У рыбацкого костра

Конец «добытчика»

Отрывки из повести

Обед.

Солнце в зените, и Никодим, отдыхая, сидит на чурбаке возле будки. Неделю назад сплавщики поставили запань в километре от перевоза, и теперь по Сысоле плывут только редкие бревна, вырвавшиеся из запани, да корье. Никодиму редко приходится отдыхать - дорога установилась, и машины, снующие между лесопунктом и совхозом, беспрестанно требуют паром. Недавно, когда моль еще шел по Сысоле, Никодим багром прибил к берегу четыре бревна, прикрутил их проволокой да заколотил между ними колья, чтоб не унесло течением. Потом взобрался на плот, попрыгал, прошелся несколько раз из конца в конец и остался доволен:

- Неплохой помост. Завтра и на том берегу сделаю.

Теперь, сидя на чурбаке, Никодим любуется сделанным пло-

тиком-пристанью.

- Здорово, капитан-ефрейтор, - раздался веселый голос.

Никодим обернулся: сзади стоял участковый с удилищем и

баночкой червей в руках.

- Здорово, коль не шутишь! - скупо улыбнулся Никодим: обида за штраф все-таки не совсем покинула его. - Или опять ругаться пришел?

Старшина курил и глядел, как легкие волны Сысолы лизали носки его яловых сапог.

- За что на тебя ругаться-то? Лодки у тебя просмолены, весла крепкие, сиденья, видать, новые. Вот и сходни вроде плота соорудил. Выходит, ты рабочий мужик, а не хвастун. Заботишься о вверенном тебе участке.

- Сам не позаботишься, дядя не придет и не сделает. Сенокос скоро начнется, потому и сходни сделал - косари на тот берег будут переправляться. Зачем мне от них плохие слова слышать?

- Что ж, молодец, Зизганов. Ты извини, если вначале что не так сказал. В людях сразу-то не разберешься. Как говорится, надо пуд соли съесть, а уж потом судить. Не серчай, пожалуйста!

- Мы что, мы понимаем, - растроганный извинением Коноплева, Никодим не мог подобрать слов и только жадно затянулся.

- Сам-то ходишь на рыбалку?

- Иногда посижу на зорьке… с удочкой!

- Ну, и хорошо ловится? На что ловишь?

- На червяка. Да разве у меня улов? Так, кошке на обед. Сетями-то я не занимаюсь, не промышляю рыбу. Это твой помощник Коскоков, вот у того, правда, ловится. Мешками волокет рыбку с реки.

- Завидуешь?

- На кой мне завидовать. Я не жадный!

- Но ведь Аксен Антонович ловит на основании договора. Он же промышляет не для себя - для сельпо, для людей.

Но в голосе Коноплева не было уверенности. Никодим, почувствовав это, резанул напрямик:

- Молод ты еще, старшина. Зеленый, как в тайге говорят. Будет тебе Аксен стараться для людей. Один хвост он, верно, и отдаст повару в чайной, а уж пяток себе оставит. А десяток бабам продаст. Кто их считал, его уловы-то? Кто его контролирует в сельпе твоем? Или на сетях спидометр нынче ставят? А тем более у него и красная повязка на рукаве…

- Но ведь в николин день действительно дежурил в чайной! И пьяниц выгонял, и за порядком следил…

- До того наследился, что у Мотри Кузькоковой в огороде свалился. А буфетчица всю магазинную водку по ресторанной цене продала. Следил!…

- Ты серьезно?

- С детства болтать не обучен.

- Нет, Зизганов, видать, между вами еще в детстве черная кошка пробежала.

- Ты ту кошку не трогай, старшина, она уже двадцать лет моей женой зовется. А правду про Аксена тебе не только я сказать могу… Да ты бери у меня лодку-то одновеслуху да гони на Черное озеро. Он непременно сейчас там - сети вытягивает… Аксен тебе подскажет, где рыбку ловить.

Коноплев кинул в воду папироску и прыгнул в лодку, на которую ему указал Никодим. Шея и лицо пылали: если этот Зизганов прав, выходит, он сам пустил волка в овечий загон? А может, Никодим все это по злобе? Сам же признался, что из-за жены они враждуют. Не поделили в молодости девчонку, а ненависть на всю жизнь друг к другу осталась.

Оттолкнувшись веслом, он спросил поднявшегося с чурбака Никодима:

- А на озере рыбка клюет?

- В протоках поклевывает. На уху, может, и натаскаешь.

- Если запоздаю, эту лодку на том берегу не тронь, оставь. Переправлюсь - сам привяжу к сходням. А на Черное озеро дорогу как отыскать?

