У рыбацкого костра

Серьга

Поезд высыпал на маленькую платформу с десяток пассажиров и, словно раздосадованный тем, что его заставляют останавливаться на какой-то незначительной станции, протяжно засвистел и тронулся дальше.

Люди, подождав, когда исчезнет за поворотом последний вагон, блестящий от дождя, побежали к свежеокрашенному деревянному навесу.

С утра моросило. Небо неутомимо низвергало мелкую, почти невидимую пыль. Она медленно пропитывала одежду людей, и, казалось, проникала до костей, и вызывала озноб.

Большинство пассажирова были местными жителями. Подняв воротники суконных пиджаков, они побрели по грязному шоссе к своим домам.

На перроне осталось только четыре человека в спортивной одежде, с рюкзаками на спинах и удочками в чехлах.

- Ну а теперь что? - спросил один из них, после того как несколько раз прочел расписание, нацарапанное крупными кривыми буквами на доске, которая когда-то претендовала на черный цвет.

- Что же теперь? - отозвался высокий полный мужчина с поднятым капюшоном своей брезентовой куртки. - Пошли и мы к селу. Посмотрим реку. Если вода мутная и крутит, то возле моста есть корчма. Переждем там, пока дождь перестанет. Не будет же он лить весь день!

- Там будет видно, что делать дальше, а сейчас надо идти. Панчо, эй, Панчо!… Давай, пошли!

Тот, кого звали, стоял на шпалах и грустно смотрел в мрачное небо. Было что-то смешное в его фигуре, низкой и толстой, похожей на какой-то странный квадрат, перехваченный широким старым офицерским ремнем. На голове красовался маленький зеленый берет. На оклик человек неохотно обернулся, все так же грустно вглядываясь куда-то вдаль, в невидимый горизонт.

Все невольно рассмеялись: уж очень не шло страдальческое выражение этому широкому мясистому лицу с щетинистым подбородком, сонными маленькими глазами и носом-картошкой. Человек был похож на большого огорченного ребенка, у которого неожиданно отняли любимую игрушку и забросили высоко на небо. Толстяк не обиделся на смех, даже сам растянул губы в добродушной, виноватой улыбке.

- Для того ли мы столько времени тащились сюда, чтобы разыскивать сейчас какую-то деревенскую корчму?

- Не падай духом, Панчо, ведь мы же пойдем мимо реки!

- Ну, раз так, тогда пошли.

Дорога была покрыта жидкой грязью, размешанной сотнями телег и ног. Рыболовы посмотрели на нее с отвращением и осторожно зашагали, выискивая какие-нибудь опорные точки. Но через несколько шагов они отказались от всякой предосторожности и пошли прямо посередине. Каждый шаг сопровождался маленькими грязевыми фонтанами. Шли, подгоняемые дождем и тайной надеждой, что река все же вознаградит их.

Мост бы недалеко. Еще от поворота увидели его высокие перила. Но когда приблизились, последняя искорка надежды угасла. Река яростно билась о сваи, красновато-коричневая, она вырывалась из берегов. Собственно, берегов и не было. Только две полоски раскисшей земли направляли быстрый бег разгневанной воды.

- Конечно! - пробормотал рослый мужчина с капюшоном. - Никакой ловли здесь не может быть.

- Ясно! О чем тут думать, Иван. Давай в корчму!

Панчо двинулся последним, думая о странных капризах природы, так жестоко подшутившей над надеждами рыболовов.

Несмотря на ранний час, маленькая задымленная корчма была полна. Приезжие с трудом нашли свободный столик, заказали ра- кию и начали копаться в рюкзаках.

- Очевидно, придется ни с чем возвращаться дневным поездом. Давайте хоть кутнем! - засмеялся Иван. - Эй, Спас, доставай свои запасы, не увиливай!

