У рыбацкого костра

Нерль

- Июнь - на рыбу плюнь, - говорят некоторые рыболовы.

Но лишь в июне я имел время пожить на реке.

- Едем?

- Конечно!

Мы берем снасти и уезжаем с Юрой, худощавым, суматошным хлопцем лет пятнадцати, в Загорск, а оттуда - к реке, которая давно манит нас.

Это - Нерль. А рыбачить мы будем в том месте, где впадает в нее глубокая и спокойная Сабля.

В серых сумерках ранней зари мы отправляемся к острову. Колхозный пастух приветливо машет нам рукой: лишь он не спит.

Над Саблей - жидкое молоко тумана.

Слева кудрявится сосновый бор. Справа - тихая деревушка Ефимово: она лежит на пологой горочке, в рамке берез и лип. А впереди, куда идет наша лодка, глубоководная Нерль в высоких берегах. По ним широко раскинуты цветущие луга и массивы колхозных полей.

Мы выплываем на стрежень Нерли, проходим над омутом и сворачиваем направо, где лежит песчаный островок, темнеющий в туманной дали.

- Что это? - ёрзает на корме Юра, - глядите, да глядите же!

Я оборачиваюсь и вижу над водой золотистое тельце рыбы.

- Язь играет. Сейчас мы и будем его ловить.

Лодка останавливается у мысочка, и скоро наши поплавки острыми красными носами смотрят в розовеющее небо.

На левой удочке поплавок вздрагивает, несколько раз тычет хвостом в спокойную гладь воды и стремительно ныряет. Окунь!

Скоро начинает оживать поплавок на правой удочке. Он долго раскачивается, затем спокойно укладывается на бок и вдруг уходит против воды. Подсечка, легкий звон лески, крутая дуга на удилище, резкий всплеск - ив лодке трепещется толстобрюхий подлещик, похожий на карася. У Юры - два крупных окуня и елец. Началось!

Но это прелюдия. Мы ждем язей.

С вечера были исхожены с фонарем влажные от росы тропинки и грядки. В банках были у нас толстые - в палец - выползки. Нам ли не выждать язей? Они ни на минуту не прекращают своих игр: бьют хвостами, пускают пузыри, показывают головы. Один из них даже ткнулся носом в Юрин поплавок.

- Нахал какой, - кричит паренек, - я его непременно поймаю!

- Не шуми, - тихо говорю я, - рыба боится крика. Давай поглядим, сколько язей покажется за пять минут. Ты считай, а я замечу время.

- Тридцать два, - взволнованно шепчет Юра. - Вот здорово! А чего ж они на червя не берут?

- Возьмут, пусть только взойдет солнце…

Туман рассеивается. На кудрявых вершинах сосен начинает играть золотисто-розовый луч солнца. Навстречу ему вылетает жаворонок. Он ввинчивается в безоблачное небо звенящей точкой и пропадает в огнях зари. На лугу слышатся крикливые голоса девчат; чиркают в траве, звенят косы.

Оживление начинается и у нас: окунь, подлещик, елец, окунь!

Наконец раскачивается поплавок на самой большой удочке. Несколько раз он склоняется набок и вдруг исчезает. Я засекаю, а свободной рукой нащупываю подсачек. На конце лески ходит очень сильная рыба, она может сломать снасть.

Но снасть не сдается. Верткий язь показывает на миг золотистую спинку, тянет вниз, шарахается вправо, влево, упрямо борются с сачком, а потом гулко бьется о дно лодки и громко чмокает губами.

- Ух ты какой! - шепчет Юра, забыв о своих удочках. Я знаю: он и доволен и раздосадован. Ему непременно хочется поймать вот такую рыбину!

- А ты лови, лови, - говорю я, насаживая червя. - Дорога, брат, каждая секунда.

И мы снова застываем над поплавками, вокруг которых ходят красивые, сильные язи…

Но утро пропадает для нас. В Угличе открывают шлюзы, вода приходит в движение, наши крючки крепко цепляются за коряги.

Юра переходит на островок - ловить впроводку, и скоро я слышу натужное кряхтение и сдавленный крик:

- Вот так рыбка!

Юный рыболов силится выбросить рыбу на берег, удилище гнется до предела, но леска не подается.

Я отбираю к него удочку и осторожно преодолеваю сопротивление рыбы. Из глубины показывается лещ; он укладывается на широкий бок и, поглядывая на нас одним глазом, спокойно причаливает к песчаной косе.

- Вот я и леща поймал, - с дрожью в голосе говорит Юра, прижимая к груди серебристую рыбу. Глаза у мальчишки горят, кепка лихо сдвинута на затылок, он счастлив.

Я хочу, чтобы он стал хорошим рыболовом, и не даю ему захлебнуться от восторга.

- Ну, положим, леща-то поймал не ты. Клюнул он у тебя, а вытащил его я.

- Это нечестно, - кипятится паренек, - я поймал!

- Когда-нибудь поймешь, - подзадориваю я, забрасывая леску…

Мы стоим на островке более двух часов, солнце заливает нас ярким светом и теплом, а молодые колхозницы не зря трунят над нами. Клев кончился.

