Отрывок из повести
- Снасти здесь? Здесь. Сачок здесь? Здесь. Наживка здесь? Здесь. Сигареты взял?
- Да, - сказал Сергей Башкапсаров. Он сидел на средней банке, придерживая весла обеими руками, слегка балансируя ими, чтобы лодка не стала боком к волне, или лагом, как говорят моряки.
Хозяин - звали его Володей, - придерживая лодку за корму, острым взглядом шарил в лодке, убеждаясь, все ли на месте, и, убедившись, что все на месте, мощно перебрав несколько раз мускулистыми ногами в закатанных брюках, вытолкнул лодку за линию прибоя и, ловко впрыгнув в нее, крикнул:
- Греби1
Прибой был не такой уж шумный, чтобы кричать. Но хозяин вообще все делал покрикивая. Крик его был следствием той особой повышенной нервности, некоторой безуминки, которая сама является следствием более или менее постоянной работы под открытым небом, на солнце.
…Лодка развернулась и шла вдоль огромного обрыва, поросшего сверху дубовой рощей, живописной в своей корявости. Гора эта слева опускалась пологим спуском к рыбачьему поселку, где жил Володя Палба. Если смотреть дальше вдоль берега, виден был полукруг мыса с призраками небоскребов, как бы висящими в воздухе от расстояния.
- Теперь еще бережней! - сказал Володя, и Сергей стал поворачивать лодку.
Они собирались рыбачить в начале маленького залива, куда направился глиссер с велосипедистом. В глубине этого залива, среди реликтовых сосен, зеленело здание санатория. Территория его пляжа была отделена от остального берега розовой пластмассовой стеной.
- Па, кефаль играет! - крикнула Женя.
Сергей посмотрел в сторону протянутой руки девочки и увидел метрах в сорока от лодки, ближе к берегу, какое-то бурление воды, словно в этом месте из глубины моря били ключи. Потом он заметил, что в этой бурлящей воде появляются какие-то черные точки. Он догадался, что это рыбы высовывают носы из воды. Одна, две, три, четыре, пять… Трудно было сосчитать, сколько их там. Может, десять, может, пятнадцать рыб. Некоторые из них вдруг исчезали, а потом снова появлялись или на их месте появлялись другие. Сергей почувствовал волнение. В тишине ему показалось, что он слышит какой-то хлюпающий звук.
- Тише… - сказал Володя. - Подгребай не вынимая весел.
Сергей взял свой спиннинг, осторожно отцепил крючки от катушки, размотал ставку и пустил ее в воду. Тяжелый свинец быстро стал раскручивать катушку, и ставка, проблеснув крючками, ушла в воду. Он выпустил метров двадцать шнура, и шнур, увлекаемый движением лодки, вытянулся, и Сергей время от времени мягко, чтобы не сорвать ставку, подтягивал шнур, чтобы приманить рыбу игрой блестящих крючков.
Несколько раз ему попадались одинокие ставридки. Раз он подумал, что тянет какую-то большую рыбу, но это оказалась игла. Длиной в полметра, серебристое круглое тело и длинный клюв болотной птицы.
- Ты смотри, игла стала появляться, - сказал Володя, глядя на прыгающую и извивающуюся на дне лодки рыбу.
Сергей снова опустил в воду ставку. Вдруг он почувствовал живое, сладкое трепыхание внезапно отяжелевшего шнура.
- Стой! Стой! - крикнул он, боясь, что ставка не выдержит сопротивления тяжести рыб и движения лодки. Сергей осторожно и равномерно крутил катушку и все время нетерпеливо смотрел за борт, наконец увидел приближающуюся ставку с белыми проблесками рыб. Казалось, на ставке очень много рыбы, но, когда он поднял ее над водой, на ней оказалось пять мелко трепыхающихся ставридок, и одна из них плюхнулась в воду, прежде чем он поймал качающуюся ставку. Дрожащей рукой он снял с крючков четыре ставриды и бросил их на дно лодки.
- Видно, напали на стаю, - сказал Володя, поднимая весла, - попробуем.
Он привязал к шнуру готовую ставку и отдал свой спиннинг дочери. Сам он стал ловить просто со шнура, намотанного на катушку.
Сергей несколько раз вытаскивал по одной, по две рыбы. Володя каждый раз вытаскивал в два раза больше, чем Сергей и девочка. Но у него была длинная ставка. Сергей подумал с обидой, что напрасно хозяин сделал ему ставку покороче. Но рыба внезапно исчезла и уже ни у кого не шла.