- Найдешь. Как переправишься, шагай по проселку - он сейчас хорошо заметен, телеги разбили - и топай прямо. К озеру и выйдешь… - напутствовал его Никодим.

Черное озеро тянется на километр, изгибаясь подковой возле Сысолы. В начале озера три рукава - протоки с ключами, с лужами, а у лугов озеро кончается узкой протокой, переходящей в небольшой заливчик. Черное озеро от веку любимое место рыбы для нереста. Дно илистое, мягкое, словно пуховая перина, и над озером кисеей висят мошки, снуют мотыльки. А мотыль, известно, для рыбной молоди что молозиво для теленка-сосунка. Сытное место для рыбы это озеро, жирует она здесь на свободе. Поймаешь, приятно в руки взять. Озеро умелого рыбака круглый год может прокормить.

От перевоза проселочная дорога выбегает в светлый сосновый бор, а из него бросается на усыпанный желтыми лютиками луг, взбирается на холм и тут уж покорно подползает к дремотному озеру. С этой стороны на берегу озера комластые сосны, как часовые, стерегут покой водной глади, а с другой стороны говорливые ивы беспрестанно шепчутся с ветром, заглядываясь в воду. И по всему окружью, у самой воды, белые шапки черемухи. Коноплев просунул голову сквозь ветви и внимательно оглядел озеро. На рябой глади не было никого. Только возле затопленных пихт виднеются кончики кольев да среди кувшинок плещется молодь, охотясь на комаров.

Коноплев подошел к березе, отломил веточку с сережками и растер между пальцами клейкие листочки. Их запах напомнил ему березы под окном в родном селе, баню, отца, хлещущегося до исступления веником.

«А на березе листья уже с трехкопеечную монетку. Значит, лещи нерестятся вовсю. Прав Никодим: кто хочет разжиться лещами, должен быть на озере… А мы поудим - может, бог пошлет окунишко или подлещика».

Старшина наживил на крючок червяка, закинул удочку за кувшинки. Поплавок покачался на воде и застыл. Прошло около получаса, но никто не позарился на червяка.

«Ладно, им, видать, и букашек хватает, на мясную пищу не тянет. Пойдем в другое место, может, там окуньки поголоднее…»

Закинув удилище за плечо, старшина берегом направился к лесочку на возвышенности. Внимание его привлек дымок, подымающийся из зарослей ивняка. Старшина подошел поближе и сквозь заросли заметил Аксена - тот вытащил сети и подвешивал их на рогулины для просушки.

«Совсем ничего не опасается мужик. Ах да, у него ведь договор, он промысловик. Ладно, лишь бы запретного леща не промышлял, а сети мы не тронем. Переправлюсь к нему - должен же он указать место, где хороший клев».

Но переплавиться через протоку не простое дело. Вплавь можно, но север - это вам не Южный берег Крыма и даже не ласковый Днепр. Здесь и в июле вода такая, что окунешься и выскакиваешь как ошпаренный. Возле берега старшина обнаружил несколько бревен. Связав их ремнем, перебрался на ту сторону залива, оставил плотик возле сухой ивы и вышел на сухое место. Аксен, увидав старшину, выронил сеть и открыл рот, словно рыба, брошенная на берега

- Поклон труженику! - улыбаясь, сказал Коноплев. Он сел возле костра, не обращая внимания на остолбеневшего Аксена. «Видать, прав-то Никодим, с чистой совестью люди так не пугаются!» Повернувшись, старшина неловко ткнул сапогом в котелок. Угли зашипели, покрылись седым налетом.

- Эх, жаль, уху опрокинул… Да ты, видать, уж отобедал…

Но остатки ухи, пролитые на костер, не волновали Аксена.

«Зачем он пожаловал? - билась мысль в мозгу. - Может, нерестилище обнаружил? Тогда хана…»

Аксен улыбнулся через силу, бросился в шалаш и вынес из него сухие пихтовые чурки.

- Садись поудобнее, товарищ старшина, отдохни на свежем воздухе. А то ведь у тебя все дела да происшествия, так и организм можно раньше времени износить. Я сейчас ушицу сготовлю.

Уха на костре возле озера… Что может быть слаще? Но уж очень суетится вокруг него Аксен Коскоков.

- Спасибо, в другой раз, - тихо сказал старшина. - Я ведь сам за рыбкой пришел, а за час даже ерш не клюнул. Ну как, Аксен Антонович, дежурство провел без меня?

