Ты ненадолго уснешь.... (СИ)

14 глава

У оценщика элитной антикварной лавки мелкой дрожью било все тело. Дивное колье и серьги с подлинным фирменным клеймом Леопольдо Гори, к которому он не смел прикоснуться, смакуя предвкушение, было огромное удачей.

- Позвольте поинтересоваться, как оно к Вам попало? Наследство? - в голосе мужчины могло быть намного больше иронии, учитывая внешний вид женщины, которая принесла украшения, но оценщик уже принялся рассматривать через специальную лупу изумруды, после чего тихонько полез в карман за платком, чтобы протереть взмокший от волнения лоб.

- Подарок от баронессы Ванмеер. Это моя бабушка.

Еще один, но уже более пристальный взгляд, прошлись по невысокой фигуре гостьи.

- Как жаль, что Вам приходится расставаться с этим чудом! - едва скрывая радость произнес мужчина, размытого возраста с ухоженными усами и Хоуп, разумеется, ему ничуть не поверила.

По иронии судьбы она закладывала фамильные драгоценности именно в тот день, когда ее бабушка отбывала обратно в Европу. Этот факт изрядно добавлял горечи. Сами побрякушки она не жалела.

Прощание с Уной вышло, чуть ли не лицемерным, но вежливость для бабули стояла всегда на втором месте после прямолинейности.

Альберт не особо любил моменты прощания, а потому лично помогал водителю такси укладывать багаж в машину, пока его дочь с понурым видом не решалась сказать своей бабушке на прощание то, что ее нещадно терзало. Подробности этой диллеммы он знать не желал, будучи в курсе того, что Хоуп в очередной раз пытается перехитрить жизнь и нарушает профессиональную этику. Альберта не покоробил и тот факт, что дочь не обратилась за помощью к нему в первую очередь. Значит, изучила вдоль и поперек отцовский характер, что с одной стороны, безусловно, радовало.

- Я, правда, буду скучать, бабуль! - Хоуп первая прервала гнетущее молчание, приобняв худые плечи старушки, на что Уна тут же встрепенулась и гордо вскинула подбородок.

- Ага! Больно надо мне от тебя и твоего папули сопливые платки считать! Я возвращаюсь, наконец-то, к себе, в человеческие условия, к нормальной прислуге. Где знают, какой жирности сливки идут к эфиопской арабике по утрам и где нет комаров вперемешку с неугомонными сверчками. Не говори глупостей, девочка! Давай к делу! Уна еще может отличить печаль-тоску в чистом виде от недомолвок с той же примесью!

Не улыбнуться было невозможно, но Хоуп все же не смогла смотреть прямо в глаза.

- В моем отделении есть двое детей, которым обещали деньги на операцию, но по страшному стечению обстоятельств, они теперь брошены на волю случая.

- Другими словами, всем на них наплевать...

- Не наплевать, но из-за урагана благотворительные фонды завалены обращениями пострадавших, страховые компании несут убытки, выплачивая компенсации...

- Детка, но это не твои проблемы,- взгляд Уны заволокло, и женщина закусила губу.

- Это мальчик и девочка. У малышки синдром Дауна и состояние тяжелое, операция необходима в течении нескольких дней.

- Что-то мне подсказывает, что выход ты уже нашла, - усмехнулась старуха, поняв, что внучка не собиралась отступать.

Сглотнув подступивший к горлу ком, Хоуп зажмурилась и выпалила:

- Могу ли по своему усмотрению распорядиться твоим подарком?

Уна повернула к внучке исчерченной морщинами лицо и неизменно накрашенные старческие губы сжались в тонкую линию.

- Тебе так важно мое одобрение? - старушечий голос дрогнул от обиды, которая осталась на задворках сознания, просто по привычке. В серьез сердиться на свою «ля сури», Уна не могла.

- Мнение отца мне известно давно, а больше близких людей у меня нет, так что — да! Очень важно! И друзья не особо состоятельные.

Цепкие узловатые пальцы впились в руки Хоуп, и через мгновенье она оказалась, в жестких и не по возрасту сильных объятиях своей бабушки.

- Пожалуй, это лучшее применение побрякушкам. Не тушуйся детка, я завидую твоим идеалам, до которых мне пришлось быть еще пару жизней покрутиться среди всякого дерьма! Поступай, как считаешь нужным, Мышонок! - тонкие пальца с выпирающими суставами, замотанные в морщинистую кожу, до боли сжали руки внучки.

- А ты постарайся следить за своим здоровьем! - Хоуп старалась крепиться, но глаза уже застилали слезы.

- За ним и без того с десяток человек следит. Тесно нам в этом «клубе» доброжелателей, - Уна с трудом удерживала крепость голоса и чтобы взять себя в руки сделала глубокий вдох.

Женщины замолчали.

- Пусть Гард с недельку у тебя в комнате поспит. Хорошо? Мальчик будет скучать по мне, но больше я не могу за ним ухаживать.

Пес был тут как тут, когда услышал свое имя. Животное, ростом чуть ниже стандартного пони, ласково припал холеными боками к обожаемой хозяйке, едва не свалив ее.

- Фу, псина! Убери от меня свои печальные глазищи! Натаскался уже старушечьего тела по лестницам! Не нужен ты мне больше! Вот, люби новую хозяйку и служанку их не сожри в первую неделю!

Гневная тирада исторглась из уст мадам Ванмеер намеренно громко, после чего Уна с удовольствием отметила, как побледнела притихшая на кухне Мегги.

Если пошла угроза расправы, значит, для бабули настала последняя стадия терпения.

- Как только будет возможно, я приеду навестить тебя, - Хоуп заключила в объятия бабушку, но тут ее щелкнули по носу.

- Не ври!

- Тогда буду писать.

- Не пиши! - Уна была непреклонна. - Шли открытки. Все равно в скором времени, я мало кого узнаю, а открытки хоть пополнят коллекцию. И сотри со своего прелестного личика эту жалостливую гримасу. Женщины Ванмееров лишены столь малахольного чувства. Я прожила жизнь так, как считала нужным.... Хотя бы, какую-то ее часть. Взрастив в себе наперекор вышколенному характеру безвольной тряпки, подобие мнения. Надеюсь, итогом этих стараний будет не только сострадание, особенно от такой умной женщины, как ты, моя дорогая. Не вешай, нос! И прощай, Мышонок. Ах, да! Бенедикту горячий привет! Вот с ним приезжай сколько хочешь.

Бабушка была неисправима и, хотя ее проводы могли быть испорчены несколько раз, Уна в свойственной ей манере разрядила обстановку, отмахнувшись от навязчивой заботы двух единственных близких ей людей.

- Мисс! Мисс, простите! Вот цена, которую я могу Вам предложить.

Голос оценщика выдернул Хоуп из воспоминаний, и она несколько секунд бездумно рассматривала нацарапанные на клочке бумаги цифры.

- Еще пятьдесят тысяч сверху или я ухожу, - еще не договорив, она пододвинула к себе обратно бархатный футляр и решительно его захлопнула.

- Мисс Ванмеер, не горячитесь! Давайте обсудим, - растерянный вид мужчины мешался с твердостью в голосе, но женщина уже поднялась со стула и направилась к выходу, от чего усы оценщика затряслись вместе с челюстью. - По рукам!

Сегодня был последний день общественных работ, точнее, день, когда Бенедикт должен был забрать из медцентра подписанные доктором Уиттон бумаги и прибыть в полицейский участок.