Отпихиваем лодку и идем к тихой заводи у берега ловить живцов. Хорошо вот в такое утро надеть на крючки серебристых, шаловливых плотичек и щедро раскинуть кружки у омута.

Но с кружками нам не везет.

В те редкие дни, когда в ведре у нас мелькают черные спинки ельцов, хлещет дождь или бушует ветер. А на реке много затонувших бревен от весеннего сплава. Чуть переместятся наши плавучие жер- лички, вот тебе и зацеп!

А в те зори, когда над затихшей рекой встает веселый рассвет, в ведре у нас пусто. Окунь ловится крупный, да и щука берет на него неохотно, а плотва или елец старательно обходит наши удочки.

- Что будем делать?

Это я обращаюсь к Юре. Он лежит на красном коврике из ароматной кашки и отдыхает после бессонного утра.

- Не знаю, - нехотя отвечает он. - Хотя постойте! Мы непло_г хо ловили плотву на ручейника. На Нерли это было, в прошлом году, за Переславлем.

- Молодчина ты, чудак-рыбак. Поехали!

Мы бежим к лодке по росистому берегу, пахнущему свежим сеном, бросаемся к веслам и целый день носимся по реке, поднимаем со дна кусты и коряги.

Силы покидают нас. Сидя на берегу, мы спрашиваем о ручейнике у ребятишек. Они понятия не имеют о подвижных домиках, в которых живут белые червячки, и удивляются, что на них можно ловить рыбу…

Раннее утро застает нас по дороге в Луки. Это километров десять от нашей деревни. Там последняя мельница на Нерли, там - в проточной воде - и надо искать ручейника!

Останавливаемся у знакомого старика колхозника.

- Слыхали когда-нибудь о ручейнике, Иван Яковлевич?

Иван Яковлевич теребит черную с проседью бороду.

- Нет, не приходилось.

- Домики такие в воде, - поясняет Юра, - склеены они из палочек или ракушек, а внутри червячок.

- Нет, не видал. С малых лет не доводилось, да и сейчас я каждый день у воды - гидростанцию свою строим, - а не встречал таких домиков.

Вооружаемся багром, идем на плотину, выворачиваем два воза хворосту, но безуспешно.

- Выходит, зря такую прогулочку сделали, - говорит Иван Яковлевич. - Вам бы пораньше приехать, сома у нас было много.

- А куда же он подевался?

- Намедни приезжали на машине трое, тол бросили в омуте. Мельница чуть не развалилась. Народ сбежался, а те прыгнули в машину и уехали. На другой день больше десяти сомов всплыло, и каждый, почитай, по пуду. Пришлось свиньям скормить.

- И не задержали вы этих бандитов?

- Нет.

- Хоть бы номер машины заметили.

- Ведь вот же - не догадались…

Мы возвращаемся молчаливые и угрюмые и если перебрасываемся иногда словами, то лишь о тех бандитах, которым надо бы сидеть на скамье подсудимых.

На нашей тропе канава с узкой кладью. Юра хочет взять ее с разбега и падает по пояс в воду, заросшую осокой и ряской. Выжимая брюки, он вдруг начинает прыгать на одной ноге:

- Нашел! Ручейник! Смотрите, на штанине нашел!

В это время к нам подходит мальчик лет десяти, рассматривает находку и говорит:

- Тоже мне дело. У нас на Буче таких вот домиков - сколько хочешь!

- А где эта Буча?

- Ручей-то? В лесу, верст пять будет.

- Проводишь нас туда?

- Тетка приехала, по грибы надо идти. А крючок дадите?

- Дадим какой захочешь!

- Ну, тогда приходите завтра, только пораньше…

Чуть свет мы будим Колю, долго упрашиваем пожилую женщину отпустить с нами племянника и быстро идем в лес.

- Страсть как много было домиков прошлым летом, - говорит Коля, еле успевая за нами. - У нас все есть: и тетерева, и утки, и грибы, а ягод - такое лукошко собрать можно, домой не дотащишь!

Приходим на Бучу, перерываем все кусты, завалы, находим десять домиков, дичи и грибов не видим вовсе.

- И куда все делось, не знаю. Вы теперь на Вьюлку идите, а мне домой пора, - бормочет Коля и убегает. А мы несем в баночке дорогую приманку и ругаем мальчугана, который поднял нас до света и увел так далеко от дома…

Старый пастух, сидящий на берегу Вьюлки, принимает близко к сердцу наш рассказ о ручейнике.

- Снимайте штаны, тут много домиков на корягах. Раз взялись, надо найти!

После долгих поисков мы находим еще с десяток домиков.

- Да ну их к черту, - говорю я. - Этак мы с тобой весь отпуск просидим в ручьях да в канавах.

Но Юра не сдается. Он поднимает над водой пожелтевшую еловую ветку: она, как молодыми шишками, густо усеяна круглыми домиками из хвои. Но пока мы издаем радостные крики, все домики отваливаются от ветвей и падают в воду.

Посмеиваясь, подходит к нам старый пастух и видит, как ветка за веткой вылетают на берег и как ручейником заполняется большой рюкзак.