- Случайная стая, - сказал Володя.
- Нас здорово отнесло, - поправила его дочка.
Володя молча взял в зубы шнур и, сбросив весла на воду, сильными гребкайи, так что от носа в обе стороны пошла волна, стал грести на старое место. Теперь они стояли напротив самого начала подковы залива.
Они снова начали ловить, и у хозяина с первого же заброса подцепилось множество ставридок.
- Со дна? - спросил Сергей дрогнувшим от ревности голосом.
- С полводы, - сказал Володя, лениво отряхивая ставку и ловко отцепляя ставрид, которые слишком крепко сидели на крючке.
Сергей стал быстро разматывать шнур в глубину, то и дело, через каждые два-три метра, останавливаясь -и пытаясь подсечь. Но рыбы не было.
- Смотри! - сказал хозяин и показал на ослабевший шнур. Было похоже, что грузило легло на дно, и, естественно, шнур ослабел, и пытаться разматывать его было бессмысленно.
- Дно? - спросил Сергей, не понимая, в чем дело.
- Рыба не пускает, - сказал Володя горделиво и стал медленно вытягивать шнур. Сергей смотрел в воду. Огромная изломанная цепочка приближалась к поверхности воды. Когда хозяин, встав на банку, вынул ставку, всю унизанную дрожащей рыбой, в воздухе стояло серебристое мерцание, и звук трепыхающихся хвостов был похож на звук крыльев ласточек, которые трепещут у гнезда. Звук далекого детства в деревенском доме дедушки. Как давно Сергей не слышал этого звука, да и где он, дедушкин дом!…
Сергей снова стал опускать шнур, время от времени подсекая. Вдруг он почувствовал, что шнур потяжелел, словно налился соком, и он стал его выбирать, и шнур по дороге еще сильнее потяжелел, словно продолжал наливаться соком, и это было ощущение счастья, везенья, полноты жизни. Он вытащил ставку. На ней было семь ставрид.
- Семь, - сказал Сергей, чтобы все видели. Он начал дрожащими от волнения руками снимать рыбу, но снимать было страшно неудобно, потому что одной рукой она не снималась, а взяв рыбу обеими руками, он не знал, куда деть удилище спиннинга. В конце концов, сильно волнуясь, он, зажав удилище между ног да еще подбородком прижав его к телу, добился некоторой устойчивости удилища.
Но пока он с ним возился, произошла главная ошибка: конец ставки с грузом оказался на дне лодки, натяжение ставки исчезло, и бьющаяся рыба за полминуты запутала всю ставку. Сняв рыбу и чуть не плача от волнения (надо же запутаться именно тогда, когда пошла хорошая рыба), он стал распутывать ставку, стараясь вдуматься, куда идет какой узел, и уже заранее зная, что не распутает, и все-таки упорствуя, как в школе, когда, запутавшись в контрольной работе, уже после звонка пытался что-то сделать, но сам знал, что уже ничего сделать не сможет, и тупо продолжал думать, а учительница ходила между рядами и отбирала последние тетради.
Так и сейчас он занимался распутыванием ставки, а в это время хозяин вытащил еще одну гирлянду, и видеть это было мучительно - как он спокойно стряхивает рыбу со ставки, а если рыба не стряхивается, он, поймав ее ладонью, легко, двумя пальцами, отделяет от крючка.
Теперь Сергей вынужден был признать правоту хозяина, когда он сделал ему сравнительно небольшую ставку: длинную ставку он сразу же запутал бы. Да и эту, короткую, проклятую, сумел запутать…
У Володи тоже перестала брать рыба, и это несколько облегчило мучения Сергея, но никак не облегчило распутывание ставки.
- Па, опять отошли, - сказала девочка.
- Что там у тебя? - наконец спросил хозяин. Сергей давно ждал этого вопроса.
- Да запутался, - ответил Сергей, стараясь скрыть отчаяние.
- Дай посмотрю, - сказал Володя, и Сергей протянул ему свою ставку. - Садись на весла, - добавил он и пересел на корму, продолжая оглядывать запутанную ставку Сергея.
Сергей радостно пересел на весла и стал ровно и сильно грести. Ему очень неприятно было, что он запутался, потому что он оказывался совершенно беспомощен, когда и раньше, бывало, запутывалась леска.
Действуя зубами и пальцами, хозяин быстро распутал его ставку, и, когда они снова подошли к тому месту, где ловилась рыба, он уже снова опускал шнур в воду. Но теперь рыба почти совсем не ловилась.