Не испытывая особой уверенности, что последует согласие, Нэд предложил Хоуп заехать за ней этим утром. Возражений от нее не последовало, как впрочем, и других слов. Только короткая просьба заехать в антикварную лавку. Причиной ее замкнутости таилась вовсе не в неловкости, которая могла возникнуть после недавнего вечера, плавно завершившегося неожиданно проведенной вместе ночью. Наверное, отъезд бабушки оставил плохой осадок.

Дверца машины громко хлопнула и Хоуп плюхнулась на сиденье, с силой прижимая к себе бумажный пакет.

- Теперь в банк, буквально на пятнадцать минут, а потом на работу...мою.

- Хоуп, все в порядке? - Бенедикт повернулся к ней всем корпусом и протиснул руку, чтобы повернуть ее лицо к себе, но так и не посмел прикоснуться.

- Да. Одной проблемой меньше! - она решительно кивнула с таким видом, словно последние несколько минут топила котят в ведре.

Не трудно было догадаться, что она заложила весьма дорогую вещь и теперь пыталась свыкнуться с мыслью, что другого выхода не было, а потому множество вопросов отпало тут же и Бенедикт не стал добавлять масла в огонь, чтобы избавиться от дискомфорта, прежде всего, для самого себя. Он понимал, что доверие Хоуп можно заслужить только одним способом — полностью подстроиться под ее непредсказуемое поведение. Сам факт того, что Бенедикту внезапно понадобилось копаться в хитросплетениях чужой личности, был из ряда вон, но навалившиеся проблема лихо маскировали ситуацию.

С делами было покончено чуть ли не к полудню, и Хоуп будто заметила, что все это время она не была одна.

Бенедикт, как обычно, направился, к лифтам, чтобы подняться в отделение, как вдруг почувствовал, что его придержали за руку, обхватив крепкими миниатюрными пальцами.

- Я в финансовый отдел, проверю, прошел ли перевод. Выбью на завтра операционную и утрясу бумажную волокиту, - Хоуп резко запнулась и задержала дыхание, не подпуская лишних слов.

Ее вовсе не жгла теплая ладонь Нэда, удерживающая ее, но прикосновение было приятным. Это вызвало знакомое тягучее чувство, которое нельзя было спутать с простой поддержкой или вежливостью.

- Полагаю, мы теперь не скоро тебя здесь увидим? - пробормотала себе под нос Хоуп, но глядя прямо в глаза.

- Отнюдь! Я только хотел спросить, к кому обращаться за пропуском? - отозвался чуть смешливый голос.

Суматоха снующих в разные стороны пациентов и медиков, оставляла все меньше пространства между их телами. Она почти уже упиралась носом в грудь Купера, ощущая то, как он невероятно приятно пахнет, а чтобы посмотреть на него теперь, пришлось закинуть голову и перебороть желание подняться на цыпочки. Слишком большая разница в росте.

- Доктор Уиттон тебе поможет. Еще нужно согласие родителей тех детей.... Ммм в общем, согласие Брайана и Роуз, как я понимаю.

- Ты права! И да, кстати, не забудь о вечеринке у моих родителей. Надеюсь, после него вторая проблема отпадет.

- Я тоже надеюсь! -Хоуп отстранилась и сделала два шага назад. - История болезни твоя еще до завтра. Не теряй времени зря. Зайдешь в мой кабинет и оставишь папку на столе, а я верну ее в архив. Удачи, Бенедикт!

Не изменяя своим привычкам, доктор Ванмеер легко подскочила к дверям, ведущим на лестницу, не став дожидаться лифта.

Нутро съедала странная пустота, которая нахлынула в полную силу, стоило только остаться наедине с собой, но гадкое ощущение Хоуп, списала на мандраж перед операцией. Это противное состояние накроет ее с головой уже завтрашним утром.

В финансовом отделе быстро подтвердили зачисление средств целевого перевода на пациентку Финдлоу. Снова пробежка по лестничным пролетам и вот, знакомые, до боли расписанные детскими рисунками стены отделения замельтешили перед глазами.

Сцепив челюсти с такой силой, что даже кожа на скулах побелела, Хоуп торопливо шла по длинному коридору в кабинет доктора Уиттон, как ее взгляд упал на приоткрытую дверь палаты Сэма и Лулу. Как раз было время посещений и помимо орды родственников, вокруг стоял гвалт от разномастных аниматоров, среди которых был преклонного возраста мужчина — Лайнелл.

И если этого посетителя Хоуп могла еще терпеть, то его дрессированного питомца ненавидела всеми фибрами души. Кот по кличке Сироп среди персонала отделения имел дурную славу, о которой старались не распространяться. Этот экземпляр пушистого недотроги был достаточно нелюдимым, но терпелив до безумия к детям и позволял себя тискать сколько угодно. Сироп стойко переносил таскание за уши, за усы и хвост, но редко проявлял внимание в ответ. Вот только, если он по доброй воле забирался к ребенку на руки и прижимался всем телом, укладывая голову на плечо, тогда стоило ждать беды.

Словом, к гадалке не ходи у несчастного будет рецидив или хуже.

Хоуп знала, безошибочную статистику по Сиропу. За все время его посещений, кот в разное время проявил ответное внимание к шести пациентам.

Четверо из них дети скончались. Двое, до сих пор проходили лечение. Безуспешно.

Лайнелл уже зашел в палату со своим питомцем, как дорогу ему перекрыла доктор Ванмеер. Ее лицо раскраснелось, а глаза горели праведным гневом.

- Хоуп! - раздался радостный голос Сэма и мальчик подскочил с кровати, которая была завалена карандашами, фломастерами и изрисованной бумагой.

Радовало, что помимо Роуз здесь еще присутствовал и мистер Хартлоу.

- Извините, но в этом палате находятся пациенты, которые переведены на особый режим. У обоих на этой неделе операция и я стараюсь исключить любой риск инфекции или аллергии.

На ходу выдумывая правдоподобную версию, Хоуп с ужасом наблюдала, как флегматичный вид Сиропа, резко поменялся - животное заинтересованно принюхалось и уже натянуло поводок. Но не успев сделать и шага, кот подпрыгнул на месте, от того, что Хоуп неловко качнулась и наступила ему на хвост.

Из палаты по коридору разнесся душераздирающий вопль и следом за ним, заливистый смех Луизы, которой понравилось представление.

Мужчина тут же подобрал Сиропа и утешительно прижал к себе, рассыпаясь в извинениях перед детьми. Это был добродушный человек, который всем сердцем переживал за маленьких пациентов, но Хоуп ничуть не пожалела о проявленной жестокости и с легким злорадством проводила эту парочку в коридор, где ее тут же подхватил под локоть Джерри Томер.

- А вот и наша супер-звезда! Пойдем-ка, милочка, потолкуем по душам. От меня ты пинком не отделаешься!

- Отвяжись, Джерри. Мне нужно к Уиттон, а после я жду тебя в своем кабинете. Проведу инструктаж и ознакомлю с планом операции Луизы, - ловко извернувшись, она освободилась от стальной хватки и сунула голову обратно в палату. - Я скоро забегу вас проведать. Роуз для Вас отличные новости! Лулу, зайчик, это тебе. Сэмми, я надеюсь увидеть твои рисунки.

