Пожалуй, у читающих эти заметки давно готов к их автору законный вопрос: «Чем занимается этот человек, почему всю весну и все лето бродит он по лесу? То, что сыновья-школьники летом бродят по лесным тропам рядом с ним, это понятно - в это время у ребят как раз школьные каникулы. А сам-то он?»
А у меня в этом году была большая работа. Одно московское издательство пожелало выпустить книгу-альбом о лесе. Текст для книги я мог начать писать тут же, после задания. Но вот беда с иллюстрациями. Самые разные фотографии, сделанные в разных лесах, у меня, конечно, есть. Но мне и издательству очень хотелось, чтобы фотографии в книге-альбоме рассказывали о жизни одного и того же леса с зимы до зимы. Вот и пришлось мне в этом году с зимы до зимы бродить по лесным тропам обвешанным различной фотоаппаратурой. Так что и походы мои к разным озерам были всегда целевыми - что-то там надо было сфотографировать.
Ну а мои сыновья, на счастье, оказались рядом со мной. Счастье это я угадываю в том, что вместе со мной искали они новые пути-дороги по лесам, находили новые для себя озерки и озера. И эти находки, надеюсь я, останутся в их памяти на всю жизнь, как осталась в моей памяти на всю жизнь река моего детства - Ока под Рязанью, ее высокий правый берег-яр, под которым всегда стояла самая крупная рыба и где у ночного костра в ожидании утренней рыбацкой зари мы, мальчишки, пугали друг друга самыми разными страшными сказками…
Вот и теперь мы идем еще к одному таежному озеру, идем тоже с большой рабочей целью - сфотографировать лесную избушку…
Избушку эту не так давно срубил местный житель Михаил Константинов, срубил так, как рубят теперь разве только в старинных сказках ловкие сказочные герои. Эта чудо-избушка очень нужна в моей будущей книге о лесе, чтобы сказать всем: «Нет, лес не только деловая древесина - и нынче в лесу есть, живет, рождается вновь умная лесная жизнь, где кроме деловой древесины есть еще и следы зверей, и песни птиц, есть ягоды, грибы и тайные глубины лесных озер».
Избушку Михаила Константинова я еще не видел, не видел еще и его самого, старательного лесного хозяина. Но слышал много о том, как крестьянский парень с холостяжных времен приобщился к хмельному зелью, да приобщился так, что позабыл жениться, а там за хмелем и не заметил, как из его родной деревушки разъехались по разным сторонам все его соседи и он остался совсем один. Вот тут-то и пришла трезвость! Пришла от характера старательного человека, рожденного, в общем-то, чтобы творить добро.
- Нет! Не умрет деревушка! Не дам! Вину полный отказ и за топор!
И взял Михаил Константинов в руки топор, взял теперь прочно, на всю оставшуюся жизнь. Сначала подправил свой домик в деревне, поднял его теремком посреди выстриженного косой лужка- пятачка в центре деревни. А там дальше принялся Михаил Константинов обихаживать и лес. Расчистил прежние тропы, устроил на лесных озерах причалы-присталища, а возле них легкие быстрые плоты. И стал его лес как сказочный город, а уж какой город без жилища-избушки. Так на берегу небольшого лесного озерка-ламбушки выросла-народилась и избушка-красавица.
В избушке было все: печь, постель, столик у оконца, посуда, пила, топор, немного продуктов, как в старые промысловые времена, когда вокруг жили охотники и рыбаки. И дверь в избушку, как и прежде, не запиралась на замок, а лишь припиралась снаружи батожком-сигралом, что лесной домик, мол, сейчас никем не занят.
Сам Михаил в избушке ночевал редко - поставил он ее, скорее всего, для людей, которые до сих пор похаживали к лесным озерам за рыбой. Думали многие, что забылись, мол, в лесу старые добрые времена и теперь, мол, разнесут эту избушку, растащат имущество лихие лесные гости-варяги. Но пока такового не случилось. Все было цело, на месте, хотя и посещал необыкновенное по нынешним временам лесное жилище самый разный прохожий люд.
Вот теперь и мы намеревались заночевать в лесном домике. К избушке мы подошли уже вечером, и света было, увы, маловато для удачной фотосъемки. Пока я разбирал вещи, мои мальчишки уже были на озере. Лешка, поменьше, послабей, не смог отстоять свое право на плот и теперь рыбачил с берега на удочку, а Сергей с плота помахивал спиннингом.
Такого плота мне еще ни разу не приходилось встречать. Он был собран их трех сухих сосновых бревен. Бревна были не очень длинными, но достаточно толстыми, чтобы держать человека. Этот короткий толстобокий плотик чем-то походил на небольшой тупорылый понтон, только крайние бревна этого понтона-плотика были аккуратно затесаны, отчего весь плот-коротышка приобретал все- таки явную осевую направленность-устремленность.
Шел плот легко, тихо. На нем, как обычно на таежных плотах, было седелышко-скамеечка, на котором и восседал рыбак-пас- сажир. При транспортном средстве было легкое, длинное весло.
Мне долго пришлось совестить, корить старшего сына, выманивая у него плот-игрушку. Наконец Сергей сдался, с неохотой причалил к берегу и передал мне весло и свой спиннинг - ведь должен же был и я тоже поклониться лесной воде.
Заброс. Блесна ложится возле травы, рядом с причалом… Раз- раз-раз… - небыстро вращается катушка, и тут жу тупой окуневый удар-остановка по блесне.
Окунек пузатенький, ершистый, как почти все окуни в небольших чистых таежных водоемах. Еще заброс, еще с десяток оборотов ручки катушки, и снова окунек бьет блесну.
Сергей с берега требует пощадить его и вернуть ему транспортное средство и снасть. Я подчиняюсь. Сын отъезжает чуть подальше, и там повторяется все то же самое: заброс - окунь, заброс - окунь.
Хватит! Рыба на уху есть. Озеро, хранимое честным человеком, щедро и благодарно.
Уха в котелке на костре. Рядом с кострищем и сухими чурочками для костра столик, лавочка. Ужинаем тут же, на воздухе, затем пьем лесной чай, любуемся озером и, конечно, сказочной избушкой.
У избушки стопочкой-поленицей сухие дрова для печурки. На стене, снаружи, под навесом крыши, удобно пристроена пила, рядом так же ловко прилажен топорик, как на инструментальном стенде в мастерской. Тут же котелок, чайник для тех, кто придет в лес без своей посуды.
Игрушечное оконце избушки глядит на озеро. На стекле оконца прощально посвечивают последние цветные полоски августовской вечерней зари, а на воду у причала, где стоит плот, только что упал желтый березовый лист - первая весточка-письмецо близкой северной осени…