшилась в росте, ссутулилась и ее нечеловеческая уверенность явно дала трещину. Это была не просто обида, а акт вандализма по отношению к чему-то священному. Вот бы сейчас, она обрушилась на него самыми гневными словами, но ничего страшнее не звучало для Бенедикта, чем эта звенящая тишина.
Даже воздух окружающий Хоуп, словно стал холодным и колючим, а если бы его можно было попробовать на вкус, то рот наверняка, бы заполнила нестерпимая горечь.
В коридоре кто-то истошно прокричал.
- Доктор Ванмееееееер!!!
Без Луизы и Роуз палата опустела и рассказ Бенедикта, конечно же, отвлек Сэма от этого факта, но далеко не обрадовал.
Мальчик сидел на кровати мрачнее тучи и тяжелым, взглядом, полным той самой чистой и сильной ненависти, которая бывает только у детей, буравил свою или своего «сиделку».
Как правильно, надо будет спросить у Питера!
- А что тут думать? Попроси прощения, если простит, то простит, а если нет, то … Ух! Попрошу у медсестер баночку для анализов, неделю спать не буду, но насобираю туда слюней и вылью тебе на голову в самый неожиданный момент.
- Только попробуй! Я тоже не промах, подготовлю такую же баночку и посмотрю, что ты семилетний! - парировал Нэд, изо всех сил сохраняя серьезный вид, хотя его распирал смех от услышанного. - Совет, разумеется, дельный, но с женщинами не все так просто. Тут прощение нужно делом подкреплять!
- Цветы, подарки? - авторитетно спросил мальчик.
Купер сморщил нос. Как же это банально прозвучало, но именно в таком порядке и выстраивались его дальнейшие действия.
- Не хотелось бы попасть впросак. Я Хоуп еще со школы знаю, но как оказывается, даже не догадываюсь, что ей нравится.
- Сначала поговори, а потом...Розы, конфеты, игрушки, - напрягая память, Сэм вспоминал, что сюда приносили многочисленные визитеры.
- Добрый день, Сэм! Физиопроцедуры я тебя отвлеку на часик? - сестра Санди появилась в дверях так не вовремя.
Бенедикт поднялся со стула и отошел в сторону, наблюдая за тем, как Сэм нехотя поднимается с кровати. Мальчик был заметно ослаблен и как-будто успел похудеть, но не это поразило Купера больше всего.
Пропитанный концентрированной женской обидой взгляд Милы Санди, которая была ветераном детского онкологического отделения, проработав здесь одиннадцать лет, прошелся по нему с головы до ног, без тени приветливой улыбки, украшавшей лицо медсестры еще утром, когда они виделись в ординаторской.
«Неужели все в курсе?» - догадался Нэд, понимая, что в столь локализованном коллективе, новости разносятся со скоростью света.
- Поменяйте белье! - выплюнула медсестра, обрушив в руки красивого, но, увы, хамовитого, мужчины стопку хрустящих простыней.
- Ты бы поискал Хоуп, пока без дела сидеть будешь, а то потом обед, анализы. Не успеешь опомниться, вот и вечер. Замотаешься, а она домой уйдет.
- Хорошо, Сэм, - Бенедикт оценил сочувствующий взгляд ребенка. Вот уж он не подумал бы, что это милое создание будет испытывать к нему жалость. Это было странное ощущение, над которым стоило поразмыслить.
- Сестра Санди, не подскажете, где найти доктора Ванмеер?
- Она сейчас занята. Наверняка, будет в четвертой операционной. Экстренный случай.
«Разве, что в лоб не дала!», - усмехнулся Бенедикт.
- Спасибо, - только и произнес он вслух, аккуратно сложив чистое белье на тумбочку и спокойно убирая смятую простынь с кровати.
Все шло в точности по его плану, но с пунктом «закрепить за собой репутацию избалованного великовозрастного идиота», вышла неувязка, которая теперь ощутимой занозой кружила вокруг совести.
О чем можно думать перед экстренной операцией?
Наверняка, отсеивали сомнения, прокручивали в голове отдельные моменты предстоящего вмешательства, может быть вспоминали где слышали песню, которая засела в мозгу два дня назад, или внезапно у кого-то срывался смех от старой шутки, которая, вообще, непонятно каким боком промелькнула в голове.
После оперирования Ребекки Ормонд, Хоуп пару дней ощущала эйфорию, которая была быстро смазана рутиной будней, стрессом и личными проблемами, но в этот коктейль, примешивался еще один ингредиент, который она никак не могла разобрать.