Значок со Спанч-Бобом описал дугу в воздухе и попал точно в руки миссис Финдлоу, которая оторопела и расцвела в улыбке.

- Мне некогда, Джерри! Отвали!

- Какие еще хорошие новости? - Томер в отличии от Хоуп видел знак провидения в том, что безнадежно больной ребенок остался без средств для дорогостоящей и бесполезной, в данной случае, операции. Но победоносное, плохо скрываемое выражение лица Ванмеерши было слишком хорошо ему знакомо.

Томер нахмурился и тут же ехидно оскалился.

- Значит, нашла деньги... Как вижу, встреча со спонсором прошла удачно, - он всплеснул руками. - И что они в тебе находят?

- Не знаю! - Хоуп пожала плечами, не спуская взгляда полного презрения со своего коллеги. - Может быть, хребет, которого ты лишен напрочь!

- О твоем свидании с сынком Купера, разве что в морге не судачат. Жаль, что столько денег будет пущено на ветер. К тому же, я подписал отказ от ассистирования, подробно изложив с десяток причин, по которым я считаю, хирургическое вмешательство для Луизы Финдлоу будет иметь необратимые последствия с летальным исходом.

Хоуп знала, каким мастером манипуляций был Томер, а в отсутствии Хантер, он без проблем уже наверняка перетянул на свою сторону и доктора Уиттон.

- Очнись! Деньги могут быть направлены на спасение жизни ребенка, который имеет все шансы стать полноценным, - прошептал Томер, продолжая отстаивать свое мнение, которое было для Хоуп более чем понятным.

- Неплохая попытка, Джерри, но клятва дается не только для тех, кому легче помочь. Продолжай! Но менять утвержденный персонал, накануне операции, я не стану. Сейчас самое время для кульминации.

Сарказм в словах Хоуп был настолько явным, что мужчина тут же сбросил маску доброжелательности, и черты его лица затянуло непроницаемое, дежурное выражение.

- Консилиум, во главе с твоим отцом, через двадцать минут. Во втором корпусе. Свежие снимки КТ, последние анализы и динамика состояния за последние десять дней. Доктор Уиттон просила тебя не опаздывать.

Не дождавшись ответа, Джерри Томер тяжело вздохнул.

- Уж определись — прагматичная ты или сентиментальная. Не получится всех на свете вылечить или спасти. Взрослей, дорогая! Относительно Паунда мозг же на «ура» сработал! - ослепительная улыбка Джерри должна была разбить лед, как обычно. В открытые контры этот человек любил вступать, но любую правду сдабривал животным обаянием.

«Перемены и правда, это то, чего боятся все люди», - всплыли слова матери, которые Хоуп слышала довольно часто, но только сейчас до нее доходил их невероятно глубокий смысл.

Глянув на телефон, чтобы проверить время, доктор Ванмеер чертыхнулась и пулей понеслась в свой кабинет, чтобы набросить белый халат.

Состав консилиума подразумевал наличие, как минимум двух профессоров, а придраться к ненадлежащему виду, было хлебом с маслом любого столкновения мнений в щекотливом вопросе недоверия к действиям коллег.

Часовня приняла свой прежний вид, хотя ее нельзя было подвести под определение оскверненной, но отец Луис собственноручно навел блеск и с благословением отпустил две семьи, которые ютились здесь двое суток.

Власти города начали предоставлять пострадавшим временное жилье, и медицинский центр Вашингтона теперь мог отвлечься на собственные проблемы, которых было более чем достаточно. Небольшой зал, который вмещал в себя не больше десяти скамеек, никогда не пустовал. У исповедальной, порой, образовывалась самая настоящая очередь, а потому редкий момент затишья, для Луиса был свежим глотком и одновременно укором его человеческим слабостям.

Решив немного подкрепиться, падре вышел в коридор, как обычно притворив за собой дверь, но не запирая ее на ключ. Группа почтенных мужей решительно направлялась в зал совещаний и то недовольство, которое они источали, могло отравить самое стойкое благодушие. Отец Луис поспешил отвернуться и мысленно попросить милости у Господа для столь обремененных людей, и как благословение свыше, чуть не был сбит с ног Хоуп Ванмеер. Она, по привычке, не особо утруждала себя тем, чтобы смотреть куда несется.

- Осторожней, осторожней, - по-доброму и с мягкой улыбкой придержал ее падре. - В этой голове слишком много знаний, чтобы стараться уберечь ее от малейших ушибов. Все хорошо, Хоуп?

- Да, падре. Простите меня!

- По твою душу собираются? - падре понимающе кивнул на соседнюю распахнутую дверь и быстро прикинул, скольких сил будет стоить этой маленькой женщине, следующие полчаса.

- Да, консилиум! По поводу операции Луизы!

- Не переживай. Ты умница, а значит, ошибки не допустишь и коллег своих убедишь!

- Да, да. Извините, надо идти..., - Хоуп была благодарна за поддержку, но не хотела терять боевой настрой.

- Мне бы переговорить с тобой в свободное время, на счет Сэма и его отца.

На этих словах Хоуп резко затормозила и обернулась.

- Брайан опять?..., - она не хотела открыто говорить о попытке суицида мистера Финдлоу.

- Нет, нет. Это так, пустяк. Но мальчик явно под впечатлением от состояния Луизы и все эти разговоры о том, что операция ей не поможет не идут ему на пользу. Я заходил к ним на днях в палату. Ты знаешь, что ему кошмары начали сниться?

- Нет. Он не говорил, - Хоуп поникла и нахмурилась.

- Доктор Ванмеер! - разнесся громогласный призыв из зала совещаний.

- Позже, позже! Иди, там важнее. Иди! - падре Луис замахал руками и быстро зашагал к лифтам.

Опять нехорошее предчувствие, в которое Хоуп старалась не верить, облепило нутро. Теория о том, что мысль материальна, была довольно притягательной на первый взгляд, пока мысли носили положительный характер. В детском онкологическом отделении направленность коллективного разума менялась по нескольку раз за день, в зависимости от характера разговоров, то есть сплетен.

Доктор Уиттон, чтобы не терять время уже озвучила диагноз и возраст пациента. Томер помог подключить проектор и вывел на экран последние снимки МРТ.

- Апластическая астроцитома грудного отдела. Доктор Ванмеер, продолжайте, - Алисия широким жестом пригласила Хоуп на свое место.

Оказавшись лицом к лицу со светлыми умами медицинского центра, Хоуп не особо рассчитывала на поддержку со стороны отца, который скромно занял место с краю полукольца, обступивших ее мужчин.

- Интрамедуллярными опухолями сейчас мало кого удивишь, не понимаю причин созыва консилиума. Частичное удаление образования и последующее наблюдение четко прописаны методикой, - резко высказался один из хирургов, скрестив руки на груди.

- У Луизы Финдлоу наблюдается не типичное развитие новообразования. Помимо того, что общее состояние здоровья отягчено синдромом Дауна, девочка перенесла начальный некроз печени, в связи с приемом экспериментального препарата, который отлично себя зарекомендовал, при замедлении распространения опухоли сверху вниз, вследствии закона эксцентричного расположения более длинных проводников в спинном мозге. Состояние удалось стабилизировать, но у ребенка появились признаки блокады субарахноидального пространства, отсутствие симптомов ликворного толчка и остистого отростка Раздольского.

- Проводниковые расстройства чувствительности и нарушения тазовых органов уже проявились? - прозвучал до боли знакомый голос отца, который смотрел на снимки МРТ с такой заинтересованностью, будто обсуждали просмотр увлекательного фильма.