На столе быстро появились вареные яйца, колбаса, ветчина, хлеб. В углу, прижатый старой, ободранной вешалкой, едва уместился последний рыболов - мужчина средних лет с огромными черными бровями, нависшими на глаза. Он порылся в рюкзаке и смущенно выставил на стол коробку с сардинами.

- Ну вот, теперь все в порядке! - засмеялись его друзья.

- Я говорил жене, чтобы не делала из меня посмешища, - оправдывался Христо, не поднимая головы от рюкзака.

Они повторили заказ, затем потребовали по третьей порции ракии. Пришлось расстегнуть куртки и пояса. Крепкая влага схватывала горло своими огненными пальцами, разливалась по жилам и располагала к шумному разговору.

- Такая уж наша рыбацкая судьба! Разве это дождь? Чепуха! А видишь, как поднялась река? Бывало ли когда-либо что-нибудь подобное?

- Если сейчас погода и улучшится, все равно пользы не будет.

- Пей, Панчо! Не расстраивайся. Смотри, солнышко проглядывает.

Действительно, облака поредели, и в просветах между ними блеснул огненно-желтый диск солнца. Дождь продолжал моросить, и солнечные лучи, преломляясь в падающих мелких водяных иголках, создавали впечатление, будто движется многоцветная масса, заполняющая все пространство.

- Не повезло, ребята, - обратился к рыболовам пожилой крестьянин, сидевший за соседним столиком. - Неподходящая сейчас для рыбалки река.

- А когда она успела так разлиться? Может быть, дождь шел и вчера?

- Охо-хо! - многозначительно махнул рукой крестьянин. - Какая разница - шел вчера дождь или нет? А почему бы вам не попробовать пойти по Петрице? Может быть, что-нибудь и поймаете.

- Что это за Петрица?

- Вон там, выше по оврагу, течет ручеек, но рыба есть.

- Подсаживайся к нам. Расскажи-ка подробнее, какая рыба. Эй, паренек, принеси-ка еще стаканчик!

Сдвинули столы, и крестьянин присел к столу рыболовов.

- Обычно туда ходят ребятишки, - приносят кой-какую мелочь.

Панчо нервно забарабанил пальцами.

- Вставайте! Пошли.

- Ты с ума сошел! Какой смысл мокнуть на дожде, искать жалкий ручеек? Подожди хотя бы, пока выглянет солнце.

Но толстяк решительно встал.

- Я пошел. Кто хочет, идемте со мной.

Он быстро начал укладывать в рюкзак разные коробочки и баночки. Затем в нерешительности посмотрел на свою удочку. Поколебавшись немного, вытащил все три колена и начал их составлять.

- Что ты делаешь? Почему здесь? Уж не думаешь ли ловить рыбу в стаканах?

- Я не хочу возиться с этим на дожде. Хочу выйти совсем готовым.

Он собрал удочку, перебросил через плечо рюкзак и направился к выходу. Над его головой в такт неуклюжей походке раскачивались на леске два крючка.

- Панчо, не держи так удочку! Это может плохо кончиться, - крикнул ему вслед Иван.

Но рыболов не обернулся.

- Ни пуха ни пера! - пожелали ему на прощанье остальные. В дверях он махнул им рукой и исчез в сетке дождя.

Придя на место, о котором говорил крестьянин, Панчо с сомнением огляделся вокруг. То, что он увидел, нельзя было назвать даже речушкой, это был самый обыкновенный ручей, который едва заметно пробирался между камнями. Дождь наконец прекратился, и Панчо решил пойти вверх по течению. И действительно, примерно через километр ручей начал расширяться, образовывать кое-где небольшие бочаги.

Течение здесь стало очень быстрым, но сколько рыболов нй вглядывался, он не смог обнаружить никаких признаков рыбы. Прошел еще с километр. Да, теперь уже ручей можно было назвать речкой и поверить крестьянину, что в ней кипит жизнь. Побродив еще немного, Панчо добрался до небольшого деревянного мостика. Река образовала здесь глубокую заводь, достаточно широкую и более десяти метров длины. Рыболов встал на мостике и с любопытством заглянул вниз, в прозрачную синеву. Сердце его встрепенулось. Откуда-то, из тени подводных камней, медленно выплыл крупный голавль. Он лениво приближался к мостику. Покрутившись под ним, рыба исчезла в тени у противоположного берега.

