У рыбацкого костра

Пялозеро

Дороги к нашим лесным озерам я определенно делю на веселые и невеселые. Веселые дороги проложены по высоким, сухим, светлым местам, а оттого всегда кажутся легкими и идти по ним одно удовольствие. Невеселые же дороги обычно темные, тянутся они по местам низким и сырым и остаются в твоей памяти лишь бесконечными зарослями крапивы да черным вязким кочкарником, гда смотри и смотри, чтобы не зачерпнуть вдруг резиновым сапогом болотной грязи. Такие невеселые дороги всегда кажутся бесконечными, а потому обычно и не вызывают большого желания отправиться по ним снова.

Вот почему так долго и откладывал я свидание с Пялозером, хотя мой старший сын туда уже сходил и принес оттуда удивительный рассказ, в котором были белые лилии, тяжелые удары щук и чей-то заблудший кот, который поджидал Сережку на мостиках и требовал с него дань в виде тяжелой плотвицы.

- Ну пойдем, отец, сходим туда. Там на берегу озера деревушка светлая, чистенькая, только почти нежилая. И лодки есть. - уговаривал меня Сергей, уговаривал долго, порой я почти соглашался, но как только представлял себе полтора часа пути по грязи, так родившаяся было у меня решимость тут же исчезала. Но наконец Сергей победил.

На правах проводника он идет впереди, указывая, где обходить гнилые ямы-лывы на дороге. Эти ямы-лывы оставили после себя когда-то трактора, что лезли зачем-то напролом к Пялозеру. Они- то и изуродовали лесную дорогу. Очень может быть, что до того тракторного пастбища путь к Пялозеру был и весел, и светел, а потому, возможно, и меньше было здесь в то время крапивы и не так ядовито вглядывались в тебя из ольховых кустов фиолетовые пронзительные глазки волчьего борца.

Борец волчий - это родственник нашего садового дельфиниума, но в лесу этот дельфиниум я не люблю. Растет он всегда в самых гиблых местах, где положено гнездиться только самой нечистой силе. Да и название его «борец волчий» не говорит мне ничего хорошего… Как перевести для себя этот «борец волчий»? То ли яд этой травы с фиолетовыми столбиками цветов так силен, что может справиться даже с любым волком, то ли всегда эта ядовитая трава по-волчьи жестко расправиться с тобой, только прикоснись к ней. Словом, нет у меня симпатии к этому лесному цветку.

Но ват наконец крапивные редуты со злющими огоньками-глаз- ками волчьего борца расступаются, остаются сзади и впереди, как награда за муки, чистая сухая стежка-дорожка среди звонких сосен. Ох, как легко идти по такой солнечной тропке!

Правда, солнечная тропка скоро расстается с соснами и бежит дальше, вперед рука об руку с березками и осинками но бежит также резво и чисто, как по сосняку. И тут впереди по дороге гриб подосиновик, крепыш-красноголовик!

Ура! Первый подосиновик лета! До этого, можно сказать, мы грибов еще не встречали. Лето стоит жаркое - такому знойному лету никак не до гриба. А тут, в низинке, гриб все-таки показался, выскочил, помня о назначенных ему сроках.

- Да здравствует гриб-красноголовик! - восклицаем мы, а Лешка, самый младший в нашем походе, уже рассмотрел в стороне еще один такой же грибок.

Грибы мы не рвем, а помечаем веточками на тропе - пойдем обратно, заметим оставленную веточку, тогда и возьмем.

Еще и еще веточки ложатся на нашу тропу - за красноголовиками-подосиновиками выбежали следом на дорогу и ждут нас элегантные подберезовики…

- И о вас мы вспомним на обратном пути. Хорошо? А сейчас на озеро!

Озеро уже рядом. Сережка знает дорогу, но старается скрывать близкую встречу. Мы бредем через ручей, затем форсируем залитую водой болотистую низинку. Поднимаемся на бугор. И видим озеро!

Оно все в белом цвету. Кажется, ничего, кроме раскрытых лилий, тут больше нет! Такие удивительные цветы и в таком множестве я не встречал давно. Надо сфотографировать, оставить эту красоту на память, но озеро сильнее моей памяти о фотоаппарате…

Старые мостки, где когда-то всей деревней брали воду, давно никто не подправлял - они ходуном ходят под ногами, тонут, всплывают вновь следом за тобой… Хозяина лодок, единственного жителя деревушки, дома не оказалось. Но мы знакомы с ним, да к тому же еще принесли ему и посылочку, так что за лодки он не станет ругать нас.

Сережка тут же захватывает крошечный челночок-кижаночку, и уже на воде. А мы с Лешкой готовим к плаванию местный баркас. Сначала убираем из лодки чужую снасть. Удилища грубые, тяжелые. Поплавки - кубики пенопласта, крючки - страшенного размера. На крючках остатки червей…

Неужели на червя берет здесь такая рыба, которой нужен подобный крючок-гигант? Затем мы отчерпываем из лодки воду, и тут на дне лодки вижу я чешую местных рыб. Чешуя с трехкопеечную монету! Вот это да! Значит, крюк-крючок на удочке-палке совсем не потому, что других крючков под рукой не оказалось…

Вода в озере мутная, будто в воде распустили немного молока. Озеро цветет, но не зеленью, не синью, а жидким кофе со сливками.