- Так же, как и нижний спастический парапарез. Руки интактны.

- Белково-клеточную диссоциацию проводили?

- Да. Один и семнадцать грамм на литр ликвора. Цереброспинальаня жидкость ксантанохромна, вследствии гемолиза эритроцитов, попадающих в нее из-за сдавливания вен спинного мозга.

Скептик со скрещенными на груди руками, раздул щеки, закатил глаза и резко ударил себя по округлым бокам, тем самым показывая свое недовольство.

- А что с пробой Стукея?

- Полное отсутствие повышения давления, - голос Хоуп ни разу не дрогнул, а твердый взгляд буравил круглобокого мужчину.

Попадись им такой пациент, они без зазрения совести растерзали бы его на диссертации, а тут вдруг устроили ей импровизированный экзамен.

- Родственники информированы о риске летального исхода в процессе хирургического вмешательства?

- Да, согласие подписано, - уверенно кивнула Хоуп.

- Финансирование, за счет страховой компании? - прозвучал еще один скучающий голос.

- Нет. Целевой денежный перевод.

Профессура зачмокала губами, и добрая часть возражений была мигом проглочена.

- Доктор Томер, передал нам письменный отказ от участия в операции, потому что уверен, что пациенту не представляется возможным вернуть качество жизни. Доктор Ванмеер, ваш энтузиазм похвален, но не целесообразнее ли направить эти средства на спасение тех, кто станет полноценной единицей общества? Даже при удачном исходе операции, девочка может остаться полностью парализованной, а как я понимаю, если ее семья уже сейчас испытывает финансовые затруднения, то повторная операция при вполне вероятном рецидиве, будет уже невозможна.

- Не вижу причин, чтобы отказать доктору Ванмеер в практике. Тем более, что случай действительно, уникальный и сложный. Это, как минимум, требует от нас его детального освещения в научной периодике. Но только при таких условиях. Я бы не надеялся на чудо при текущем состоянии, - подытожил Альберт, призывая своих коллег быть практичными, одновременно давая пощечину собственной дочери и непосредственно организатору этого консилиума. По традиции - досталось всем!

Ученые мужи согласно закивали головой, и Джерри сник окончательно.

- Что касается Вас, доктор Томер, за неимением достаточно опытных специалистов по интрамеддулярным спинным опухолям, боюсь, тут не остается выбора. И потому, советую как следует отдохнуть. Судя по всему, хирургическое вмешательство займет не меньше...

На седовласого коллегу деликатно закашляли его сотоварищи, призывая быть осторожным в предположениях, относительно длительности операции. Плохая примета!

- Да, да, конечно! Подготовьтесь, как следует, и настройтесь на положительный результат.

Другими словами — ничья, и ответственность по-прежнему лежит на плечах Хоуп.

Наблюдая за ее реакцией, Альберт заметил, как расслабилась ее спина, и гордая осанка медленно сползла от облегчения. Значит, не злится. Он скрыл довольную улыбку, когда по залу пронеслись согласные возгласы и первым покинул консилиум. Показная невозмутимость давалась с каждым годом все легче и легче, хотя и приходилось потом оправдываться на беседах с отцом Луисом, что от греха лицемерия в стенах больницы избавиться невозможно.

Консилиум длился не больше четверти часа, но Хоуп почувствовала, как ее прошиб пот, словно она таскала тяжести. Бравада и злорадство, не маячили даже на горизонте, а Томера, стало просто жалко. Его аргументы были продиктованы доводами рассудка и отчасти неуверенностью.

Когда Хоуп Ванмеер опускалась до столь нелюбимого ею состояния, как жалость, это невозможно было спутать ни с чем иным. Ее лицо в такие моменты представляло сложную смесь эмоций: уголки рта были чуть опущены, а глаза виновато глядели исподлобья.

- Это будет на твоей совести, Хоуп, - устало выдохнул Джерри, когда они остались наедине. - И не смей, снисходить до меня, уж лучше, как твой папаша!

Отец Луис поджидал у распахнутых дверей часовни. Делегация, которая покинула зал совещаний, не разорилась даже на сухой кивок в знак приветствия к священнику. Но на подобные мелочи Луис давно не обращал внимания. Ему хватало и горячего рукопожатия от Альберта, который ретировался первым.

Доктор выглядел довольным и его щеки розовели, словно он услышал хорошую новость. Не трудно было догадаться, что источником его позитивного настроя была родная дочь, и по какой бы причине они не собирались, эта маленькая, упрямая и гениальная дама, смогла отстоять свои позиции.

Правда, сейчас уверенности поубавилось, едва Хоуп показалась с понурым видом. На него обрушился слишком тяжелый взгляд, который растворялся в едкой горечи и даже усмешка, не смогла сгладить это отвратительное впечатление.

- Ох, не там Ваша паства, святой отец! - она кивнула на часовню. - Вон, побежали тешить свои амбиции, пересчитав косточки тяжело больному ребенку.

- Что ж поделать, - Луис развел руки. - Свобода воли не пустой звук. Любой упрямец может спастись. Тут и мимолетной мысли хватит! Ну, а ты что? Победила?

- Да. Завтра оперирую Луизу.

- Значит, не зря, Роуз ко мне зачастила. Деньги, как я понимаю, нашлись чудом?, - добродушно подытожил падре и черты его лица, разгладились и будто просветлели. - Кстати, с десяти до одиннадцати вечера и утром в то же время, здесь бывает довольно одиноко. Редко кто заходит в часовню.

- Э, нет! Я обойдусь, - Хоуп заглянула через плечо в полумрак, который разгонялся только подсветкой большого деревянного распятия в центре, и тут же устыдилась своих слов, что смутило ее окончательно.

- Ты может, и обойдешься, а Луиза нет. Впрочем, свобода воли не подвластна Господу, как самый великий из его даров, а единственным инструментом остается провидение. Всего хорошего, Хоуп.

Слова отца Луиса таили в себе очевидный призыв, но Хоуп казалось, что она не особо уловила их глубинный смысл. Но вот, что странно... Тяжесть и усталость сняло, как рукой и тело обрело невероятную легкость.

Приняв перемену за добрый знак, доктор Ванмеер поправила стопку папок и снимков МРТ в руках, после чего вприпрыжку понеслась в свое отделение.

Послеобеденное время прошло без происшествий, если не считать, грустных лиц медперсонала. В ординаторской царила тишина и если медсестры и врачи заходили выпить чашку кофе, то традиционных обсуждений не слышалось. Новость о том, что Бенедикт Купер с сегодняшнего дня завершил свою волонтерскую деятельность, приняли спокойно.

Роуз уже не чувствовала себя способной к тому, чтобы переживать за кого бы то ни было, хоть Бенедикт здорово помогал ей. Вначале - движимый принуждением, а потом с заметным удовольствием, когда привязался к Лулу.

Реакция Сэма была более бурной, мальчик зашмыгал носом, когда Нэд объявил ему, что с этого дня будет посещать его на общих правах, но постарается делать это чаще.

Ни обещание свозить на гоночный трек или подарить абонемент в дельфинарий, не смогли вернуть ребенку того умиротворения, которое окутывало его в последние дни. Сэм мог часами сидеть за столом, увлекшись рисованием или слушать музыку на плеере. Роуз заметила, что его стали меньше мучить боли, и, подчиняясь странной детской привычке быть постоянно в движении, он бороздил просторы длинного коридора, слоняясь без дела.