Возможно ли? Панчо бросился на середину мостика. Но нога его скользнула по грубо обтесанному бревну, он покачнулся, потерял равновесие и схватился за перила. В этот момент мочку его уха пронзил острый укол.

Сначала толстяк не понял, что случилось, и дернул удочку, чтобы насадить приманку, и тут почувствовал, как что-то крепко вонзилось в его ухо. Крючок, который вначале только задел за мочку, сейчас, при рывке, впился всем своим острием уже в нежный хрящ. Раздосадованный Панчо попытался вытащить крючок, но при каждом движении тот впивался все глубже и глубже. Словно назло солнце наконец освободилось от мрачной завесы облаков, вырвалось на свободу и засияло во всем своем великолепии. Деревья заулыбались свежей яркой зеленью, нежно запела синица. Голавль появился снова и преспокойно начал прогуливаться у самой поверхности. Тут от боли в ухе, от сплошного невезения, от бессильной досады толстяк заплакал. Слезы обильно текли по его обросшему лицу, образуя маленькие ручейки. Соленая влага попадала в рот.

Он не вытирал слез. Плакал с каким-то злым наслаждением, будто слезы могли хоть немного смыть накопившуюся горечь. И вдруг он ударил себя по лбу: «Как я не догадался сразу?» Быстро вытащил нож и трясущимися руками перерезал тонкий поводок с крючком. Пусть сидит в ухе! Освободившись от крючка, удилище свободно выпрямилось.

Панчо сошел с мостика, спустился к самой воде, привязал новый большой крючок, нанизал на него кузнечика и забросил. Еще при падении в воду кузнечика голавль выскочил из своего укрытия. Ничего подозрительного он вокруг не заметил. Рыба спокойно схватила аппетитное зеленое тельце, мгновенно почувствовала предательский укол, но было уже поздно. Крепкая нейлоновая леска неумолимо тянула к берегу. Все же голавль сразу не поддался. Он попробовал увильнуть в прибрежные камни. Ничего не вышло. Потом, когда почувствовал, что летит к берегу, он снова попытался оторваться, сделал отчаянный рывок в сторону. Но рыболов с неожиданным проворством бросился в воду и выгреб добычу руками, ногами и всем телом. Затем схватил голавля под жабры и, что-то несвязно бормоча, со счастливой улыбкой опустил в кошелку. Рыба была настолько велика, что из кошелки остался торчать наружу хвост.

С куртки Панчо, с его штанов, с рукавов стекали струи воды, но он не обращал на это внимания. Нацепил другого кузнечика и снова забросил…

Но великодушие природы кончилось. Снова начал моросить дождь. Маленькое белое перышко - поплавок на середине бочага - не шевелилось, а дождь все усиливался. Наконец рыболов решил возвращаться. Он рисковал опоздать уже и на вечерний поезд.

Друзья встретили его шумными возгласами. Пока он заканчивал свой рассказ, эхо донесло отдаленный гудок паровоза.

В поезде уселись они кое-как, все на одной скамейке. Ритмичное постукивание колес и накопившаяся за день усталость быстро убаюкали Панчо. Его друзья, полные энергии после долгого отдыха, шумно рассказывали курьезную историю с ухом Панчо, а пассажиры со снисходительным любопытством вглядывались в большого бородатого ребенка, занявшего половину скамьи. Он со счастливой улыбкой прижимал кошелку, из которой высовывался хвост голавля. Ребенок сладко похрапывал, не чувствуя необыкновенной серьги, засевшей у него в ухе…

‹№ 15, 1960)

Перевод с болгарского В. Потемкиной и Б. Хромушкина