Только сейчас, когда она стояла начищая руки мылом перед рядом раковин, в комплекте стерильной одежды, доктор Ванмеер вдруг четко осознала и мгновенно залилась краской то ли стыда, то ли удовольствия, что одной психологической загогулиной в ней стало меньше. Она жаждала снова оказаться в операционной, в обстановке шаткого баланса неизвестного, неизбежного, частично подвластного только ей одной. Руки «чесались» за скальпелем не из-за кровожадности или тщеславия, в этих часах или минутах реализовался смысл ее жизни и, казалось, именно в эти минуты она жила.
Мозг затягивал память в эти моменты чистейшим хламом, чтобы личность, которая должна была являться в мир обратно из операционной, была не ущербной и прагматичной, сдабривал порцией едкой тревоги, от которой пальцы начинали подрагивать, и хоть умри, но даже голова непроизвольно дергалась пару раз.
Нехолодная вода смыла густую пену с кистей рук, а бумажные полотенца впитали лишнюю влагу, за спиной суетился штат операционных медсестер, подоспел Брайель, хирург-офтальмолог, на поверхность световых коробов уже вывесили снимки МРТ.
Шон Лаудер был пациентом Хоуп с доброкачественной глиомой, расположенной в области зрительного перекреста. Опухоль резко переродилась и стала расти с огромной скоростью, что привело к выпиранию глаза. В глазной орбите свободного места нет, поэтому разрастающаяся опухоль стала вытеснять глаз. Новообразование экспансировала бы и второй глаз через считанные дни. Мальчик последние два дня жаловался, на то, что ему давит на левый глаз изнутри головы. Заключение офтальмолога было неутешительным, зрительная функция левого глаза будет потеряна, но вопрос стоял о сохранении жизни ребенку.
Никоим образом, ситуация с Шоном не добавляла Хоуп острых ощущений, кроме старого доброго страха, но, как говорил Ганс Селье: «Страсс — аромат жизни». Ощущая избыток энергии, которая требовала выхода, Хоуп не могла не удивиться откуда у нее брались силы и воодушевление, после отвратительного утра, ее временному отчуждению с отцом и понимания того факта, что она снова нарушила обещание данное, Сэму провести с ним хоть пол часа.
Развернувшись на девяносто градусов влево, Хоуп стала перед дверным проемом в операционную, ей на лицо отточенным движением одна из медсестер надела маску, другая, с тихим треском раскрыв упаковку, растянула перчатку, в которую хирург ловко сунула руку, проделав то же самое со второй конечностью.
Шесть шагов и дверной проем уже за спиной и... О чудо! Снова невидимый фильтр выудил из головы тревогу и сомнения, заменив их на азарт профессионала. Бросив взгляд на небольшой перекатной столик с набором инструментов для малоинвазивного вмешательства, доктор Ванмеер глянула на Робсона, и анестезиолог уверенным голосом подтвердил стабильность основных показателей жизнедеятельности.
На обритом участке головы, слева, ближе к виску скальпель легко рассек кожу, захваты оттянули ее в сторону, обнажая желтоватую кость черепа. Инструментом, напоминающим миниатюрную дрель, Хоуп просверлила отверстие, по диаметру подходящую для проникновения в него стетоскопа с камерой, специальные очки, в которые проецировалось изображение закрыли глаза хирурга.
Затаив дыхание, студенты, наблюдали за тем, как чужеродное проникало в человеческую голову, ювелирными, выверенными и даже где-то слишком смелыми движениями, крохотное лезвие отсекало нездоровую ткань, лавируя между сетью жизненно важных кровеносных сосудов, то и дело кто-то восторженно вздыхал, глядя на монитор, а два десятка человек оббегали брошенные предположения и только один человек с восхищением смотрел на ту, которая стояла на небольшой подставке, в виду своего скромного роста.
Он ощущал дрожь во всем теле, в груди вспышками разгоралось чувство вины, смешиваясь с чем-то новым, неудобным и громоздким, а потому опасным.
Сейчас язык не повернулся бы назвать Хоуп Ванмеер - Гремелкой, потому что в творящемся таинстве, крылась ее, очевидно, потрясающая воля, талант и гениальность, за которые ее любили и готовы были сжить со свету. Метаморфоза произошедшая с этой женщиной ничуть не коснулась ее внешности, но никого красивее Бенедикт не встречал в своей жизни, ни одно лицо, которое бы вызывало такое непреодолимое желание остановить это мгновение и пожалуй, не жалеть, что жизнь после него, гипотетически оборвется.