Ну, хоть кому-то было лучше!

Бенедикт перекинулся парой слов с мистером Хартлоу, чтобы тот подписал согласие на посещение Сэма.

Мужчина, вопреки своему привычному скромному поведению, разразился потоком благодарностей, признавая, тот факт, что сын страдает от одиночества, а потому, ничуть не возражал. От внимания Бенедикта не укрылось, что с ним стали разговаривать, тщательнее подбирая слова и это было неудивительно. Серьезный как никогда, Нэд заявился в отделение в строгом костюме, с накинутым поверх него белым халатом. Дорогие часы, едва уловимый запах дорогого одеколона, кожаные туфли, вместо кроссовок. Будто чужой, незнакомый человек, но с теми же смешливыми голубыми глазами.

С Роуз и Лулу ситуация была много хуже. Девочка была не в силах держать яркие значки с любимым Спанч Бобом, за пополнением коллекции которых так внимательно следила доктор Ванмеер. Роуз, практически, перестала выходить из палаты. Ее разбирала самая натуральная зависть, когда на глаза попадались другие женщин со своими детьми. Даже с теми, которые были слишком слабы, чтобы передвигаться самостоятельно и их перевозили на инвалидных колясках. На них, ведь не навесили ярлык — не жилец.

Лулу было больно сидеть и о невинном развлечении, когда Роуз катала дочку по коридору, наслаждаясь ее довольной улыбкой и восторгом, пришлось забыть.

Сбившись со счета тем дням, которые они провели в стенах больницы, Роуз не допускала мысли о том, что свыкнется со своим положением до той крайней степени, когда хотелось остаться здесь навсегда. Боль, которая рвала материнское сердце, стала почти незаметной. Даже к ней можно было привыкнуть, а грядущая операция и неотвратимые перемены выворачивали тело наизнанку, открывая новые грани невыносимых пыток.

Почувствовав приступ тошноты, миссис Финдлоу сделала глубокий вдох и подняла выше новенький значок, на что Лулу широко улыбнулась.

- Все! - дверь с грохотом ухнула о стену, и в палате застыл вихрь, центром которого оказалась доктор Ванмеер.

Ее глаза горели от возбуждения одержанной победы, а голос немного дрожал.

- Роуз! Деньги нашлись! Откладывать нет смысла, состояние здоровья Луизы, усугубляется с каждым днем. Операция назначена на завтра. Я проведу с доктором Томером остаток дня на инструктаже. Сделаем свежие снимки МРТ, анализы для биохимии возьмут не позже семи утра, потом ЭКГ. К полудню будет готово, а в час начнем.

И хотя голос Хоуп был пропитан уверенностью, миссис Финдлоу не нашла в себе сил подняться со стула - ноги казались ватными, а слова застряли в горле. Но слезы выход нашли.

Брайан и Сэм, присутствовавшие при столь волнительном моменте, не смели шелохнуться и на их лицах медленно гасли и вновь играли бликами крохотных лампочки гирлянды.

Затянутое темными дождевыми тучами небо, не давало пробиться ни одному солнечному лучу и царивший в палатах полумрак разгоняли лампы дневного света. Типичная для сиэтловского лета погода вернулась в полной красе.

Неоднозначная реакция была вполне предсказуемой и Хоуп подошла к девочке, чтобы дать взрослым прийти в себя. Ее легко было ввести в ступор, когда люди без стеснения показывали свою беспомощность, а потому стоило проявить такт и дать всем отдышаться.

- Привет, солнышко! Ну, что завтра важный день.

Подсунув указательный палец к обездвиженной маленькой руке, доктор Ванмеер будто засветилась изнутри, когда Лулу беззвучно открыла рот и по привычке выдохнула, пытаясь сказать свое стандартное приветствие: «Хааап!».

Но это было лишь слабое дуновение, однако полупарализованные пальчики едва заметно дернулись в ответном прикосновении, будто подбадривая и вселяя уверенность в том, что это крохотное беспомощное создание готово к предстоящей схватке за жизнь.

- Мистер Финдлоу, к вечеру по прогнозу дождь, так что не теряйте времени. У вас с Сэмом двадцать минут на прогулку. Повязки, бахилы и полная экипировка. Сменную одежду потом передать в химчистку, - молчание затягивалось, а Хоуп очень остро ощущала подобные моменты. Ей сразу становилось душно, словно начиналась клаустрофобия.

Короткие, почти приказные команды были, как нельзя кстати, подступившие слезы мгновенно впитались обратно, да и реакция Сэма не заставила себя долго ждать.

- Ура! - послышался счастливый возглас мальчишки, и он засуетился, торопливо складывая фломастеры в коробку.

- Что рисуешь? - между прочим, поинтересовалась Хоуп, пока Роуз схватившись за сердце, металась между желанием смеяться и плакать.

У нее явно сдали нервы, но доктор Ванмеер окатила ее предостерегающим взглядом, призывая взять себя в руки. Не трудно было догадаться, что воля эмоциям настанет завтра, когда Луизу на каталке увезут в операционную.

- Покажешь? - Хоуп кивнула на широкий лист бумаги, который мальчик уложил на стол картинкой вниз.

- Нет, это сюрприз для тебя, и он еще не готов! Работа ….эммм, - порывшись на закоулках памяти в поисках «взрослого» слова мальчик отчаянно покраснел, понимая, что выглядит сейчас довольно глупо. - Работа масштабная и хочет доработки!

Умные слова облегчили душу ребенка, и он умоляюще сцепил пальцы.

- Только не смотри, ладно?

- Обещаю! Если, «оабота» так хочет, - искренне рассмеялась Хоуп. -Кстати, я понимаю, что времени мало, но постарайтесь обойтись без разбитых коленей и не неситесь сломя голову! -

Пристально всматриваясь в сияющее лицо мальчика, Хоуп встала у изножья его кровати, как вдруг заметила, что он ей подмигнул.

Хотя, нет! В этот момент он смотрел чуть правее, за ее плечо и заметив, что обожаемая им доктор, обратила на это внимание, в глазах Сэма промелькнула растерянность.

Может он подмигнул отцу, который носился по палате, в поисках одежды для прогулки, или это плод разбушевавшегося от урагана эмоций воображения? Хоуп понимала, что так и до невроза недалеко. Слишком много впечатлений и переживаний, а прошла только половина дня.

Оставшись наедине с Роуз и Луизой, доктор Ванмеер пододвинула к кровати девочки кресло на колесиках и села так, чтобы Роуз могла ее видеть.

- Крепитесь, я вижу, как Вам тяжело.

- Доктор Ванмеер... Хоуп, - Роуз запнулась и с трудом продолжила, - я вижу, с каким лицом сюда заходят врачи и медсестры. Никто не верит в успех операции, кроме...Вас.

- Вам этого мало? - Хоуп нахмурилась, давая понять женщине, что спокойно воспринимает столь противоречивое заявление.

- Я уже не знаю, откуда брать силы и надеяться на лучшее. Внутри одна пустота.

- Роуз, Вашей дочери будет только хуже день ото дня. И если, не провести операцию, исход стопроцентно будет только один. Вы его просто оттяните. Да, страшное может случиться и завтра, но у меня редко бывает полная уверенность в успехе операции, однако, я ею переполнена. Не буду скрывать, что подобный настрой на руку только мне, но позитивные мысли еще никому не помешали, - это было откровенное, но убедительное вранье, которое доктор Ванмеер с такой легкостью формулировала.