- Так себе, товарищ старшина, - не понимая куда клонит Коноплев, ответил Аксен. - Обыкновенно. Пьяниц маленько пошугал, шоферам мораль прочел. И - домой. Сюда на озеро подался. У меня ж план по сельпу. Выполнять надо. Однако вода светлая, на уху только и вылавливаю - рыба теперь сеть видит, обходит стороной. Думаю шабашить да в другие места податься.

Коноплев искоса посмотрел на сети, а потом на ведро - в мутной воде плавала чешуя крупной рыбы. Да на углях жарился хвост отнюдь не бросовой плотвички.

- Прибедняешься, Аксен Антонович. Эвон в ведре какая чешуя плавает. Что пуговицы на кителе.

- Так это вчера попалось маленько. А сегодня ни одной. Это вчера пара карасей запуталась в сети.

Аксен явно нервничал: старшина, выходит, не такой уж лопух. Глазаст - углядел-таки чешую. «Нет, - решил Аксен, - с ним ухо востро надо держать, парнишка только с виду прост».

- А когда дежурил, не замечал, чтобы в чайной буфетчица водкой торговала?…

- Нет, не было такого, я бы пресек. Ты ведь мне инструкцию дал, как можно. Не было, - божился Аксен, суетясь возле костра, подкладывая ветки, подгребал рассыпавшиеся угли.

«Врет!» - почувствовал Коноплев.

«Как бы не углядел в кустах мешок с утренним уловом!» - беспокоился Аксен, кидая вороватый взгляд на ивняк.

Сегодня на зорьке Аксен выбрал из сетей десяток лещей величиной с печную заслонку. «На полпуда потянет! - выбирая рыбу, радовался он. - И вот на тебе - сидит у костра старшина, а в кустах валяется мешок с уловом. И как его оттуда взять - уму непостижимо. А ведь это только утром, а сколько сейчас лещей болтается в сетях… Как же спровадить старшину подальше?» - потел от мыслей Аксен.

- А ты, старшина, в протоке возле Сысолы не пробовал? Знатное место, - залебезил он. - Сам, бывало, когда еще для сельпа не работал, сиживал там с удочкой. На кастрюлю подлещиков да окуньков, бывало, натаскивал.

- Ну? - заинтересованно поднялся старшина и взял удочку. - Значит, говоришь, у протоки, возле Сысолы? А может, у перевоза?

- У перевоза, у перевоза, - заторопился Аксен. «Пусть уйдет, а там я уж быстро обернусь с мешком и сетями».

«Спроваживает», - догадался Коноплев.

- Ин ладно, туда и направлюсь, - старшина закинул удочку на плечо и шагнул к кустам ивняка. - А это что?

- Да ведь говорил тебе: утром пара карасей… Ну может, больше…

Коноплев нагнулся и вытащил из мешка полуторакилограммового леща. Он давно уже не видел такой крупной рыбы с черной спиной. Разбухший ее живот был полон икры.

- А говоришь - карась. А ведь это лещ!

- Маленько и лещ был, - ответил побледневший Аксен.

- А разве ты не знаешь, что во время нереста леща промышлять не положено? Ты ведь должен сам соблюдать и других наставлять, а нарушаешь…

- Я-то что… Попалася в сеть, не выбрасывать же? Подумаешь, лещ… Их через месяц столько расплодится… Да ты возьми его себе…

- А ведь это ты мне взятку предлагаешь, Коскоков? - голос старшины налился гневом.

- Я по дружбе…

- Мне и по дружбе незаконно выловленная рыба не нужна.

Коноплев стал опорожнять мешок,

- Десять крупных лещей… Нет, это, Коскоков, не случайно. Случайно я тебе доверил удостоверение дружинника. Просчитался я, выходит. Ладно, разговоры в сторону, собирай рыбу в мешок и пойдем.

- Куда? Зачем? - сопротивлялся Аксен.

- Не прикидывайся, Коскоков, делай, что приказывают. Живо!

Аксен обреченно вздохнул, завязал мешок, вытащил из шалаша котомку с харчами, бросил в нее закопченный котелок и спросил:

- А сети куда?

- С собой бери. И вытащи те, что еще в озере стоят.

В аксеновской лодке тесновато: котомка, мешок с рыбой - не повернешься. На носу устроился хмурый Коноплев, на корме с веслом Аксен. У нерестилища возле пихт старшина ухватился за кол и скомандовал:

- Выбирай сети…

Коскоков неторопливо, оттягивая время, начал выбирать сеть. В первой, к счастью, не было ничего. Но во второй… Три леща и щука. Аксен, не выпутывая рыб, кинул сеть на дно лодки. Под тяжестью мокрых сетей лодка осела на корму, борта возвышались над водой с ладонь.