- Случайная стая, - опять повторил хозяин свою версию, как будто неслучайная стая должна стоять на месте, а случайная может быстро передвигаться. - У меня что-то подцепилось, - вдруг сказал хозяин.
- А что? - спросил Сергей.
- Не пойму, - сказал Володя, прислушиваясь к шнуру, - а-а, скорпионы…
Он выбирал шнур, а Сергей, свесившись с лодки, внимательно смотрел в воду. Наконец появилась ставка. На самых нижних крючках он увидел две рыбы, одну большую, величиной с охотничий нож, другую поменьше, с ладонь. Спины обеих рыб были покрыты розовыми хищными пятнами.
- Видишь, на спине? - спросил хозяин, вытянув ставку и держа ее за бортом.
На спине, особенно заметный у большой рыбы, торчал плавничок вроде маленького черного пиратского паруса. Плавничок этот сокращался, то складываясь в колючку, то нервно развертываясь.
- Не дай бог ударит, - сказал Володя просто и, все еще держа одной рукой ставку подальше от лодки, стал искать в ящике, чем бы оглушить рыбу. Покамест он искал, маленький скорпион слетел с крючка и нырнул в глубину, а большой яростно трепыхался, и колючий пленчатый плавничок на спине то складывался, то, злобно напрягаясь, разворачивался.
Володя достал гаечный глюч, подвел ставку к наружному борту лодки и, когда скорпион, качавшийся на ставке, притронулся к борту, двумя-тремя ударами размозжил ему голову.
После первого удара, почти не задевшего его, скорпион с такой силой откачнулся, что чуть не долетел до Сергея, склоненного над бортом. Сергею показалось, что скорпион в последнее мгновение напряг свой ядовитый плавник, чтобы хотя бы этим плавником дотянуться до него.
Сергей вздрогнул и отпрянул. Вторым и третьим ударом Володя размозжил скорпиону голову и, уже рукой обхватив расплющенную голову, сдернул дряблое тело рыбы и выбросил в море.
Скорпион медленно пошел ко дну.
Они еще некоторое время порыбачили, но больше рыба не шла.
- Случайная стая, - сказал Володя, и они пошли поближе к берегу, чтобы ловить разную рыбу на наживку.
Сергей вынул сигарету и с наслаждением закурил, откинувшись на корму.
В сущности, на самодур ловить они сегодня и не очень собирались. Это просто так, попутно. Главный лов - на Большую Уху, которую они сегодня обещали устроить, - это лов на наживку. Еще со вчерашнего дня выловленные креветки лежали под передней банкой лодки, засунутые в чулок. Володя время от времени окунал этот чулок за борт. Сергей не очень понимал эту его процедуру (то ли он хотел, чтобы креветки слегка протухли от морской воды, то ли таким образом он как-то их освежал), но раз он считал нужным окунать их в море, значит, так было правильно.
Чтобы ловить на наживку, надо было подойти гораздо ближе к берегу. По словам Володи, он знал одно место, где, кроме всего, попадаются каменные окуни, редкие по красоте голубоватого оперения рыбы.
Лодка ткнулась носом в береговой гравий и заскрежетала. Володя выпрыгнул из лодки. Сергей немного отошел задним ходом и остановился, придерживая лодку на одном месте. Володя выбирал на берегу подходящий камень, который можно было бы использовать в качестве якоря, чтобы ловить рыбу, стоя на одном месте. «Странно, - подумал Сергей, - что у него нет настоящего якоря».
- У нас был якорь, но застрял на дне, - сказала девочка, словно отвечая на его недоумение.
Наконец Володя выбрал подходящий камень, сужающийся к середине, такой, чтобы его можно было обвязать веревкой. Сергей подгреб, и Володя, положив камень на переднюю банку, оттолкнулся от берега и впрыгнул в лодку.
Они остановились метрах в ста от берега. Пока Сергей греб, хозяин привязал камень к длинной капроновой веревке и стал вытаскивать из деревянного ящика так называемые закидушки - легкую снасть с двумя-тремя крючками для донного лова на наживку. Иногда он слегка подергивал леску, заподозрив, что она гнилая, и если леска рвалась, он быстро мастерил новую снасть, благо здесь, в его деревянном ящике, все было под рукой.