Мы схватываем мешок за лямки и мчимся домой, на Нерль, к удочкам и кружкам…

Чуть брезжит рассвет. Как из сита льет мелкий холодный дождь. На крючках у нас ручейник, мы мокнем на берегу и ждем поклевки.

Вот и долгожданная плотва, но на живца она не годится, слишком крупна, похожа на воблу.

Первый раз мы отказываемся от хорошей рыбы, оставляем глубокую заводь, обрамленную тростником, и переходим к отмели. Через полчаса у нас в ведре больше двадцати замечательных, мерных живцов.

Как в сказке кончаются наши мытарства. Даже погода сжалилась над нами. Дождь прекращается, в разрывах облаков показывается солнце, на реке начинает играть рыба.

Под кустами у левого берега громко, смело бьет щука. Из воды серебристыми брызгами вылетает малек, а за ним, как торпеда, мчится красноперый голавль, оставляя за собой волнистую елочку следа. Возле кустов и осоки шумит, озорует окунь.

Мы отчаливаем от берега, отмериваем четыре лодки в ширину и, как цветок в клумбу, осторожно сажаем кружок на воду…

- Перевертка, - волнуется Юра, разворачивая лодку. Мы видим, как крутится и тонет кружок, затем всплывает и устремляется к середине реки.

Я берусь за леску, ощущаю, как сильно тащит наживку большая щука, и подсекаю. Огромная рыбина вся вдруг показывается над водой, извиваясь и встряхивая головой.

Мы забыли дома багор и подсачек, и я велю Юре грести к песчаной косе на левом берегу. Увалами, зигзагами идет за нами щука. У берега она перебивает поводок и, как колода, остается лежать на мели, закрытая на половину водой.

Юра падает на щуку, подминает ее под себя, барахтается в мутной жиже и убегает с рыбой в кусты.

- Ты куда? - кричу я. - В деревню, что ли?

- Такую рыбину поймали, и вдруг убежит!

Ему приходится поднять руки до уровня плеч, чтобы щука не касалась земли хвостом.

- Полпуда, небось?

- Так уж и полпуда. Килиграммов пять будет.

Мы ставим рыбу на кукан, заправляем кружок и глядим с берега, как наши красные жерлицы с белыми головками тихо плывут по стрежню Нерли.

К полудню у нас семь поклевок, четыре щуки. Затем поднимается ветер, мы собираем снасти и плывем к бору, где хотим половить на удочки…

Скоро мне удается вывести леща; Юра стоит за моей спиной и говорит с ноткой зависти в голосе:

- Счастливый вы, дядя Володя. Уж какого леща вытаскиваете, а у меня лишь окуни и ельцы. Наверное, удочки плохие.

- Удочки хорошие, но ты бьешь по воде удилищем.

- Ну и что же?

- А когда сидишь на берегу, то не прячешься.

- А зачем прятаться, место глубокое.

- Ты пугаешь крупную рыбу и ловишь одну мелочь. Вот посиди осторожно на моем месте, глядишь и выйдет что-нибудь, а я схожу позавтракать.

Я ухожу в лес, нагибаюсь, чтобы сорвать спелую ягодку клубники, но слышу крик:

- Да где же вы, помогите!…

Снова я осторожно подвожу леща к берегу и говорю:

- Возьми!

Юра схватывает рыбу за голову.

- Опять, небось, скажете, что не я поймал?

- Разумеется!

- Вот неделю просижу здесь, но без леща домой не приду!

Я улыбаюсь и ухожу. Медленно плетусь к дербвне, наслаждаясь ароматами цветов и хвои. Меня задерживают маслята на полянке: их золотистые шляпки видны повсюду. Я срываю алую землянику, румяную клубнику, кислые ягодки черники.

Возвращаюсь часа через два и приношу Юре обед. Лещ еще не пойман, это мне ясно без слов…

Вечером мы ловим окуней, но ждем крупную рыбу. Юра скрыт от меня ольшаником. Он сидит тихо, осторожно машет удилищем. Слышно, как он таскает окуней: они гулко бьются о берег и прыгают в траве.

Затем я слышу тяжелую борьбу за кустами. Выползаю на холмик и наблюдаю: паренек схватывается за удилище, сбрасывает кепку и поднимает леща из глубины на поверхность. Лещ вычерчивает широкие круги на спокойной воде и понемногу подходит к берегу.

«Бери», - хочу я сказать пареньку.

Но он не берет леща, бросает удочку, прыгает по грудь в воду и шарит руками в осоке.

Я вздыхаю и возвращаюсь на свое место. Проходит несколько томительных минут.

- Дядя Володя, крючок дадите?

- Иди, возьми!

Юра подходит ко мне в мокрых трусах и говорит со слезами в голосе:

- Леща упустил, крючок оторвался…

Поздно вечером мы идем домой. Нас встречает шумная ватага мальчишек. И все они с уважением смотрят на Юру, у которого в руках первый, действительно им пойманный лещ, широкий, как поднос, и такой дорогой, что ему и цены нет…

‹№ 1, 1950)