Общее настроение, относительно участи Луизы можно было хоть ножом резать, и такие псевдопохороны пока еще живого человека, очень сильно походили на огромную кастрюлю каши, которая начинала подгорать, и надо было мешать эту упрямую, густую массу прикладывая неимоверные усилия.

Врачи, медсестры, физиотерапевты, родственники, другие дети и их родители, давили массовым унынием, через которое никакая надежда не пробьется.

- Роуз, Вы слишком многое пережили только ради завтрашнего дня. Глупо отступать за один шаг до финиша.

- Но каким он будет?

- Хотите честно?

Перед лицом правды, миссис Финдлоу выпрямила спину и вся сжалась, словно ей предстояло вынести сильный удар.

- Готовьтесь к худшему. Вы уже к этому привыкли и не говорите, что не допускали самого страшного. Только не прощайтесь с ней. Я сегодня виделась с отцом Луисом, он сказал, что Вы часто к нему наведываетесь...

- Это глупо?

- Нет, - Хоуп решительно качнула головой. - Вам же становится легче?

- Легче, - эхом отозвалась Роуз.

- Эта служба к тому и призвана, как минимум. Идеология, в целом, неплохая и если свести ее к сути, то стоит положиться на волю случая, чаши весов которого может перевесить только убежденность, что все будет хорошо. Посмотрите, что стало с мистером Хартлоу. Человек выжжен изнутри, порой, мне кажется, что Сэм поддерживает своего папу, а не наоборот. Решение расположить вас в одной с Сэмом палате, хоть и было спонтанным, но дало неожиданный результат. Брайан, стал с большей благодарностью и силой воли относиться к своему положению. Он почти разорен, но в итоге состояние Сэма не такое критичное, как у Луизы. Мальчик может сам себя обслуживать и проявляет чудеса стойкости. Кстати, а Вы не заметили странного поведения?

- У Сэмми?

- Да.

Наконец-то Роуз удалось отвлечь, и тщательно покопавшись в памяти, она пожала плечами.

- Ничего такого. В последнее время он начала беспокойно спать. Примерно с тех пор, как Вы сказали, что у Лулу скоро операция. Пару раз, я слышала, как он плакал во сне, но тихо-тихо. Никого не звал, а на утро и вспомнить ничего не мог. Ах, да! Порой, он так пристально смотрит на потолок, но не неподвижно, знаете, когда задумываешься, а словно следит за чем-то. Я поначалу думала, что Сэм наблюдает за гирляндой. Впрочем, это может быть плодом моего воображения, сами понимаете.

- Конечно, - задумчиво протянула Хоуп.

- Доктор Ванмеер, а каким же чудом так быстро собрали деньги? Еще вчера на объявленном счету было не больше десяти тысяч.

- Сама не знаю! Чудеса!

Заразительного магнетизма произнесенного слова хватило, что миссис Финдлоу осторожно выдавила из себя улыбку. Ее взор просиял, и спокойствие бальзамом разлилось в груди.

Под тихий гомон беседы, Луиза незаметно уснула. Это случалось крайне редко, значит, боль не терзала малышку. Хоуп вышла из палаты и вздохнула с облегчением.

Не стоило накручивать себя накануне важного дня. Перед операцией не стоило наедаться, потом наверняка вывернет и приступы изжоги, которые случались довольно часто, будут не кстати. Брать быка за рога стоило всеми возможными способами уже сегодня, а потому «маргарита неаполитано» горячая и ароматная, тихонько исчезала из огромной картонной коробки, пока ее жадно поглощала худенькая на вид женщина, заперевшись у себя в кабинете.

Жевательные движения странным образом расставляли мысли в порядке приоритета, а отголоски в виде сомнений и вовсе таяли по мере того, как все тело окутывало блаженное чувство сытости. До вечера удалось окончательно достать Томера и Тео, прочитать и перечитать свежие анализы и снимки Луизы, даже, несмотря на запрет врачей, украдкой показать самые спорные доктору Хантер, пока Хуоп не вытолкали взашей из отделения интенсивной терапии.

Вернувшись домой, ее ждала новая обязанность, которая была в новинку, но выбора не было — Гард с глазами полными тоски, бросился к новой хозяйке, повалив ту на газон и чудом не утопив в своей слюне. В пасти был крепко зажат поводок.

Долгая прогулка в компании зверюги и нескольких полиэтиленовых пакетов для уборки собачьего облегчения, как не удивительно, вернули Хоуп Ванмеер ясность ума. Прохладный ветер с залива принес соленый запах океана, безумные крики чаек будоражили кровь в преддверии надвигающего дождя, который водопадом обрушился с неба, едва ноги женщины в компании огромного пса ступили на террасу.

Оглушительный шум заполнил все пространство, гипнотизируя и успокаивая. Гард устроился рядышком с Хоуп, которая удобно устроилась на крохотном табурете. Она машинально запустила свои пальцы за острое купированное ухо, наслаждаясь бархатистостью шерсти.

Странным образом, Хоуп редко чувствовала себя абсолютной одинокой, но это не вызывало в ней дискомфорта. Занятная головоломка, в то время, как весь мир вокруг низводил одиночество к категории убийственных явлений.

Отец изводил себя тем, что стремился избавить своего единственного ребенка от этого ядовитого состояния. Альберт не знал, что стоило только Хоуп закрыть глаза, как возвращалось щемящее ощущение теплоты и умиротворения, можно было поклясться, что слышаться мамины шаги и через мгновенье ее мягкая, нежная рука, пройдется по светлым волосам, отгоняя напрасные страхи.

Это чувство с годами только укреплялось. Вот уж, сила воображения! Более того, ощущение становилось наиболее реалистичным именно накануне предстоящих операций.

И сегодняшний день не был исключением.

По голове пробежали мурашки, затерявшись где-то в районе шеи. И, несмотря, на крепчающую прохладу, Хоуп чувствовала блаженное тепло и покой, она машинально подняла руку и накрыла ею свое правое плечо.

Иллюзия тут же исчезла, возвращая в реальность и к бархатной шерсти довольного до нельзя Гарда. В сердце едва заметно кольнуло.

На ступне левой ноги отчетливо ощущалась дырка в носке, в районе большого пальца. Порог медицинского центра сосредоточенно и с серьезным видом, доктор Ванмеер переступила с правой ноги. Белье была надето чистое, но старое. Никаких нововведений с того, момента, как она открыла утром глаза, ощутив, что тело больше не хочет сна, не последовало. Завтрак состоял из двух тостов с пюре из авокадо и лимонного сока с жареным сыром и нескольких ложек нежирного йогурта. Такси, по обыкновению, ожидало на подъездной дорожке. Сегодня действовал строгий запрет на подсчет секунд, за которые удастся добраться до машины, покинув дом.

Отец спокойно воспринял все завихрения своего ненаглядного чада, а потому даже не обронил слова, спокойно читая утреннюю газету. Впервые за долгое время у него был полноценный выходной. Мегги так же старалась не проронить ни слова, получив строгие указания от доктора Ванмеера.