Иногда исподлобья поглядывая то на Сергея, то на берег, чтобы точнее определить одному ему известное место, он тихо бормотал:
- Еще мористей… Чуть бережней… Еще чуть-чуть… Еще разок… Бросай весла…
Сергей приподнял мокрые капающие весла и закрепил их вдоль бортов. Хозяин взял в руки камень с привязанным к нему канатом, опустил его за борт и стал потихоньку стравливать канат. Камень, светясь, потом тускнея и тускнея, постепенно шел ко дну; вода была очень чистая, но до того густого цвета, что Сергей, как ни старался, не смог проследить за камнем до самого дна: густая, плотная синева поглотила его.
Сергей отсыпал пригоршню креветок из чулка, еще раз смоченного хозяином, высыпал рядом с собой на банку, потом наживил все три крючка, причем самую крупную креветку наживил на нижний крючок.
Осторожно, чтобы опять не запутаться, он перебросил конец снасти за борт и стал опускать леску, пока не почувствовал, что грузило легло на дно. Убедившись, что оно лежит на дне, он слегка приподнял шнур, чтобы тот немного натянулся и поводки с крючками не мешали друг другу.
Девочка ловила с кормы, а хозяин ловил с носа, где он сейчас прилег, раскинув по обе стороны борта руки и держа в каждой по шнуру. Лодку тихо покачивало. Иногда - шлеп! шлеп! - несоразмерная волна ударяла под приподнятую корму, и снова успокоительное, ровное дыхание моря тихо приподымало и опускало лодку.
С востока задул местный ветер «потиец», и течение довольно сильно работало, но лодка стояла на месте, туго оттянувшись от капроновой веревки с якорем.
«Тук!» - осторожно ткнулась рыба о наживку, и Сергей замер, ожидая повторной поклевки. В это время хозяин, лежавший на носу, резко дернул рукой вверх, после чего, так и не привстав, а только взяв в зубы левый шнур, стал выбирать обеими руками правый, а Сергей, увлекшись, чтобы узнать, что там у него идет, наклонился и стал смотреть в воду.
Плоское тело великолепного ласкиря (так здесь называют морского карася) резкими короткими зигзагами подымалось из синевы моря, укрупняющей его размеры, как увеличительное стекло. Так и не привстав, а только свирепо из-за зажатого в зубах шнура поглядывая в сторону приближающейся рыбы, хозяин вытащил ее из воды, поймал на лету ее отрепыхнувшееся и продолжающее трепыхаться тело и, сжав его в большой ладони, снял с крючка и швырнул на дно лодки. И тут же, свирепо прислушавшись к зажатому во рту шнуру, быстро подхватил его левой рукой, подсек и вытащил точно такого же ласкиря.
- Па, бессовестный, тебе везет… - сказала девочка и тут же сама подсекла и стала тянуть какую-то рыбу. Сергей стал ревниво следить, что же поймала девочка, и в это время почувствовал сильный сдвоенный удар. Сергей, как ему показалось, мгновенно подсек, хотя и заметил, что шнур его довольно слабо провисал, так что подсечка его могла и опоздать.
Так оно и оказалось. Сергей замер, стараясь не вспугнуть рыбу, которая, по-видимому, ходила возле его крючков, осторожно пробуя наживку. «Главное - не отвлекаться и все время держать леску натянутой», - думал он, стараясь не шевелиться и только глазами следя за шнуром девочки, который медленно выходил из воды.
- Па, голубой окунь! - крикнула девочка, и ее прекрасные голубые глаза вспыхнули. Сказочная рыба с каким-то яростным, тропической синевы оперением ходила на поводке у самой поверхности воды. Девочка, сама залюбовавшись, забылась и перестала тянуть шнур.
- Смотри, уйдет, - сказал отец и, наживив крючки, отбросил налево и направо от себя обе снасти. Он отбрасывал их так далеко, что потом, улегшись, уже спокойно ждал, когда они сами дойдут до дна.
Девочка вытащила рыбу и, сама вся светясь и вздрагивая, подержала ее в руке, а потом осторожно положила на дно лодки.
А Сергей все ждал, когда же его осторожная рыба возьмет наживку.
- У тебя уже, наверное, давно склевала, - сказал Володя сонным голосом. Сейчас он лежал на носу, нахлобучив на лицо измызганную фетровую шляпу, которую достал из-под передней банки, лежал с якобы безвольно раскинутыми руками, едва шевеля указательными пальцами, которыми он пробовал шнуры, и поза его отдаленно напоминала Лозу лисицы, которая притворяется мертвой, чтобы привлечь ворону.