Какая сейчас рыба в такую пору? Но Лешка уже кого-то старательно выводит к лодке. Окунек! И все на ту же неизменную финскую блесенку, которой я премировал сынишку за первые успехи в спиннинге. Окунек небольшой - как здесь говорят, крючковатый, то есть идущий на крючок, наживленный червем. Но что интересно - окунек такой же белесый, как и цветущая вода озера. Таких светлых окуньков я ловил обычно в верховьях Москвы-реки по осени, когда вода в реке становилась холодной и прозрачной. Еще один окунек - на этот раз у меня. И все!

Как дела у Сережки? Он куда-то уплыл, спрятался за лесной остров. А мы облавливаем острова-континенты цветущих лилий, но все впустую… И тут в самой траве, у берега, удар щуки. Удар мощный, глухой.

Проходит совсем немного времени, и снова точно такой же сильный удар раздается сзади нас, и снова в той же самой траве. Тут мы бессильны. С нашими вращающимися блесенками в траву не заберешься. И нам остается только сидеть в лодке и считать удары охотящихся щук.

Давно не слышал я такого сильного боя. Да, пожалуй, последний раз подобный щучий бой достался мне лет двадцать тому назад на глухом таежном озере по имени Долгое, где я пытался разобраться в хозяйстве обитателей таежной воды. Там для себя и открыл я утренние и вечерние охоты щук, а вместе с ними и утренние и вечерние берега озера.

Утренние берега первыми встречали солнце, и о начале нового дня здесь первыми объявляли местные щуки. С утренним солнцем они начинали свои утренние охоты как раз у утреннего берега. «Бух-бух» - раздавалось то и дело вдоль травы, только что освещенной солнцем. «Бух-бух» - гремели боем известные мне места постоянных щучьих засад. Затем солнце поднималось выше, грохот утренней охоты стихал, и теперь надо было ждать вечера, ждать, когда солнце осветит другой, вечерний берег. И тогда тут, как утром возле утреннего берега, тоже начинались громкие щучьи охоты.

Да, с тех пор вот только теперь слышу я снова знакомые мне голоса щучьих охот… Выходит, Сережка прав - Пялозеро еще хранит свои тайны, еще не растеряло их, не пораздало налево и направо все свои богатства. Но с чего вдруг задолго до вечера разошлись местные охотники-щуки - до вечерних охот еще много времени?

Мы снова и снова предлагаем местным щукам свои блесны, но соблазняем, казалось бы, самыми неотразимыми приманками всего одну щучку. Остальные продолжают громко бить в самой траве. Нередко от такого щучьего удара из воды веером разлетается перепуганная мелкая рыбешка. Рыбешки иногда падают на листья кувшинок, и, прежде чем снова найти дорогу в воду, недолго бьются на листьях. И нередко такую бьющуюся на листе кувшинки рыбешку тут же новой атакой подхватывает щука… Раскрыта на мгновение пасть, и охотник вместе с добычей скрывается в воде.

С чего бы вдруг задолго до вечера так разошлись эти местные щуки? - этот вопрос не покидает меня. Я все чаще посматриваю на юго-запад, откуда чуть тянет ветерок, и наконец нахожу объяснение буйной щучьей охоте. С юго-запада на Пялозеро идет тяжелая и долгая гроза. Перед такими грозами щуки нередко и устраивают свои шумные охоты.

Мы торопимся домой - надо уйти от грозы. У причала, как и рассказывал Сережка, лодку поджидал здоровущий, мохнатый- мохнатый кот с разбойным взглядом - ну прямо Соловей-разбойник, перехватывающий богатых купцов на лесной дороге… Делать нечего, приходится платить дань. Кот солидно принимает от нас окуня и, задрав голову, чтобы рыба не мешала идти, уносит окуня в кусты.

А гроза совсем близко. «Ры-ры, ры-ры» - глухо рычит гром. «Ры-ры, ры-ры» - также глухо, но дольше самого грома отвечает грохоту грозы лесное эхо.

Первая молния вспыхивает уже позади нас - мы обманули грозу, оставили ее в стороне и теперь по веточкам-стрелочкам на тропе разыскиваем свои утренние находки: грибы подберезовики и грибы подосиновики.

Но дождь нас все-таки помочил, обрушился на наши головы перед самым домом. Дождь теплый, спорый, густой, грибной - теперь грибы пойдут по лесу широко, богато.

Дома мы подводим итоги: три щучки и пара окуней - это совсем небогато для лесного озера и трех спиннингистов. Но зато мы видели белые-белые лилии, большие-большие - целые острова торжественных сказочных цветов. Мы слышали грохот щучьих охот. А еще лесная дорога подарила нам первые в этом году грибы. Спасибо тебе, Пялозеро!