Хоуп знала, что в отделении сегодня будет особо пристальное внимание к ней и нарочно шла в свой кабинет, опустив глаза в пол, кивком приветствуя детей, который спешили поздороваться с любимым доктором, женщина игнорировала голоса их мам и пап, как вдруг, совершенно отчетливо до ее слуха донесся приглушенный низкий голос Бенедикта. Пришлось споткнуться, но темп не убавился. Наверняка, пришел поддержать Лулу и Роуз. Похвально! Едва отперев дверь своего кабинета, она с грохотом ее захлопнула и повернула ключ.

На столе ее уже ждали результаты последних обследований Луизы и желтый запечатанный конверт, на котором, размашистым и сбитым почерком было написано — для Хоуп.

Это была история болезни Джеймса Маккардена.

Потом пошли звонки: из лаборатории, от Тео, из финотдела, затем доложили о том, что операционная готова и ровно в двенадцать, Хоуп вылезла из своего убежища, ощущая, как ее раздирают предвкушение, нетерпение и паника, вперемешку с несильным страхом. В целом, коктейль эмоций был терпимым, но вызвал жуткий дискомфорт, словно невозможно было почесать место, которое невыносимо зудело.

Она на секунду замерла, будто взвешивала трудное решение и его последствия и как ни странно, прошла мимо палаты Луизы и Сэма, юркнув по привычке на лестницу.

«Жаль, что не с десяти до одиннадцати!»

В часовне было не многолюдно, и никто не обратил особого внимания на женщину, которая старалась не смотреть на людей. Ее охватила оторопь, словно впервые нужно будет рассказывать Санте стихотворение, которое она напрочь забыла. Падре Луис, наверняка, находился в исповедальне и хорошо!

Лоб взмок за долю секунды, как и ладони. Хоуп замерла, как вкопанная. До распятия оставалось не больше нескольких шагов, но тут, ее вполне ощутимо толкнули, мимо проходящая пара. Не врачи и не студенты, двое мужчин с печальными лицами. Они горячо извинились, чем привлекли внимание священника. Он как раз закончил принимать исповедь и украдкой выглянул из-за коротенькой занавески, но выходить к Хоуп не стал, боясь «спугнуть» ее.

Словно опомнившись, что у нее мало времени, доктор Ванмеер, ощущая неловкость, подошла к алтарю и не зная, с какими словами обратиться, опять впала ступору. Ее голова резко дернулась, и глаза резко защипало, так часто бывало в детстве, когда шалости заходили слишком далеко и нужно было держать ответ перед родителями. В такие моменты, жалость к самой себе, нелогичная и сильная, тянула за собой рыдания, вперемешку с полной капитуляцией, от чего совесть становилась чистой, и непременно наступало облегчение.

До отца Луиса долетело лишь одно слово, от которого он и сам весь сжался, отпрянув в спасительную тьму конфессионала.

«Помоги».

Искренне, полное чистосердечного и полного признание своих слабостей и сомнений, детское и надломленное.

Не последовало никаких вспышек просветления, не ощущалось особой благодати, только радость от того, что упрямец признавал свои ошибки и немощь контролировать хоть что-то в непредсказуемой цепочке событий.

Еще несколько секунд в тишине и Хоуп, шмыгнув носом, с силой потерла глаза и буквально выбежала.

Как же, как же.... Великому гению сегодня предстояло страшное испытание. Отец Луис помолился вслед за женщиной-хирургом.

- Добрый день! Как настроение? - пролетел веселый голос Хоуп, только эффект был произведен противоположный.

Сегодня Сэм был один, но отсутствие его папы компенсировалось наличием Микки Дьюри и Бенедикта. И если интерн получил вполне конкретные инструкции присматривать все утро за миссис Финдлоу, то мистер Купер присутствовал исключительно по своей инициативе, что нашло в сердце Хоуп странный отклик.

Внимание Нэда было полностью поглощено сложной конструкцией, которую он собирал с Сэмом. На данном этапе результат только начинал вырисовываться: сплетение проводов, деталей и трубок должно было в итоге стать роботом.

Хоуп заметила, как преобразились черты лица Бенедикта, когда она зашла в палату, что немало ее смутило.

«О, нет! Давай только без лишнего внимания», - пронеслось в ее голове, а едва заметный резкий отрицающий кивок, мигом оборвал воодушевление Купера.

Миссис Финдлоу выглядела... жизнеспособной. Может женщина и пыталась крепиться до того, как Хоуп ворвалась в палату, но вот, резко закрыла рот рукой и намертво вцепилась в поручни кровати Лулу.

Девочка по обыкновению выдохнула приветствие, и пальчики зашевелились, в поисках нового значка. Скромные подарки со стороны Хоуп были больше психологическим аспектом, который вырабатывал у детей с синдромом рефлекс для успокоения.

Перед глазами Луизы появился красивый зеленый значок с красными полосами, на котором была изображена неунывающая морская звезда из детского мультсериала.

- Как самочувствие? - последовал вопрос к Роуз.

- Микки напичкал меня успокоительным, а то я бы уже...., - нос миссис Финдлоу покраснел, а глаза заблестели.

- Отлично! Сейчас за нами зайдет Тео, и Вам можно будет проводить Луизу до дверей операционной, чтобы девочка не испытывала лишнего стресса. Кто-нибудь из Ваших родственников сегодня приедет?

Ноль эмоций в отношении Купера, не были показательными. В неоднозначном отношении к людям и странном поведении у Хоуп Ванмеер практически не было конкурентов. За отсутствием всякой наигранности, Нэд быстро разобрался в оставшихся вопросах, относительно ее личности и множестве кусочков сложной мозаики, которая с утра дополнилась еще десятком противоречивых элементов.

Непонятные ухмылки персонала относительно «прибабахов» их молодого светила, споры на счет признаков аутизма, когда «ее высочество» заявится на работу, со слов Джерри Томера и неспособности даже поздороваться, а также длинный список суеверий, вплоть до дырявого носка на правой ноге — находка для прикладной антропологии. Потом медсестер охватил ажиотаж и понеслись совершенно невероятные байки, про «диагностических» комаров, которые если залетят в палату и укусят пациентов больше десяти раз, то непременно жди ухудшения.

Само собой нельзя перед операцией стричь ногти.

Долго и натужно смеялись над незадачливым доктором Томером, который хотел поменяться и не ассистировать Хоуп, а если бы это случилось, то операцию можно считать провальной.

Сегодня даже закрыли вход для студентов-практикантов, чтобы те с дуру не ляпнули, что-то вроде «а можно какой-нибудь интересный случай», случаев было бы столько, что болтунов врачи могли придушить болтуна голыми руками.

И святая святых это сказать: «Что-то скучновато...».

Микку Дьюри припомнили давний случай, когда он выдал эту фразу на практике в морге. В тот день случилась авария на местной водонапорной станции. Погибло четырнадцать человек. Парнишку заставили помогать со вскрытиями всех тел.

Несколько лет назад выдался год, когда развелось много мух и, тут же заприметили, если одна из этих тварей проберется в неотложку, где реанимируют людей, и сядет на пациента, то все — труп. За этими гадами гонялись, как умалишенные, нарушая все законы физики и ставя рекорды по прыжкам вверх с мухобойкой наперевес.

Взгляд Бенедикта медленно прошелся по фигуре Хоуп, и тут же на губах заиграла умиленная улыбка, потому что сквозь вентиляционные отверстия «кроксов» отчетливо виднелся обнаженный кончик большого пальца, хотя носки были на месте.