«Что же ты мне раньше не сказал, старый шарлатан?» - подумал Сергей и словно прислушался к тяжести снасти (хотя тяжесть снасти, облегченной на три креветки, никак нельзя было почувствовать) или, точнее, прислушался не к тяжести снасти, а к ощущению пустоты вокруг его крючков, к отсутствию интереса к его крючкам, которое тем более нельзя было почувствовать. И все- таки чувствуя и то и другое, Сергей вытянул всю снасть и убедился, что на крючках ничего нет. Только на одном из них торчал призрачный и прозрачный кусочек шкурки, из которой рыба выдернула мякоть.
Сергей выбрал еще три креветки, стараясь найти среди них самые крепкие и привлекательные, наживил каждую из них, тщательно продев крючок сквозь все туловище, и осторожно опустил за борт свою снасть.
Только Сергей почувствовал, что грузило легло на дно, как что-то клюнуло и тут же затрепыхалось на крючке, и Сергей с какой-то панической радостью подсек и стал выбирать шнур, чувствуя, как упирается там, в глубине, что-то тяжелое, что-то несогласное с его действиями и в то же время вынужденное подчиняться им.
Сергей выбирал шнур, стараясь делать это ровно и не давать слабину и в то же время думая о том, что вот, говорят, надо вовремя подсечь, а ведь все не так, ведь ясно, что рыба эта зацепилась за крючок раньше, чем он подсек. «Так что, - думал он, неизвестно с кем полемизируя (то ли с хозяином, то ли вообще со всеми сторонниками единственного решения там, где поиск истины требует свободного варьирования), - если уж рыба села на крючок, так она и будет на нем сидеть». В глубине, как драгоценность светясь плавниками тропической синевы, появился каменный окунь.
- Опять голубой! - крикнула девочка радостно и взглянула на Сергея, как бы желая сказать: вот видишь, мы говорили тебе, что ты испытаешь эту радость, и вот ты ее испытываешь, ты поймал голубого окуня!
Сергей улыбнулся девочке, мимоходом залюбовавшись ее светящимся лицом, исполненным такой чистой, бескорыстной радости, и, низко наклонившись над водой, сразу, чтобы не рисковать, как только окунь появился у поверхности, схватил его всей ладонью, зажал его сверкающее, тропической синевы, щекочущее живым трепетом тело, снял с крючка, подержал и бросил на дно лодки.
Девочка и он интуитивно сразу стали искать глазами первого окуня и сразу его нашли среди ставридок, потому что он почти потерял свою изумительную сверкающую окраску. Теперь Сергей с сожалением следил, как и второй, пойманный им, окунь, все еще трепыхаясь на дне лодки, тускнеет и тускнеет.
- Па, может, в сачок их выложить? - спросила девочка отца.
- Угу, - сказал он и, сдвинув шляпу на голову, сел. Опять же вставая, он взял в рот леску и освободившейся рукой вытащил из-под банки, на которой лежал сачок. Потом снова лег и нахлобучил на лицо свою видавшую виды шляпу.
Сергей тоже почувствовал, что солнце слишком сильно припекает, и, сняв майку и смочив ее в воде, завязал на голове в виде башлыка. Приятная прохлада облегла голову.
Девочка собрала рыбу в сачок, и получилась довольно увесистая кладь. Сергей приподнял сачок и, довольный его тяжестью, точнее, довольный своим соучастием в сборе этого морского урожая, погрузил его в воду и закрепил веревочную дужку ободка за уключину. Могучий перламутровый слиток рыбы сразу засверкал, омываемый свежей морской водой.
Некоторые рыбы - по-видимому те, что лежали на дне, - там, где кое-где стояла вода, - каждый раз, когда сачок приподнимался над водой вместе с качающейся лодкой, оживали, барахтались и шлепались.
Теперь лов пошел лучше, и Сергей почти не отставал, - если не от хозяина, то от его дочки. Он поймал несколько ласкирей, с дюжину колючек, еще одного голубого окуня и пять прелестных барабулек с веснушчатыми спинами.
- Па, у меня скорпион; - вдруг сказала девочка, и Сергей увидел у самой поверхности воды мечущуюся на крючке с пульсирующим плавником на спине ядовитую рыбу.
- Осторожно, подведи к борту и ударь чем-нибудь, - сказал отец и, присев, стал следить за дочкой.
- Ну его, я боюсь, - сказала девочка.
Хозяин посмотрел на Сергея, но Сергей не изъявил ни малейшего желания связываться с морским скорпионом.
- Тащи сюда по воде, - сказал Володя дочке.