«Все, попался я на крючок. Теперь не выпустит, все припомнит. Штрафбм если отделаюсь - хорошо. А может и дело завести. Очень даже просто… А коль узнает, что в сельпо я щурят да плотву сдаю, - совсем пиши пропало!» - горестно размышлял, гребя веслами, Аксен.

- Товарищ старшина, прости, - как провинившийся первоклассник, Аксен пытался заглянуть в глаза Коноплеву. - Ну хочешь, всех лещей отдам в столовую. Или детишкам в детский сад? Хочешь?

- Греби без разговоров! - сквозь зубы сказал Коноплев. Он злился теперь уже на себя: какой-то проходимец, неграмотный, можно сказать, дядька обвел его, выпускника областной школы милиции, вокруг пальца. Да мало сказать - обвел… Еще и красную повязку ему доверил. Послал козла капусту стеречь.

«Нет, с лещами мне в сельсовет показываться не резон. Вызовет понятых, составит акт, а там уж прокурор разбираться будет», - размышлял Аксен.

Лодка вошла в залив. Течение стало сильнее, чувствовалось приближение реки. А вот и Сысола. Аксен правил на фарватер. Показался и перевоз. На берегу возле парома вышагивал Никодим.

И Аксен решился: «Лещей с сетями за борт! Пойди докажи потом!» Он бросил весла, схватил сеть с пойманной рыбой и кинул ее за борт. Лодка покачнулась и зачерпнула бортом воду.

- Ты что делаешь?

- Хватит! Ни тебе, ни мне… - и Аксен швырнул в воду мешок с лещами. Он пытался выбросить и последнюю сеть, но капроновая паутина зацепилась за пуговицу кителя старшины, рванувшегося с носа лодки к Аксену. Коскоков потянул к себе сеть, дернул и оборвал паутинку. От толчка Аксен не удержался в раскачавшейся лодке и шлепнулся в воду. Лодка накренилась, зачерпнула воды, но еще держалась на.плаву. Аксен вынырнул с выпученными от страха глазами, судорожно выплевывая воду. Он ухватился за борт, пытаясь выбраться, но лодка накренилась к нему и ушла под воду. Коноплев, как был в форме, оказался в ледяной воде. Только сверкнул на солнце алый околыш фуражки.

Вынырнув, старшина тряхнул стриженой головой и легкими саженками поплыл к берегу. Аксен скрылся под водой, но успел стащить сапоги и теперь, молотя, как вальками, босыми ступнями, подгребал, словно щенок, воду под себя. Но плавать Аксен был не мастер. Отяжелевшие телогрейка и брюки тащили его ко дну. И тогда он заорал истошным голосом:

- Тону! Тону!

От перевоза мчался Никодим с багром - он раньше всех услышал крики. Добежав до будки, он прыгнул в лодку и заработал веслами.

Течением несло к нему милицейскую фуражку. Никодим веслом подвел фуражку к борту, вытащил ее, положил на сиденье. «Уж не утопил ли этот гад участкового?»

- Спа-си-и-те! - совсем близко послышался охрипший голос, и лодка, выйдя из-за поворота, пошла по фарватеру. Никодим повернул голову и увидел: навстречу ему днищем вверх плывет лодка, а возле нее молотит ногами и руками по воде человек.

«Аксен! Точно, он! - узнал Никодим. - А почему фуражка плыла? Где же участковый?»

- Старшина! Ко-но-плев! - крикнул Никодим.

- Не ори, я здесь! - Под обрывом стоял старшина в трусах. Он выжимал галифе. Сапоги и китель валялись рядом с ним. - Захвати лучше рыбака в лодку. Он мне нужен…

Никодим подвел лодку к барахтающемуся Аксену:

- Лезь!

Аксен ухватился за днище своей лодки и дрожащим голосом повторил:

- Тону! Уто-пили!

Никодим ухватил Аксена за ворот телогрейки и втащил в лодку.

Пристав к обрывистому берегу, Зизганов сказал:

- Товарищ участковый, садитесь. У меня в будке печь топится и чайник стоит. Обогреетесь.

Коноплев натянул галифе, всунул ноги в сапоги и, взяв в руки намокший китель, влез в лодку. Усевшись на корме, он брезгливо глянул на дрожащего Аксена:

- Доигрался, рыбак! Теперь-то уж придется отвечать по всей строгости, дружинничек… Думал, дурачки вокруг тебя? Думал, не разгадают, отчего ты баб от своего погреба гонишь, когда милиционер идет. Деятель! - и Коноплев отвернулся от заскулившего Аксена.

Лодка шла к перевозу.

‹№ 33, 1973)

Перевод с языка коми В. Стерина