«Чудачка», - с нежностью подумал он и потрепал по плечу Сэма, который затаив дыхание следил за сборами Луизы.

Джери Томер то ли в шутку, то ли всерьез предупредил его, чтобы никаких напутствий вроде «удачи» или «ни пуха ни пера» вслед Хоуп не полетело.

- Да, мои родители и друзья, - растворился голос Роуз уже в коридоре.

- Прекрасно. Вам лучше побыть с ними.

Из-за угла появилась мощная фигура Тео Робсона. Он специально не закрыл лицо маской, чтобы Луиза его узнала.

Роуз держалась с трудом, мысли путались, и она боялась отвести взгляд от лица своей малышки, а потому и не заметила как быстро они добрались до операционной.

Перед распашными дверями, каталку остановили.

Медленно убирая свою руку от ладошки Лулу, Роуз внезапно уверенным голосом произнесла:

- Я люблю тебя, солнышко! Пора немножечко отдохнуть, ты поспишь, а как откроешь глазки, мама будет рядом. Обещаю!

Трогательная интерпретация «я тебя не отпущу» помогла Хоуп понять, что миссис Финдлоу сделала выбор, но стоило им только скрыться в оперблоке, как женщина разрыдалась. Ее тут же обступили подоспевшие родственники. Из-за дверей было слышно, как в унисон ей кричала Луиза.

Успокоить ребенка, который буквально зациклен на своей матери, было серьезной проблемой. Пока шла подготовка к операции, с малышкой находилась доктор Шуст, а Тео и Хоуп намывали руки и облачались в стерильные костюмы. Медсестра поочередно надела им по две пары резиновых перчаток, а затем маски на лица. Тео не стал проявлять галантность и прошел первым, зная, что у Хоуп свой ритуал.

Она всегда, на несколько секунд застывала в дверном проеме, как и сейчас.

Удивительное и странное чувство началось с кончиков пальцев на ногах, стремительно поднимаясь все выше к голове. Ощутимый мандраж, будто вытягивали вакуумом и Хоуп закрыла от блаженства глаза. Это было поразительно и не поддавалось описанию, но факт оставался фактом — порог операционной переступил уверенный в себе хирург, который испытывал только спокойствие.

Жаль, что тем же не могла похвастаться и Лулу. Ее лицо раскраснелось, и из носа обильно вытекала прозрачная слизь.

- Тихо, тихо, девочка. Смотри, это же я! Хааап! - поспешно стянув маску, доктор Ванмеер нарочито близко нависла над Луизой, тем самым перекрывая ей обзор на незнакомую обстановку и людей.

Но плач не прекратился. Следовало принять более радикальные меры.

По стерильной комнате, уставленной сложной техникой, всевозможными шкафами и тумбочками с инструментами и препаратами, внезапно, разнеслись звуки песни. Робсон, закатил глаза, широко улыбнувшись под маской. Это была его колыбельная.

Пока ужасное и нестройное исполнение творило чудеса, педиатр и медсестра подключили электроды, а Тео перепроверив дозировку наркоза, встал у изголовья стола и в пример доктору Ванмеер, немного приспустил маску, открывая лицо.

- Вот так, малышка, не бойся, - широкая прозрачная пластиковая маска с гофрированной трубкой, мягко улеглись на личико Луизы. Новая волна паники была на подходе, судя по суженным зрачкам, но Хоуп стала петь громче и встав на подножку, снова появилась в поле зрения девочки.

- Кто шепчет там, чтобы ты не верил словам? Спросишь меня: «Неужели, ты мне соврешь?»

Вся команда кривилась из-за того, что их ведущий нейрохирург страшно фальшивила и не попадала в мотив, терзая слух, а Робсон страдал больше остальных, словно находился на семейном ужине и настало время для демонстрации талантов не особо одаренных отпрысков.

Благо, что Лулу уже сонно моргала, а частота сердцебиения приходила в норму, судя по монитору. И ведь никому невдомек было, почему так фальшивил голос у Хоуп. В тот момент, пока она пела, вызывая самые разные эмоции у своих коллег и десятков людей наблюдающих, за подготовкой к операции, она не могла отрицать очевидного. И если случай Луизы по своей уникальности, будоражил ее разум, как хирурга, то тяжелое состояние девочки находило отклик в душе совершенного иного рода. Этот ребенок, вполне вероятно, сейчас закрывал глаза навсегда.

- Не бойся малыш и не верь, что сказала звездааааа. Я рядом буду, а ты ненадолго уснешь.

Пальчики Луизы разжались и красочный значок забрала медсестра, после чего упаковала его в стерильный пакет и убрала в тумбочку. Затем она удалилась, чтобы сменить перчатки и продезинфицировать руки.

- Тебе не успокаивать детей своим пением, а воскрешать из мертвых, - не выдержал Робсон, когда доктор Ванмеер с ехидством взглянула на него.

- Тонкое замечание, доктор Робсон! - нарочито сказала сказала Хоуп и окатила друга убийственным взглядом, за слово «мертвые». - Показатели жизнедеятельности, доктор Шуст.

Энди быстро отчеканила данные и Луизу ловко перевернули на живот, проследив, чтобы лицо попало в выемку на столе. Еще раз проверили все электроды, соединения и надежность их крепления. Слаженность действий буквально гипнотизировала, многочисленную публику, которая пристально следила за происходящим.

Студенты последних курсов, аспиранты, интерны и состоявшиеся доктора толпились в смотровой, которая нависала сверху.

- Как вы можете наблюдать, доктор Ванмеер производит ламинотомию, чтобы открыть спинномозговой канал на один уровень ниже и на один уровень выше солидного компонента опухоли., - тихий голос одного из докторов, который привел группу студентов, прояснял отдельные этапы операции. - Затем края разреза прошиваются и подшиваются к мышцам разведения в стороны. Прокладывается длинный ватник для тампонады возможного мелкого венозного кровотечения и проводится визуальная оценка дорзальной поверхности спинного мозга в зоне доступа.

Хоуп рассекла арахноидальную оболочку по средней линии на всем протяжении и развела их в стороны.

- Лигатуры. Пять ноль, - последовала ее команда, и медсестра передала ей инструменты.

Джерри ловко подхватил их и закрепил.

Диссекция завершалась. Настал этап непосредственного перехода к опухоли.

Томер пристально наблюдал за тем, насколько полноценно Хоуп проводит миелотомию на протяжении всех опухоли. Это позволяло минимально травматично развести интактный спинной мозг, чтобы обеспечить достаточное пространство для манипуляций по удалению.

Время в операционной искривлялось и меняло свои свойства. О том, что прошло больше двух часов, Хоуп догадалась только после того, как почувствовала, что ее шея затекла. Но теперь наступал самый ответственный момент — максимальное безопасное частичное удаление не меньше девяноста процентов опухоли. Идеальная практика для интуиции, потому что никто кроме хирурга не определит полный объем удаления при диффузных опухолях. Только она определит этап достижения субтотального удаления, принимая на себя буквально ответственность за жизнь пациента. Ведь четкого критерия, на основании которого можно с уверенностью говорить о значимом повреждении двигательных путей спинного мозга, не существовало.

Хоуп снимала ткань переродившихся клеток слой за слоем, словно луковицу, периодически спрашивая Робсона о состоянии показателей жизнедеятельности Луизы, пока уровень кровяного давления не упал до критического, столь резко, что Томер чертыхнулся сквозь зубы.