Девочка встала и осторожно прошла от кормы к носу, ведя по воде хищный катерок скорпиона. Когда она проходила мимо Сергея, слегка потеряла равновесие. Откачнулась в сторону и на мгновение вытянула скорпиона из воды. Он затрепыхался в воздухе возле руки Сергея, как бы пытаясь дотянуться к ней своим черным створчатым плавником. Сергей с отвращением отдернул руку.
При широкой амплитуде качания крючок со скорпионом близко подходил к Сергею, и он со страхом и отвращением следил, как сокращается спинной плавничок, словно в экстазе ядовитой страсти, словно умоляя Сергея придвинуть поближе свое тело, чтобы вонзиться в него.
Хозяин взял один шнур в зубы, поискал глазами, чем бы ударить скорпиона, и, не найдя ничего подходящего, взял собственную босоножку с резиновой подметкой; и, держа ее за носок, когда девочка подвела шнур к самому борту, несколько раз ударил по качающейся вдоль борта рыбе. Наконец прибил.
Скорпион с расплющенной головой все еще покачивался на поводке, а главное, спинной плавник его все еще сокращался, хотя мертвое тело его уже безвольно висело, словно последней умирала способность жалить, словно эта способность была самой жизнестойкой частью организма этой рыбы.
- Валя и то не боится, - говорил хозяин косноязычно из-за зажатого в зубах шнура, одновременно сдергивая двумя пальцами с крючка и стряхивая в море рыбу.
- Мне почему-то и страшно, и противно, - сказала девочка, вздрагивая, и было видно, как волна отвращения прошла по всему ее телу. Гибко балансируя, она прошла на свое место и села.
Сергей почувствовал резкий клевок, подсек и стал выбирать шнур. «Интересно, что бы это могло быть!» - подумал Сергей и, увидев сквозь воду розоватую спинку барабульки, удивился, что барабулька так резко сопротивляется, хотя она обычно шла довольно вяло. «Видно, большая», - подумал Сергей и только наклонился над водой, чтобы сразу схватить ее, как услышал возглас девочки:
- Скорпион!
Сергей отпрянул, и одновременно рука его приподняла над водой шнур, на котором мелко и быстро трепыхался скорпион, и спинной створчатый плавник его сладострастно сжимался и разжимался.
- Бей его, бей! - крикнула девочка, подавая ему отцовскую босоножку. Сергей схватил эту босоножку, подвел шнур поближе к борту и ударил рыбу. Он попал в нее, но, видно, удар пришелся неточно, во всяком случае, скорпион с еще большей силой затрепыхался, и Сергей, чувствуя еще большее отвращение и страх к его теперь беспорядочным трепыханиям, стал колотить и колотить башмаком, зная, что так можно порвать леску, но уже не в силах остановиться.
В конце концов несколько ударов оказались достаточно точными, и скорпион перестал трепыхаться, но Сергей, все же не решаясь его тронуть, прижал его тем же башмаком к борту и, опять же рискуя сломать крючок, медленно сдернул рыбу. Крючок вылез изо рта, и измолоченный скорпион шлепнулся в воду и стал тонуть, тускнея красноватой тигриной рябью. Это был самый крупный из сегодняшних скорпионов.
- Не дай бог такой саданет, - сказал Володя. - Надо уходить отсюда…
- А чего бояться? - сказал Сергей, разгоряченный борьбой со скорпионом и удачным ее завершением.
Он наживил крючки все еще дрожащими от волнения руками, чувствуя прилив сил, еще больший прилив счастья от преодоленного комплекса страха и отвращения к этой рыбе. «Ничего страшного, - думал он, - надо просто пристукнуть его и выбросить».
- Не в этом дело, - сказал хозяин. - Наверное, сюда подошла стая скорпионов, и теперь рыба клевать не будет.
- Еще половим, - попросил Сергей, думая про себя: «Пусть подошла стая скорпионов, пусть попадется еще несколько, чтобы я окончательно избавился от этого детского страха и отвращения к ним».
Пока он так-думал, хозяин подсек какую-то рыбу и, взяв в зубы второй шнур, стал вытягивать первый, одновременно прислушиваясь к его концу.
- По-моему, опять скорпион, - сказал он сквозь зажатый в зубах шнур.
Сергей и хозяин перегнулись за борт, и через минуту в глубине показалась чуть розовеющая спина скорпиона.
- Сматывай, Женька! - закричал хозяин, словно дочка была виновата в том, что ему опять попал скорпион. Шнур выскочил у него изо рта, но он не стал его подымать, а только зажал между колен катушку, на которую тот был намотан, и снова стал искать глазами, чем бы ударить скорпиона, уже поднятого над водой.
«Интересно, какой новый предмет он сейчас достанет, чтобы убить его», - подумал Сергей, когда Володя опять наклонился, заглядывая под переднюю банку, а скорпион яростно трепыхался, все расширяя свои откачки, а Сергей следил с любопытством, что еще вытащит хозяин, - и вдруг почувствовал страшный удар по ноге.
В какую-то долю секунды он вообще не понял, в чем дело. Ощущение было такое, что кто-то железным прутом со всего размаха ударил его по ноге пониже колена. В то же мгновение он увидел отрепыхнувшееся от его ноги и продолжающее трепыхаться, как бы неохотно подчиняясь законам колебания, тело скорпиона.
- Па, осторожней, - сказала девочка, и тут хозяин поднял голову. Ни дочка, только заметившая, что леска со скорпионом слишком близко подошла к Сергею, ни тем более сам хозяин ничего не заметили. Но сейчас, подняв голову и держа в руке катушку, он посмотрел на Сергея, и, хотя Сергей молчал, сдерживаясь изо всех сил, он все понял.
- Ударил?!
- Кажется, - ответил Сергей и показал на место, где пронизывала его особая, как бы сверлящая кость боль.
Володя наклонился и посмотрел ему на ногу своими острыми яркими глазами.
- Да, ударил, - сказал он, надавливая ему на боль своим сильным шершавым пальцем, - постарайся выдавить кровь…
Он быстро выпрямился и, прижав катушкой голову скорпиона к борту лодки, раздавил ее. Он оторвал его от крючка, но почему- то не выбросил в море, а вбросил в сачок.
- Считай, что это боевое крещение, - сказал он Сергею, пытаясь пошутить. - Теперь ты настоящий рыбак.
Сергей улыбнулся, но почувствовал, что улыбка получилась жалкая. Хотя первоначальная острота боли как будто прошла, но боль была очень сильная, какая-то необычная, костяная.
Он изо всех сил стал нажимать вокруг болевой точки, но кровь никак не выходила. Наконец появилась большая густо-пунцовая капля.
- Слишком мало, - сказал хозяин. Он сматывал свои закидушки.
- Разве больше не будем ловить? - спросил Сергей, стараясь изо всех сил не показывать, что ему очень больно.
- Нет, нет! Надо было еще раньше уйти, - сказал Володя и, домотав второй шнур, взялся за капроновый шнур якоря. В движениях его появилась быстрота и легкость. Пересиливая боль, Сергей смотал свою закидушку и вложил ее в деревянный ящик.
Сейчас хозяин стоял на передней банке и, напружинивая сильные руки, вытаскивал камень, но, наверно, он застрял в какой-то скальной расщелине. Володя его несколько раз сильно дёргал в разные стороны; наконец, поймав направление, с какого камень можно было снять с места, за которое он зацепился, сильно дернул и, видно, сдернул его со дна, потому что лодка фазу стронулась с места и пошла по инерции толчка. Перебирая сильными пальцами мокрый капроновый шнур, хозяин тащил груз, и было видно, как трудно тянуть довольно тонкий мокрый капроновый шнур и как напрягаются кисти рук, как врезается шнур в ладонь и лодка, чем выше поднимается груз, тем свободней идет по течению.
Наконец он вытащил камень, быстро сдернул с него узел шнура, бултыхнул его в воду и, откинув дочке конец каната, прикрепленный к деревяшке, приказал:
- Мотай!
Он пересел на среднюю банку, показывая Сергею, чтобы тот садился на корму рядом с девочкой.
- Сильно болит? - спросил он у Сергея, сбрасывая в воду весла.
- Да, порядком, - сказал Сергей и тронул место, где ударил его морской скорпион. Боль продолжалась с не меньшей силой, но характер ее несколько изменился. Казалось, вокруг костяной сердцевины ее наращивается и наращивается пульсирующая масса боли.
- Можно, я высосу рану? - сказала девочка.
С мотка мокрого шнура капала вода, и видеть это почему-то было неприятно.
- Ну что ты, - ответил Сергей, чувствуя, что это было бы слишком демонстративно.
- Если бы разрезать, - сказал хозяин, изо всех сил налегая на весла, - а так ничего не высосешь…
- Ничего, пройдет, - сказал Сергей и отодвинул ногу, когда по ней скользнул мокрый шнур, который доматывала девочка. Прикосновение почему-то было неприятно, хотя всё еще было очень жарко.
«Неужели еще часа два-три?» - подумал Сергей, отказываясь верить, что такая боль может длиться так долго.
Хозяин сильно загребал своими жилистыми, мускулистыми руками, и лодка шла очень быстро, несмотря на тяжелый сачок с рыбой, висевший за бортом. Иногда брызги от весел падали на корму, где сидели Сергей и девочка, и Сергей вздрагивал - до того эти брызги были ему неприятны. Видно, его начинало знобить.
Они шли близко от берега и увидели скалу и девушку, так мягко облегающую ее. Ему почему-то неприятно было видеть эту голую девушку, окруженную водой, то есть ему было неприятно, что ее может обрызгать любая волна.
Услышав шум весел, девушка подняла голову и улыбнулась всем - может быть, Сергею в особенности, - отчасти выражая взглядом удивление, что они уже уходят. Сергей попытался ей дружески улыбнуться, но, чувствуя, что ему не до этого, оставил попытку на полпути.
- Его скорпион ударил! - крикнула девочка, словно хотела объяснить ей недостаточную дружественность их прощания.
- Скорпион? - повторила та, ничего не понимая, и, набрав в шапочку воды, облила себя ею, отстранив книгу, чтобы она не намокла.
Сергей вздрогнул, увидев, что она обливается водой. Лодка шла вперед, а девушка, все уменьшаясь, опять набрала в свою шапочку воду и опять уютно облилась ею, как бы говоря: вот мне жарко, я обливаюсь водой, и это ясно и понятно. А откуда взялся ваш скорпион - я не знаю, да и не очень-то это мне нужно знать. Она снова улеглась на скалу и положила на лицо распахнутую книгу.
Близко от них прошла лодка с местными рыбаками, и тонкая водяная пыль от винта обдала Сергея, и он невольно напряг мышцы, словно не хотел впускать в себя эту неприятную влагу. Рыбаки ревниво оглядели их улов и сами знаками показали, что у них ничего нет, хотя никто их об этом не спрашивал. Запах бензина и водяная пыль, отброшенная на их лодку, были очень неприятны. Сергея колотил озноб.
Напротив дома хозяина, возле зонта, зарытого в гальку, сидело человек восемь-десять отдыхающих, и Сергей издали узнал жену по золотистой шлемообразной копне волос.
Не успели они подойти к берегу, как огромный хозяйский петух вскочил на ограду, напряженно кукарекнул и, перелетев на берег, тяжело грохнулся, вскочил и стал пробираться к подходящей лодке. Сергей вспомнил, что Володя говорил о том, что петух всегда его встречает, когда он возвращается с рыбалки.
- Я же говорил, - сказал Володя, кивнув на петуха и стараясь взбодрить Сергея улыбкой. Лодка, скрежетнув галькой, ударилась носом о берег. Из калитки выскочила младшая дочка хозяина и, вся сияя, побежала к лодке.
- Папа и дядя Сережа приехали! - закричала она таким голосом, словно не ожидала, что они возвратятся живыми.
Она пробежала мимо сидевших под зонтом, только теперь, когда она с криком пробежала мимо них, заметивших лодку.
Девочка с разгону вскочила в лодку, пробежала по банкам и бросилась в объятия к Сергею, чуть не свалив его за борт.
- Потише ты! - крикнула на нее старшая. - Его скорпион ударил!
- Скорпион?! - повторила она и, отпрянув лицом, посмотрела на Сергея с живым любопытством. - Ницего! Меня в прошлом году тоже ударил, и ницего - жива!
«Да не жива, а сама жизнь и есть ты», - подумал Сергей восторженно и нежно, на мгновение забыв о своей боли и с удовольствием оглядывая эту крепышку, всю шоколадную от загара, с крепенькими руками и ногами, с огромным беззубым ртом, так призывающим не огорчаться, а радоваться жизни.
- Ой сколько! - закричала она, увидев сачок с рыбой, провисший вдоль борта, и стала кряхтя снимать его с уключины. Не сумев снять его с лодки, она прыгнула за борт и, стоя по пояс в воде, снова закряхтела, но все-таки сняла сачок, вышла на берег и потащила его к дому. Увидев идущего следом за ней петуха, она вытащила из сачка ставридку и бросила ему. Петух взял рыбу и отошел с нею подальше от людей.
‹№ 38, 1978›
Евгений Носов